Отбирая своих будущих соратников по прибытии в Багдад, Лайн посоветовался с полковником военной разведки Томасом Паппасом, командиром двести пятой бригады военной разведки и одновременно командующем пересыльной базой тюрьмы Абу–Грейб. И пересыльную базу и саму тюрьму охранял триста двадцатый батальон военной полиции, но с заключенными работали люди из военной разведки.

На первое инструктивное собрание Лайн пригласил отобранных им парней и девчонок из военной разведки, а также несколько особо рекомендованных ему командиром — подполковником Джерри Филлбаумом.

Всего перед Лайном сидело человек двадцать с небольшим, явно заинтригованных туманным сообщением о том, что им будет поручено некое спецзадание. В данной ситуации Роджер не видел смысла в долгих предисловиях и, не мешкая, взял быка за рога:

— Я, ребята, старый солдат и, поверьте, понюхал пороху, когда ваши родители еще под стол пешком ходили. Вам‑то, наверное, втолковали, что это за штука — политкорректность, а вот я со своими старыми мозгами до сих пор не разобрался и потому скажу вам прямо: ниггер есть ниггер, даже если он служит в армии США.

В аудитории раздались одобрительные смешки. Расчет Лайна оказался верен. Несмотря на то что добрая треть армии США состояла из темнокожих, а некоторые в них дослуживались и до высоких чинов, белые солдаты, особенно из южных штатов, традиционно презирали негров, считая их людьми второго сорта, и старались избегать общения с ними.

Расположив к себе аудиторию, Лайн продолжал:

А арабы? Те еще хуже ниггеров. Ниггер простодушен. Ему бы пива попить,

попеть да поплясать. Араб же хитер и коварен. Стоит тебе зазеваться, как тебе крышка. Поэтому с ними надо действовать по правилам, которым следуют ребята из секретного спецназа: «Хватай, кого надо, и делай, что хочешь».

Но ведь пленных пытать не положено! Есть какое‑то международное

соглашение, — раздался из задних рядов чей‑то неуверенный голос.

Те, с кем нам придется иметь дело, не пленные, а террористы, — строго заявил

Лайн, — так что сами понимаете… Необходимую информацию будем добывать всеми возможными и невозможными методами. Запомните, в секции тюрьмы 1–В содержатся наиболее опасные заключенные.

Первым в списке тех, кого Лайн намеревался допросить лично значился ученый–химик Мухаммед аль–Измирли, учившийся в Советском Союзе. Сопровождали Лайна сержант Джавал Дэвис и старший сержант Айвен Фредерик, которых перед допросом Лайн тщательно проинструктировал.

Химик, мужчина лет пятидесяти, среднего роста, с тонким, интеллигентным лицом, сидел в одиночной камере. При виде вошедших он медленно поднялся с койки.

Вы учились в Москве, господин Измирли, в Университете имени Патриса

Лумумбы, — скорее утверждая, нежели спрашивая, произнес Лайн.

Нет, я учился в МГУ, — на беглом английском ответил араб.

Русские вас многому научили, — в тоне Лайна явственно прозвучал сарказм.

Очень многому, — охотно согласился аль–Измирли, — я очень им благодарен.

Они научили вас пить водку стаканами и делать химическое оружие? —

продолжал иронизировать Лайн.

Как правоверный мусульманин, я не употребляю алкоголь, — все тем же

ровным тоном ответил заключенный, — а к оружию, в том числе химическому, отношения не имею. Моя специальность — полимеры.

Ложь! — повысил голос до крика Лайн. — Где находится тот секретный завод,

где вы работали? Где хранятся ядовитые вещества, которые вы изготовили?

Никаких ядовитых веществ на территории Ирака нет! Это установили

инспекторы ООН, — пролепетал аль–Измирли: он, очевидно, испугался.

Лайн, не говоря ни слова, слегка мотнул головой. Фредерик нанес арабу точный и мощный удар в челюсть. Тот упал на пол и потерял сознание.

Продолжайте, — бросил Лайн, выходя из камеры. Он не любил зря терять

время.

В камере, куда Лайн направлялся, содержались пятеро молодых иракцев, подозреваемых в том, что они члены «Армии Махди», которую возглавлял молодой шиитский айятолла Моктада аль–Садр, провозгласивший вооруженный джихад против американских захватчиков. Там заправлял допросом рослый парень с красивым, но туповатым лицом, капрал Чарльз Грейнер. Ему в помощь Лайн определил двух рядовых из Алабамы и двух девиц, Сабрину Харман и Линди Ингленд.

Действо было в самом разгаре, когда Лайн присоединился к своим подчиненным. Он дал им четкое указание вырвать у иракцев признание в том, что они убивали американских солдат и тех соотечественников, что пошли на сотрудничество с американской администрацией. Хотя у одного из арестованных нашли автомат Калашникова, а у другого — гранату, никаких иных доказательств не имелось.

Опытный психолог, Лайн прекрасно знал, что для мусульманского мужчины сексуальное унижение страшнее смерти, потому приказал одеть арестованных в прозрачное женское белье. Молодые иракцы с поникшими головами, тупо уставившись в пол, сидели на нарах.

При виде вошедшего Лайна Грейнер во все горло заорал:

Вста–а-ать!

Работавший по контракту с администрацией США в Ираке местный переводчик Адель сказал это по- арабски.

Заключенные вяло поднялись.

С ледяной вежливостью Лайн спросил:

Где находится руководитель вашей подпольной организации? Кто еще в нее

входит? Нам нужны имена и адреса.

Местный толмач перевел.

Один из молодых людей поднял голову и, с нескрываемой ненавистью глядя на Лайна, что‑то коротко ответил.

Адель немедленно сделал перевод:

Он говорит, что никакой организации нет. А автомат и гранату они случайно

нашли.

Наш патруль задержал их недалеко от места, где были найдены два убитых

американских солдата. Им это известно? Кто этих солдат убил? — Лайн не повышал голос.

Другой молодой арестованный что‑то невнятно буркнул, что в переводе Аделя прозвучало:

Они никого не убивали…

Лайн выразительно посмотрел на Грейнера.

Действуйте, капрал, по известной вам инструкции, — сказал он и добавил: — Я

скоро вернусь.

Он поспешил в одиночную камеру, где находился ученый–химик. Бедняге досталось по полной программе.

Аль–Измирли сидел на стуле обнаженный, с руками, связанными за спиной, и опутанный проводами.

Его пытали электрическим током, пропуская заряд через половые органы. Ученый стонал, подвывая, словно раненный волк. Видно, кричать у него уже не осталось сил.

Скажите, профессор, где хранятся вещества зарина, фосгена, горчичного газа?

— деловито, как будто бы на обычной бизнес–встрече, поинтересовался Лайн.

Все эти запасы по указанию комиссии ООН давно уничтожены, — пролепетал

аль–Измирли.

Вы, оказывается, неисправимый лжец, профессор, — раздраженно бросил Лайн

и, обращаясь к своим подручным, распорядился: — Продолжайте, ребята, вы знаете, что дальше делать.

Так точно, сэр! — радостно отозвался старший сержант Фредерик.

Лайн вернулся в камеру, где допрашивали подозреваемых в терроризме.

Капрал Грейнер действовал строго по инструкции: молодые люди, уже даже без женских тонких и коротеньких трусиков, были построены в тесный кружок и мастурбировали, касаясь ягодиц впереди стоящего. Тот, кто пытался отстраниться или не усердствовал в этом постыдном публичном акте, немедленно получал удар дубинкой. Сабрина снимала на камеру широко улыбающуюся Линди на фоне происходящего.

Заметим, что один из несчастных достиг оргазма и капрал толкнул его изо всей силы. Араб с глухим стуком рухнул на бетонный пол. Пока он приходил в себя, Линди ловко надела на его шею собачий ошейник. Затем рывком поставила ошалевшего парня на четвереньки и так позировала перед объективом видеокамеры.

Грейнер одним увесистым тычком повалил на пол остальных арабов, и девицы принялись прыгать на их обнаженных телах. Раздались глухие стоны.

Лайн по натуре не был садистом. Он искренне считал себя борцом за свободу, так что зрелище, свидетелем которого он оказался, не доставило ему никакого удовольствия. Уходя, он вызвал Грейнера в коридор.

Не давай им передышки, допроси по одному кто‑то должен расколоться. Адреса

передай дежурному из военной полиции, — приказал Лайн.

Слушаюсь, сэр! — Грейнер преданно ел босса взглядом. — Уверен, что после

такой обработки они запоют, как утренние птички! — усмехнулся он.

Вечером Лайн подвел итоги дня. Трое из подозреваемых в терроризме сломались и назвали сообщников. Капрал не ошибся. Сходные результаты дали и другие допросы «с пристрастием». Ничего не удалось добиться от профессора–химика аль–Измирли. Он скончался, как было написано в медицинском заключении, «от острой сердечной недостаточности».

Офицер медицинской службы Нил Уоллин, принесший Лайну это заключение, неодобрительно сказал:

Я все понимаю, Роджер. У нас равные цели. Мы лечим, а вы калечите,

поскольку нам нужна информация. Но я вынужден призвать вас и ваших людей не преступать определенных границ. В противном случае я буду обязан, как медик, поставить в известность высшее командование о том, как вы обращаетесь с заключенными.

Возмущению Лайна не было предела — эти чертовы либералы проникли и в армию. Куда катится Америка? Но этот лысый унылый очкарик спокойно может написать куда угодно, а знает он много, ежедневно совершая медицинский обход большинства камер.

Потому Лайн взял себя в руки:

Непременно учту ваши замечания, Нил. Я сам вижу, что иногда ребята

проявляют излишнее рвение. Постоянно стараюсь их сдерживать. А с другой стороны, чем эти простые парни из американской глубинки, потомки трудолюбивых и богобоязненных фермеров, могут ответить на призыв Усамы Бен Ладена «убивать любого американца, военного или гражданского, до тех пор, пока разбитая американская армия не покинет территорию исламских государств».

Но христианская вера предполагает милосердие и сострадание к искренне

заблуждающимся, — убежденно произнес Уоллин, бывший, в отличие от протестанта Лайна, ревностным католиком.

— Закоренелые преступники, в том числе и откровенные враги Америки, не могут рассчитывать на милосердие, — торжественно провозгласил Лайн. — Прекрасный пример в том подает нам наш Президент. Вы знаете, Нил, что за те шесть лет, что Джордж Буш–младший был губернатором Техаса, полторы сотни мужчин и две женщины были приговорены судами этого штата к смертной казни. И все до единого были казнены. Губернатор Буш ни разу, представьте себе, ни разу не воспользовался своим конституционным правом помиловать преступника! Таким решительным и последовательным лидером должна гордиться любая страна! А я и мои подчиненные всего лишь скромные ученики нашего Президента.

Верный сторонник демократов, Уоллин терпеть не мог Буша, но вступать в спор с Лайном счел делом бессмысленным.

Пытки в тюрьме Абу–Грейб продолжались. Обнаженных заключенных избивали и обливали ледяной водой. На них выливали раскаленный жидкий фосфор из разбитых химических фонарей, травили полицейскими псами, насиловали ручками от швабры. Команда Лайна проявляла чудеса изобретательности.

Обследуя избитых и подвергнутых жестоким пыткам заключенных, Уоллин с профессиональной скрупулезностью медика заносил все в медицинские карты. Подав рапорт об отставке, он направил подробный доклад о том, что происходит в тюрьме Абу–Грейб в Международный Комитет Красного Креста. Неизвестно от кого, но сведения о пытках попали в американскую и международную прессу.

Разразился всемирный скандал. Вечно попрекавшая других в нарушении демократии и прав человека Америка явила на свет свое истинное лицо. Традиционный двойной стандарт «вам нельзя ничего, а нам все можно», типичный для США, на все лады обсуждался в прессе и на телевидении. Американским властям пришлось провести расследование и наказать виновных. Естественно, среди виновных Лайна не было — ведь он сам никого не пытал и никаких письменных распоряжений не отдавал.

Все произошло так, как планировали многомудрые Члены Тайного Совета Пяти, прежде всего Джон и Иван.

Деятельность американцев в Ираке, обещавших принести в эту многострадальную страну свободу и демократию, была полностью дискредитирована руками ничего не подозревавшего убежденного американского патриота, старого разведчика Роджера Лайна.

Даже человеку, не слишком интересующемуся политикой, стало очевидно, насколько ухудшилось отношение к Америке и американцам в мусульманских странах. А именно это и было одной из долгосрочных целей Совета Пяти.

Впрочем, весной две тысячи четвертого года члены Совета были озабочены совсем иными проблемами. Осенью предстояли выборы нового Президента Украины. Никак нельзя было допустить, чтобы они прошли спокойно и на них победил бы пророссийский кандидат.

В совещании, проходившем в неприметном домике в штате Нью–Джерси, всего в часе езды от Нью–Йорка, приняли участие Джон, Иван и прилетевший из Германии Иоганн. Жан в своем французском замке и Иона в Иерусалиме участвовали в режиме «on‑line». Технические средства связи у Совета Пяти были превосходны и надежно защищены от прослушивания.

Предварительные наметки плана, подготовленного группой независимых и глубоко засекреченных экспертов под непосредственным руководством Ивана, изложил Координатор, которому, естественно, отводилась роль главного координатора по линии Совета Пяти.

Начал Координатор в нередком для него ироническом ключе, что ему, человеку привычному и проверенному, дозволялось:

— Вы, господа, знаете, как американцы обожают профессиональных экспертов и консультантов. Без их советов они и шагу не сделают.

Джон и Иван, сами неоднократно выступавшие в вышеозначенном качестве с улыбкой кивнули.

К чему это приводит, мы видим на примере Ирака, куда американцы после свержения Саддама привезли ненавидящих бывшего диктатора эмигрантов, давно оторвавшихся от реальной жизни в стране и надеющихся, что иракцы за них проголосуют.

Как бы не так! — перебил его краснолицый Иоганн.

Сомнительно, — согласился Иван.

Джон промолчал, как Жан и Иона, которые внимательно слушали, о чем шла речь в Нью–Джерси.

Американский план противодействия возможному обрусению Украины разрабатывался при непосредственном участии Збышека, то есть Збигнева Бжезинского, поляка по происхождению, многолетнего сотрудника Госдепартамента США, советника Президента по национальной безопасности, профессора Колумбийского университета, — подробно пояснил Координатор.

Так это было ясно с самого начала, — подал голос из Иерусалима Иона, — Збигнев всю жизнь ненавидел русских.

Именно, — немедленно отозвался Координатор, — именно поэтому все, что ни скажет Бжезинский в Госдепартаменте и в ЦРУ, принимают на «ура». Бжезинский делает ставку на Ющенко, у которого жена хотя и украинка, но американская гражданка и какое‑то время работала в Госдепартаменте. По нашим данным, Ющенко пользуется огромной поддержкой в западных областях.

Иван и Джон многозначительно переглянулись.

В столице, в Киеве, планируется развернуть компанию гражданского неповиновения, в которой решающая роль отводится студентам и вообще молодежи. Эта молодежь прошла обкатку в центре города и принесла успех в Белграде и Тбилиси. Молодежь учиняет в центре города непрекращающийся митинг, идущий до тех пор, пока не устраивающая их власть сама усту- дает бразды правления. Деньги уже выделены Агентством международного развития США, Фондом Сороса и еще несколькими солидными организациями, в том числе и самим Госдепартаментом.

А чем ответят русские? — поинтересовался из своего замка Жан.

Русские по обыкновению кладут все яйца в одну корзину, которую впоследствии, к своему недоумению и разочарованию, роняют, — не удержался от иронии Координатор. — Как они пытались до последнего поддерживать в Грузии Шеварднадзе, уповая на его будто бы пророссийскую позицию, которой на самом деле и не пахло, так и на Украине они будут слушать, что им говорит Кучма, ненавидимый большинством населения за то, что он сделал миллионерами всех своих родственников и приспешников. Русские политики не понимают или не хотят понять, что для Кучмы одинаково неприемлемы оба кандидата, и Ющенко, и Янукович, поскольку ни тот, ни другой не принадлежат к его клану и, придя к власти, могут начать передел собственности.

На что же тогда рассчитывал Кучма, поддерживая Януковича? — спросил любивший логику Иоганн. — Он в любом случае остается в проигрыше.

Тут кроется очень хитрая интрига, — Координатор сделал театральную паузу. — По оценкам наших экспертов, Кучма хочет поставить страну в патовую ситуацию, когда ни один из соперников не получает легитимности, и тогда он выдвигает третьего, своего кандидата.

А как так может получиться? — спросил Жан, никогда в жизни не интересовавшийся Украиной. — Ведь тот, кто наберет больше голосов, тот и законным Президентом станет.

Украина не Франция и не Америка, уважаемый Жан, — назидательно произнес Координатор, — У жителей этого государства сознание не демократическое, а, скажем, племенное. Если победителем признают Ющенко, жители востока и юга откажутся ему подчиняться. Если же победит Янукович, того никогда не воспримут западные и центральные области.

Что за чушь! — в сердцах воскликнул Жан.

Не чушь, а трагическая история молодого государства, населенного людьми разных национальностей, взглядов, симпатий, — Координатор был готов прочесть настоящую лекцию, — чтобы вам было понятно, господа, возьмем, к примеру, любое государство, получившее независимость от Франции и Англии, и проследим, какой там настал хаос и беспорядок…

Иван сдержанно улыбнулся:

Нам известна твоя фантастическая эрудиция, Корди, в самых разных сферах, но твои, несомненно, интересные параллели мы заслушаем в какой‑нибудь другой раз!

Координатор запнулся, смешался и вопросительно взглянул на Ивана.

Тот вполне дружелюбно сказал:

Не обижайся, старина! Глобальные вопросы сегодня в повестке дня отсутствуют. Изложи конкретно и четко задачи, которые ставят себе игроки на политическом поле Украины и оцени реальные шансы эти задачи решить.

Координатор мельком заглянул в какие‑то бумажки и начал:

Первый и главный игрок — США. Задача — с минимальными затратами резко усилить свое влияние на Украине, как и на всем постсоветском пространстве. Воспрепятствовать возможному теоретически воссоединению Украины с Россией. Тактика — модель, опробованная в Сербии и Грузии, — ставка на всегда склонную к бунту молодежь, которая в массе своей удовлетворяется мелкими подачками — яркой атрибутикой и небольшими деньгами. Шансы на достижение целей — семьдесят процентов.

А Россия? — спросил Жан.

Россия пытается вести двойную игру. С одной стороны, справедливо опасается вступления Украины в НАТО и вообще откровенной ориентации ближайшей соседки на Запад, с другой — не готова поддержать отделение восточных областей, опасаясь негативной реакции Запада и неминуемо возникающих в данном случае экономических сложностей. У нас есть сведения о том, что ряд крупных русских олигархов собирается не только тайно поддержать Ющенко, но и щедро финансировать его. Никакого парадокса тут нет. Ющенко — рыночник и не будет возражать против продажи лакомых кусков украинской промышленности русским богатеям. Ведь американцы их ни за что не купят. Зачем им шахты и металлургические заводы, когда в США и так перепроизводство металла?

А поляки не захотят купить? — спросил не чуравшийся бизнеса Иоганн, как всякий истинный немец, относившийся к полякам пренебрежительно.

Вопрос в высшей степени своевременный, — обрадовался Корди. — Польша — третий, хотя и не столь явный игрок, тайно преследующий на украинских выборах свои цели.

Какие цели могут быть у поляков? — раздраженно бросил Джон, — им надо тихо сидеть и американцев слушаться — они же теперь члены НАТО.

Все так и есть, — поспешил успокоить его Координатор, — никакой самостоятельной политики у поляков в настоящий момент нет. Но вы же знаете Бжезинского?

Не слишком близко, — признался Джон. — Этот тип — не моя епархия.

Иван счел нужным вступить в разговор:

Как член Совета Пяти, отвечающий за Россию и Восточную Европу, должен поддержать докладчика. Бжезинский уже много лет спит и видит, чтобы те исторические части Польши, которые достались Сталину, когда они с Гитлером эту страну делили и которые теперь именуются Западной Украиной, вернулись под польскую юрисдикцию. Ведь город Львов, вся Волынь — исконные польские земли.

Значит, грядет очередной раздел Украины? — подал голос хорошо ориентирующийся в хитросплетениях европейской истории Иона.

Не исключено, — согласился Координатор, — но это потребует времени, поскольку нельзя не учитывать традиционное недоверие украинцев к полякам. В свою очередь поляки могут сыграть на религиозной близости. Большая часть населения западных областей Украины — униаты.

А это еще что такое? — поинтересовался убежденный атеист Жан.

Не углубляясь в подробности, эти люди, исповедующие православие, в то же время признают все догматы католической церкви и считают своим главой римского папу.

Значит, у поляков неплохие перспективы, — без труда сообразил Иоганн.

Суммируй, Корди, — сухо приказал Иван, которому явно начинал надоедать этот ликбез.

Ситуация на взгляд наших экспертов разрешится так: русские, как всегда, окажутся в проигрыше, а американцы, не мытьем, так катаньем, своего добьются.

Следовательно, Украина неминуемо попадет в сферу влияния США? — недовольно спросил Джон, тут же без всякого удовольствия подумавший о том, что ему ко всем его заботам только этой дурацкой Украины не хватало.

Сфера американских интересов захватывала большую часть земного шара, и Джону, как члену Совета Пяти, ответственному за США, волей–неволей приходилось вникать в проблемы тех стран, где имелось американское присутствие.

Не все так страшно, дорогой соратник, — успокоил Джона мрачно улыбнувшийся Иван. — Позвольте мне буквально в двух словах обрисовать нашу стратегию на Украине. Как вы понимаете, Совет Пяти не заинтересован ни в том, чтобы Украина тесно сблизилась с Россией, ни в том, чтобы она оказалась под Америкой. Хотя первое все‑таки предпочтительнее, — он криво усмехнулся, — в этом случае очевидно продолжение беспорядка и дальнейшее возрастание коррупции. Пусть сегодня всем кажется, что американцы торжествуют и празднуют победу. Но никогда не забывайте древнюю восточную мудрость: «Ранняя птичка может поймать червячка, но сыр‑то всегда достается второй мыши».

А где эта вторая мышь? — нетерпеливый Иона подал голос из иерусалимского далека.

Хороший вопрос, — рассмеялся Иван. — Мы‑то и есть те самые, вторые мыши. И поверьте, друзья, нам спешить некуда. Пусть они на Украине бесконечно выбирают Президента, меняют конституцию, отправляют в отставку одно правительство за другим, проводят бесконечные митинги и демонстрации. Все неминуемо ведет к тому, что нам нужно — к великому хаосу и полному безвластью. Если мы добьемся этого на Украине, чем черт не шутит, может, этот хаос перекинется и на Россию? А пока и те и другие, ни о чем не подозревая, работают на нас.

Толково придумано, — произнес всегда уважающий Ивана Иоганн.

Нет возражений считать общую концепцию принятой? — с выражением записного бюрократа спросил Иван.

Возражений не было.

Задержу ваше внимание, господа, еще буквально на пару минут, — безразлично начал Иван, собиравшийся взорвать подготовленную им небольшую бомбочку. — Хотя вероятность и не слишком велика, мы не исключаем того, что на Украине вспыхнет гражданская война…

Замечательно! — воскликнул эмоциональный Иона.

Остальные с нескрываемым интересом слушали, что последует дальше.

Уже пару месяцев на Украине находится наш человек с очень широкими полномочиями, это Степан Позняк, он же Стэнли Майятт. Он гражданин США, родился в Филадельфии в тысяча девятьсот сороковом году, но свободно говорит по–украински. Он всю жизнь занимался полулегальным бизнесом и всевозможными аферами, но под судом никогда не был, поскольку был секретным информатором ФБР. Человек он умный и изворотливый.

Иван немного помолчал, оглядев каждого из участников совещания, потом продолжил:

А задача ему поставлена стравливать всех со всеми, используя лесть, подкуп и шантаж. Оружия на Украине навалом. В западных областях его хранят еще со времен Второй мировой войны, когда бандеровцы воевали с Красной Армией, да и с советских времен его осталось предостаточно. Позняк уже нашел крепких молодых людей, готовых с оружием в руках защищать «незалежность ридной неньки» хоть от русских, хоть от американцев и поляков. Корда на днях вылетит к нему и потом доложит нам реальную обстановку.

Предложение Ивана всех устроило. Джон и Иоганн быстро уехали. Первый спешил возвратиться в Вашингтон в свой кабинет в Пентагоне, второму еще предстояли деловые встречи в Нью–Йорке и Филадельфии.

Иван и Координатор остались вдвоем. Координатор, несмотря на свою хромоту, выступил в качестве прислуги и сварил крепкий кофе.

А ты не хочешь сам поехать на Украину? — спросил Координатор. — Чувствую, осенью там будет большая буча.

Пока не знаю, — неопределенно ответил Иван. — Посмотрим, как все сложится. Но ты уже сейчас возьмешь с собой Кристину.

Зачем? — искренне удивился Координатор. — Что девчонке там делать? И потом, как она объяснит свой очередной вояж господину Позину?

Ты всегда был занудой, Корди, — отмахнулся Иван. — Позину, по моим сведениям, скоро лететь в Лондон, причем одному. А она как раз тогда и уедет с тобой, оставив записку, что внезапно заболела одинокая двоюродная бабушка, скажем, в городе Сумы.

Все равно, не понимаю, зачем ее туда тащить, — упорствовал Координатор.

Не твоего ума дело! — резко сказал Иван. — Познакомишь ее со Степаном. Тот ее многому научит. По моим планам ей необходимо пройти курс молодого бойца — обучиться стрельбе из разных видов оружия, хотя бы некоторым приемам единоборств.

Она же стихи пишет! — воскликнул Координатор.

Он терпеть не мог, когда женщины занимались мужским делом — стреляли и одним ударом раскраивали черепа. Рядом с такими представителями слабого пола он всегда чувствовал себя неуютно.

Пусть себе пишет, — великодушно позволил Иван, — но в наш жестокий век писанием стихов не прокормишься. А поучившись у Степана, она сможет потом устроиться телохранительницей, — резонно заметил Иван.

Теперь Координатор понял, к чему готовит Кристину дальновидный Иван: в России среди высокопоставленных персон и олигархов стало модным нанимать в телохранители привлекательных девушек. Примелькавшись в качестве подруги Позина в известных кругах и приобретя необходимые навыки в стрельбе и в единоборствах, Кристина имела все шансы получить престижную, высокооплачиваемую и зачем‑то нужную Ивану работу. Продолжать дискуссию дальше смысла не имело.

Координатор виновато улыбнулся:

Ты знаешь, я — человек дисциплинированный. Сказано: взять с собой Кристину, и быть по сему. Как мне с ней связаться?

Она сама тебе позвонит на мобильный. Ты полетишь через Москву. Там встретишься с Иксом и передашь ему это, — Иван протянул Координатору запечатанный конверт. — А еще передашь ему мой строгий запрет на любые его попытки завладеть иконой. Пусть сидит тихо и не рыпается.

А какой иконой? — спросил Координатор, любивший точность.

Он знает, — не стал вдаваться в подробности Иван, который, поразмышляв, решил, что и ему самому пытаться завладеть чудотворной иконой Софийской Божьей матери не следует. Слишком уж много нашлось желающих на одну икону, хоть и чудотворную! Служба информации у Ивана, как мы знаем, была поставлена великолепно…

Координатор отправился собираться в Москву и Киев, а Иван отбыл в неизвестном нам направлении.

Появление Кристины в жизни Позина практически не изменило стиль его существования. Она оказалась девчонкой не только покладистой и уютной, но и всем интересующейся. Как‑то само собой получилось так, что он почти ей не изменял. Иногда, правда, он ненадолго навещал каких‑то старых подружек, да и то, если они на этом очень настаивали. Однако никаких новых романов не заводил.

Позин никогда не стремился к браку, предпочитая, как он именовал, «любовно–дружеские» отношения. Но даже они ему быстро прискучивали и надоедали. Совместная жизнь с женщиной под одной крышей редко продолжалась у него более полугода. Так уж случалось, что чаще всего ему попадались женщины, по характеру настырные и требовательные, видевшие в нем если и не будущего верного спутника, то хотя бы подходящий трамплин для дальнейшей карьеры. А Позин, сам человек откровенно не карьерный, их устремлений не разделял. Он охотно тратил на своих возлюбленных деньги, возил их на зарубежные курорты, баловал дорогими подарками, что только разжигало присущую этому женскому типу алчность, и они требовали еще и еще.

«Ну, прямо как в сказке про золотую рыбку!» — иногда с едкой самоиронией думал Позин.

К его вящему удивлению, Кристина оказалась совсем другой. Она ничего не требовала и охотно соглашалась буквально на все. Когда Позина приглашали на премьеру или вернисаж, она с видимым удовольствием составляла ему компанию.

Когда же ему было почему‑либо лень выбираться из дома, она с вовсе не наигранной радостью говорила:

— Знаешь, милый, я тоже спокойно сегодня посидела бы дома!

Кристина как‑то удивительно быстро и органично настроилась на его, Позина, психологическую волну.

Но больше всего приводило его в восторг то, что она постоянно запоем читала. Телевизор она почти не смотрела, презрительно фыркая при упоминании обожаемых женской частью населения России зарубежных сериалов. Нравились ей программы с участием Задорного и Жванецкого.

Познакомившись со стихами Кристины, Позин заметил в них очевидное влияние Есенина, которого не особо любил, считая слишком доступным и примитивным. Он составил ей список того, что необходимо было прочесть, как тактично выразился, «для расширения ее литературного кругозора». В том списке были Тютчев, Фет, Гумилев, Мандельштам, Пастернак, Ахматова и Цветаева. Благо что все эти книги стояли на полках.

Кристина пожирала книги, как голодная гусеница зеленую листву. Она открыла для себя Диккенса и Теккерея, Джейн Остин и сестер Бронте. Английские романы, которые Позин, как заядлый англофил, любил и собирал, увлекали ее. И с тем большей охотой она под ненавязчивым руководством Позина принялась за изучение английского языка.

Позин открыл в себе педагогический дар, о котором раньше и не подозревал. Правда, он еще в далеком школьном детстве любил рассказывать однокласснику Долоновичу о тех странах, где побывал с отцом, о прочитанных книгах. Нравилось ему поучать и направлять и невежественного Аристарха Молоканова. Но все это было не то.

Занимаясь с Кристиной, он ощущал себя Пигмалионом, создающим свою прекрасную Галатею. Кристина и вправду была хороша. Любил ли он ее? Над этим вопросом он как‑то не задумывался. Ему было с ней уютно, а главное — интересно. Она была активной слушательницей, задающей вопросы и жаждущей докопаться до самых глубин того, что ее интересовало. А интересно ей было все — книги, фильмы, спектакли, политика, экономика, но прежде всего люди. О каждом новом знакомце, которого он ей представлял, она старалась выспросить все. Позин уже начал подумывать, не собирается ли она вывести его друзей и подруг в каком‑нибудь романе, который собирается написать.

Самое поразительное, она никогда не просила у него денег. Хозяйственные покупки они обычно делали вдвоем, с удовольствием бродя либо по рынкам, либо по супермаркетам. К тряпкам она не была равнодушна, но и не делала из одежды культа.

Позин иногда говорил:

Давай купим тебе что‑нибудь новенькое.

Давай, — охотно соглашалась она.

В магазине она безошибочно выбирала вещь изысканную и не слишком дорогую. Вкус у девушки был отменный. Но если он не предлагал ей сделать покупку, она сама никогда ни о чем не просила.

В сексе она была неутомима, но вовсе не ненасытна и ненавязчива. Позину страшно нравилось ее органичное бесстыдство — она обожала ходить по квартире полностью обнаженной и выглядела, как фарфоровая статуэтка.

Позин давно заметил, как по–разному женщины раздеваются. Одни, даже проститутки, никогда не делают этого при мужчине, скрываясь в ванной комнате. Другие раздеваются застенчиво и неловко. Кто‑то снимает одежду деловито и сосредоточенно. А вот у Кристины это получалось как‑то незаметно и само собой естественно. Позин чаще всего не успевал даже заметить начало и конца процесса: только что она была в джинсах и футболке, и вот она уже обнаженная лежит в постели и вопросительно смотрит на него, словно спрашивая: «Придешь?»

Честно говоря, Позин редко мог устоять. Ласки Кристины были медленными и долгими. Наверное, какому‑нибудь мужчине в них не хватало бы порыва, страсти. Но у Позина было много женщин, и эротический ритм Кристины его вполне устраивал.

Как‑то сразу стало очевидно, что быстрейшие достижения бурного оргазма не входит в задачу ни одного из партнеров. Через полчаса взаимных нежных ласк они могли сделать перерыв и выпить по чашке зеленого чая, а потом вернуться к любовным играм. Позин поймал себя на мысли, что хочет Кристину постоянно, независимо от того, есть ли у него состояние эрекции.

«А если это любовь?» — в ужасе про себя подумал он, а вслух сказал, глядя на Кристину, возвращающуюся из ванной после принятия душа:

Боже, до чего же ты прекрасна!

Ты вправду так думаешь? — недоверчиво спросила Кристина.

Хочешь, я тебе открою страшный женский секрет, который знают только такие старые бабники, как я? — вопросом на вопрос ответил Позин.

Еще спрашиваешь! Конечно, хочу! — Кристина, совершенно обнаженная, подошла к нему и встала, соблазнительно раздвинув ноги.

Очень немногие женщины в обнаженном виде выглядят лучше, чем в одетом, — заговорщическим шепотом сообщил Позин.

А я? — живо поинтересовалась Кристина.

Ты как раз то редкое исключение! — с жаром произнес Александр, прижимая ее впалый животик к своей щеке.

Подожди! — остановила его Кристина. — Я хочу тебе прочесть новый свой стих.

Она присела на край постели и задумчиво начала читать:

Ну, как тебе? — робко спросила Кристина.

Совсем в другом стиле, чем раньше, — сказал Александр и хотел добавить что‑то одобрительно–ироническое, но тут раздался резкий телефонный звонок.

Голос Долоновича из Лондона звучал озабоченно:

Санек, нужно, чтобы ты завтра или в крайнем случае послезавтра прилетел в Лондон. Дело не терпит отлагательства! У тебя ведь виза многократная?

Многократная, — без всякой радости отозвался Позин, которому было лень куда бы то ни было двигаться, а тем более лететь к Долоновичу.

Значит, бери билет на ближайший рейс, — приказал Долонович.

Слушаюсь, босс, — уныло ответил Позин и, услышав короткие гудки, повесил трубку.

Кристина вопросительно посмотрела на него.

Шеф в Лондон вызывает, — сообщил Александр притихнувшей девушке.

А как же я? — растерянно спросила она.

Да это ненадолго… на день–два, — успокоил ее Александр, — поживешь тут одна. Все равно тебе англичане так быстро визу не дадут. Но в другой раз я тебя обязательно свожу в Лондон.

Когда на следующее утро Позин уехал за билетом, Кристине пришло на мобильный телефон сообщение:

«Ты завтра едешь с Корди в Киев. Другу оставишь записку, что срочно выехала к внезапно заболевшей бабушке, скажем, в город Сумы. Позвони Корди, он ждет…»

Далее следовал номер телефона. Подписи не было, но Кристине она и не была нужна.

«Ты, милый, езжай в свой дурацкий Лондон, а я прокачусь в Киев. С Корди всегда спокойно. Он меня в обиду не даст!» — подумала Кристина, но тут же вспомнила, что произошло в Ялте, и по спине пробежал неприятный холодок.

Но Кристина была слишком молода, чтобы быть пессимисткой, и потому не сомневалась, что уж с ней- то ничего плохого не случится — не зря же ей покровительствует «Ванечка»!

Долонович принял старого друга в своем по спартански обставленном рабочем кабинете. Он был более чем обычно небрит и крайне озабочен.

Не буду тебя вводить в детали, но швейцарские следователи копают давнюю историю с кредитом Международного валютного фонда в четыре миллиарда восемьсот миллионов долларов, поступившего в Россию незадолго до дефолта. Часть его шла на Запад через фирму «Руником», в которой я был основным акционером. Но даже, если швейцарцы не докопаются, наша родная Счетная палата может нарыть еще много чего другого. К примеру, по тем же залоговым аукционам, в которые нас тогда втравил этот подонок ИКС.

Да он сам первым в Счетную палату и стукнет, — подтвердил Позин. — Но чем я могу тебе помочь, дружище?

Мне срочно нужна икона Софийской Божией матери! Помнишь, я посылал тебя на выставку, где демонстрировали ее копию?

Конечно, помню. Как раз в тот день ее куда‑то увозили, на реставрацию, что ли, — без труда припомнил Александр, умолчав о том, что на следующий день пойти туда поленился. — Ты просил меня ее купить, но они не продали.

Теперь мне нужен подлинник! — громко воскликнул Долонович. — Я торжественно подарю его России, и тогда все забудется о махинации с кредитами, и залоговыми аукционами, и покупкой футбольных команд. Вернуть России подлинник ее покровительницы и спасительницы чудотворной иконы! Кто на это способен? Только Александр Долонович! Патриот не на словах, а на деле! — Долонович начал заводиться и повышать голос, будто пытался убедить в своей правоте враждебную аудиторию.

Саш, я на все для тебя готов, но где я эту икону возьму? — попытался охладить пыл старого приятеля Позин.

Тебе ничего ни искать, ни брать не придется! — Долонович вновь обрел свою обычную деловитость. — Ее уже нашел этот мерзавец Горст. Но я у него ее перекуплю, а если не продаст — пожалеет!

Ну уж с Горстом я никаких дел иметь не хочу, — заканючил Позин. Они терпеть не могли друг друга еще со времен Ельцина, когда Горст только нащупывал узкую тропинку к власти и процветанию.

Да ты его и не увидишь, — успокоил его Долонович. — Извини, я использую тебя в этот раз исключительно в роли курьера. Никаких общедоступных средств связи, сам понимаешь, я использовать не могу. Риск слишком велик. А послать это, — Долонович протянул Позину конверт, — я могу только с человеком, которому доверяю, как самому себе! А из таких у меня только ты!

Долонович порывисто обнял Позина, который был несколько шокирован таким откровенным излиянием чувств обычно сдержанного и ироничного приятеля.

«Видно, его и в самом деле прижало серьезней некуда», — без особого восторга подумал Александр Позин.

— В аэропорту «Шереметьево» тебя будет ждать у выхода из ВИП–зала человек по фамилии Булкин. Он тебя отвезет к Гаврилычу, которому ты передашь конверт Премия за образцовое выполнение ответственного задания тебе уже переведена на банковскую карточку. Смотри, Санек, не потеряй конверт, — пошутил на прощание Долонович.

Гаврилыч, а точнее, Николай Гаврилович Белокуров, отставной генерал КГБ, занимал в холдинге Долоновича должность непонятную — нечто среднее между тайным советником владельца и куратором службы безопасности. Почти никто не мог понять, почему этот уродливый, немощный, хотя и всегда приветливый, старец имеет большой оклад и персональную машину с водителем. Заметного толку от его деятельности не было. Только немногие избранные, в том числе и Позин, были осведомлены о ценности старика Гаврилыча.

Закончив войну опытным лейтенантом СМЕРШа, Белокуров волей судьбы оказался на службе в Управлении кадров МГБ, где и просидел всю оставшуюся жизнь, медленно, но неуклонно поднимаясь по служебной лестнице. Непритязательного и исполнительного чиновника в форме счастливо миновали все ветры перемен и переименований, и он тихонько при Ельцине ушел на пенсию. Бесценность старика Гаврилыча заключалась в его феноменальной памяти — он помнил всех, чьи дела когда‑нибудь проходили через его надежные руки.

Передавая Белокурову послание их общего шефа, Позин в очередной раз подумал:

«Как коренастый, пузатенький старик Гаврилыч со своей неизменной улыбочкой похож на перезрелый гриб, затаившийся в глухой чаще, куда никогда не ступала нога грибника!»

Белокуров не считал Позина серьезным человеком и потому взял конверт и пожелал тому крупного выигрыша во время очередного визита в казино.

Потом внимательно прочел послание Долоновича, аккуратно сжег его над массивной пепельницей и предался недолгим размышлениям. Предстояло сформировать группу для выполнения поставленной руководством задачи. Уже через час намеченная Белокуровым троица сидела у него в кабинете и внимательно выслушивала инструкции.

Старшим Белокуров определил полковника внешней разведки в отставке Афанасия Кирилловича Селищева, который из своих пятидесяти пяти лет двадцать провел в качестве разведчика–нелегала и, несмотря на возраст, один мог легко положить пятерых.

Вторым стал Захар Полосин, деревенский крепыш, прошедший школу спецназа ПРУ в Афганистане.

А третьим — Виталий Карцев, по кличке Большой. Просто потому, что был действительно большой и не только ломал руками подковы, но и прекрасно стрелял и метал ножи. Ко всем достоинствам Большой бегло говорил по–португальски, поскольку под видом военного советника выполнял свой интернациональный долг в Анголе.

В настоящий момент Селищев служил в холдинге Долоновича, занимаясь аналитикой зарубежных рынков, Полосин возглавлял охрану серьезной компьютерной фирмы, а Большой руководил охраной одного из самых престижных ночных клубов.

Гонорар, предложенный им Белокуровым, существенно превышал их годовые оклады, поэтому все с готовностью согласились.

— Да и разомнемся чуток, — пробасил весельчак и заводила Захар, самый молодой из троих.

На следующий день группа убыла к месту назначения.

В свою очередь наш давний знакомец Панкрат Суслин не сидел сложа руки. Улетая в Швейцарию, он строго–настрого приказал директору своего банка добыть икону Софийской Божией матери. Через свои многочисленные каналы информации Суслин установил, что наглый прохиндей и балабол Горст почти у цели, и в ВИП–зале аэропорта «Шереметьево» мрачно шепнул на ухо перетрусившему не на шутку банкиру:

Не добудешь икону, урою!

«А ведь и на самом деле уроет и не задумается!» — трясся от страха на заднем сиденье бронированного «Мерседеса-600» бедняга банкир, проклиная тот день и час, когда согласился стать директором банка, фактическим владельцем которого был Панкрат. Этот еще сравнительно молодой человек по фамилии Зюзин был одаренным финансистом, но ему никогда в жизни не приходилось биться за какую‑то непонятную икону с влиятельным политиком, каковым он считал Горста.

Пребывая в состоянии полной прострации, Зюзин вызвал начальника охраны банка отставного подполковника ОМОНА Валентина Петухова и довольно сбивчиво передал ему приказ Панкрата.

К удивлению Зюзина, Петухов, многократно бывавший в переделках и перестрелках, воспринял изложенное совершенно невозмутимо:

Не извольте беспокоиться, Валерий Яковлевич, все сделаем с ребятами в

наилучшем виде. Мало ли мы уголовников в своей жизни видали, — заверил отставной подполковник Зюзина.

Но Горст не уголовник, а председатель Комитета Государственной Думы! —

возразил банкир.

Замашки‑то у этого председателя всяко типично бандитские, — осклабился во

весь золотозубый рот Петухов, — я вам вот что скажу, Валерий Яковлевич, народ у нас дурной — кого скажут, того и выбирает. А нас‑то, кто правду знает, разве слушают?

Несколько ободрившийся Зюзин углубился в полугодовой баланс банка, а Петухов отправился готовить свою команду для исполнения приказа.

Бешеный смотрел по телевизору новости, когда в его комнате неслышно появилась Эльзевира. Произошло нечто экстраординарное: до сих пор она никогда к нему не заходила, а всегда через верную Марту приглашала к себе.

Я получила от нашего общего друга срочное сообщение для вас, Савелий

Кузьмич, — в голосе ее звучало старательно заглушаемое волнение.

Савелий выключил телевизор.

А наш друг все еще на своем любимом острове?

Нет. Он в Ираке. И он просит вас немедленно действовать…

Мне что, в Ирак лететь? — с явным интересом спросил Савелий.

Даже и не заикайтесь об этом, — Эльзевира в притворном ужасе подняла обе

руки к лицу. — Все намного проще, но не знаю — легче ли.

Рассказывайте, не томите, — попросил Савелий.

Наш друг просил вам передать, что по имеющейся у него информации

несколько, как он выразился, малопочтенных джентльменов находятся буквально в нескольких шагах от известной нам иконы и, если им не помешать, кто‑то из них может ею завладеть. Через час за вами придет машина, которая к завтрашнему утру доставит вас в областной центр, где вас будет ждать вертолет.

Ох, уж любит наш Феликс Андреевич эти винтокрылые игрушки, — не

удержался Савелий, — а мне они еще в Афганистане надоели. Тарахтят и падают, но если исправные — везут быстро.

Я и самолеты‑то не переношу. Человек в небе — в этом есть что‑то глубоко

неестественное, — призналась Эльзевира.

В нашем деле транспортные средства выбирать не приходится. Катались и на

броне, — серьезно заметил Савелий, а потом с улыбкой добавил: — Передайте нашему другу — приказ получил и приступил к исполнению. И еще скажите, Мухтар постарается — он поймет…

Из машины Савелий набрал мобильный номер Константина Рокотова:

Ты где, любимый ученик и верный последователь?

Как где? В монастыре. Икону от врагов охраняю.

Продолжай в том же духе. Приготовься к приему гостей. Их ожидается немало, и все голодные. Я спешу помочь приготовить им достойную трапезу.

Все понял. Жду с нетерпением. Поторопись, братишка!..

Битва за чудотворную икону Софийской Божией матери вступала в решающую фазу…