Глава 1

Иду уже вторые сутки. Вроде бы, поскольку мое ощущение времени постоянно сбивается. И все время с неба каплет серая мокрая гадость, которую дождем-то не назовешь. Морось. А настроение какое-то подозрительно бодрое, какого у меня не было уже где-то с полгода. Как будто для того, чтобы жизнь начала казаться сносной, мне нужно всего-то глобальное преследование Мастеров по всей стране и уголовное дело, заведенное против меня лично. Да, еще и погоня на хвосте. Но, пока, по крайней мере, гипотетическая. Поскольку оставаться и проверять, а если она, у меня как-то желания не было.

Одета я в брюки, свитер и форменную куртку, которая вроде как непромокаемая, но на самом деле уже мокрая и тяжелая. На плече у меня сумка с несколькими банками консервов, батоном хлеба и двумя килограммами сахара. Да, еще нож и две шоколадки в заначке. Вру. Еще банка кофе, блокнот… ложка… не знаю, может, что еще завалялось. Я вообще собиралась в спешке. Наверное поэтому, не подумав хорошенько, в сумку запихала еще и неряшливо свернутую униформу СИ. С Мастерским значком на лацкане кителя. Глупость, конечно, а выкинуть жалко.

Так вот, настроение у меня, можно сказать, хорошее. Знать бы еще, куда это я направляюсь. Актуализацию, последнюю, я прошла в Стапине. Это от Темска моего километров так триста. Уровень у меня сейчас шестой, так что радиус действия мастерства составляет… Уровень, коэффициент восприимчивости, постоянная Ирмана… Дурью я маюсь, вот что. И так знаю, что семьсот километров. Ну, можно еще тридцатку накинуть, в принципе. На самый крайний случай. Вот и получается, что я могу кружить вокруг Стапина на поводке длиной 700 000 метров. Нет, конечно, можно попытаться прорваться и далее, но только Мастерством своим я безмерно дорожу. А возможности отбиваться от всяких нехороших покушающихся на меня личностей у меня за пределами зоны резко уменьшаются, а потом и вовсе пропадают. Да и здоровье у меня не железное, особенно психическое, которое явно пойдет на убыль, если я в условиях повышенной опасности не смогу кому-нибудь с помощью своих способностей по шее накостылять. В общем, подобные эксперименты над организмом меня не интересуют.

В Стапин я не пойду, несмотря на то, что в точке заземления мои силы значительно выше. Меня там каждая собака знает. А беседовать со своими бывшими коллегами инквизиторами на интересующие их темы вроде Заговора Пяти мне отчего-то не улыбается. По моему глубокому убеждению, этот Заговор Пяти — чья-то жестокая бессмысленная шутка. Можно подумать, пять Мастеров, причем, заметьте, все Идеи, собрались вдруг вместе и решили главу государства, то бишь, глубоко всеми уважаемого василевса, того, в расход. Мол их его политика не устраивает. Я, если честно, вообще не понимаю, как идейники могли на такое пойти. Заложенные в нас принципы такого не позволяют. Мастер Идеи — это, можно сказать, оплот Империи. Чушь какая-то…

Еще большая чушь считать, будто все имперские Мастера могут быть ввязаны в этот заговор. Да мы друг друга вообще плохо перевариваем, не то что там заговоры плести. Идиотизм какой-то. Сидела себе, работала, никого не трогала… Спасибо все-таки моему повышенному уровню восприимчивости. Я не собиралась лезть в мозги своему начальнику управления, честно. Просто он очень громко думал. И на меня косился при этом недоброжелательно. А я не люблю, когда на меня косятся. Потом еще бабка одна задержанная начала пургу какую-то мести насчет того, что нас тут всех повыметут, врагов человечества, чему лично она будет безмерно рада. И… и люди на улице… В общем, когда этот подозрительный гул вокруг меня стал невыносимым, я быстренько сбежала домой, переоделась и сумку собрала.

Решение дезертировать далось мне неожиданное легко.

Уже спускаясь по лестнице, я наткнулась на трех своих коллег, следующих по направлению к моему бывшему обиталищу с задумчивым видом. Отвести глаза троим несложно. Тут они меня недооценили, надо было толпу побольше брать. Так дальше, задумчивые, и пошли.

Ну и я пошла. В противоположную сторону.

Двигаться я старалась по лесу, но вдоль дороги. Спортивное ориентирование никогда не было моей сильной стороной.

Костер в лесу я скорее унюхала, чем увидела. Пахнуло дымком, и мне сразу захотелось туда — к людям. Не может же так быть, думаю, чтобы все население империи за мной охотилось. Должны же остаться на свете и не заинтересованные в моей поимке люди.

Гляжу — и точно. Костер, бревно. И три мужика рядом. Насколько могу судить — разновозрастные. Младшему лет так двадцати пять-двадцать семь, среднему чуть за тридцать. Старшему — ближе к сорока. Старший на бревне сидит. Средний у костра на корточках. Младший стоит, запрокинув голову. На луну, видать, любуется. Она сегодня большая и желтая. С пятнами.

Ну, думаю, влипла. Я одна, а их вон сколько. Вдруг война, а я уставшая. Но уже как- то все равно.

— Привет, — говорю, — мальчики.

И ставлю сумку у костра.

— Можно я с вами тут посижу немного?

И стою, как тополь, ожидая ответа. «Мальчики» же тупо на меня пялятся. Молча. А я так устала, что не то, что сканировать их не могу, а даже, если им придет в голову меня изнасиловать, попрошу найти место посуше и не будить.

Наконец тот из них, кто постарше на вид, двигает свою задницу в сторону, освобождая место на бревне.

— Садись, — говорит, — не жалко. Чаю хочешь?

Я тупо киваю. А вот дальше у меня какой-то провал в памяти. Потому что открываю глаза, а вокруг утро. А я лежу у костра, завернутая во что-то теплое и лохматое. И костерок уже дымится, а не тлеет. Двое моих ночных, хм, собеседников дрыхнут неподалеку. А третьего не видать. Сбегав по-быстрому под кустик, останавливаюсь в размышлении. В принципе, сейчас самое подходящее время, чтобы дернуть. А с другой стороны, ну не съели же они меня, и одежда вот, вся на месте, а, значит, неучтенного мною факта насилия над личностью скорее всего не было. А вдруг им в ту же сторону, что и мне? И, вздохнув, начинаю хворост собирать, изображая из себя субъекта, полезного для общества. Вот сейчас чайку бы я точно выпила.

Вернувшись, обнаруживаю, что старший уже сидит у огня и отрешенно так веточки в него подкладывает.

— Привет, — произношу с несколько заискивающими интонациями в голосе.

— Ага, — быстро отзывается он, — мальчики, я тут у вас посижу, а потом еще и посплю маленько.

Ну, если он рассчитывал на то, что я начну краснеть и блеять что-то в свое оправдание, то ошибся. Эти симптомы смущения еще в первый год работы в Инквизиции у меня прошли.

— Спасибо, — отвечаю и улыбаюсь на все имеющиеся в наличии зубы, — а у меня тушенка есть. Будете?

Ну кто, в здравом уме и твердой памяти отказывается от дармовой тушенки? Да еще и разогретой на костре, что придает ей дополнительную прелесть. Понятно, и эти товарищи не устояли. Быстро знакомимся. Старшего зовут Георгием, среднего — Сергеем. Младший — Егор. Причем в отношении младшего меня предупреждают особо. Не лезть. Ни с разговорами, ни, тем более в душу. Мальчик странный, больной, разговаривать не может. Понимает все, но лучше его не трогать. А вообще они братья, и вот эти, старшие за Егора кому хочешь голову оторвут, в том числе и мне. Не хотелось бы. Благо и кроме них желающих лишить меня верхней части туловища полстраны, а то и больше.

Они не сказать, чтобы сильно похожи. Так, что-то общее вроде проскальзывает, некий намек на родство, но не более. Георгий чуть выше среднего роста, коренастый. Волосы каштановые с проседью. Лицо широкое, с неправильными, но приятными чертами лица. Он как медведь. Сергей похож повадками на охотничью собаку — порывистый, подвижный. Карие блестящие глаза постоянно ласково улыбаются. Взгляд русоволосого Егора трудно расшифровать, но улыбка обаятельная. Он часто беззвучно смеется, показывая белые зубы. Его походка стремительна и легка. Егор, скорее, из семейства кошачьих.

Пытаюсь их тихонечко просканировать, чтобы хоть приблизительно знать, с кем дело имею. Чтобы не было потом всяческих сюрпризов. Не люблю.

И тут старшие поворачивают ко мне лица и начинают нагло ухмыляться. Вот сейчас их сходство очевидно.

— Ну что, — интересуется Сергей, — получилось?

— О чем Вы? — недоумеваю я.

— Ну так отсканить проводников ни у кого не получается. Даже любопытно, может, у тебя вышло?

— Нет, — вздыхаю я, — простите.

— На первый раз, — медленно произносит Георгий, — прощаем. Но больше так не делай.

— У нас иммунитет! — радостно поясняет Сергей.

Хм. И такое, оказывается, бывает…

— И что же вы здесь делаете? В лесу? — интересуюсь я после тщательного облизывания ложки от остатков волокон мяса.

— Тебя ждем! — смеется Сергей.

Георгий молча улыбается, как и стоящий за его спиной Егор.

— Не, — упорствую я, — серьезно! Вы, вообще, куда направлялись?

— А ты куда? — спрашивает Георгий.

— Я… В Стапин! — выпаливаю неожиданно для себя и вдруг понимаю, что именно туда мне и нужно. Причем, желательно, срочно.

— Ну и мы в Стапин! — прямо-таки восторженно восклицает Сергей. Георгий молчит. Егор улыбается и кивает.

Любопытно.

— А с вами можно?

— А ты готовить умеешь? — отвечает вопросом на вопрос Сергей.

— А у вас есть, из чего? — парирую я.

— Найдем!

— Тогда — умею.

— Тогда можно.

— Тогда собираемся, — вмешивается Георгий, — и в путь.

И тут у меня вдруг совесть просыпается. Такое нечасто, но бывает.

— Знаете, — говорю, — проблема одна есть. Я тут это… Короче, Мастер я, как вы, наверное, уже поняли. И еще бывший сотрудник инквизиции. Да, и я в бегах, за мной, полагаю, коллеги охотятся. Это ничего?

Гляжу в лицо старшему брату, потому что решения тут, похоже, он принимает. Заискивающе так смотрю. Лицо мрачнеет.

— Ма-а-астер, — протягивает он, — Мастер — это нестрашно. Инквизиция хуже. Но, думаю, мы это переживем. А поохотиться и мы не против.

Вздрагиваю. Впечатлительная очень.

— На зверушек всяких, — спокойно добавляет Георгий, — исключительно для собственного пропитания.

Зверушек я тоже люблю. Себя больше. Поэтому, если есть альтернатива — Майя Дровник или живность всякая, я предпочту, чтобы они отстреливали представителей фауны.

 

Глава 2

Теперь я спутниками обзавелась. Это радует. Интересно, чем ему СИ насолила? Или это просто нормальное недоверие к представителю власти? М-да, и с каких это пор, интересно, недоверие к власти я стала считать нормальным?

Решаем так и пробираться по лесу. Благо братья эти, как они мне нехотя объяснили, к лесу имеют самое непосредственное отношение. Серега — егерь, а Георгий, хоть и конкретную свою должность не называет, тоже откуда-то из той же оперы. Я-то человек сугубо городской, но, что интересно, моего мнения на данный счет никто и не спрашивал. Я же девушка робкая, смирная, с мужчинами спорить не приученная. В лес — так в лес. В койку — так в койку. Шучу.

Поселения всякие стараемся обходить стороной, во избежание неприятных инцидентов. Но есть у нас некоторые нужды, которые можно удовлетворить только лишь в населенных пунктах. Мы, с Георгием, к примеру, курим иногда. А больше пачки в руки в деревенских лавках все равно не выдают. Так что время от времени Сергею, как самому шустрому, приходится приобщаться к достижениям цивилизации. А мы его ждем с Георгием, потому что странный тихоня Егор тоже в это время куда-то испаряется.

Георгий этот напрягает. Он сам по себе крупный мужчина, голова такая большая, ладони. Еще и небритый. И со мной почти не разговаривает. Хмурится только и ворчит что-то себе под нос. А учитывая то, что я и волн от него уловить не могу… Боюсь я его, вот. А потому Серегу каждый раз жду с нетерпением.

И сейчас Сергей бегает где-то, Георгий молчит, насупившись, а я из листьев икебану собираю. Говорят, успокаивает. Думаю — врут.

Вот и средний.

— Держи, золотце, на память, — говорит ехидно ухмыляющийся Сергей, протягивая мне какую-то смятую бумажку.

Разворачиваю. О-паньки, дождались. На меня глядит серьезная вся такая, на все пуговицы застегнутая Майя Дровник. И надпись сверху — разыскивается. Подозреваемая в совершении особо тяжкого преступления. Мастер Идеи. Особо опасна. По возможности принять меры к задержанию. Какая я вся ОСОБАЯ, даже льстит самолюбию.

Георгий заглядывает мне через плечо, изучает объявление, потом косится на мою физиономию и выразительно хмыкает.

— Ну? — фыркаю я в ответ, — в чем дело?

— На фото ты моложе, — поясняет он, — симпатичнее.

— Конечно, моложе! — возмущаюсь я, — это же фото из моего личного дела. Оно же лет шесть назад сделано было!

Блин, все настроение испорчено. Мало того, что меня по всей империи с собаками ищут, так еще и внешность моя кое-кого, видите ли, не устраивает. Злые вы, уйду я от вас. Со временем.

Вечером того же дня я, вся такая нервная, ищу себе подходящие кустики подальше от сопровождающих меня лиц. А лес, как назло, из корабельных сосен, а под соснами только ягель и листья брусничника. Короче, кустов нет. И как я не обернусь, все мне кажется, будто меня видно. А поскольку я страшно раздражена, остановиться и подумать, что моя голая задница вряд ли кого здесь интересует, ума не хватает. Только я присмотрела себе хорошенькую ямку, как срабатывает встроенный в мой мозг тревожный сигнал. Я за последние дни так привыкла к отсутствию эмоционального фона рядом, что даже и не сразу смогла распознать его проявление. Тем более здесь, вроде бы, неоткуда ему взяться.

Угу, думаю, приплыли наши корабли в гавань Севастополя. И начинаю бодренько так отступать, стараясь производить шума по минимуму. Двигаюсь, естественно, в сторону своих спутников. И никого лишнего пока не вижу, только чувствую. Ерунда какая.

И что-то тревожно как-то. Чувствую, не добегу.

— Серега, — ору, что есть сил, — Серега!!!!

И вижу, что подрываются мои дорогие телохранители мне навстречу. Бегут, все трое. Вот только, успеют ли, потому что настроение мое все тяжелее и тяжелее. Бегаю я плохо, но вот предчувствую хорошо. И понимаю, что сейчас в меня будут стрелять. И даже знаю уже откуда. Сверху. С сосны этой, корабельной. А я ударить не успеваю!

Нет, в меня, конечно, раньше стреляли. Но не попали ни разу. И вообще, специфика моей работы позволяла в большей степени наговоры и порчу отражать, чем от пуль уворачиваться. Ну нет у меня такой технологии — пули на лету останавливать, а вот просчитать траекторию — это я могу. И вот по всем расчетам выходит, что совсем я избежать попадания не успеваю, но вот, если резко вправо, то только в руку… И не получается. Потому что Георгий, которому мои расчеты по барабану, вдруг вспоминает о своем долге защиты обездоленных и резко сбивает меня с ног. И, в общем, остается лежать на мне в несколько двусмысленной позе. Ну, скидывать мне его пока некогда, а потому успеваю найти глазами стрелка и послать ему мысленный импульс. Если коротко: слезай быстро. Очень быстро. В результате он падает с дерева, на котором устроил наблюдательный пункт и ломает себе шею.

Георгий, что интересно, остается лежать. А он тяжелый. И липкий. С чего бы это? Ну вот, вся куртка в крови. Сергей стаскивает с меня тело брата. Георгий дышит, что радует, но со свистами, что предполагает пневмоторакс, а это уже нехорошо. Егор маячит где-то неподалеку. Но что с него возьмешь, с болезного?

Основы медицины нам в Школе СИ, конечно, преподавали. Как и основы высшей математики. Спросите вот у меня сейчас, что такое логарифм. Иными словами, моих познаний хватило только на то, чтобы остановить кровь и сделать какую-никакую перевязку. Усилить регенерацию тканей я не смогла, поскольку, несмотря на все мои усилия, в разум Георгия не пробилась. Ну не Мастер я врачевания, не могу с тканями напрямую работать!

Сижу, устав от бесполезных усилий, размышляю о том, где бы врача найти.

Сергей как-то робко трогает меня за плечо.

— Что там?

— Не знаю, — вздыхаю я, — он меня не пускает. Лекарства нужны. Бинты, перевязку все равно менять придется, пенициллин.

— Дай, я сам попробую.

Сергей присаживается возле Георгия на корточки, долго глядит на него, будто взглядом пытается поправить что-то в организме брата.

— Все, — наконец выдыхает он, — что мог, я сделал. Но, не уверен, что поможет. Ты права, лекарства нужны. А лучше в комплекте с медиком.

А у самого лицо белое до синевы, зрачки расширены, на висках пот. Да, думаю, у людей в мозгах копаться, на это практика нужна. Это не по лесу со зверями бегать.

— Ладно, — решаюсь я, — ты говорил, тут городок неподалеку. Я найду помощь.

— Ты в розыске, — напоминает Сергей.

— В курсе. Но вдруг прокатит.

И начинаю вытаскивать из сумки свою любимую униформу. Почти не помялась, ткань хорошая. Эх! Это все, что осталось от любимой работы. Не считая воспоминаний, конечно.

— Иди так, — советует он, — ты на плакате в форме. Так будет безопаснее.

— Ну да, — говорю, — я в будний день буду по улице без униформы прогуливаться начну. Ты что, шутишь, что ли? Да это все равно, что объявление на грудь повесить — берите меня, я беглая преступница. Так хоть попробую отвертеться, если что. И вообще, ты знаешь, в лицо инквизиторам как-то мало кто заглядывает. Нас все больше по знакам отличия опознают. В смысле по погонам. И вообще, не отвлекай меня, займись братьями и не лезь под руку.

— Я с тобой пойду, — произносит Сергей, правда, несколько неуверенно.

— Ну да, конечно. Конечно, ты пойдешь со мной. А к вечеру мы вернемся как раз, чтобы похоронить успевшее остыть тело твоего брата. От меня тут помощи, как от козла молока, а ты хоть что-то можешь. И не дергайся. Мастер Идеи — вполне полноценная боевая единица. Ты в этом, полагаю, уже убедился.

Он неуверенно кивает. Переводит взгляд на Георгия, но тот ему пока помочь не может. А в их тройке решения принимает именно старший. Егор, кстати, снова куда-то подевался.

— Давай, солнце, не дрейфь! — бодро заявляю я и хлопаю его по плечу, — смотри за братом, я скоро вернусь.

 

Глава 3

Как-то вот я незаметность инквизиторов переоценила. Нет, на нас, действительно, не смотрят, но когда нас много. А здесь городок-то крохотный! Я иду по улице, и только ленивый в мою сторону не пялится. Хорошо хоть плакатов на столбах не видно с моей физиономией. Может, в эту глушь сводка еще не пришла? Будем надеяться, благо больше ничего не остается.

Где же тут больница? Ага, вижу аккуратный белый домик среди лохматых высоких рябин. Двухэтажный. Скорая рядом стоит. Вхожу внутрь. В приемном покое два человека — старичок и девочка четырех-пяти лет. Рядом с ними дама в белом халате. И лицо у нее такое располагающее, и испуганное, но чуть-чуть. Ровно настолько, насколько обычно пугаются люди при виде инквизитора в непосредственной близости.

— Что-то случилось, советник? — спрашивает она.

— Здравствуйте, да, есть небольшая проблема. Мой коллега был ранен в перестрелке. Я боюсь его переносить. Повязку я сделала, конечно, но…

— Вы хотите, чтобы доктор проехал к Вам?

— Да, конечно!

Люблю таких догадливых.

— Хорошо, — произносит она и улыбается, — Вы пройдите пока в соседнюю комнату. Подождите пару минут. Сейчас доктор освободится, и Вы ему все расскажете. Кофе будете?

— Буду, — скромно отвечаю я. Еще как буду!

Прохожу в соседний кабинет, присаживаюсь в креслице. Симпатичная девушка в униформе медика приносит мне крохотную чашечку горячего кофе. Кажется, все хорошо, только вот привкус какой-то странный…

Дура я. Расслабилась не вовремя. Ну кто мне мешал докторицу ту отсканировать? Кто? Совесть? Да шла бы она лесом, эта совесть! В результате меня, Мастера Идеи шестого уровня, полноценную боевую единицу, как я тут недавно утверждала, банально опоили. Нам наркотики нельзя. Мы под их воздействием вектор приложения силы найти не можем. Долго, они, правда не действуют. Так, минут сорок, не более. Но этих сорока минут вполне хватило, чтобы докторша успела вызвать СИ. Те, в свою очередь, убедились, что моя физиономия очень смахивает на ту, изображенную в сводке, которую они, естественно, получили. А дальше дело техники. Берем вяло сопротивляющегося Мастера и запихиваем его в изолятор временного содержания.

М-да, вот ты какая, помощь медицинская. Врача я нашла. В камере. Городок тут маленький, тихий. Ну, был раньше тихим, по крайней мере. Так что наличием нормальной тюрьмы власти пока не озаботились. А даже, если и озаботились (что я на их месте, учитывая растущую активность так и норовящих сдать с потрохами всех подозрительных лиц горожан, непременно бы сделала), то задумки свои еще не реализовали. Короче, камера эта, куда меня втолкнули без особых церемоний — и не камера вовсе, а часть подвала под мэрией. Кстати, похоже, представительство СИ тут же в мэрии и находится. Все власти, так сказать, в одном флаконе. Хороший выстрел из гранатомета и анархия гарантирована.

Здесь, кстати, сухо и тепло, хотя и темновато. Маты физкультурные на полу валяются. И крыс не видно. Если не считать крысой невысокое, худенькое и невзрачное на вид существо мужского пола, нервно вжимающееся в угол.

— Здрасте, — говорю, — девочек по вызову заказывали?

Фыркает и отворачивается. Ну, понимаю, что выгляжу я сейчас, мягко говоря, не как краса полей и огородов. Нос разбит, волосы дыбом, ногти обломаны (ну, это потому, что я, поняв, что с ментальным воздействием у меня нелады, начала царапаться, кусаться и лягаться. Не помогло). А форму СИ, надетую на меня, можно признать таковой только по сохранившемуся местами оливковому цвету. Согласна, не мечта поэта, но все же, можно и пообщаться. Тем более, что этого мне сейчас очень хочется.

— Майя Дровник, Мастер Идеи шестого уровня, экс-Советник Святейшей Инквизиции, — кокетливо заявляю я, — Вы кто?

— Артем Боровиков, — глухо доносится из угла, — Мастер Врачевания третьего уровня.

Вздыхает.

— Экс-главврач местной больницы, экс-хирург, экс… Сплошное экс.

— Ну что ж! — радостно восклицаю я, — есть повод начать жизнь с чистого листа.

Артем Боровиков начинает было смеяться, но охает и прижимает локоть к груди.

— Извините, — говорит, — не могу оценить Ваш юмор в полной мере. Мне благодарные пациенты ребро сломали. Точнее два.

— Ну, давайте, посмотрю, — великодушно предлагаю я.

— Спасибо, — хмыкает он, — нет необходимости. Повесить меня могут и со сломанными ребрами. Шея же цела.

Тут уже я начинаю нервно ржать.

— Повесить? Серьезно?

— Я-то? — ухмыляется Боровиков, — мне, знаете ли, приговор уже вынесен. Полагаю, и Вам решение по Вашему поводу огласят часа через два. Сейчас это быстро делается. Тройки собираются в этом же здании на втором этаже. А разводить церемонии с Мастерами они не будут. Считают нас особо опасными для общества. И, заметьте, небезосновательно.

А мне он нравится. Веселый такой парнишка. Оптимист. И левый глаз красивый — прозрачный, серо-голубой, реснички черные топорщатся. Правого не видно, потому что заплыл весь, как видно, от соприкосновения с рукой "благодарного пациента".

Сидим, молчим. Думаем, каждый о своем. Я, к примеру, о тяжелораненом проводнике, который ждет от меня медицинской помощи, и фиг дождется. Артем о чем-то другом. Косится иногда на меня и губы кусает.

Через три с половиной часа ожидания окошко на двери открывается.

— Эй, — орет кто-то, — коллега, подойди сюда.

Коллега… ну, вряд ли это друзья-врачи пришли навестить приговоренного Мастера. Стало быть, спрашивают меня.

— Что тебе? — ору, не двигаясь, впрочем, с места, — говори так, мне и здесь слышно.

— Иди сюда, мать твою.

Ну, подхожу. В окошко просовывается лист бумаги и ручка.

— Подпиши, — требует голос.

— Что это?

— Приговор. Поставь подпись в графе «ознакомлен».

— А что, если я не подпишу, приговор недействителен? — ехидничаю я.

— Пиши давай, юмористка.

Ставлю подпись. Выхватываю взглядом куски текста. 19 августа… 11.00… через повешение. Значит, завтра.

— Быстрые какие, — говорю.

— Ага, — хмыкает голос, — мы с врагами народа моментом разбираемся. Скажите спасибо, не сжигаем. Так что готовьтесь с медиком. Можете помолиться, или еще там чем заняться.

Он радостно и паскудно ржет. Окошко закрывается.

Поворачиваюсь к Артему.

— Нам тут предложили чем-то заняться, — комментирую я, — интересно, о чем это он?

Боровиков криво ухмыляется.

— Есть у меня одна идея.

Потом, когда он ее изложил, мы долго переругиваемся.

— Тем, — прошу я, а голос срывается, — Тема, ты не должен так поступать.

— Да? — злится он, — а какой выход они нам оставили?

— Тема, ты же знаешь, экстренная актуализация сделает из тебя инвалида, и это при самом лучшем раскладе. Срок-то тебе пришел. Кстати, а почему ты на курсы не съездил? Неважно. Я же смогу тебя только до своего уровня дотянуть — не больше и не меньше. И скорее всего, повышение на три уровня ты не переживешь. Я не могу так рисковать.

— А ты-то вообще здесь причем?

— В смысле? — искренне удивляюсь я, — по-моему, меня это, как раз, касается непосредственно.

Тема заползает в угол и глядит на меня оттуда рассерженными светлыми глазами. Ну, одним глазом.

— Я прожил здесь, — зло бросает фразы, — четырнадцать лет. Ко мне люди съезжались даже с соседних городов. Ты хоть можешь представить себе, сколько жизней я спас? Ну да, пусть это звучит патетически, но… Я хирург. Я и сам по себе неплох, не прерывай меня, я знаю… Но я ведь еще и Мастер. Пусть третьего уровня. Ты ведь знаешь, что это значит.

Я-то знаю, то есть представляю. Мастер Врачевания. Его уровень восприимчивости должен быть гораздо выше моего. И мне становится порой неловко, когда я вижу на улице человека, скажем, на мой взгляд, больного, и серьезно, но не знающего об этом. А ведь Артем, в отличие от меня, мог изменить все это. Мастер Врачевания мог сделать мир лучше сам и делал это. И ему, в отличие от меня Мастера Идеи, не приходилось доказывать ежедневно, что Идея это чего-то стоит. Мастер медик знал, всегда знал, для чего он создан. Помогать.

— Я, знаешь ли, — ухмыляется он, — местная знаменитость. Привык к славе и почестям. Личный врач главы города и все такое. И знаешь, что сказал этот самый глава города, когда к нему пришли утверждать ордер на мой арест? Он сказал, что всякая зараза должна быть уничтожена. Вот я зараза и есть. У меня была только работа и мое призвание, с семьей, сама знаешь, у нас проблемы… А сейчас выяснилось, что я зараза. Я вреден для общества.

— Да, но ведь…

— Не спорь со мной. Я знаю, что переживу актуализацию. Некоторое время. Но и ты пойми. Я должен им…

— Доказать что-то?

— Нет, отомстить.

Смотрю на него с недоумением. И начинаю понимать. Месть — это свято.

— Хорошо, — вздыхаю, — давай сделаем это.

Он криво улыбается, пытаясь, видимо изобразить на лице благодарность. Я же чувствую себя поганенько. Тоже мне, клуб самоубийц.

У парня сейчас подходящее состояние духа — неустойчивое, возбужденное. Сейчас немного подправим, усилим это. Ага, морщится, значит, мы уже близко. Экстренная актуализация, по сути, ничем не отличается от нормальной. То же изменение сознания, та же перестройка мышления с заземлением. Просто делается все это быстро, грубо, безжалостно. Подопытному не оставляется времени для того, чтобы воспринять происходящие с ним изменения и свыкнуться с ними. Спасти может только полное смирение, причем не то, какое достигается волевыми усилиями, а реальное, идущее от души, смирение и принятие. Смирение в моем пациенте, в принципе, присутствовало. Но было оно волевым, временным, и для цели выживания этого медика не подходило совершенно.

Два раза он у меня пытался поплыть. К счастью, моего опыта хватало, чтобы уцепить за кончик ускользающее сознание и вернуть его владельцу. Через полтора часа понимаю — процесс окончен. Артем лежит бледный, насколько позволяет судить об этом скудное освещение, дышит тяжело, но покинуть этот мир вроде пока не собирается. Чувствую себя Геростратом. То, что мне довелось увидеть во время, скажем прямо, промывания мозгов, подтвердило истинность его слов — врачом Артем был классным. Жаль, если выживет, таким ему уже не быть. Я подняла его уровень, но, извините, специализация у меня другая. А сделать то, о чем не имею какого-либо представления, я не могу. Поднять же ему уровень, сохранив профиль, мог бы только Мастер обучения. Я — не он. А потому валяется сейчас передо мной худой и жалкий Мастер Идеи. Шестого уровня. Экстренник-камикадзе. А самой мне хочется хотя бы малюсенький такой кусочек шоколада слопать и поспать. Часов так двадцать. А потом, чтобы проснуться, а всего этого и не было вовсе — приснилось.

Сколько сейчас времени? Часов восемь вечера. Если он дотянет до казни, у меня будет шанс выбраться, а, возможно, и его вытащить. Две шестерки в паре ученик-учитель, это… ну, впечатляющая такая вещь. Должна быть. Я не видела. И даже не читала, чтоб такое происходило. Только теоретические изыскания. Ну, не страшно, проверим. Мне вот терять нечего, а Артем, что имел, все уже потерял. Даже надежду, которая в этот раз умерла раньше своего носителя. А сейчас я скушаю последнюю завалявшуюся в кармане карамельку и усну. Силы мне завтра пригодятся.

 

Глава 4

Почему это недоразумение называется городом — непонятно. Жителей-то в этом захудалом поселении тысячи две. Хотя у них здесь целая одна площадь имеется. Перед мэрией, естественно. Иными словами, приговоренных далеко вести не надо. Двести метров, и пожалуйте на виселицу, драгоценные наши Мастера.

Артем удивительно хорошо держится. Не в моральном смысле, а в физическом. И не скажешь, что прошлым вечером перестройку сознания проходил. Идет сам, весь такой сосредоточенный, на меня даже не смотрит. А меня вот, между прочем, тошнит. Подозреваю, что от страха. Для меня на площади новую виселицу соорудили. Желтенькая, олифой пахнет. Какая честь.

Народ уже вокруг толпится. Не сказать, чтобы все были очень радостными — настроения всякие присутствуют. Сочувствующие физиономии тоже есть, а также недоуменные — это у тех, кто, как я полагаю, форму СИ на мне узнает. У них в этой деревне всего два инквизитора, вот они, родненькие, рядом топают, полные осознания выполнения священного долга перед Родиной. Но, видно, до сегодняшнего дня отправлять в расход своих им еще не доводилось.

Мы идем с Артемом рядом, чуть не касаясь друг друга. Именно, что чуть. А хотелось бы установить контакт. Обойдусь и без него, но так надежнее. А потому приходится споткнуться. Начинаю падать и связанными пред собой руками хватаюсь за плечо медика. Он охает (черт, про ребра забыла!), поворачивается ко мне лицом, и время останавливается.

— Воспринимай, — дрожащим от напряжения голосом произношу я, — бить буду я.

Я чувствую людей вокруг. Всех. Их эмоции струятся по пространству вокруг нас. Они хотят нас задержать, хотят, чтобы мы остались. Они ждут, когда мы погаснем — я и это белое пламя напротив. Нет. Нужно задуть их. Я полностью погружаюсь в огонь, и он становится все больше и жарче. Я слышу только треск дров вокруг…

Не знаю, сколько времени это продолжалось. Просто белое пламя стало гаснуть, и я вышла из него. Не успеваю подхватить падающего без сознания Артема. Руки-то все еще связаны. Так тихо. В недоумении оглядываюсь по сторонам. Люди лежат вокруг в разных позах. Лежат, не шевелясь. И отчего-то мне не хочется проверять, живы ли они. Вот медик жив, этого достаточно.

Быстро обшариваю карманы одного из своих бывших коллег. Нахожу складной нож и, пыхтя и матерясь, перерезаю веревки. Сначала у себя, потом у Артема на руках. Какое все-таки счастье, что у них приговоренных к повешению связывают, а не сковывают наручниками. Да здравствуют традиции!

Десять минут уходит на поиски двухколесной тачки. Ура на этот раз садам и огородам, которых в городке много. Взваливаю на тачку бессознательного Артема, который, хоть и совсем не толстый, но для меня тяжеловат, и быстро удаляюсь из городка, толкая своеобразное средство передвижения перед собой.

Намучилась же я с ним в лесу! Приходить в себя Боровиков не собирается, а пешеходных дорожек отчего то в тайге наделать никто не догадался. Но ничего, с грехом пополам продираемся к месту встречи.

Удивленно наблюдаю Георгия, который сидит себе спокойно на рюкзаке и куртку зашивает. Ну вот, ходи после этого за помощью, когда жертва так и норовит сама оклематься!

Вываливаю свой груз на траву.

— Это что? — интересуется Георгий.

— Врач! — гордо рапортую я.

— Врач, помоги себе сам, — меланхолично комментирует происходящее проводник.

— Ага. А ты чего один? Где твои братья-акробаты?

— Где-где… тебя пошли искать.

Я бледнею и нервно сглатываю.

— В город?

— Н-у-у, — спокойно протягивает он, — если это можно назвать городом…

Да, думаю, теперь это можно назвать городским кладбищем. И нашими общими с Артемом стараниями на этом кладбище есть два незапланированных трупа. Чудненько. Интересно, один медик способен заменить для Георгия двух проводников?

— А вот и они, — прерывает мои размышления Георгий.

И точно, топают. Серега, как всегда, как стадо слонов. А брат его, тихоня Егор, спокойно и неслышно.

— Ну ты, мать, даешь! — заявляет Сергей и смотрит на меня восхищенно, — это было круто, я заценил. Не знал, не знал…

Польщено улыбаюсь, для чего приходится опустить очи долу и обратить внимание, наконец, на моего помощника, так и пребывающего вне нашей реальности.

— С Артемом надо что-то делать. Он пережил… Большой стресс.

Георгий меланхолично пожимает левым плечом.

— Сделаем, — обещает он, не впервой.

Общими стараниями заворачиваем Артема в одеяло и помещаем ближе к костру. Ему сейчас нужно тепло. А когда (если) очнется, много горячего чая с сахаром. Потому ставим котелок с водой на огонь. Ждем.

— Рассказывай, — велит Георгий брату.

По словам Сергея получается, что они с Егором появились в городке ночью. Пошли в таверну. Выяснили там, какое поутру для народа зрелище организовано. Сложили два плюс и два и уяснили для себя, что я по-глупому попалась. Стало быть, надо было что-то с этим делать. Организовать мой побег по всем расчетам не удавалось. Ну, они и решили, что я девочка умная, переполох затеять с утра сумею, а они помогут, чем могут.

Ну а с утра я такое сотворила…

— Ты споткнулась, а я подумал — ну вот, и что с такой доходягой делать. А потом ты вцепилась в него вот (кивок в сторону свернутого в куколку Артема), и вы начали светиться. А все вокруг падать…

— А потом?

— А потом я не помню, потому что и сам вырубился. Ты, понимаешь, и меня как-то достала.

— Но люди выжили?

— Не все, — уклончиво отвечает Сергей.

Чувствую, что бледнею.

— Сколько?

— Трупов?

— Да!

— Я не считал. Но в радиусе примерно метров семи-восьми от вас не выжил никто.

Что-то меня снова тошнит.

— По-моему, это справедливый размен, — жестко замечает Георгий, глядя на меня прищуренными злыми глазами, — две жизни невинных за несколько десятков зевак. И не вздумай ныть.

Ага! Можно подумать, это легко — не ныть.

— Зато, — ехидничает Сергей, — у нас теперь с собой не недобитый Мастер, а прямо-таки оружие массового поражения.

— Да, — ворчу, кивая в сторону Боровикова, — если этот… плутоний выживет, будет у вас оружие массового поражения. А пока фиг знает что, и сбоку бантик.

— Выживет, — спокойно заявляет Георгий.

— Ты так в этом уверен?

— Знаю.

— Откуда такая уверенность?

— А вот ты займись лучше им, вместо того, чтобы сопли по лицу размазывать.

Хамит, парниша! Хотя, по делу хамит.

Склоняюсь над Артемом, чтобы проверить, как он там, нет ли ухудшений. И понимаю, что парень спит. Просто дрыхнет. Поразительно! То ли учебники врут, согласно которым он должен был уже скончаться в мучениях, то ли медик этот — феномен какой-то, то ли я — гений экстренной актуализации. Но, судя по его порозовевшей физиономии, откидывать копыта Боровиков явно не собирается. Бужу. Вливаю в него почти насильно литр чая. Глюкозы бы еще внутривенно. Но жаль, захватить не догадалась. Медик снова засыпает, а я тут вспоминаю, что меня недавно обидели, и решаю разобраться.

— А чего это ты меня все время строишь! — возмущенно шиплю я, поворачиваясь лицом к Георгию.

Тот молча встает и торжественно удаляется, мол, плевать он хотел на мое недовольство.

— Нет! — говорю я, глядя уже на оставшегося в наличии Сергея, — в самом деле, что это за обращение с женщиной?

— Ну а как с тобой еще обращаться, Майя? — серьезно отвечает он, — если он тебя строить не будет, ты же никогда до Стапина не доберешься. То тебе подумать надо, то порыдать. А это все времени требует и сил. Я вот с тобой ничего поделать не могу. А ему удается. Так что терпи, старушка.

— А вам-то какое дело, доберусь я до Стапина или нет?

— А мы ответственность за тебя несем. Мы же проводники. Вот ты нам еще одного Мастера на шею повесила. Ты хоть поинтересовалась, где он актуализацию прошел?

— А вам это зачем?

— Ну, его-то тоже отвести надо будет, — вздыхает Сергей.

— Что?

— Язык бы тебе, Серый, отрезать, и сам знаешь куда запихнуть! — зло встревает в нашу интригующую беседу неведомо когда появившийся рядом Георгий, — что ты болтаешь раньше времени!

— Но я думал… — бормочет Сергей, опуская голову.

— А думать тебя никто не просил!

Понимаю, что ответов на начавшие меня мучить вопросы я сейчас не дождусь.

— Здесь, — говорю, — прошла его последняя актуализация. Если вам от этого станет легче.

Оба глядят на меня в недоумении.

— Но, — начинаю оправдываться я, — я думала, вы поняли. Я ему уровень подняла, чтобы эта самая ядерная бомба могла получиться. Он сам меня об этом попросил. Он теперь мой Ученик, если вам это о чем-то говорит.

— Черт, — выдыхает Сергей, — офигеть…

— Значит, он останется здесь, — жестко заявляет Георгий.

— Вы шутите, — удивляюсь я, — как это здесь? Его же сожрут и не подавятся.

— О нем позаботятся, — возражает проводник.

— Кто? Палач? — ору я, забыв о том, что предмет обсуждения спит и нуждается, в общем-то, в тишине.

— Каждый Мастер выше четвертого уровня должен ждать на своем месте.

— Его убьют!

— Нет. Она не позволит.

— Кто "она"?!!

— Я не уполномочен давать тебе разъяснения, — безапелляционно сообщает мне Георгий.

— А я не собираюсь тебе подчиняться, — естественно, возражаю я.

— Майя, — раздается тихий и все еще слабый голос медика, — я не смогу уйти отсюда. Я должен остаться.

На некоторое время я впадаю в ступор и тут слышу.

— Ну, где у нас здесь больной?

Тут я вообще перестаю понимать, что происходит. То ли у меня галлюцинации, то ли что. Сквозь кусты продирается веселая такая толстая бабенка средних лет. Именно она наличием больных и интересовалась.

— Я — больной, — шелестит Артем и доверчиво улыбается.

— Так мы тебя скоро вылечим! — радостно сообщает она.

— Вы кто? — шепчу я и изумленно вытаращиваю на нее глаза.

Она переглядывается с Георгием, причем последний ей весьма благожелательно улыбается.

— Я — проводник, — отвечает женщина, — его проводник. А вам идти пора. Вы не переживайте, все с ним будет хорошо. Одеяло только оставьте, и тачку. Ладно?

Мы синхронно киваем. Затем быстро собираем вещи и трогаемся в путь. В молчании.

 

Глава 5

Примерно через час я не выдерживаю.

— Сергей, — спрашиваю, — проводники это кто, секта какая-то? Общество по оказанию помощи терпящим бедствие Мастерам? Вы кто?

Сергей только ухмыляется и молчит. Георгий вообще делает вид, что меня рядом не наблюдается. Ну а Егор, как всегда, бегает где-то по кустам. В общем, не видно его и не слышно. Обычно он только на местах стоянок появляется, ну, и сейчас не исключение. Интересный, кстати, парень. Есть в нем что-то такое, вкусное…

— Не, в самом деле, я так не могу! — жалобно ною я.

И тут не выдерживает Георгий. У него точно на мое хныканье аллергия.

— Береги дыхание, — рявкает он, — все ты узнаешь в свое время.

Я его явно раздражаю. Интересно, чем?

Мы не можем идти кратчайшим путем. Нам приходится огибать все крупные поселения. Парни мои обросли окончательно, а я последний раз голову мыла в озере километров так сорок назад. Теперь вот косички заплетаю, чтобы выглядеть более-менее прилично, и чтобы ветки за космы не цеплялись. Все же слишком тяжело нам даются эти триста, или сколько их там было, километров.

Больше всего мне хочется помыться горячей водой, поесть чего-нибудь домашнего и поспать не на травке, а на вполне нормальной кровати. С подушкой и одеялом. И, если честно, я постоянно ною на эту тему. Довела до белого каления даже обычно снисходительного Сергея, а уж Георгий так вообще, по-моему, мечтает меня где-нибудь закопать. Желательно, в вечной мерзлоте, чтоб поглужбе.

Но, в конце концов, именно от моего потенциального убийцы Георгия поступает дельное предложение.

— Хорошо, — говорит он, — я тебе устрою и постель, и горячую воду. На одну ночь. Ладно? Вот только, чтобы ты нас больше не доставала. Обещаешь?

— По этому поводу? Ну, обещаю. А как ты это сделаешь? Осторожность, и все такое…

— Не все же люди — звери. У меня есть одна знакомая, скажем так, времен ранней молодости. У нее частный дом на окраине села. Баня своя. Село неподалеку. Километров семь. Вот если ты молча до темноты эти семь километров пройдешь, будет тебе все, что душе угодно. Не пройдешь — ночуешь в лесу. И котелок чистишь вне очереди. Такой расклад устроит?

Задумываюсь. Семь километров до темноты — ерунда. Не так уж я и устала сегодня. Но вот молча… Здесь придется делать над собой невероятные усилия. Хотя ночь в тепле и неге, наверное, того стоит.

Утвердительно киваю ему и бодро шагаю вперед.

— Май, — окликает Георгий, — ты мне не ответила, тебя это устраивает?

Поворачиваюсь к нему лицом и снова киваю, сохраняя на физиономии чрезвычайно серьезное выражение.

— Ага! — догадывается он, — ты молчишь! Молодца. Ну, тогда нам направо.

Я сделала это! Нет, я горжусь сейчас собой больше, чем после сдачи вступительных экзаменов в Вышку. Хотя это понятно. Там меня впереди ждало некоторое количество лет учебы, а здесь — классическая замечательная награда. Баня, еда и постель.

К селу мы подходим в сумерках. Долго огибаем его по окраине, шарахаясь от звуков и теней. Нужный дом, на наше счастье, действительно стоит сам по себе. И собак поблизости не видно, то есть лаять на нас пока некому. Георгий, наш флагман, гордо шествует впереди. Мы трое плетемся чуть поодаль, пыхтя и спотыкаясь.

Тук-тук. Дверь открывается сразу, будто нас ждали с минуты на минуту. На пороге стоит стройная невысокая женщина, одетая в длинное, до середины икр платье. Лица не видно. Темно.

— Дусенька! — шепчет Георгий.

Оказывается он, при желании, может быть и ласковым.

— Жора! — нежно отвечает она.

Ага, для нее так «Жора», а для нас, так только «Георгий». Хотя Георгий ему, на мой взгляд, больше подходит. Солиднее как-то.

— Дусенька, не приютишь нас на ночь? Меня, Серегу — брата моего, ну, ты в курсе. Серега, иди сюда. Познакомься, это Евдокия, моя хорошая подруга.

Серега выходит из тени, важно кивает и даже ручку этой подруге целует. Джентльмен, блин.

— Очень приятно, — говорит он с придыханием.

— Взаимно, — отзывается Евдокия.

И тут меня начинают мучить какие-то нехорошие предчувствия. Так в душе все свербит и чешется. И очень хочется сбежать обратно в лес, и черт с ней, с травкой, посплю и на ней. Морда в росе — умываться не надо. Но пути назад нет. Сама напросилась.

— А это Майя, — продолжает официальную часть Георгий, — наша знакомая.

Ну, моя очередь делать шаг вперед.

И тут мои дурные предчувствия обретают форму.

— Куда ты меня привел?

— Кого ты ко мне привел?

Эти две фразы мы с Евдокией произносим одновременно.

Помню я эту… женщину. Сколько она, зараза, крови мне выпила! Утешает одно — я в долгу не осталась.

А Георгий глядит на нас в недоумении. Взгляд так и мечется с одной на другую. А мы сопим молча. Я так подумываю, не вцепиться ли ей в космы. Судя по ее физиономии, наши мысли текут в одном направлении.

— Извините, — вмешивается Сергей, — а мы можем войти? А то внимание к себе привлекаем. Излишнее.

Ну ладно. Входим, там входим. А в доме неплохо. Чистенько так и чем-то вкусным пахнет. Заметно, правда, что мужчина здесь на постоянной основе не водится. Стол какой-то покосившийся, пол скрипит, а вокруг, куда ни глянь, всякие рюшечки и салфеточки розовенькие. Ставни на окнах, кстати, тоже в розовый выкрашены. Женское такое обиталище.

Стою и думаю: какая жизнь, все-таки, штука интересная. И какая Империя у нас, оказывается, маленькая по размеру. Прямо-таки крошечная! Куда не сунься — везде знакомые.

Да и тут, встреча на Эльбе, не меньше. Восхитительная наша Зинаида Львовна. Только выглядит она сейчас иначе — попривлекательнее как-то, и зовут ее почему-то Дусечкой. Я ж ее, заразу, помню. Мой лечащий врач, когда-то. В Монастырской такой тишине. Она очень удачненько сбежала перед соответствующей проверкой. Я-то ее точно не забуду, но, видать и ей Майя Дровник в свое время встала поперек горла. Ума не приложу, что может связывать эту криминальную личность с моими вполне благопристойными, на первый взгляд, проводниками, но что-то ведь общее есть! Георгий вон весь так к ней ручки свои волосатые и тянет. А она все на меня косится. Нет уж, я предпочитаю гетеросексуальные отношения. Причем без садистской подоплеки. Помню я, помню, как ловко она с травками всякими управлялась. Век того своего отупения не забуду. Очень, знаете ли, неприятное ощущение.

Георгий, впрочем, гладит на нее, как дворовая собака на сардельку, облизываясь и предвкушая. А она на меня — как та же собака на кость. В смысле, явно желает загрызть. Спасибо тебе, Жорик, за такую баньку.

Сидим за столом. Пьем чаек из разноцветных чашек. Пирожки с капустой кушаем. Вкусные, кстати. В баню что-то я пойти не решаюсь. Как бы она не сгорела ненароком. Вместе с некоторыми бывшими инквизиторами. И спать мне уже не хочется.

— Ну-с, — спрашивает Евдокия, она же Зина, — какими судьбами у нас тут оказались?

— Да вот, — отвечает Георгий, — решили мы в Стапин податься. А машина сломалась. Так мы пешочком. Проходили мимо, да я о тебе вспомнил. Дай-ка, думаю, зайду к своей старой знакомой.

При этом он все это так неестественно бодро проговаривает, что если бы даже я не знала, что это вранье полное, и то бы не поверила. Она, полагаю, тоже не дура.

Снова пауза, во время которой мы все с интересом разглядываем содержимое тарелок, как будто за последние две минуты в них могло появиться нечто, неизвестное науке.

— А вы, я так понял, друг друга знаете? — интересуется Сергей, поглядывая по очереди на меня с Дусей-Зиной.

Мы синхронно киваем.

— Встречались, — говорит хозяйка дома. Я вздрагиваю. Как противно она это произносит!

— Да, — поддерживаю я, — ПО РАБОТЕ.

Молчим. Наконец Евдокия не выдерживает.

— Ну что ж, — произносит она, — вставая из-за стола, — баньку вам натопить?

— Спасибо, — говорю, — не стоит затрудняться. Мы как-нибудь так. Переночуем и пойдем. А за пирожки спасибо.

А у самой меня эти пирожки уже поперек горла встали. В буквальном смысле. Не зря я говорила, что дама не без способностей. Видать, успела нашептать или подсыпать что-нибудь этакое, гарантирующее неприятные последствия для организма.

— Где у вас тут, — интересуюсь, — здесь дамская комната расположена? В смысле сортир?

Естественно, во дворе. Слегка покосившееся деревянное строение с дырой в полу. Надо быстро очистить желудок. Первое правило инквизитора — никогда не употреблять пищу в доме подозреваемого. С пищей проще всего наглотаться какой-нибудь потусторонней гадости, которую выводить потом будешь годами, если, конечно, она сразу тебя не прикончит.

Возвращаюсь в дом. Теперь этап номер два. Провести эту ночь без членовредительства. Провести ночь в доме подозреваемого. Это тоже делать категорически не рекомендуется. Но куда деваться? А она уже стелет мне в гостевой комнате на диване. И молчит при этом очень подозрительно.

Мужики решили спать в бане, чтобы не смущать дам своим присутствием. Ну, меня, допустим, они вряд ли бы смутили. Значит, либо ее стесняются, либо Евдокия сама их об этом попросила. Черт, а спать-то как хочется.

Простыни чистые, пахнут приятно, мятой. Подушка мягкая, небольшая, как я люблю. А спать нельзя. Но удержаться совсем не получается. И всю ночь напролет я то проваливаюсь в сон, то просыпаюсь. А когда засыпаю, вроде бы на минутку, успеваю увидеть каждый раз какой-нибудь любопытный кошмар. То на меня нападают какие-то беременные тетки, вооруженные вениками, которых я во сне почему-то страшно боюсь. То мои бывшие коллеги оборачиваются стаей бешеных обезьян и пытаются затащить меня на дерево. То еще какая-то лабуда. И только под утро я вижу кошмар очень и очень полноценный. Мне снится казнь Артема Боровикова. В подробностях. Как его находят посланные на наши поиски активные горожане, волокут его, еще слабого, в город, бьют. И вздергивают на виселицу без лишних комментариев. А я вроде как присутствую все время рядом, а сделать ничего не могу. И понимаю во сне — ведь это я его бросила. Если бы мы взяли его с собой, он бы жил! Сделав над собой усилие, просыпаюсь. И ощущение такое, будто я не спала, а вагоны грузила. На улице еще темно, но я выползаю на крыльцо. Нахожу в кармане куртки последнюю сигаретную заначку и курю. И думаю — приснилось мне это или так реальность исподтишка прокралась. И как мне погано при этом — словами не описать.

Часа через полтора из бани вылезают Георгий и Сергей. С довольными мордами. Потягиваются. Тут же откуда-то сбоку выплывает Егор со своей всегдашней загадочной ухмылкой. Косится на меня молча. Взгляд умный, многозначительный. Совсем не как у больного и находящегося слегка не в себе человека.

Впрочем, разговаривать с ними о сновидениях бессмысленно.

 

Глава 6

Согласиться пить чай в доме Евдокии (она же Зина, она же неизвестно кто еще) я уже не могу. И побоку вежливость. Еще полчаса в туалете, и я вообще никуда не пойду. Лягу здесь, и закопайте меня под забором.

Попьем чуть позже. На привале. И вообще, ощущения у меня какие-то нехорошие. Будто нужно ожидать крупную напасть.

И точно, не успеваем мы покинуть село, как натыкаемся на засаду. А я, мягко говоря, не в лучшей форме. Спать хочу зверски, да еще и голодна. Не слишком подходящее состояние для ведения открытых военных действий. Их семеро. Трое ждут в машине, припаркованной вон за теми кустами. Двоих я вижу — изображают из себя сельских жителей, целеустремленно прогуливающихся по улице десять метров туда и десять обратно. Двое тоже неподалеку, только их точное месторасположение я пока выяснить не могу. Семеро — это ровно на одного человека больше, чем количество лиц, с которыми, гипотетически, я могу справиться, находясь в нормальном физическом и душевном состоянии. И еще это ровно на семь больше, чем то количество, с которым я могу справиться именно сейчас.

Был бы Артем рядом…

— Нас ждут, — предупреждаю я проводников на всякий случай. Но понимаю, что и они что-то учуяли. Уж больно похожи на спаниелей перед дичью — носы вытянуты, лапы поджаты.

— Ваша знакомая, Георгий, — не удерживаюсь я от ехидного комментария, — сдала нас, как стеклотару.

— Не факт, — возражает Георгий. Хотя уверенности его голосу не хватает.

— Мы здесь не пройдем, — говорю, — надо возвращаться. Обходить с другой стороны. Мы с ними не справимся.

Георгий кивает Сереге, и тот бежит исследовать пути к отступлению. Возвращается через пару минут.

— Не получится, — говорит, — там патруль. Внутренние войска. Человек десять-двенадцать.

Ой, как обложили. Быстро они народ набрали. Да еще и столько. На одного уставшего Мастера и двух с половиной проводников.

— Ну, — вздыхаю, — пошли вперед. Разберемся как-нибудь.

И тут же сама притормаживаю их. Жестом.

— Подождите, — шепчу, — дайте я попробую одну штуку.

И подкрадываюсь ближе. Пусть для драки я сейчас не гожусь, но пару задумок реализовать сумею.

Нас еще не засекли. Я это чувствую. И понимаю также, что те двое, на дороге, сильно раздражены. Они уже несколько часов здесь фланируют, устали. У одного из них морда такая красная, и уши лопухами. Ну что же, настраиваюсь на трансляцию.

Слышь, — шепчу второму, — ну и уродец у тебя напарник-то. Он вздрагивает. И тут подкидываю мысль первому: а он тебя уродом назвал!

Второй, красномордый, встряхивается, как собака после лужи.

Урод, — добавляю я.

— Что ты сказал? — интересуется красноморденький.

Его более привлекательный товарищ краснеет. Почти догоняет своего партнера по окраске.

— Ничего, — отвечает он, — ты лучше за дорогой смотри.

Морда лопоухая, — добавляю я.

— А ты что, красавец, что ли? — не выдерживает жертва моих нападок.

— Да уж до тебя далеко, — нечаянно вырывается у второго.

— Зато не нажираюсь, как некоторые! — возмущается красномордо-лопоухий. Спасибо, зайка, помог. И тут же подкидываю ему картину того, как его товарищ нелепо копошится в канаве. Грязный и полуголый. Красноморденький весело хрюкает.

— Ты чего ржешь? — с подозрением осведомляется его более симпатичный коллега.

— Да так, вспомнил кое-что.

Еще через пять минут общих воспоминаний парни начинают бодро и эффективно бить друг другу морды, попадая время от времени и по другим жизненно важным частям тела. Ну, пока они так увлечены, переключаюсь на тех, кто ждет в автомобиле. Грузовичок с будкой, предназначенный для перевозки заключенных. Ой, что-то они разбежались с дележом шкуры не пойманной меня.

Продолжаем передачу по заявкам радиослушателей. Настраивайте ваши радиоприемники и готовьтесь следовать полученным инструкциям. А они следующие.

Машину нужно прогреть. Холодно. Окна вот запотели. Заводимся. Ага, чудненько. Теперь включаем первую передачу и снимаем автомобиль с ручника. Как зачем? Проедемся чуток вперед. А вдруг они ушли? Надо проверить. Да, мы едем к тому милому домику с розовыми ставнями. Быстро едем, потому что у нас предчувствия нехорошие. Очень быстро!!!! Кстати, а передачу переключить не хочешь? Умничка. Ой, что это?!!! Где педаль тормоза? Она оторвалась?!! Она испарилась? А она была?

Ну и все. Грузовичок въезжает в дом Евдокии под аккомпанемент разноголосых воплей.

Возвращаюсь к проводникам вся такая удовлетворенная.

— Мальчики, — говорю, — тут еще два индивида остались, но я ними разберусь.

Ухмыляются.

— Мы уже разобрались, — говорит Сергей, — предоставили им, так сказать, время для раздумья. В колодце.

— Ну что же, — радуюсь я, — пора смываться.

А сама чувствую — ноги не идут и глаза закрываются. Переоценила я свои силы в очередной раз. И вообще это вредно — много на себя взваливать, когда рядом такие хорошие помощники имеются. В итоге эти самые помощники меня в лес и утаскивают. На руках. По крайней мере, до леса доносят. Дальше я уже на своих двоих телепаю, если можно так назвать мое неуверенное провисание на руке у Сергея. Очень приятно, не перевелись еще мужчины в имперских селениях.

Пожрать бы еще и поспать — было бы совсем замечательно.

Особенно поспать. С кем-нибудь. Во, с Серегой! Какой он милый… Какие у него руки теплые.

— Сереж, — спрашиваю, — а под свитером ты, наверное, такой же теплый?

И тут же пытаюсь это проверить. Проводник недоуменно отстраняется.

— Май, ты чего?

— Ничего, — мурлыкаю я, — а давайте где-нибудь остановимся, а то у меня что-то ноги заплетаются.

— Рано еще, — бурчит Георгий, — нужно дальше отойти.

Ух, какой нехороший! Ой, бабочка!

— Мальчики, это бабочка! — верещу я и начинаю гоняться по лесу за каким-то ошалевшим желтым мотыльком. Усталости как не бывало. Люблю весь мир отчаянно! Вот Георгия только не люблю. Кака он. И я ему не нравлюсь.

Весело подбегаю к Георгию, пытаюсь подставить ему подножку. Не удается.

— Жора, почему ты меня не любишь?! — требовательно вопрошаю я.

— У нее с головой все в порядке? — интересуется у брата Георгий.

Тот пожимает плечами.

— В порядке! — снова восклицаю я. Я, в общем-то постоянно восклицаю, потому что нормально разговаривать мне неинтересно. Ну нельзя ровным голосом выразить переполняющие меня эмоции. А Георгий-то, оказывается, гадина! Он же меня оскорбил. Так… Где-то у меня здесь в сумке, в кармане нож валялся. Щас я эту сволочь зарежу. И потом мы с Сергей чем-нибудь интересным займемся… А Егор пусть смотрит и завидует. Вуайерист. О, какое я знаю замечательное слово! Ножик у меня острый-острый. Сжимаю рукоятку правой рукой и начинаю медленно подкрадываться к Георгию.

И тут замечаю Сергея, который стоит чуть сбоку, сложив руки на груди. Как памятник!

Лукаво ему улыбаюсь, прижимаю палец к губам, мол тихо, не мешай, заношу нож…

— Майя, что ты делаешь? — осведомляется Серега.

Георгий же быстро поворачивается ко мне. Надо же, он изумлен! Не нужно было меня обижать. Почему меня все обижают? Я роняю нож и начинаю рыдать. Меня никто не любит! Я никому не нужна, только инквизиторам, чтобы галочку в плане по раскрываемости поставить. У-у-у!

Георгий вздыхает, снимает рюкзак, аккуратно опускает его на землю, а потом уже притягивает меня к себе, безропотно позволяя хлюпать носом в его коричневый шерстяной свитер домашней вязки.

— Стресс? — спрашивает Сергей.

— Вряд ли, — шепчет Георгий.

— Евдокия?

После небольшой паузы Георгий снова вздыхает.

— Наверняка.

О, как мне утром стыдно! И ведь, что самое противное, помню все. До мелочей. И неудавшееся покушение на Георгия, и свои гнусные домогательства к его брату. Хм, если точнее, то к обоим младшим братьям. Егор тоже не избежал этой участи, я, помню, затащила его в сторонку и долго объясняла бедняге, какой он красивый, и как мне жаль, что он такой больной, и если бы не это… Егор растерянно улыбался.

Потом я пела песни и рассказывала пошлые анекдоты. Почему-то выяснилось, что приличные анекдоты у меня как-то не запоминаются. Я бегала по лесу и лаяла на белок. Я… моя богатая фантазия позволила реализовать своей носительнице большое количество задумок, пока проводники разжигали костер, раскладывали спальные мешки и одеяла, пока они же готовили ужин и мыли посуду. Батарейки у меня сдохли перед рассветом. Только после этого Мастер Майя Дровник позволила уложить себя баиньки.

 

Глава 7

Братья деликатно помалкивают. Но я и без их комментариев подумываю о побеге. Полагаю, так будет легче пережить позор. В глаза-то я им точно смотреть не могу.

Сумку они у меня отобрали, и потому сейчас я медленно тащусь позади, вздыхая и спотыкаясь. Я все снижаю и снижаю скорость, пока Георгий не оказывается далеко впереди. А вот Серега наоборот, тоже притормаживает и ждет, пока я, нога за ногу, доплетусь до него.

— Нам немного осталось, — произносит он, сочувственно улыбаясь.

— Извини, — бурчу я, — больше не буду.

— Да ладно, — хихикает проводник, — это было весело. Особенно вот это: а ты везде такой теплый?

Стремительно краснею.

— Май, — спохватывается он, — не расстраивайся, ты не причем. Это, скорее всего, Евдокия. Прощальный подарок. Но и на нее не злись. Бедной женщине еще дом восстанавливать. Ну что ты?

Я снова готова расплакаться. Что-то у меня с эмоциональным фоном в последнее время какой-то непорядок.

— И Георгий на тебя не обижается. Хотя, если честно, ему тоже не по себе. А хочешь, я расскажу тебе, почему он инквизиторов не любит?

— Хочу, — жалобно бормочу я.

— Ну, тогда пойдем быстрее. Будем говорить по дороге.

— Нам не за что любить инквизиторов, — произносит Серега спустя пару минут и грустно улыбается, — один из них угробил нашего брата.

Я молчу, переваривая информацию. И тут он добавляет.

— Егора.

— В смысле?

Сергей вздыхает. Очень тяжело, как будто не хочется ему со мной говорить, а надо. Время, видимо пришло, которое мне тут упорно обещали.

— То, что ты видишь — это не человек. Это фантом, проекция.

Стоп. Приехали. Это как?

— Твой проводник — Егор, — поясняет Серега, — но он как бы не совсем жив.

— Это как?

— Он в коме. Уже второй год.

— А вы…

— Мы с Георгием — резерв. Мы и не учились никогда. Просто, когда с Егором произошло несчастье, подключили нас. Вот мы и создали эту иллюзию. Чтобы нам проще было работать. Ты не расстраивайся. Ее никто не распознает.

Крыша моя, куда ты? В голове полный кавардак.

— Но, Сергей, ты прости, конечно, я просто не знала, что такое бывает, но…

— Тебе и не положено было знать.

— Ладно, не положено, так не положено. Но кто такие проводники? Откуда Вы взялись? Кто вас подключил? Причем здесь я? И вообще…

— Ты это лучше у Георгия спроси.

Я рассерженно фыркаю.

— У Георгия… Да я его боюсь.

— Не надо, — снова улыбается Серега, — он нормально к тебе относится. Нервничает просто очень. Я же говорю, он к этому не готовился. А у него семья, дети. Это я перекати-поле. А Георгий у нас человек ответственный. Большую должность занимает. Он, между прочем, управляющий заповедником. Или был им.

— А…

— А про Егора я тебе расскажу. У нас в поселке убили мужика. Противный такой был товарищ, стукачок. Многие хотели бы, но вот у кого-то нервы и не выдержали. А убили странновато. Нашли в запертом изнутри доме обгоревший труп. А вокруг все целое. Даже пол не поврежден. Приехала бригада СИ. С Мастером Идеи на поводке. А тут соседка, баба Глаша возьми и брякни, что Егорка наш незадолго перед тем возле дома мужика того крутился. Егора на допрос. Тот, мол, ничего не видел, ничего не знаю. А тут поселок наш волноваться начал. Ну а Мастер, девочка, видно только после спецшколы, то ли перепугалась, то ли силы свои переоценила. В общем, решила она начать его ломать. Ну а как его сломаешь, это же проводник.

— И она применила разлом, — выдохнула я.

Сергей кивнул головой.

— Да. Ей это, конечно, не помогло. А он с тех пор в коме. Вот, в общем-то, почему мы инквизиторов и не любим.

— Как девочку-то звали?

— Инквизитора? Зачем тебе?

— Да так, может, кто из знакомых.

— Не надо. Мы ее сами наказали. Она больше не Мастер.

Грустная история. И поучительная. Она, значит, не Мастер. А они тогда кто, которые ее мастерства лишили? Они, значит, и со мной так могут? Если захотят.

Пока не хотят, и славно.

— Я бы никогда… — робко говорю я. На всякий случай.

— Не надо, Май, — ласково произносит Серега, — не надо говорить, что ты бы никогда. Все мы когда-нибудь. Рано или поздно, так или иначе. Таков наш путь.

— Я понимаю.

— Эх, Георгий бы еще понял! — как-то излишне весело произносит Сергей и удаляется, оставив меня в одиночестве.

 

Глава 8

На следующий день мы подбираем еще одного Мастера. Девица лет двадцати пяти. Актуализацию прошла в Стапине, правда, на несколько лет позже меня. Так что нам по пути. Тоже идейница, четвертого уровня. Дико меня раздражает. Она строит глазки Сергею, и Серега, вроде бы, на это ведется. А я, знаете ли, привыкла считать себя пупом Вселенной, и делить это место со всякими малолетками не намерена. Даже, если у этих малолеток волосы до талии и грудь пятого размера. Зовут ее Галина. И имя это я тоже не люблю.

Ее мы обнаруживаем утром, часов так в одиннадцать. Бестолково шлялась по лесу. За плечами рюкзак. На ногах туфли с каблуками. Идиотка.

С сочувствием кошусь на Егора. Надо же, проекция. Какая жалость! Такого парня практически угробили!

Уже к вечеру нам присоединилась группа аж из трех Мастеров сразу — две пятерки женского пола и семерка. Любопытно, если двух Мастеров вместе обычно сравнивают с пауками в банке, как же назвать этот наш веселенький междусобойчик — серпентарием, что ли?

На привале семерка — пятидесятилетний Мастер обучения, в прошлом университетский преподаватель, едва уснув, начинает пугать нашу компанию неконтролируемыми приступами ясновидения. Выглядит это нелепо. Он, значит, дрыхнет, хоть и вещает при этом, как репродуктор, а мы — Мастера и проводники, сидим с квадратными глазами и опухшими ушами и поступающую информацию перевариваем.

Если семерке верить, ждет нас в скором времени конкретный катаклизм. Война, сперва гражданская, а затем и с соседями, всякие природные аномалии. Он это нам с подробностями выдает — про горящие самолеты, разорванные на куски трупы, рушащиеся здания и т. п. Старый извращенец. Получасовая программа закончена. Семерка спит, свернувшись калачиком, а мы так и сидим, как группа идиотов. Выражение лиц соответствующее. Даже проводники в глубокой задумчивости. За исключением Егора — тому все пофиг. Смотрит в небо, наверное, друзей ищет.

На следующий день к нам присоединяются еще четверо. Аж две восьмерки, пятерка и четверка. Двое из них — один восьмерка и одна четверка — бывшие инквизиторы, как и я. С восьмеркой я даже сталкивалась как-то по делам. Только тогда у него уровень был пониже и звание. И седины в волосах гораздо меньше. Он меня тоже узнает, кивает. Пятерка — Мастер Врачевания.

Мы два раза сталкиваемся с патрулями. Оба раза не в пользу последних. Раненый после стычек только один — Галина. Она лодыжку вывихнула, когда на каблуках по буеракам скакала. Впрочем, пятерка ей помог восстановиться.

Теперь мы идем, почти не таясь. Идем в Стапин.

Мастера страшно раздражены. Очень напрягает необходимость постоянно экранироваться от коллег. Причем все время помнишь о том, что если пара-тройка этих насекомых объединится, то вскроют они твой экран как нечего делать. И останешься ты голенькая со всеми своими страхами и сомнениями. Последних же у меня предостаточно.

И не на последнем месте те, которые касаются весьма мною уважаемых проводников. Ладно, один вопрос я выяснила: Егор — фантом, и потому он такой загадочно молчаливый и отстраненный. Но вот какова природа его так называемых братьев (я уже даже в их родстве сомневаюсь), и почему к ним, как к магнитам, стекаются беглые Мастера со всей округи, я не понимаю. А когда я долго чего-то не понимаю, степень моей противности резко повышается.

Наверное, подозрения все ярче прорисовываются на моем лице, а может, просто срок вето, наложенного на разглашение нужной мне информации, истек, но Георгий сам предлагает разрешить мои сомнения.

Правда, останавливаться для этого он не собирается, а потому просто идет рядом и вываливает на меня сенсационную информацию.

Проводники, поясняет он, были всегда. Как и Мастера. Как и Мастера, они могут прожить всю жизнь, не будучи задействованы. Но в отличие от Мастеров, появление которых на свет в большей степени стихийно, способность быть проводником передается по крови от родителей к детям. У кого-то эти способности сильнее, у кого-то слабее.

— А для чего вы нужны? — спрашиваю я.

— А кто сторожит стерегущих? — парирует Георгий, — мы — ваши помощники и ваша инквизиция, если такая параллель здесь допустима. Мы всегда чувствуем, когда наше содействие необходимо и приходим для того, чтобы протянуть руку помощи или наказать. Но и Мастеров, и проводников питает одна и та же сила, одна и та же Идея, мы очень близки друг другу.

— А почему ты раньше мне об этом не рассказал?

— Это было бессмысленно, — усмехается Георгий, — а сейчас в самый раз. Город уже совсем близко. Вон КПП, видишь?

— Почему же здесь патрулей нет?

— Патрули? — удивляется он, — возле города Мастеров?

Город Мастеров… В самом деле, если все прошедшие здесь актуализацию Мастера вернулись в Стапин — один из основных центров подготовки специалистов, властям трудновато было удержать свои позиции. Почему я не подумала об этом раньше?

Сергей подходит ко мне сзади, обнимает меня одной рукой за плечи, а другой показывает куда-то вверх. И я вижу флаг на флагштоке. Такой же, помнится, колыхался над университетом. На белом полотнище два одинаковых кольца, смыкающихся друг с другом. А ровно между ними буква «М». И прямая линия над «М». В голове всплывает толкование: порядок и хаос равны по силе и возможностям. Мастер — страж меж ними, поддерживающий баланс. А вот теперь мне объяснили, что означает линия. Линия — Проводники, не дающие поддерживателю равновесия колебаться.

— Мы пришли, — радостно шепчет Серега и целует меня в щеку. Надо полагать, на прощание, или просто выясняет, теплая ли я.

 

Глава 9

Подходим к КПП. У шлагбаума стоит молодой румяный парень в неизвестной мне, а значит, выдуманной недавно, голубой униформе. Серьезный такой, важный. Автомат на плече. Видит Георгия, кивает ему и машет кому-то в здании. Шлагбаум медленно поднимается, хотя зачем это? Мы бы и так прошли. Здесь, в общем-то, калитка имеется.

Меня останавливают. Все тот же молодой, румяный.

— Майя Дровник?

Утвердительно киваю.

— Пройдите, Вас ожидают.

Не вопрос. Вхожу в здание контрольно-пропускного пункта. Комната здесь, оказывается, не одна. Провожатый вежливо и тихо закрывает дверь у меня за спиной. Очень мне любопытно, кто это там ожидает, если еще полчаса назад я сама не знала, что здесь окажусь. Да, и правда, знакомые… люди. У окна, веселенький такой, стоит, сложив руки за спиной и игриво покачиваясь на носках, Егор. Чист, выбрит, благоухает одеколоном, в отличие от некоторых.

— Привет, Майя! — радостно восклицает он.

— Привет, фантом, — угрюмо отзываюсь я, — а ты у нас, оказывается, говорящий.

— Я не призрак, — смеется Егор, — можешь меня за что-нибудь потрогать.

— За что-нибудь, — ворчу я, — это уже порнографией называется.

Но все же осторожно касаюсь рукава его цивильного пиджака. Ну да, не привидение. Вполне реальный молодой человек. Что вдвойне подозрительно.

— Поздравляю, — говорю, — с выходом из комы.

— Спасибо на добром слове. Но что-то я такого в своей памяти не нахожу.

— Так что же это было? Ты прилег позагорать, а твои братья случайно сволокли тебя в больницу, не разобравшись, что к чему?

Егор легкомысленно пожимает плечами.

— Кофе хочешь?

— Нет! Я с подозреваемыми не пью.

— Какой же я подозреваемый? Я Проводник. Инструктор. Воспитатель, если тебе угодно. Ты присаживайся, я знаю, у тебя много вопросов накопилось. Я готов на них ответить. Хотя, давай сделаем по-другому. Я сам тебе все расскажу. Хорошо?

Неуверенно киваю. Сажусь на подоконник, игнорируя предложенный стул и вынуждая тем самым Егора переместиться ближе к центру кабинета. Не люблю, когда мне солнце в глаза светит. Слушаю.

В коме, стало быть, Егор не был. Он сам вынудил девочку-Мастера, примитивную единичку, переоценившую силы, попробовать на нем разлом. Ее нелепые попытки снять экран с проводника только смешили Егора. Он вообще у нас смешливый. А вот потом ему пришлось помучиться. Он реально почти два года пролежал без движения. То есть его физическое тело не двигалось. Ментальное-то шарилось, где хотело, а вернее, где было нужно. Это, как он считал, было необходимо для того, чтобы "расшевелить начавших плесневеть в своей благополучной жизни" братьев. И именно он внушил им мысль создать фантом.

— Моя природа, Майя, — разглагольствует Егор, — весьма близка к Мастерам. Только у меня нет профиля. Я не являюсь носителем присущих вам принципов. Да и задачи у меня совсем иные. Но многие техники мы используем одинаково.

Мне только фыркать остается.

Активизировав братьев в качестве проводников, Егор прижился у них в качестве привидения, незаметно подправляя их и инструктируя. Я, кстати, не первый Мастер, которому они помогли справиться с тяжелой жизненной ситуацией.

— Так их миссия, стало быть, была уберечь меня от бед? — интересуюсь между делом.

— Нет, — смеется он, — скорее наоборот. Втянуть тебя в неприятности. Они, знаешь ли, закаляют.

Восхитительно. До сих пор мне казалось, что в неприятности я замечательно втягиваюсь и без посторонней помощи. Впрочем, кое-что в его теории не стыкуется.

— А ранение Георгия тоже из числа закаляющих проблем? Оно ведь было тяжелым. Он вполне мог умереть.

Егор самодовольно ухмыляется и разводит в сторону руки.

— Ну кто, — заявляет, — без греха. Пусть первый кинет в меня камень.

Машинально осматриваю пол. Булыжники тут, к сожалению, не валяются. А то залупила бы по этой вот бритой физиономии с бо-о-ольшим удовольствием.

— Хочешь, я тебе еще одну забавную вещь расскажу? — интересуется Егор и тут же, не дожидаясь отклика, продолжает, — ты знаешь, что тебя в розыск только через два дня после твоего исчезновения объявили? У тебя ж такая кристально чистая репутация была, что твое руководство скорее локти бы себе пообгрызало, чем чистку рядов начало именно с Майи Дровник. Как же! Арест руководителей ПОПЧ, ликвидация Ланковича. Не каждый Мастер решится на убийство своего ученика. Кстати, каково это? Ладно, можешь не отвечать. У тебя было два дня в запасе. Ты могла спокойно и без приключений добраться до Стапина на автобусе. Или на поезде. Но тебя потянуло в леса.

— Знаешь, — говорю после продолжительной паузы, в течение которой я мучительно обдумывала все вышесказанное, — в виде фантома ты мне больше нравился.

— А я не конфета, — парирует он, — чтобы всем нравиться. Я — проводник и, так, или иначе, но я тебя провел.

— Ага, провел, — комментирую я, — причем во всех смыслах сразу.

Удовлетворенно хихикает.

— Ну, я полагаю, больше я тебе без надобности, архангел Гавриил? — для проформы осведомляюсь я, потому мне его мнение на данный счет абсолютно не интересно. Уйду в любом случае. Уж больно противно на душе.

— Вали, — соглашается он. И добавляет, — Да, кстати, Артема Боровикова, ну, Мастера-медика, ученика твоего, помнишь? Все-таки повесили. В тот же день. Это я так, для сведения, если тебе интересно.

Все. Я боялась этого. И ждала. Все.

Медленно поворачиваюсь к нему.

— Повесили…

— Ага.

— Но ведь…

— Да ладно! — весело ржет Егор, — я пошутил!

Он, действительно, довел меня до места назначения в целости и сохранности. Он проводник, и защищен от моего воздействия. У него выдающиеся способности. Он мужчина и сильнее меня физически. Но мне на все это насрать!!!!

Какие там боевые навыки? Чему там меня учили на курсах физподготовки в Высшей школе СИ? Не помню я такого.

Бросаюсь на Егора молча с одним желанием — порвать. Убить. Уничтожить. Покалечить. Я страстно желаю выцарапать ему глаза и свернуть шею. К сожалению, единственное, что мне удается — это оставить на его гладкой морде четыре кровоточащих царапины от ногтей. Он, видимо, что-то успел почувствовать перед моим прыжком, а потому атака не вполне удалась. Хватает меня за запястья. Пытаюсь выкрутиться. Бесполезно. Не знаю даже, как он, изображая кому, сохранил такую чудесную физическую форму. Пинаю его между ног, но проводник, к сожалению, успевает увернуться, подставив под удар бедро. Тоже неплохо, но эффект не тот. Я бы Егора этого с удовольствием покусала, но и такой радости он мне не доставляет, потому что остается вне досягаемости моих зубов. Да что же это такое! Сплошные разочарования в жизни!

На подозрительный шум в комнату вбегает тот молодой румяный и еще какой-то Мастер. Вдвоем они оттаскивают меня от сопротивляющейся жертвы.

Егор прижимает носовой платок к щеке и все еще, скотина, улыбается.

— Поздравляю тебя, — говорит, — Майя, с присвоением очередного уровня. Можешь уже сегодня зайти в управление за сертификатом.

Да? Я — семерка? Надо же, а преподаватели уверяли, что шестерка — мой потолок. И это, как считалось, было круто. Конечно, теоретически уровней у нас двенадцать. Но, откровенно говоря, по статистике четвертый уровень перепрыгивают только 25 % Мастеров. Так что семерка — это очень даже неплохо. Было. В прошлой жизни. В только сейчас это зачем?

Зачем мне силами трех проводников провели актуализацию? И где теперь моя точка заземления? И как мне это пригодится, учитывая, если верить приблудному восьмерке, грядущую катастрофу? Не знаю.

Незнакомый Мастер вместе с молодым-румяным, поняв, что им удалось меня временно нейтрализовать, благоразумно удаляются. Стою в растерянности. Смотрю на проводника. Вопросы задать не решаюсь. Жажда убийства сходит на нет.

Егор снимает пиджак, кидает его на подоконник. Расстегивает воротник рубашки, как будто ему душно. Делает ко мне полшага. И лицо при этом серьезное такое и, кажется, немного виноватое.

— Ты все еще хочешь меня убить? — тихо произносит он.

Своевременный вопрос.

— А тебе зачем это знать?

— Надо.

— Нет, — сознаюсь я.

— А ты все еще меня хочешь?

Вот это наглость! Я что? Давала повод вот так обо мне подумать?! Будто я его хочу?!!!

Смотрю ему прямо в глаза и твердо, уверенно, с удивляющей саму меня властностью отвечаю:

— Да.

Как это все-таки хорошо, когда мужчина не похож на открытую книгу.