Пока Рассказов со своим партнером готовятся к сексуальным баталиям, вернемся в странный особняк шестнадцатого века. На этот раз он был погружен в полумрак и тишину: было так тихо, что казалось, пролети муха в самой дальней комнате, ее будет слышно в другой. Пятый член Братства сидел в приемной за огромным столом, инкрустированным перламутром, и что-то писал. Вместе с ритуальными предметами Братства на столе стояла современная техника, которая в этом окружении выглядела странно, как наручные часы у средневекового рыцаря.

Мелодичная трель телефона прервала его писанину. — Мастер, к вам посетитель, — услышал он бесстрастный мужской голос. — Он член нашего Братства. — Пусть войдет.

Буквально через минуту в приемную вошел высокий статный мужчина. Его взгляд и гордая осанка говорили об открытом характере и бесстрашии.

— Приветствую тебя, Брат мой! — оторвав глаза от бумаги, проговорил Мастер. — Займи это место! — Он указал на кресло с высокой спинкой.

— И я приветствую тебя, Пятый член нашего Братства! Чем обязан столь поспешному вызову на глаза Вашей Светлости? — прямо спросил вошедший.

— Должен заметить, что твое усердие в московских событиях августа девяносто первого года было замечено Великим Магистратом, и ты заслуженно переведен на более высшую ступень Ордена. Поздравляю тебя. Брат мой! — торжественно закончил Мастер. Встав со своего кресла, он взял в правую руку шпагу и прислонил к своему лбу.

Гость опустился перед ним на правое колено, наклонил голову. Мастер возложил шпагу на его плечо и громко произнес:

— С этого момента ты нарекаешься членом Малого Магистрата Российской ложи!

— Клянусь быть верным до конца своих дней нашему Ордену! — твердо отозвался посетитель, затем медленно поднялся, сделал пару шагов к столу и замер в почтительном ожидании. Мастер капнул разогретым сургучом на кусок пергамента прямо под текстом, затем аккуратно приложил свой перстень с печаткой. Подержав несколько секунд, чтобы остыл сургуч, он вручил пергамент гостю, вытащил из шкатулки другой перстень и надел его на руку стоящему перед ним.

— С этого момента под ваше покровительство попадает пятая часть Российской ложи. Я радуюсь вашему новому назначению и от имени всех членов Великого Магистрата нашего Ордена поздравляю вас!

— Благодарю вас. Мастер! — Гость почтительно склонил на секунду голову, потом выпрямился и застыл в ожидании.

Мастеру нравился этот человек, и он верил, что тот рано или поздно займет одно из самых высоких мест в Ордене. У него была хорошая родословная: выходец из древнего рода русских князей. Его родители были вывезены в Европу в младенчестве с наступлением эпохи «диктатуры пролетариата». Когда родился Георгий, Великий «отец народов» уже отправился в ад, и взоры эмигрантов вновь повернулись в сторону Родины. Маленького Георгия с пеленок обучали великому русскому языку, которым он и овладел в совершенстве. Кроме этого, он свободно говорил на английском, французском, немецком и итальянском. Благодаря связям отца в дипломатических кругах Георгию удалось восстановить гражданство и отправиться на обучение в Университет Дружбы народов в Москве, который он и закончил с отличием. Удачно женившись на дочке-красавице одного из псковских работников, он сумел завоевать доверие своего тестя, который определил его работать в МИД.

За год до начала учебы в университете Георгий стал членом Ордена. Перед ним была поставлена задача постепенно врасти в высшие правительственные круги России. Это была долговременная программа, и он как бы был законсервирован на время и освобожден от других дел. Активную деятельность для Ордена он начал с первых дней перестройки, затеянной Горбачевым. Георгий был умным и дальновидным человеком. Он никогда и никому не открывался до конца, и каждый новый его руководитель думал, что Георгий всецело верен только ему. Он был настолько тонким дипломатом, что его карьера никоим образом не могла пошатнуться при любой власти.

Постепенно он обрастал связями, окружал себя преданными людьми, готовыми выполнить все, что он прикажет. Он создал совершенную организацию, которую почти невозможно было раскрыть. Она состояла из «ступенчатых троек». Каждый член их общества мог знать только своего соратника — непосредственного руководителя, который в свою очередь знал двух подчиненных и одного из более высшей ступени. Если бы кто-то провалился, то он мог выдать одного-двух человек.

Георгий тщательно отбирал людей: одних назначал на роль боевиков, профессиональных убийц, охранников; других заставлял работать головой, помогал им в учебе, в работе, в защите ученых степеней; третьим оставлял роль простых исполнителей. Когда ему поступил приказ убрать генерала Галина, Георгий моментально перебрал всех своих боевиков и остановил выбор на одном очень опытном сотруднике госбезопасности. Он должен был подстраховать члена Братства, которому и была поручена роль убийцы. Если бы что-то помешало ему убить генерала, то боевик обязан был довести дело до конца, а затем расправиться с членом Братства.

Акция прошла успешно, но только один Георгий знал, чего стоила ее подготовка, проведенная в столь короткий срок. Во время подготовки пришлось отправить на тот свет еще несколько человек, чтобы отвести подозрения от непосредственного исполнителя, которым все равно пришлось пожертвовать, потому что Георгий не любил оставлять следов. Он всегда действовал наверняка и все делал так, чтобы в любом случае остаться выигрыше. Как говорится, свои люди у него были по обе стороны баррикад.

Поэтому его не особенно взволновал провал августовского путча: он даже его смог обратить в свою пользу и после «победы демократии», умело поддержав команду Ельцина, почти вплотную приблизился к Президенту. Уйдя из МИДа, он сумел стать военным советником. Георгий прекрасно понимал, что армия имеет огромное значение в России и побеждает тот, на чьей она стороне.

Постепенно Георгий входил в доверие самых высоких военных чинов и мечтал стать приятелем самого министра, но это ему никак не удавалось. Тогда он начал придерживаться старой народной мудрости: «Если не можешь стать другом своего врага, стань другом его врагов». С момента разрушения Берлинской стены Георгий понял, что вывод советских войск из Германии — дело ближайшего будущего. Он побывал в Западной группе войск и сразу решил, что люди, стоящие во главе группы, с выводом ее из Германии очень многое потеряют, а потому постараются максимально извлечь для себя выгоду до принятия соответствующего решения. Умница и обаятельный человек, Георгий постарался подружиться с кем-нибудь из приближенных командующего ЗГВ. Помогло ему и то, что он имел возможность связаться с зарубежными партнерами, которые были готовы приобрести технику и оружие ЗГВ.

Легкие деньги очень заманчивы, и военных «коммерсантов» становилось все больше и больше, пока дело не приняло такой массовый характер, что в ЗГВ стали толпами стекаться всевозможные проверяющие и контролирующие. Но что они могли «откопать» в такой структуре, как армия? Даже если командующий и принимал участие в распродаже военного имущества, то доказать это было нелегко. Конечно, дыма без огня не бывает, и кого-то необходимо было сделать козлом отпущения. Почувствовав, что дело пахнет жареным, министр обороны не стал особо биться, чтобы прикрыть своего нового заместителя, бывшего командующего ЗГВ, и расстался с ним без особых сожалений.

Здесь нужно заметить, что Георгий сыграл большую роль в октябрьских событиях девяносто третьего года. Он был отличным психологом и четко вычислил «идейных вождей» захвативших Белый дом. Умело лавируя между командой бывшего «афганского летчика» и военными, поддерживающими Президента и министра обороны, Георгий то одним, то другим подкидывал идеи, которые те подхватывали и выдавали за свои. Первых он убеждал держаться до последнего, потому что за ними стоит «весь народ», который устал ждать «светлого будущего». Другим он говорил, что демократия находится под угрозой, и если к власти придут те, что засели в Белом доме, то страну охватит гражданская война, а «народ этого не желает».

Военным, которые хотели подняться на защиту демократии и захватить Белый дом, он советовал подождать, пока его защитники сами не сдадутся на милость победителей, а тем, кто не хотел ввязываться в это противостояние, пытался доказать, что только силой можно заставить засевших в парламенте сложить оружие. Его умелая тактика привела к тому, что обе стороны перед лицом мировой общественности показали себя настоящими варварами. Доверие и к тем, и к другим было окончательно подорвано и у российского народа, а этого и добивался Орден.

В российских делах Георгий был самым сведущим человеком в Ордене. Потому-то его и вызвал Пятый член Великого Магистрата, чтобы поручить ему дело, которое обещало стать самым крупным за последние двадцать-тридцать лет существования Ордена в этой стране. Отметив заслуги Георгия, Мастер заговорил с ним о контейнерах. Не открывая всех карт, он приказал ему любыми путями добыть эти контейнеры и не допустить, чтобы кто-то другой овладел ими. Они долго сидели вдвоем, анализируя все возможные средства, которые могли бы помочь в этом архитрудном деле. Они говорили и о попытке внедрения своего человека в отряд госбезопасности, и о возможности установить визуальную разведку, чтобы не выпустить из поля зрения этот отряд. Георгий выдвинул еще один вариант, который пришелся по душе Мастеру: он предложил лично набрать отряд, возглавить его, повести по следам гэбэшников, чтобы у финиша вырвать у них победу, захватив контейнеры. Остановились на том, что Мастер предоставил Георгию все полномочия на самостоятельные действия по созданию отряда и разработке его маршрута.

Но хитрый Мастер не все рассказал своему протеже. После того как лет пятнадцать назад его предал любимый ученик, он никому больше не доверял и не изменял своему принципу даже тогда, когда это вредило делу. Таких примеров было немало, особенно в последнее время. Мастеру стало известно, что живых свидетелей захоронения контейнеров осталось всего двое. Одного обнаружили в больнице с тремя ранениями. Решив дождаться его выздоровления, Мастер приказал своему человеку, вхожему в эту больницу, не выпускать из виду раненого, а другому — организовать его похищение. Ни тот, ни другой не догадывались о существовании друг друга. Когда раненого неожиданно выкрали неизвестные. Мастер, подстраховывая более нужного члена Братства, приказал убрать первого и тем самым, совершенно этого не желая, устранил лишнего свидетеля, облегчая задачу людям Красавчика-Стива.

Позднее Мастеру сообщили, что наконец-то отыскали еще одного участника экспедиции, но им интересуется какая-то криминальная структура, которая предлагает обменять его на раненого. Естественно, никто из информаторов не знал всей картины, известной только Мастеру. Соединив все разрозненные сведения в единое целое, он моментально сообразил, что криминальная группа, предложившая обмен захваченного ими Савелия на якобы обыкновенного уголовника, была прекрасно осведомлена, что им является один из свидетелей захоронения контейнеров.

Мастер сразу понял, что к поискам контейнеров подключился новый, весьма умный противник, который все очень тонко рассчитывает наперед, а криминальная структура выступает в качестве «подставного лица», чтобы не вызывать излишнего любопытства к Седому. И если судить по тому, как оперативно раскручивается дело по обмену, этот противник не только умен, но и обладает большими связями в Органах. Кто эти люди? Кто за ними стоит? Если до сих пор их пути не пересекались и они не мешали друг другу, то сейчас их интересы совпали. Необходимо как можно скорее выяснить все, что возможно, об этом неожиданно появившемся противнике.

Тщательно все взвесив, Мастер решил поменять свои планы, чтобы сразу насторожить неизвестного противника. Он мог бы начать играть в открытую, с другой стороны, мог бы залечь на дно. Попробуй тогда найди его! Нет, если появился хищник, который выслеживает добычу, другому хищнику, если он умнее, нужно сберечь силы. И когда первый хищник отыщет добычу, напасть и отобрать ее.

Однако он понимал и то, что сейчас появился не один противник, а двое, и кто из них первым найдет добычу, было неизвестно. Это означало, что нужно создавать не один отряд, а два, и каждый будет бороться со своим противником.

Георгий отвечал за российский отряд, и Мастер был уверен, что лучшего командира не найти. Но он также догадывался, что второй противник будет действовать вне территории России. С этим вариантом было и легче и сложнее одновременно. Легче потому, что можно было набрать первоклассных наемников для выполнения задачи, а труднее — потому что классные специалисты известны многим, и вряд ли о них не знает потенциальный противник. Поэтому Мастер начал с разработки российского варианта, чтобы больше оставалось времени для обдумывания другой задачи. На ошибку он просто не имел права.

Порывшись в памяти, он вспомнил, что среди специалистов такого рода у него есть человек, прошедший, как говорится, огонь, воду и медные трубы. Он довольно часто выполнял сложные поручения Ордена и пока ни разу не подводил. Правда, Мастеру не нравилось, что он был излишне жесток с людьми, и не щадил никого: ни детей, ни женщин, ни стариков. Но для данного дела он будет самым подходящим человеком.

Этого человека звали Честер Уоркер, и он носил прозвище Бешеная Акула.

Обмен состоялся

Получив необходимые бумаги от прокурора, генерал Богомолов вручил их Воронову, и тот, на всякий случай взяв с собой пару надежных сотрудников, отправился в Бутырку. Как и было обговорено, их служебную машину впустили прямо на территорию тюрьмы, хотя и не обошлось без проволочек. Начальник спецчасти Бутырки был явно недоволен странным переводом подследственного в ведение госбезопасности. Он очень долго изучал привезенные документы, явно стараясь найти зацепку, чтобы придраться и не выдать строптивому гэбэшному майору своего подопечного. Скорее всего он бы так и поступил, но, на счастье, неожиданно появился прокурор Зелинский, который извинился за то, что задержался по такой заурядной причине, как поломка машины во время следования в Бутырку.

Сразу же узнав Воронова, он, однако, не показывал этого и в резких тонах обрушился на капитана спецчасти за то, что тот подверг сомнению документы, лично им подготовленные. Пожилой капитан переступал с ноги на ногу, как школьник, что-то бормоча в свое оправдание. Воронову даже стало жалко старика, и он решил прийти ему на помощь.

— Ладно, товарищ прокурор, все в порядке! Возможно, капитану не часто приходилось сталкиваться с такими делами.

— Если откровенно, то это первый случай за время моей работы здесь! — Капитан, как за соломинку, ухватился за подсказку Воронова и с благодарностью посмотрел на своего неожиданного защитника. — Хорошо,

— кивнул Зелинский. — Если майор Воронов не имеет к вам претензий, то будем считать это недоразумением. Идите и приведите сюда подследственного Бондаря.

— Да-да, сейчас будет здесь! — засуетился капитан и направился к выходу, но на пороге остановился и виновато предложил: — Может, чайку или кофе?

— Отличная мысль! — улыбнулся Воронов и взглянул на Зелинского. — Мне чаю, а вам?

— Аналогично, — усмехнулся Зелинский и наконец-то присел на стул.

— Комарин! — крикнул капитан, и в комнату тут же заглянул молоденький сержант. — Чайку пару стаканов, и покрепче! — Сей момент!

— бодро козырнул тот. Когда они остались одни, Зелинский встал и подошел к Воронову. — Ну, здравствуй, Андрей!

— Здравствуй, Саша… — Он не договорил, и они крепко, по-мужски обнялись.

— Сколько же мы с тобой не виделись? — покачал головой Зелинский.

— Много, Саша, много! — вздохнул Воронов. — Но мы о тебе не так давно вспоминали с одним нашим общим знакомым… — Он замолчал и хитро уставился на Зелинского.

— С Говорковым? — сразу же догадался тот. — Он жив? Как у него дела? Где он?

— Надо же! — с удивлением произнес Воронов. — Как это ты сразу догадался, что речь идет именно о нем?

— Сам не знаю, как у меня вырвалось, — признался Зелинский. — Я его очень часто вспоминал. В этом человеке есть что-то такое, что в наше время довольно редко встречается в людях. Сразу даже и не знаю, как объяснить: сила духа, что ли? Чистота неимоверная! Вера! Точно, в нем всегда живет вера! Скажи, капитан, когда ты видел его в последний раз? — Видел-то я его совсем недавно, — Воронов тяжело вздохнул. — Но это отдельный и долгий разговор…

— Что ж, буду с нетерпением ожидать, когда мы сможем встретиться и поговорить. Вот мои телефоны, служебный и домашний. — Зелинский достал визитку и протянул Воронову. — А я его несколько лет не видел…

— Он мне рассказывал, как ты его вытащил из тюрьмы.

— Не я один! — возразил Зелинский. — А некоторые из тех, кто помогал Савелию, ушли из жизни. Савка столько усилий потратил, чтобы задержать эту скотину, и все напрасно.

— Имеешь в виду Воланда? Я думал, прокуратуре доложили, что он отправился в ад, — усмехнулся Воронов.

— Воланд? Когда? — с удивлением воскликнул Зелинский.

— Совсем недавно, — нехотя ответил Андрей, начиная жалеть, что рассказал Зелинскому об этом. — Правда, за точность информации не ручаюсь. — Он попытался улыбнуться.

— Вот что, дорогой мой однополчанин, ты со мною не финти. Если не должен был говорить — одно; если действительно это только слухи — другое! — В глазах прокурора было столько печальной усталости, что Воронову даже стало его немного жаль. — Извини, Саша, рефлекс сработал, — чистосердечно признался он. — За то время, как ты не виделся с Савкой, столько всего произошло, что… — Воронов махнул рукой.

— Могу себе представить, если наш «вечный капитан» получил наконец звание майора, да еще в органах! — добродушно заметил Зелинский. — Ты не подумай чего, это я так, от боли за Савку. Особенно в последние дни заметил: ноет за него душа, и все тут!

— И не напрасно, — вздохнул Воронов. — Сейчас отвезу к нам этого Бондаря, и если ты свободен, то можем встретиться. Тогда и побеседуем,

— многозначительно добавил он.

— Отличная мысль, — оживился Зелинский. — Я буду ждать твоего звонка на работе, хорошо?

Пока они разговаривали, капитан спецчасти спешил в камеру, где сидел подследственный Бондарь. Он шел и, мысленно ругая себя, благодарил майора, которого сам и «волынил». Интересно, хватило бы у него порядочности, случись ему оказаться на месте этого майора? Вряд ли — признался он сам себе. Капитан Сидоров действительно был в том возрасте, когда нормальные сотрудники носили полковничьи, подполковничьи, в крайнем случае — майорские погоны. В том, что он оставался капитаном было трудно винить его самого и тем более кого-то другого. Его нельзя было назвать неисполнительным или некомпетентным работником, нет, он был толковым и старательным служакой, но… все это было в меру. Причем эта мера была такой маленькой, что некоторые думали о нем гораздо хуже, чем он был на самом деле.

В своих мечтах Сидоров сразу становился смелым, даже безрассудным парнем, любимцем окружающих. Но в действительности все обстояло иначе. Он был застенчив, неприметен, никогда не высовывался. И начальство его не замечало. Даже кадровики, случайно наткнувшись на его документы, делали удивленные лица, обнаружив, что он столько лет ходит в капитанах. Они давали себе слово, что попытаются узнать, с чем это связано, и… через пару дней напрочь забывали об «этом Сидорове» до следующего раза.

Надо заметить, что и должность начальника спецчасти он получил не как все. Несколько лет назад бывший начальник ушел по возрасту на пенсию. Исполняющим обязанности стал Сидоров, и не потому что был назначен приказом, а потому, что был его заместителем. «Наверху» решили вернуться к этому вопросу позднее и… естественно, забыли об этом. А Сидоров добросовестно работал, постепенно к нему прилипло — «начальник спецчасти», с чем и свыклось руководство. Но если бы кто-то решился найти приказ о назначении Сидорова на эту должность, то поиски ни к чему бы не привели. Никому и в голову не приходило, что приказа просто не существует. Таких людей вокруг нас много, и только их неприметность и ненавязчивость заставляет думать, что их раз-два и обчелся.

А в это время подследственный, к которому шел начальник спецчасти Сидоров, стоял посередине камеры перед тремя «накачанными» парнями. Судя по тому, что для этого противостояния сокамерники дружно освободили место, ему должно было предшествовать что-то неординарное.

Все началось несколько дней назад. В тот день в камеру втолкнули трех приятелей, которые сразу же повели себя нагло. По всем тюремным законам вновь прибывший должен первым делом осведомиться, есть ли в камере «вор в законе» или хотя бы «хозяин камеры», а потом уже пытаться «качать права», если имеет для этого основания. Парни нарушили неписаные законы.

Естественно, это не понравилось блатным. Началась потасовка, которая могла закончиться поражением новичков, но двери распахнулись, влетели надзиратели и похватали нарушителей режима, но не новичков, а «старожилов», среди них и хозяина, и потащили в карцер.

Новички же, дождавшись, когда стихнут шаги вертухаев, стали насмехаться над «баранами». А потом, словно для того, чтобы утвердить свой авторитет, начали избивать одного из самых безобидных стариков. Никто не встал на его защиту, все прикрылись древней как мир формулировкой: «Моя хата с краю, я ничего не знаю!» Трудно сказать, что подтолкнуло Бондаря: то ли ему помешал шум, то ли вспомнился Афганистан, где убивали безоружных и беззащитных людей, но он неожиданно для всех громко бросил: — Может, хватить над стариком измываться? В его голосе было что-то такое, что парни как по команде отвернулись от бедного старика и взглянули в сторону Бондаря, сидевшего на втором ярусе.

— Это кто там пасть разевает? — зло ощерился тот, что был похилее всех из этой тройки. С первых минут парень давал понять, что является самым «крутым» из них. — Тебе бы рядом с аптекой жить, — спокойно заметил Бондарь и даже зевнул.

— Зачем это? — машинально поинтересовался тот. — Чтобы яд свой было удобнее сдавать! — ответил Бондарь, и этот ответ вызвал хихиканье старожилов камеры, перешедшее в общий смех. Это настолько задело приятелей, что те наперебой начали выкрикивать угрозы в его адрес.

— Это кто там хрюкает! — спросил один. — Ты, псятина, а ну слезай сюда: посмотрим, какой ты смелый! — кричал другой.

— А то я сам поднимусь сейчас к тебе! — с угрозой бросил «хилый».

— Не нужно утруждаться, — усмехнулся Бондарь. В камере мгновенно наступила тишина, и вокруг тройки стало освобождаться пространство, люди стали пятиться по сторонам. Когда стало посвободнее. Бондарь спокойно спрыгнул со второго яруса на кафельный пол и застыл в метре от новичков. Прыжок был сделан настолько профессионально и уверенно, что это несколько озадачило приятелей. И только «хилый», опомнившийся быстрее своих дружков, сплюнул себе под ноги и процедил: — Ты чего тут раскудахтался? Напомню читателю некоторые особенности тюремнолагерной жизни. Дело в том, что именем такой благородной домашней птицей, как петух, в местах не столь отдаленных называют педерастов. И любое упоминание о принадлежности к этому птичьему семейству есть самое грубое оскорбление. Тот, кто пропускал мимо его ушей и не давал отпора, мог действительно подвергнуться притязаниям со стороны окружающих. Как говорится, если не возразил, то, значит, и есть такой!

И безусловно, бросив в лицо Бондарю «раскудахтался», парень знал, что пути назад уже не будет. Он с такой наглой усмешкой уставился на Бондаря, что тот на выдержал: неожиданно выбросил вперед свой кулак, и удар пришелся точно в переносицу наглеца. Удар был настолько силен, что беднягу отбросило на несколько метров в сторону. После падения он кувыркнулся и вмазался прямо в дверь. Это было сделано столь быстро и виртуозно, что его приятели раскрыли рты и несколько секунд, словно в замедленном кино, хватали ртами воздух.

Наконец один из них пришел в себя. — Ах ты, сявка, да я тебя сейчас порву на части! — Он с яростью бросился вперед, но Бондарь вдруг сделал шаг вбок и тут же, вдогонку, ударил его локтем сзади, точно под основание черепа. Коротко ойкнув, тот рухнул на колени, потом ткнулся лицом в железный угол стола, упал и остался лежать неподвижно. Все лицо его было в крови.

Растерянно осмотревшись вокруг, третий парень с явным испугом взглянул на Бондаря и быстро залепетал:

— Ты чо, паря? Мы ж пошутили! Мы ж не хотели! Бля буду, не хотели этого! — В его голосе слышался страх. Казалось, он вот-вот заплачет.

Неизвестно, чем бы все это кончилось, но послышался скрежет замков, и кто-то из стоящих рядом шепнул Бондарю:

— Присядь, земеля, и не вмешивайся! — Бондарь не видел, кто ему шепчет, но голос был дружелюбным. Он послушно присел на нижнюю «шконку» и взглянул в сторону распахнувшейся двери.

— Что здесь происходит? — взвизгнул корпусной дежурный, а капитан спецчасти оглядел всех прищуренным взглядом. Давно сидевшие знали этот взгляд и приготовились к самому худшему: разгону по другим камерам. Такое почти всех не устраивало, особенно «старожилов» — они уже притерлись друг к другу.

Все молча переглядывались, но отвечать никто не спешил.

— А ну, подними его! — приказал капитан, указывая на того, что начал шевелиться у дверей.

Молоденький круглолицый прапорщик быстро наклонился и помог бедолаге подняться на ноги.

— Что произошло? Почему ты на полу валяешься? — спросил его капитан.

— А где мне еще валяться в этом свинарнике? — процедил сквозь зубы хилый, а сам огляделся, чтобы отыскать своего обидчика. В этот момент очнулся и второй пострадавший. Он громко простонал, и капитан быстро подошел к нему.

— А что с тобой, милай? — насмешливо воскликнул он, всплескивая по-бабьи руками. — Только не говори, что о крылечко споткнулся. Вставай, вставай, милай!

Тот, охая, потихоньку поднялся, помогая себе руками. Было заметно, что он — пока с трудом соображает: глаза смотрели совершенно бессмысленно.

— Это, гражданин капитан, от неожиданности, — серьезно заметил тот, что шептал на ухо Бондарю.

— От какой еще неожиданности? — спросил капитан.

— Вы так быстро вбежали в камеру, что он, увидев вас, удивился, свалился с верхней «шконки» и ударился о край стола. — Он говорил это таким серьезным тоном, что капитан не ощущал никакого подвоха.

Другое дело дежурный и прапорщик: они давно знали этого шутника и с трудом сдерживались, чтобы не рассмеяться.

— Я что-то не понял: что же здесь неожиданного? — недоумевал капитан.

— Как что, гражданин капитан? — удивился парень. — Он же о вас каждую ночь думает, а тут вы возьми и появись наяву! Вот вам и неожиданность!

Здесь уж не выдержала вся камера: громкий гогот вырвался из открытых дверей и гулом пронесся по коридорам. Прыснул и корпусной, за ним и прапорщик. Не было смешно только капитану и пострадавшему. Правда, по разным причинам: если второй до сих пор не пришел в себя и почти ничего не понимал, то капитана распирало от злости. Но он прекрасно знал, что если сейчас сорвется и покажет, что шутка его задела, то весьма усложнит себе работу в тюрьме.

— Ну, слава тебе, Господи! А я все думаю, кто это мне спать по ночам мешает? Хоть теперь стало ясно, благодаря вам, молодой человек! Спасибо! — искренне произнес капитан, чем ввел в замешательство даже шутника. — Но всякое благородное дело требует поощрения! — Он сделал паузу и обвел взглядом молчаливо стоящих обитателей камеры. — А потому подследственному… — Он ткнул пальцем в грудь пострадавшего. — Как твоя фамилия?

— Подсевалов, гражданин капитан! — с трудом выговорил тот разбитыми губами.

— Отлично! Подследственный Подсевалов — десять суток карцера! А подследственный… как тебя? — Капитан ткнул пальцем в грудь шутника.

— Корчагин, гражданин капитан, — с улыбкой ответил тот.

— Очень хорошо! Подследственный Корчагин — пять суток карцера!

— За что, гражданин капитан? — удивленно воскликнул тот.

— Чтобы внимательно сумел прочитать «Как закалялась сталь», — с усмешкой ответил капитан. Раздался взрыв хохота. Теперь смеялись уже над незадачливым шутником, который и сам подхватил этот смех.

— Гражданин капитан! — перекрикивая смех, выкрикнул снова шутник.

— Слушаю! — отозвался тот.

— Я ж плохо читаю, — с серьезным видом заметил Корчагин. — И что?

— Маловато пять суток-то, — глуповато улыбаясь, выдохнул тот.

— С этим проблем не будет, — спокойно заметил капитан. — Ты такой шутник, что лишние пять суток в момент нашутишь! — Он подмигнул и направился к выходу, бросив по пути, как бы мимоходом: — Бондарь! На выход! С вещами!

Выполняя распоряжение начальника спецчасти, надзиратели подхватили наказанных и повели их в карцер. Бондарь, помахав на прощание сокамерникам, направился к выходу. — А вещи? — напомнил капитан. — Не накопил еще! — пожал плечами Бондарь и вышел. В камере вдруг снова раздался громкий хохот. На этот раз было непонятно, чему радовались обитатели камеры: то ли последней «шутке» капитана, то ли за их неожиданного защитника по кличке Бондарь.

Передав Бондаря майору Воронову, начальник спецчасти предложил ему расписаться и крепко пожал руку, потом козырнул Зелинскому и тут же вышел. — Ну что, пошли? — сказал Воронов Бондарю. — Как скажешь, начальник, — безразличным тоном отозвался тот и взял руки за спину.

— Значит, как договорились, майор? — бросил на прощание Зелинский.

— Да, конечно! — Воронов кивнул ему и пошел вслед за Бондарем, которого сопровождал дежурный прапорщик.

— Ого! — не сдержался Бондарь, когда его подвели к «Волге» с затемненными окнами. — Эх, прокачусь! — Он подмигнул прапорщику.

Никак не реагируя, прапорщик вопросительно взглянул на Воронова, который тут же протянул ему наручники. Прапорщик застегнул Бондарю правое запястье, затем открыл перед ним заднюю дверцу машины и усадил его, после чего защелкнул второй наручник на скобе у окна, захлопнул дверцу и повернулся к майору.

— Свободны, товарищ прапорщик, спасибо, — сказал Воронов.

— Не за что, — ответил тот и направился ко входу в тюрьму.

Воронов занял место рядом с Бондарем и сухо бросил водителю: — Трогай!

Когда они выехали из ворот Бутырки, к ним в машину сел здоровенный бугай из команды Иннокентия. Быстро окинув взглядом Бондаря, он молча уставился вперед, не забывая время от времени посматривать на него в зеркальце заднего вида.

До Лубянки они доехали быстро и без всяких неожиданностей. Сдав Бондаря с рук на руки Михаилу Никифоровичу, Воронов быстро поднялся к себе. Надо было доложить Богомолову об исполнении его распоряжения и позвонить Зелинскому. Однако не успел он переступить порог кабинета, как раздался звонок по телефону. Он взял трубку и сразу услышал знакомый голос:

— Майора Воронова, пожалуйста. — Я слушаю! — спокойно ответил Воронов. — К сожалению, я вынужден сообщить о кое-каких изменениях в наших планах!

Сердце Воронова сжалось: неужели ставится под угрозу операция по освобождению Савелия?

— Я понял это, как только услышал ваш голос едва ли не на сутки раньше, чем договаривались. — Воронов старался скрыть волнение и говорил спокойным уверенным тоном.

— Обмен должен состояться сегодня ночью и не позднее двух часов. В противном случае он вообще не состоится! — Голос звонившего заметно дрожал, из чего Воронов заключил, что тот тоже нервничает.

— Это, конечно, плохо, — спокойно начал Воронов. У него сразу отлегло от сердца: он предполагал нечто более серьезное. — Вы же сами знаете бюрократизм чиновников, тем более в нашем конкретном случае. Но… — Он сделал вид, что задумался. — Вы можете перезвонить через полчаса?

— Без проблем! — ответил тот и положил трубку. Воронов перевел дух и сразу же набрал номер Богомолова.

— Константин Иванович, это Воронов! — Да, я в курсе: мой помощник уже позвонил. — Я не об этом, товарищ генерал. Наши «партнеры» заторопились!

— Вот как? — Богомолов был явно удивлен. — И что они предложили?

— Обмен должен состояться сегодня не позднее двух часов ночи. Я очень боюсь, что Савелию стало хуже и они, испугавшись, решили не ждать до завтрашнего дня, — с волнением проговорил Воронов.

— А ведь это не исключено, — задумчиво сказал Богомолов. — Что ты им ответил?

— Попросил полчаса на урегулирование формальностей.

— Хорошо! — решительно сказал генерал. — Скажи им, что мы готовы произвести обмен, но потребуй, чтобы тебе дали возможность поговорить с Савелием. Нужно же нам, в конце концов, убедиться, что он жив!

— Я вас понял, товарищ генерал! И я уверен, что это вполне разумное условие, от которого они откажутся, чтобы не вызвать у нас подозрений.

— Абсолютно точно! — усмехнулся генерал. — Действуй! Как только будет известна схема обмена пленниками, сразу же сообщи мне.

— Слушаюсь, товарищ генерал! — радостно бросил Воронов, потом тихо добавил: — Спасибо, Константин Иванович!

— Не за что! — усмехнулся тот и положил трубку. Воронов с улыбкой покачал головой, достал визитку Зелинского и набрал его номер. — Зелинский слушает. — Саша, это Воронов!

— Ты даже быстрее обернулся, чем я предполагал. — Прокурор был рад звонку, но вдруг его голос стал тревожным: — Или что-то случилось?

— Случилось! — вздохнул Воронов. — К сожалению, наша встреча сегодня отменяется. — Надеюсь, ничего серьезного? — Нет-нет, просто неожиданные дела! — бодро заверил Воронов. — Но, возможно, завтра, если ты не возражаешь, мы наверстаем упущенное.

— Отлично! — успокоился Зелинский. — В любое время после четырех жду твоего звонка. И смотри, больше никаких отговорок: жена уже сегодня начала хлопотать по хозяйству, чтобы встретить достойно дорогого гостя. Она же все знает и о тебе, и о Савелии. Все время спрашивает…

— Передай ей привет и скажи: завтра, что бы ни случилось, хоть землетрясение, я буду у вас в гостях, — твердо заверил Воронов.

— Желаю удачи! — серьезным тоном произнес Зелинский, словно догадываясь, что Воронова ожидает нелегкое испытание в сегодняшнюю ночь. — Спасибо! — тоже серьезно ответил Воронов. Он встал со стула и стал нервно ходить по кабинету, нетерпеливо поглядывая на молчащий телефон. Прошло полчаса, сорок минут, — звонка не было. Что же это такое? Может быть, снова какие-то изменения? Откуда ему было знать, что его оппоненты решили «нагулять ему аппетит», потому и выдерживали паузу. Наконец раздался звонок. Он прозвучал неожиданно и заставил Воронова вздрогнуть. Майор пересилил желание сразу же броситься к аппарату, а выждал три звонка и только потом поднял трубку.

— Мы уж думали, что вы решили с нами больше не разговаривать, — усмехнулся тот же самый голос, после уже привычного «Воронов слушает!».

— Нет, просто нужно было решить некоторые вопросы, — как можно спокойнее заверил Воронов. — Слушаю вас! — Вы готовы к обмену?

— Готовы! — бодро заявил Воронов. — Но у меня есть одно условие…

— Какое же?

— Мне нужно услышать голос Савелия. — Не доверяете? — хмыкнул тот без всякого удивления, словно заранее предвидел такой оборот.

Воронов не мог знать, что Красавчик-Стив догадывался: гэбэшники наверняка потребуют переговорить с их «козырем», и потому, не желая рисковать, попросил у Хитрована радиотелефон. Они с нетерпением ожидали сообщения от Альберта. Время тянулось медленно, и Красавчик-Стив уже начал терять терпение, когда раздался звонок.

— Хозяин, вы как всегда оказались правы: майор потребовал переговорить с нашим подопечным.

— Без проблем! — довольно усмехнулся Красавчик-Стив. — Что ты ему сказал?

— Как и договорились: через пять минут он ждет звонка. — Хорошо!

Красавчик-Стив переглянулся с Хитрованом, подхватил радиотелефон, и они направились в комнату, где лежал Савелий. Михаил встал при их появлении и, подчиняясь жесту Красавчика-Стива, тут же вышел. Савелий не спал и внимательно следил за вошедшими.

— Послушай, земляк, — начал Хитрован. — Мы не знаем, догадываешься ли ты, почему был нами похищен, но сейчас мы можем удовлетворить твое любопытство. — Он хитро посмотрел на Савелия, ожидая услышать что-то в ответ, но раненый молчал и спокойно смотрел то на одного, то на другого. — В тебе заинтересованы власти, и поэтому ты сыграешь роль разменной монеты! — Он ощерился. — Сейчас мы получили согласие, но они хотят услышать твой голос и удостовериться, что ты жив.

Савелий продолжал упорно молчать, и Хитрован вынужден был спросить:

— Ты можешь поговорить с ними по телефону? — С кем? — неожиданно спросил Савелий. — Не знаю, кто подойдет, — пожал плечами Хитрован.

Савелий несколько секунд смотрел на Хитрована, потом со вздохом, словно не очень того желая, сказал: — Хорошо, я согласен.

Хитрован быстро набрал номер и, дождавшись, когда на другом конце провода подняли трубку, протянул радиотелефон Савелию.

— Алло! — услышал он знакомый голос и тут же ответил: — Да, я слушаю вас…

— Это вы — Савелий Кузьмич Говорков? — спросил Воронов, давая ему понять, что «узнавать» им друг друга не обязательно.

— Да, это я, — с трудом сдерживая волнение, ответил Савелий. — Как вы себя чувствуете?

— Вполне прилично. Что бы вам еще хотелось выяснить? Если место моего нахождения, то ничем не могу помочь! — Савелий попытался улыбнуться. — Неужели я вам так дорог, что вы пойдете на сделку с ними? — Сказав это, Савелий дал понять, что телефон не прослушивается и Воронов может говорить обо всем без опаски.

— Савка, тебя предложили сменять на какого-то валютчика по кличке Бондарь, но мы о нем ничего не знаем: ни имени, ни фамилии, ни прошлого. — Воронов старался говорить быстрее, понимая, что в любой момент могут отключить связь. — Особая примета — прядь седых волос на голове.

Савелий, перехватив настороженный взгляд Хитрована, сразу же ответил:

— Нет-нет, медицинское обслуживание на уровне, кормят как в хорошем санатории, так что не вол… — Договорить ему на дали. Хитрован вырвал трубку, но Воронов, как только голос Савелия прервался, замолчал.

— Ну! — изменив голос, бросил Хитрован в трубку. — Все в порядке, мы готовы к обмену, — ответил Воронов. Хитрован, выругавшись, дал отбой.

Просто невозможно описать чувства, которые охватили Воронова, когда он услышал голос Савелия. Судя по голосу, с ним все в порядке. Жаль, что так быстро прервали разговор… Вновь зазвонил телефон.

— Ну что, майор, убедились, что мы люди серьезные?

— Вполне! Что вы предлагаете? — Сейчас двадцать один четырнадцать, так? — Верно, — согласился Воронов. — Ровно в двадцать два часа сорок пять минут ждите звонка: будьте готовы к тому, что сразу же после него вам придется отправиться на встречу. Бондарь уже должен находиться рядом с вами. — Я понял, — холодно сказал Воронов. — И прекрасно! — никак не реагируя на его тон, весело ответил тот и добавил: — До встречи, майор!

Плюнув с досады, Воронов набрал номер Богомолова.

— Слушаю, Андрюша, — добродушно сказал генерал. — Почему такой недовольный голос: что-то случилось?

— Нет-нет, все в порядке! Я разговаривал с Савелием.

— Согласились все-таки? — усмехнулся генерал. — А куда они денутся?

— В двадцать два сорок пять будут перезванивать и назначать встречу для обмена. Бондарь должен быть рядом, чтобы сразу же выезжать на место.

— Перестраховываются! — хмыкнул генерал. — Не дают времени для подготовки. Ну и Бог с ними. Как там Савелий?

— Чувствует себя хорошо. С нетерпением ожидает встречи. Мне удалось рассказать ему о Бондаре то, что знаем мы! — А не рискованно ли?

— Нет, он дал понять, что телефон не прослушивается. Выяснить его реакцию не удалось: нас прервали.

— Ну что, пока все идет нормально, как думаешь, майор? — Вполне с вами согласен.

— Может быть, все-таки подстраховаться и направить вслед за тобой группу захвата? — предложил генерал.

— Ни в коем случае! — тут же возразил Воронов. — Это может поставить жизнь Савелия под угрозу.

— Ну хорошо, тебе виднее, — после паузы согласился Богомолов. — Черт бы их побрал, еще больше часа ждать!

— А может, вам домой поехать? Я обязательно позвоню, — предложил Воронов.

— И ты туда же! — обиженно бросил Богомолов. — Сначала Порфирий Сергеевич, потом Михаил Никифорович, теперь ты… Эх! — в сердцах вырвалось у него. — Как вы все не можете понять, пока я не получу сообщение, что Савелий находится вне опасности, не смогу ни отдыхать нормально, ни работать!

— Извините, Константин Иванович, я вас понимаю, как, может, никто другой. Вы скажете Порфирию Сергеевичу, что срок обмена перенесли?

— Нет, не скажу, потому что он сейчас и так все слышит, — усмехнулся генерал. — Примчался, как только узнал о неожиданном звонке. Кстати, он сразу же сказал, что они предложат обмен сегодня. Он уверен, что эта спешка каким-то образом связана не с Говорковым, как мы с тобой думаем, а с Бондарем.

— После разговора с Савелием мне кажется, что это не исключено. Какие-либо сведения о Бондаре удалось получить?

— Пока никаких. К сожалению, выходные наступили…

— Да, неспроста они торопятся, — задумчиво проговорил Воронов. Он все больше склонялся к мысли, высказанной Порфирием Сергеевичем. — Константин Иванович, нужно попытаться проследить за Бондарем.

— Вы с Говоровым как сговорились: он только что предложил то же самое. А если двое, независимо друг от друга, заговаривают об одном и том же, то стоит обратить на это внимание. Хотя, честно говоря, лично я не знаю, как это можно сделать, не подвергая риску Савелия.

— Константин Иванович, а вы помните кулон, который Савелию подарила его «любимая»? — неожиданно спросил Воронов.

— А что, очень интересная идея, — оживился Богомолов. — Сто грамм с меня! — У него сразу поднялось настроение. — Как говорится, все гениальное просто! Ладно, мы тут посидим, покумекаем и будем ждать от тебя известий, договорились? — Кстати, чуть не забыл! — неожиданно воскликнул генерал. — Тут меня совсем затерроризировала приятельница Савелия… — Наташа?

— Да, Наташа! Где он? Что с ним? Почему ей ничего толком не объяснили в больнице? Я уже боюсь разговаривать с ней. — И что же вы все-таки ей сказали? — Пытался как-то уйти от ответа, но она в конце концов вцепилась в меня, и я решил…

— Короче говоря, вы все спихнули на меня, — догадался Воронов.

— Вот что значит долго общаться с Говоровым: сразу все такими умными становятся, — со вздохом признался генерал. — А что мне оставалось делать? Правду сказать? Нельзя! А морочить голову больше не удавалось. Может быть, ты как-нибудь выкрутишься?

— Мне что, самому позвонить ей? — обречено спросил Воронов.

— Думаю, вряд ли успеешь: она наверняка, сейчас сама твой номер набирает. Так что держись, майор, а то подполковником не станешь! Гуд лак!

— А как же! — уныло хмыкнул Воронов и положил трубку. Он, действительно, даже не успел перевести дух, как снова зазвонил телефон. — Майор Воронов! — отозвался он. — Андрей, это вы? — раздался голос девушки. Казалось, она вот-вот разрыдается.

— Наташа, здравствуйте! — радостно воскликнул Воронов, сразу пытаясь настроить ее на другой лад. — Как ваши дела? Как братик, бабушка?

— Спасибо, все хорошо. — Она сделала паузу, словно переводя дыхание, потом тихо спросила: — Андрей, вы мне можете сказать правду?

— Извините, Наташа, но лично я всегда говорю правду, — заверил ее Андрей. — Спрашивайте! А я вам обещаю: если могу — отвечаю на вопрос, если нет, то говорю «не могу»! Так подойдет? — Подойдет. Почему Савелия нет в больнице? — На этот вопрос я не могу ответить, дальше! — Он говорил спокойно и уверенно, и, видно, это помогало девушке взять себя в руки. — Вы знаете, где он сейчас? — На этот вопрос я тоже не могу ответить. — Скажите, он жив? — совсем тихо выговорила девушка. — Да, он жив.

Наташа не выдержала и воскликнула: — Правда жив? — Правда!

— Тогда еще один вопрос, хорошо? — Хорошо, — со вздохом сказал он.

— Когда вы с ним разговаривали последний раз? — Сегодня, — сознался Воронов, потом добавил: — Если быть совсем точным, то с полчаса назад. Что еще?

— А мне больше ничего и не надо. Если увидите его или услышите, передайте, что я его люблю! Очень! Обещаете? — Обещаю. — Он улыбнулся.

— Спасибо, Андрюша, — тихо, с нежностью поблагодарила Наташа и положила трубку.

Воронов перевел дух. Удивительная девушка, и она очень подходит Савелию! Именно такая подруга и нужна ему: смелая, нежная, заботливая и верная. Воронов даже чуть-чуть позавидовал своему названому братишке. Но это была «белая» зависть. Он очень радовался за него.

Савелию столько пришлось пережить за свои неполные, тридцать лет, что этого могло бы хватить на несколько жизней. Сиротство, детский дом, Афганистан, безвинное отбывание наказания в местах лишения свободы, потеря одного любимого человека, предательство другого, тяжелейшие ранения сначала в Афганистане, потом в тайге, наконец, потеря памяти и снова тяжелое ранение. И вот в таком состоянии он подвергается похищению и его жизни грозит смертельная опасность. Эти подонки используют его как разменную монету в своих грязных играх! Воронов был так зол, что готов был разорвать их на части.

Однако он понимал, что в том положении, в котором находится его названый братишка, он не имеет права на эмоции и все свои знания, умения и опыт должен направить на вызволение Савелия из рук похитителей. Он успокаивал себя тем, что рано или поздно сумеет добраться до преступников и отомстить им сполна. А сейчас нужно спасать Савелия.

Что там говорил Богомолов о предчувствии Говорова? Порфирий Сергеевич предположил: эти подонки спешат потому, что им хочется сохранить инкогнито Бондаря. Скорее всего бывший генерал прав. Недаром именно в пятницу, в короткий рабочий день, когда гораздо труднее получить данные на какого-либо человека, похитители и затеяли игры с обменом. Кто же этот Бондарь? Почему именно его они решили вытащить из Бутырки? Вряд ли он обыкновенный уголовник. Что-то во всем этом настораживает. Похищение сопровождалось гибелью двух свидетеля. Сначала погиб доктор, который мог пролить свет на похищение. Убийца работал профессионально. Затем погиб постовой, по воле случая оказавшийся в больнице, когда там происходили трагические события.

Воронов подозревал, что за всем этим стоит какаято мощная организация, и уверовал в это, когда его привезли на место встречи. Молодой парень, явно подставное лицо, вел себя спокойно, словно заранее знал об успешном завершении операции. Это подтвердилось и тогда, когда Воронов потребовал связать его с Савелием: ни тени сомнения, все воспринималось как само собой разумеющееся.

Время для Андрея тянулось очень медленно, казалось, что оно просто остановилось. Воронов вновь погрузился в размышления. Ровно в десять он еще раз созвонился с Богомоловым, чтобы напомнить о Бондаре. Генерал заверил, что тот к назначенному времени будет у Воронова. На этот раз звонок раздался не в двадцать два сорок пять, а на шесть минут раньше. Воронов не стал возмущаться по этому поводу, а спокойно сказал:

— У нас все в порядке. А как у вас? — У нас тоже! — ухмыльнулся голос в трубке. — Вы знаете Рублевское шоссе? — Более-менее… — ответил Воронов. — В самом его конце правый поворот, рядом с которым есть указатель: «До карьера пятьсот метров». Поворачиваете в сторону указателя и останавливаетесь у самого карьера на освещенном прожектором пятачке. Затем выхолите из машины, выводите Бондаря. Увидев его, вам просигналят фарами. Затем вынесут вашего Савелия. Там произойдет обмен. И смотрите, никаких глупостей, если хотите, чтобы ваш человек остался в живых!

— Именно об этом я и вас хотел предупредить, — спокойно заметил Воронов. — Если и вы хотите, чтобы ваш приятель остался в живых, то без глупостей! — Мне кажется, что нас обоих устраивает мирный исход дела, не так ли?

— Хорошо бы! — согласился Воронов. — Вы еще не сказали о времени,

— напомнил он.

— А я был уверен, что вы и сами догадаетесь, — усмехнулся тот.

— Вы хотите сказать, что я должен сразу же после нашего разговора сесть в машину и, нигде не останавливаясь, приехать к месту встречи? Я правильно понял?

— Абсолютно! Желаю удачи! — доброжелательно бросил тот, и Воронов, совершенно машинально, ответил:

— А как же! — Он положил трубку, взглянул на часы: двадцать два часа сорок три минуты. Он хотел позвонить, но в дверь постучали. Вошел Михаил Никифорович.

— Товарищ майор. Бондарь находится в машине с нашим человеком и водителем, пропуск уже сдан дежурному! — четко доложил подполковник, понимая, что сейчас не до субординации. — Ну как? Еще не звонили?

— Все в порядке! — подмигнул Андрей. — Только что. Сейчас доложу генералу и сразу в путь: времени в обрез. — Тогда я пойду к машине?

— Да, пожалуйста, товарищ подполковник. — Затем, стараясь как-то смягчить официальный тон, Воронов мягко добавил: — Спасибо вам, Михаил Никифорович.

— Чего уж там! — улыбнулся тот. — Удачи тебе, майор!

Быстро доложив генералу обо всем, что услышал по телефону, Воронов не удержался и спросил:

— Константин Иванович, удалось что-нибудь придумать насчет слежки за Бондарем?

— Там видно будет, — хитро бросил Богомолов. — Ни пуха!

— К черту, товарищ генерал! — бодро ответил Воронов. Он понял, что за Бондарем проследят. До места встречи добрались быстро. Удивленный Бондарь всю дорогу молчал, уставясь вперед. И только когда они выехали из города, он повернулся к Воронову.

— Я могу поинтересоваться? — угрюмо спросил он. — Поинтересоваться можете, а вот ответ получить… — Воронов начал резко, но потом смягчился. — Спрашивайте!

— Куда вы меня везете? — В голосе Бондаря не было страха, он спросил как бы механически. Понимая, что через несколько минут ему и так станет все известно, Воронов решил не интриговать его, а сказал прямо:

— Мы везем вас, чтобы обменять на нашего человека.

— Кто они? — нахмурился тот. — Если честно, то определенно сказать не могу. — Перехватив взгляд, Воронов усмехнулся. — Не потому, что не хочу, а потому, что не знаю.

— Что ж, спасибо и на этом. Может, наручники снимете: руки затекли. Поверьте, не убегу. — А мы верим, — пожал плечами Воронов. — Но… — Понятно. Скоро на месте будем? — Минут через пять-десять. — Андрей немного помолчал, потом добавил: — Хочу предупредить вас, Бондарь: когда приедем на место и выйдем из машины, вы должны беспрекословно выполнять мои приказы, если хотите остаться в живых. До тех пор, пока наш человек не окажется в машине, не вздумайте делать резких движений, вы все время будете на прицеле у нашего снайпера.

— Понял! Приходилось участ… — весело начал тот, но вдруг оборвал на себя полуслове, словно понял, что проговорился.

— Приходилось участвовать? — скрывая свою настороженность, спокойно спросил Воронов. Бондарь деланно рассмеялся.

— Это я про кино говорю! В одной машине держат на мушке своего клиента, во второй — своего, а в это время этих бедолаг медленно ведут друг другу навстречу, не так ли? — Примерно, — задумчиво ответил Воронов, продолжая размышлять над неожиданной оговоркой Бондаря. Его слова про кино прозвучали неубедительно: Воронов был уверен, что Бондарь уже участвовал в обмене пленными. Очень интересно! Но размышлять было некогда — машина остановилась. Воронов осмотрелся и понял, что они находятся в круге, освещенном мощным прожектором. Он переглянулся с сотрудником на переднем сиденье и кивнул ему. Тот сразу же вытащил автоматическую винтовку с оптическим прицелом и выставил ее в открытое окно, привычно занимая удобное положение для прицельной стрельбы. Выставил в окно свой автомат и водитель.

— Товарищ майор! — негромко окликнул он, кивая вперед.

Воронов увидел, как метрах в тридцати мигнули фары легковой машины. Он не спеша вылез из кабины, затем помог выбраться Бондарю и ткнул ему в шею ствол своего «Макарова».

— Порядок! — крикнули с той стороны и выкатили вперед носилки.

— Отсюда не видно! — громко выкрикнул Воронов, давая понять, что пока не увидел Савелия, обмена не будет.

— Хорошо! — раздался голос, который говорил с ним по телефону. — Пусть от вас идет человек сюда, а от нас — к вам. Не волнуйтесь, мы выполним свое обещание.

— Мы — тоже! — хмуро отозвался Воронов. — Пошли?

— Пошли! — Воронов шепнул водителю, чтобы тот держал Бондаря на прицеле, не скрываясь. Затем медленно направился навстречу мужской фигуре. Заметив, что тот растопырил руки, давая понять, что в них нет оружия, Воронов сунул пистолет под мышку и тоже расставил руки в стороны.

Поравнявшись, они быстро посмотрели друг на друга и продолжили свой путь. Это был незнакомый Воронову парень лет тридцати. У него были равнодушные глаза, и майор решил, что это простой исполнитель. Он склонился над носилками и не видел, как парень, приблизившись к Бондарю, внимательно взглянул на его голову и попытался сунуть руку в карман.

— Не балуй! — тихо бросил водитель, щелкнув затвором автомата.

— Да нет, это не оружие, — чуть испуганно произнес тот. — Капюшон!

— Для чего?

— Откуда я знаю? Мне приказано — я исполняю. — Хорошо! Медленно, левой рукой вытащи его и встряхни.

Парень вытащил капюшон, в котором ничего не было, и натянул его на голову Бондарю. Тот попытался возражать, но парень бросил: «Так надо!», и Бондарь смирился.

Парень повернулся назад и крикнул: — Мы готовы!

Воронов, успевший прошептать Савелию ободряющие слова, поднял голову и сказал: — Мы тоже!

— Пошли навстречу друг другу! — раздался голос из машины. — Медленно и без резких движений.

Воронов попытался рассмотреть тех, кто находился в машине, но было слишком темно, да и фары светили прямо в лицо. Он повернулся к ним спиной и стал толкать носилки на колесиках вперед. Даже зная, что они наверняка рассмотрели направленное на них оружие, он все равно ощутил неприятный холодок, а потом и струйку пота, сбежавшую по спине.

Воронов нахмурился, заметив, что Бондарю накинули на голову капюшон. Он не успел подумать, зачем это понадобилось, потому что парень, ведущий Бондаря, неожиданно буркнул: — А наручники?

Майор тут же снял наручники с рук Бондаря. — Вот спасибо! — с облегчением воскликнул он, и тут же парень подтолкнул его в спину, словно желая побыстрее дойти до места.

Ни слова не говоря, Воронов снова взялся за носилки, радуясь, что Михаил Никифорович оказался таким дальновидным и выбрал для поездки «Волгу»-пикап. Он открыл заднюю дверку и двинул носилки вперед. Водитель, продолжая одной рукой направлять автомат в сторону «партнеров», другой помог Воронову, и когда тот уселся рядом с носилками и хлопнул дверкой, выжал сцепление. С той стороны помигали фарами, словно прощаясь. Воронов усмехнулся и, переведя дыхание, сказал:

— Моргни и ты, им, видно, жалко расставаться! Водитель мигнул трижды, потом дал задний ход, отъехал метров на тридцать, развернулся и помчался по направлению к шоссе. В зеркальце заднего вида он наблюдал, как их «партнеры» двинулись в другую сторону.

— Вроде все! — бодро выдохнул Воронов, затем повернулся к Савелию:

— Ну, здравствуй, братишка!

— Здравствуй! — как-то сонно отозвался тот. — Мне вкололи что-то обезболивающее, чтобы я смог выдержать дорогу. — Он как бы извинялся за свое состояние, и Воронов успокаивающе сжал его руку.

— Успокойся, Савушка: не трать сил понапрасну. Все хорошо! — Он с трудом скрывал радость, и только голос выдавал его состояние.

— Андрюша, ты знаешь, мне кажется… — начал Савелий, но Воронов тут же снова сжал его руку, и он, понимающе моргнув, сказал совсем не то, что хотел: — Мне кажется, столько времени прошло с тех пор, как мы не виделись…

— Главное, что мы снова вместе. Хватит разговаривать, — сделав строгий вид, бросил Воронов. — Сказал же тебе — береги силы.

— Хорошо, — покорно согласился Савелий и устало прикрыл глаза, но вдруг почувствовал, как Воронов беспокойно ощупывает его складные носилки. — Ты что, Андрюша? — Потом догадливо усмехнулся: — Не волнуйся, все чисто!

— Откуда ты знаешь? — удивленно спросил Воронов.

— Знаю! — уверенно ответил Савелий. Он не стал объяснять, как Михаил успел шепнуть ему, когда прощался и вручал «чудо-мазь», что в носилках нет ни микрофонов, ни бомб. Он так и сказал: «Бомбы тоже нет!»

Савелию не терпелось поделиться своими мыслями с Андреем. Он много размышлял, после того как Воронов успел кое-что сказать ему по телефону, а сейчас, услышав голос парня в капюшоне, он убедился в правоте своих выводов. Скорее бы приехать на место! Он был уверен, что там его ожидает Богомолов, а может быть, и его наставник, Порфирий Сергеевич.

Сконцентрировав свою волю и внутреннюю энергию, он сумел перебороть действие лекарств и сразу почувствовал бодрость. Чтобы не терять времени даром, он стал внимательно «прислушиваться» к раненым местам. Находясь в руках чужих людей, он не мог заняться своим телом, потому что почти все время находился в бессознательном состоянии. А сейчас пришло время, когда это стало просто необходимым. Нужно как можно быстрее встать на ноги и включиться в работу. Когда он окончательно узнал парня, на которого его обменяли, ему стало ясно, что кто-то затеял очень серьезную игру с теми злополучными контейнерами, которые они прятали в горах Кандагара. Прикрыв глаза, он попытался вспомнить тот день…