Уже четвертый раз, проходя мимо будки телефона-автомата, Андрей принимался считать шаги. От будки до гранитной урны, похожей на большую вазу, трижды выходило одинаково — сто восемнадцать шагов. На этот раз получилось меньше — сто шестнадцать. Может, со счета сбился, а может, оттого не досчитался двух шагов, что начал нервничать, шагать быстрее и шире… Сколько еще ждать? Наверно, не меньше часа прошло… Стараясь не торопиться, двинулся обратно. Десять, двадцать, сорок шагов… сто… Что-то говоря в телефонную трубку, радостно улыбается девушка в голубом берете. Встретился мальчишка — нес банку с красными рыбками. Проковылял сгорбленный старик с палкой.

Андрей все видел. И девушку в будке телефона-автомата, и мальчишку с рыбками, и старика. Но только лишь видел. Он не оглядывался им вслед, не провожал взглядом. Все его внимание было приковано к противоположной стороне улицы, к неширокому проходу между домами. Вот Андрей поравнялся с проходом. Открылся кусок двора — невысокие деревья с желтой листвой, газон, неизменные мамаши и бабушки с детскими колясками. На одной из скамеек, закинув ногу на ногу, по-прежнему, как и час назад, сидел Зубей. В руках держал газету, читал.

Андрей прошел дальше. Остановился около витрины текстильного магазина. Не оборачиваясь, видел в толстом стекле витрины отражение домов другой стороны улицы. В проходе между домами никто не появлялся, и Андрей, успокаивая себя, уже начал думать, что с этой затеей ничего у них с Зубеем не получится, напрасно только потеряют время. Послышался низкий, звучный гудок электрички. Железная дорога была рядом — отчетливо доносился стук колес. Через несколько секунд стук слился в сплошной металлический гул — поезд пронесся по мосту — и сразу стих. Это уже третья или четвертая электричка с тех пор, как они здесь… И неожиданно он увидел Зубея. Андрей поспешно перешел улицу. Зубей стоял в проходе между домами и нетерпеливо похлопывал по ладони газетой.

— Топай! — быстро сказал он Андрею и, чуть обернувшись, показал прищуренными глазами: — Вон, у дерева стоит. Видишь? В коричневой куртке. Обязательно постарайся сегодня обтяпать. Такой случай не скоро представится. Но смотри — осторожно. Кишки выпущу! Понял?

— Ладно, — хмуро ответил Андрей и пошел во двор.

Паренек в коричневой куртке был, пожалуй, одних лет с Андреем. Только на нем были не брюки, а короткие штаны с напуском. Зажав между кулаками травинку и дуя в нее, паренек пищал петушиным голосом. Он так увлекся этим занятием, что Андрею, подошедшему к нему, пришлось дважды позвать:

— Эй, приятель!.. Слышишь, приятель! Не знаешь, где тут Шимановский живет?

— Не знаю такого, — ответил паренек.

— Ну, как же, Толькой его зовут. Он еще марки собирает…

— У нас многие марки собирают.

— Вот черт! А мне сказали, здесь живет. Улица Конечная, дом 25. Хотел дублями поменяться. — Андрей достал из кармана альбомчик с марками. Но раскрывать его не спешил.

— Можно посмотреть? — с любопытством спросил паренек.

— Смотри. За смотр денег не берут.

Это было сразу заметно: паренек знает толк в марках. На одних марках он и секунды не задерживал взгляда, другие же — хотя и не такие красивые — рассматривал подолгу и при этом с уважением приговаривал:

— Боливия. Десять сентаво… Новая Зеландия… О, даже Золотой Берег!..

Просмотрев марки и с сожалением возвращая альбомчик, он спросил:

— И ты хотел бы поменять эти марки?

— Затем и пришел, — сказал Андрей. — А ты что, тоже собираешь?

— Да. У меня уже три полных альбома.

— Ну так давай. Мне все равно с кем меняться — с Толькой или с тобой. Были бы марки подходящие.

— У меня найдутся! — живо ответил паренек. — Как-никак около семи тысяч штук!

— Ого! Сила! А как бы посмотреть твои марки?

Андрей с напряженным вниманием ждал, что на это скажет его собеседник. А тот, похоже, раздумывал, как ему поступить. То ли вынести марки на улицу, то ли позвать этого незнакомого парнишку к себе домой?.. Но дома никого нет…

И тогда, вспомнив наказ Зубея, Андрей одним, точно рассчитанным ударом положил конец его колебаниям:

— Тащи альбом сюда. Может, другие ребята подойдут. Сразу все дубли и обменяю.

Другие ребята? Ну, конечно, — в одну минуту прибегут. Нет, так не годится. Конкуренты не нужны. Просто глупо упускать такие марки. Да и какой уважающий себя филателист потащит альбомы с марками на улицу!

— Идем ко мне домой, — предложил он.

Андрей обрадовался, однако заученным небрежным тоном сказал:

— Зачем? Неси лучше сюда.

— Нет-нет, идем. Не пожалеешь, у меня хорошие марки!

Они вошли в парадное четырехэтажного дома и стали подниматься по лестнице. Андрей, шагая сзади, слышал тревожный и частый стук своего сердца. И это было неприятно ему. Миновали второй этаж… Еще ступеньки. А вот и площадка третьего этажа. Налево дверь, направо дверь. Паренек остановился возле правой двери. Она — высокая, массивная, выкрашенная темной краской под дуб. Наверху — белый, овальный номерок «6». Сердце стучит все сильней и сильней. Даже шум электрички, несшейся по мосту, не мог заглушить его. Андрею казалось, что и паренек должен слышать эти гулкие удары его сердца. Но нет, тот спокойно достает из кармана штанов ключи на цепочке. Ключа — два, большой и маленький, желтый. Вставив большой ключ в замок, он дважды повернул его налево. Затем маленьким отпер английский замок, и дверь распахнулась.

— Заходи, — сказал он.

Волнение Андрея достигло предела. Захлопывая за собой дверь, он, не отрываясь, смотрел на руку паренька: куда положит ключи? И когда тот, войдя в комнату и что-то говоря на ходу, положил ключи на черную, полированную крышку рояля, Андрей вдруг почувствовал, как внутри у него все ослабло, и ему захотелось сесть.

— Проходи, — сказал между тем хозяин квартиры. — Чего там остановился?

— Ноги вытираю. У вас такие чистые полы.

— Это у нас бабушка следит за чистотой. Она вообще такая аккуратистка! Прямо житья от нее нет. Мне-то еще ничего, а дедушке достается! Он — художник, дедушка. И вообще очень рассеянный человек. Бывает, испачкает что-нибудь красками, так она ругает его, ругает. Да ты проходи. Не бойся — бабушки нет дома. С дедушкой на дачу уехала. И вообще, она не страшная, даже добрая. А тебя как звать?

Андрей сказал.

— А меня Севой зовут.

Испугавшись, что Сева начнет расспрашивать его, где живет, в какой школе учится, Андрей поспешил сказать:

— А когда же ты успел семь тысяч марок собрать?

— Это еще мой папа собирал, — ответил Сева. — Потом мне передал. Папа мой на Севере. В полярной авиации служит.

Все это было очень интересно. Андрей с удовольствием послушал бы рассказ словоохотливого Севы и о дедушке-художнике и о полярнике-отце, но Зубей, Зубей ждет внизу!.. Опять заныло в груди. Он даже не рассмотрел как следует комнату, где по стенам было развешено много картин. Заметил только над роялем в темной раме портрет молодой красивой женщины, написанный маслом.

— Ну, покажи, что у тебя за марки? — глухо сказал Андрей.

Сева раскрыл стеклянные дверцы книжного шкафа, полки которого были тесно уставлены книгами с разноцветными корешками, и достал оттуда три больших альбома.

Такого количества марок Андрей никогда не видел. Но как ни велика была Севина коллекция, многих марок (из тех, что принес Андрей) в ней не оказалось.

Приступили к обмену. Вооружившись пинцетом, Сева отобрал из альбома Андрея интересующие его марки и стал выкладывать свои дубли.

К истинному удовольствию Севы его новый приятель был вполне покладистым человеком. Он не капризничал, не торговался. Не прошло и получаса, как обменная операция закончилась. Обе стороны остались чрезвычайно довольны друг другом.

Потом Сева еще долго листал свои альбомы, показывая марки. Андрей же, украдкой поглядывая на ключи, лежавшие на крышке рояля, лихорадочно вспоминал совет Зубея, как сделать, чтобы Сева хоть на минутку оставил комнату. Ага, прежде всего надо убрать альбомы, чтобы Сева не боялся за них. Притворно зевнув, Андрей взял Севин альбом, закрыл его и провел рукой по тисненной золотом обложке.

— Красивый.

— Да, — с готовностью подтвердил Сева. — Старинный.

Андрей сложил друг на друга все три альбома, отодвинул их в дальний угол стола и принялся рассматривать свои новые марки. Затем, просительно взглянув на Севу, сказал хриплым от волнения голосом:

— Пить что-то хочется. Принеси, пожалуйста, воды.

— Это можно. Сырой, кипяченой?

— Все равно.

Едва Сева скрылся за дверью, как Андрей поднялся из-за стола и быстро подошел к роялю. Осторожно взяв ключи, вынул из кармана кусок пластилина и торопливо, заученным движением, вдавил в него сначала один ключ, потом — второй. Послышались шаги. Андрей положил ключи на место. Когда в комнату вошел Сева, Андрей, заложив руки за спину и подняв голову, смотрел на портрет молодой женщины.

— Кто это? — спросил он, принимая стакан с водой.

— Моя мама, — тихо ответил Сева. — Она была певицей.

— А сейчас где она?

— Она умерла, когда мне было шесть лет… А это ее рояль, — помолчав, печально произнес Сева. — Она очень любила играть на нем. Шумана, Моцарта, Чайковского… Ты любишь музыку?

— Да как сказать… И сам не знаю.

— А я люблю. Я с бабушкой часто хожу в филармонию. Позавчера слушали концерт Мендельсона…

Андрей взглянул на стенные часы.

— Ого! Третий час. Мне пора.

На прощание Сева сказал: если у Андрея будут новые марки, пусть приходит к нему.

Отпирая замок, Андрей еще раз оглядел дверь — ни крючков, ни задвижек не было.

— До свидания, — сказал Сева. — Обязательно приходи! С дедушкой познакомлю.

Андрей понимал — на это надо бы веселым голосом ответить: «Обязательно приду!», но Сева до того приветливо улыбался ему, что у Андрея язык не повернулся так бессовестно солгать. Он лишь кивнул головой.

Дверь захлопнулась. Андрей стоял на лестнице, не решаясь идти вниз. Ему было нехорошо, нехорошо до тошноты. Да, это не чемодан доставить по адресу и даже не ловкая афера с мальчишками-футболистами. Тут дело серьезней. Куда серьезней. Что-то дальше будет?.. Может быть, свернуть в черный ход и удрать от Зубея? Но разве от него спрячешься? Все равно найдет, и тогда… Андрей вздохнул и, усталый, подавленный, пошел вниз.

Зубей нетерпеливо поджидал его на улице.

— Ну, как? — спросил он.

— В порядке, — сдержанно ответил Андрей.

— Оттиски?

— Вот. — Андрей вынул из кармана пластилин.

Зубей внимательно осмотрел отпечатки ключей и с восхищением сказал:

— Молодец, чертяка! Ты далеко пойдешь! — Завернув пластилин в носовой платок, он подмигнул: — Ну, по такому случаю завернем, малыш, в одно заветное местечко!

Догадавшись, о чем он говорит, Андрей нерешительно заметил:

— Мне же в интернат надо…

— Малыш! — Зубей хлопнул его по плечу. — Запомни, человек должен быть свободен и сам распоряжаться собой. К тому же еще ни один настоящий мужчина не отказывался от ста граммов. Поехали, малыш!

Говорил Зубей улыбаясь, но слова его звучали, как приказание.

Вскоре они сидели за столиком ближайшего ресторана, и Андрей вынужден был подробно рассказать о двери, о замках, о том, какие вещи видел в квартире, о чем они говорили с Севой. Услышав, что Сева часто ходит с бабушкой в филармонию, Зубей удовлетворенно сказал:

— Это нам может здорово пригодиться… Так, говоришь, шикарная обстановочка?

— Да. Рояль, картин много…

— О картинах знаю. Не товар. Старик сам рисует. Все знаю! — хвастливо сказал Зубей. — Так-то, малыш! Надо иметь глаза, надо уметь терпеливо слушать болтливых старушек, а главное — нужны мозги высокого качества! Отсюда — и полная информация. Все разыграем как по нотам. Чувствую: хороший кусочек отхватим! Мать-то парнишки певичкой была. И не какая-нибудь — известная. У нее, болтали старушки, и бриллиантики, и золотые вещички были. А старики, сам убедился, живут не бедно. Еще и дачку имеют. Поэтому барахлишко дочери, конечно, в сохранности и только нас с тобой дожидается…

Зубей все говорил и говорил. Андрей сидел неподвижно, смотрел на узкую тарелку, где среди светлых кружочков лука лежала селедочная голова. Мутный глаз ее был полуоткрыт. И Андрею, давно отвыкшему от слез, хотелось плакать.

Когда вышли из ресторана, Зубей остановил легковую машину и, открыв дверцу, сказал Андрею:

— Прошу, маэстро! Привыкай к красивой жизни!

Зубей был в отличном расположении духа. Развалясь на мягком сиденье, он всю дорогу мурлыкал какую-то песенку.

Во дворе, расставаясь с Андреем, сунул ему горсть мелких денег:

— Пока авансик. Обтяпаем все дельце — хорошую долю получишь… — Он помолчал минутку, пристально вглядываясь в лицо Андрея. — Да ты никак раскис, малыш?

Андрей молчал. Тогда, подойдя вплотную, Зубей свистящим шепотом спросил:

— Или что надумал? Смотри у меня! Не вздумай донести — мои дружки в тот же день тебя разыщут. Так-то, малыш. — И, похлопав Андрея по плечу, громко добавил: — Ну, пока! До скорой встречи!