После изъятия лубянским начальством тех загадочных видеокассет на Новочеремушкинской генерал Богомолов был растерян, взволнован и обескуражен одновременно: подобного в его практике еще не случалось.

Он выстраивал гипотезы, одна фантастичней другой, моделировал всевозможные ситуации, соединял все известные ему факты, как кирпичики в фундаменте, пытаясь подвести под свои построения логическую базу, но всякий раз его, казалось бы, архитектурно завершенное здание рассыпалось как карточный домик.

Прокурор и Лютый. Кремль и самая беспредельная, самая одиозная организованная преступная группировка — сабуровская.

Что может их связывать?

Впрочем, невиданный размах коррупции в России давно уже никого не удивляет.

Уголовные авторитеты через купленных депутатов лоббируют в Думе выгодные для мафии законопроекты и блокируют принятие невыгодных. Лица с несколькими судимостями запросто становятся мэрами и губернаторами; московские преступные группировки имеют действенные рычаги давления на следствие, прокуратуру и даже народные суды — от районного до Верховного.

Однако самому Константину Ивановичу в страшном сне не могло присниться, что Прокурор, человек исключительной порядочности и кристальной честности, вдруг окажется ставленником мафиозных кланов. В представлении Богомолова высокопоставленный кремлевский чиновник являлся эдаким персонифицированным воплощением государства.

Наверное, куда проще представить отмороженного на всю голову качка из Люберец или Долгопрудного следующим Президентом России, чем Прокурора покровителем сабуровской братвы.

Но ведь Богомолов собственными глазами видел ту злополучную кассету! Так можно ли отбросить такой фактище, не верить собственным глазам и ушам?

Видел и слышал эту кассету и Савелий Говорков.

Перед мысленным взором Константина Ивановича то и дело возникала навязчивая картинка: бандитский авторитет Лютый и руководитель загадочной кремлевской спецслужбы стоят на обочине Рязанского шоссе и беседуют, как старые друзья.

О чем, спрашивается?

Из обрывков разговора на разбитой кассете это невозможно понять.

А может, вовсе не Прокурор доит лидера сабуровских, а наоборот? Предположение тоже бредовое, на грани фантастики: выходит, Кремль сознательно инспирирует разгул преступности не только в Москве, но и по всей России.

Господи, что ни вопрос, то головная боль, и никакие таблетки тут не помогут.

А может — и это куда вероятней! — он, генерал Богомолов, стал случайным свидетелем какой‑то изощренной игры, о которой ему до поры до времени и знать‑то не положено? И странная беседа на Рязанском шоссе лишь частичка виртуозной многоходовой операции?

Скорей всего, так оно и есть. Константин Иванович сам не заметил, как от неопровержимых фактов перешел к безумным предположениям. Иначе он не смог бы успокоить свою совесть, оправдать тех, кому безгранично верил.

Пожалуй, он принял единственно правильное решение: встать на путь Веры, своей собственной Веры в человека. Как часто мы совершаем ошибки, не прислушиваясь к своему сердцу. Руководствуясь одними фактами, на первый взгляд совершенно очевидными. Но жизнь преподносит нам горькие сюрпризы, и мы раскаиваемся в собственных ошибках. Хорошо, когда не слишком поздно.

Жизнь столь непредсказуема.

Богомолов почему‑то вспомнил свою встречу с Прокурором. Во время той памятной шахматной партии осенью в подмосковном охотничьем хозяйстве слова Прокурора об «извечной победе белых» звучали слишком абстрактно и обтекаемо.

Впрочем, все это были лишь предположения — весьма шаткие и туманные. Единственным человеком, который мог прояснить ситуацию, оставался сам Прокурор. Однако проникнуть в космические кремлевские сферы, где обитал этот деятель, не представлялось возможным: Константин Иванович просто не знал, как это сделать. И генерал решил ждать: а что еще ему оставалось в сложившейся ситуации?

Каково же было удивление генерала, когда спустя несколько дней после приказа об изъятии видеоматериалов Прокурор сам позвонил ему и предложил встретиться.

Приветствую вас, Константин Иванович! — И хотя его приветливый голос невозможно было спутать ни с каким другим, он спросил: — Узнаете, кто с вами говорит?

Да, конечно… — стараясь не выдать своего удивления, произнес Богомолов, затем переложил трубку в другую руку и осторожно поинтересовался. — Чему обязан такой чести: слышать вас?

Хотелось бы встретиться. У вас найдется для меня несколько минут? — В воспитании ему не откажешь.

Всегда к вашим услугам, — вежливо ответил Богомолов. — Вы как, прибудете ко мне?

Не люблю казенщины, — признался звонивший. — Знаете ли, Константин Иванович, встреча в неформальной обстановке, где‑нибудь на природе, куда приятней замкнутого пространства служебного кабинета, не так ли? — И, не дожидаясь ответа на свой чисто риторический вопрос, продолжил: — Помните ту охоту и нашу нехитрую беседу о неизбежности победы белых в любой шахматной задачке?

Да, — коротко ответил генерал, силясь понять, к чему клонит высокопоставленный собеседник.

Вот и прекрасно. Давайте, не откладывая, встретимся сегодня же, как говорится, по горячим следам…

В бывшем охотничьем хозяйстве ЦК?

Именно.

Будем беседовать о шахматах? Или сыграем? — с намеком поинтересовался Богомолов, надеясь хоть как‑то прощупать цель нежданной встречи.

Ну, на этот раз разговор поважней, — прямо ответил Прокурор. — Впрочем, может, и сыграем, если останется время. Жду вас через два часа. — Это был единственный момент, когда Прокурор позволил себе несколько приказной тон, хотя тут же мягко добавил: — Не прощаюсь, дорогой Константин Иванович.

По дороге в охотничье хозяйство Константин Иванович, рассеянно глядя в окно служебной «Волги», пытался мысленно разыграть несколько вероятных дебютов беседы, но безуспешно. Он не знал, кто начнет, кто сделает первый ход.

Рад вас видеть, дорогой мой генерал, — лучась доброжелательностью, приветствовал его Прокурор, после чего с чувством пожал ему руку и кивнул в сторону домика. — Там посидим или пройдемся?

Вы хотели побыть на природе, — напомнил фээсбэшный генерал.

Вот и отлично, — подхватив небольшой чемоданчик с золочеными застежками, руководитель засекреченной кремлевской спецслужбы повел генерала в глубь сада. — Помните это место?

Что вы имеете в виду? — прищурился тот.

Прошлой осенью, когда там, — говоривший кивнул в сторону охотничьего домика, — вовсю шла пьянка, мы с вами, единственные трезвые люди во всей компании, беседовали о торжестве добра над злом, о том, что в любой шахматной партии главное — красота и нестандартность мышления. Об искусстве и красоте жертвы в миттельшпиле.

Припоминаю. — Константин Иванович настороженно кивнул. — А почему вдруг вам это пришло на ум?

Могу вас обрадовать: белые почти победили. Классическая двухходовая шахматная задачка из учебника. У черных не осталось никаких шансов на победу. Они полностью оккупированы, разбиты, поставлены на колени. Так что за вами, поскольку считается, что вы играете белыми, все преимущества победителя: моральное удовлетворение, призовой фонд… Ну, и лавры победителя темных сил, естественно, тоже за вами. И вполне заслуженно.

Что вы имеете в виду? — манера собеседника говорить иносказаниями немного раздражала Богомолова, но он, естественно, не демонстрировал своих эмоций.

Прокурор поставил на скамейку чемоданчик, аккуратно щелкнул замочками, и Константин Иванович, внимательно следивший за каждым его движением, машинально заглянул вовнутрь.

Чемоданчик был доверху забит компьютерными дискетами и мультимедийными дисками.

Считайте, что это первый ход белых. То есть — ваш ход.

Что это? — взяв одну из дискет, Богомолов с недоумением повертел ее в руках.

Дискета. А вот и еще одна. — Прокурор загадочно улыбнулся. — А это — компакт–диск. Все они с записями. Вы ведь занимаетесь сабуровской преступной группировкой, не так ли, Константин Иванович?

Занимаюсь.

Вот и забирайте это богатство. Поверьте, вас заинтересует абсолютно все, что есть в моем дипломате: исчерпывающее досье на всех более–менее значительных бандитов и подконтрольных им бизнесменов, подробнейшая информация о датах, местах, обстоятельствах, особенностях тех или иных преступлений, совершенных сабуровской группировкой за всю историю ее существования. Своего рода комментарий к ненаписанной книге о Москве бандитской. Все оформлено грамотно, скрупулезно и немного с юмором. Особое внимание обратите на приложение ко всем этим материалам: рекомендации самых эффективных способов давления на преступников в ходе следствия. Имея на руках такой замечательный кладезь данных, вы наверняка уничтожите сабуровскую криминальную империю за пару недель. Это и будет второй ход белых, после которого последуют шах и мат черным. Я же говорил — типичная двухходовая задачка.

Богомолов не находил слов.

Кто составлял эту информацию? Какова степень ее достоверности? Что побудило Прокурора передать этот чемоданчик ему, Богомолову? Вопросы готовы были посыпаться из него, как из рога изобилия, он даже не знал, с чего начать.

— Но есть одно маленькое условие, Константин Иванович, — вкрадчиво начал собеседник, — вы слишком много работаете и переутомляетесь, что неудивительно. Несколько дней назад вам показалось, будто в ваши руки попала какая‑то разбитая видеокассета… Так вот — этого не было никогда. Вы понимаете меня? Ни–ког–да, — по слогам повторил говоривший. — И еще: личность господина Нечаева Максима Александровича, известного под кличкой Лютый, вас не должна интересовать никогда! Считайте, что такого человека просто в природе не было. Как говорится, он — фантом, призрак, мираж, в конце концов… он вам просто привиделся… скажем, от переутомления…

Это Лютый передал вам информацию? — догадался Богомолов. — Зачем? Какие цели он преследовал? — В голосе генерала звучало нескрываемое напряжение; если Прокурор сделал такой подарок, от которого и отказаться‑то невозможно, так вряд ли бескорыстно.

Вы слишком любопытны, Константин Иванович, — чуть надменно и обезоруживающе улыбнулся Прокурор и, поправив очки в тонкой золотой оправе, продолжил: — Однако кое‑что я вам все же объясню. Для того, чтобы довести эту нелегкую шахматную партию до победного конца, то есть до мата, пришлось предпринять кое–какие вполне оправданные, но достаточно рискованные ходы. Лютый, создатель и лидер сабуровских, познал и коварство черного коня, ставящего «вилку» двум белым ладьям, и тягостное положение ферзя, зажатого частоколом вражеских пешек, и мучительную беспомощность короля, начисто потерявшего возможность рокировки… А потому решил передать все фигуры мне и удалиться на запасное поле.

Хотите сказать, что вы попросту купили этого бандитского авторитета, предложив в обмен на фигуры его черной масти жизнь и безопасное существование где‑нибудь за границей? — Богомолов многозначительно взглянул на чемоданчик.

Прокурор загадочно хмыкнул.

Может быть, да. А может быть, нет. Впрочем, напомню очевидное: у бандита, какого бы ранга он ни был, есть два пути: в секционный зал морга или за колючую проволоку. А Нечаев, то бишь Лютый, выбрал третий, нестандартный, получив часть призового фонда в обмен на все, что имел. Думаю, он поступил правильно. А вы что скажете?

Но почему вы решили передать информацию именно мне? — мрачно спросил Константин Иванович. — Ведь мы с вами служим в разных ведомствах, и я не подчиняюсь вам напрямую, а потому имею право приступить к ликвидации сабуровских, начав с их лидера, то есть с Лютого. Это и логично, и оправданно. А вот ваши соображения мне неясны. На что вы рассчитываете?

Руководитель секретной кремлевской спецслужбы улыбнулся мягко, иронично и немного печально:

Исключительно на вашу порядочность. И благоразумие, что вполне очевидно. Порядочность, не подкрепленная голым прагматизмом, ничего не стоит. Или я опять в чем‑то не прав, Константин Иванович?

Логика Прокурора была просто железной, бесценный подарок говорит сам за себя, и Богомолову ничего не оставалось, как согласиться.

Прокурор подумал, что стоило бы посвятить Богомолова в некоторые подробности операции «Король крыс». Он доподлинно знал, каков этот человек — честный, порядочный, бескорыстный, всего себя отдающий работе. Ему можно доверить любую тайну. Однако Прокурор не решился на это. Генералов ФСБ много. Прокурор — единственный в своем роде. И негоже ему делиться тем, что он придумывал в тиши огромного кремлевского кабинета, вынашивал бессонными ночами на подмосковной даче…

Поэтому, крепко пожимая на прощанье руку Богомолову, он многозначительно повторил:

— И не берите в голову историю с этой кассетой, и забудьте про Лютого. У вас и без того много запутанных дел…

Операция по полной ликвидации сабуровской мафиозной группировки началась 1 марта. Оперативной и следственной работой занимался РУОП, но в четких, хорошо скоординированных действиях этой структуры угадывалась железная хватка Шестого главного управления ФСБ, представленного генералом Константином Ивановичем Богомоловым.

За неделю до начала акции в Москву были откомандированы лучшие милицейские и чекистские кадры из провинции — Калуги, Рязани, Тамбова, Нижнего Новгорода, Мурманска, Смоленска, Ростова–на–Дону.

Во избежание утечки информации оперативников и следователей поместили на военной базе за городом, категорически запретив не только покидать ее территорию, но и пользоваться телефоном.

Поднаторевшие в нелегкой службе оперы и следователи, выслушивая подробнейший инструктаж руководства, лишь диву давались: откуда и каким образом Лубянка получила столь исчерпывающую информацию?

Как удалось ее агентам внедриться в святая святых самой беспредельной российской организованной преступной группировки?

Что за такая грозная, вездесущая организация ФСБ, и что за сверхчеловеки в ней работают!

Аресты прошли без особых эксцессов. Сабуровских бандитов от звеньевых до крупных авторитетов брали в офисах, в саунах, в ночных клубах и ресторанах, некоторых — на вокзалах, в аэропортах и на пограничных контрольно–пропускных пунктах: почуяв, что запахло паленым, они пытались улизнуть куда подальше.

Стараясь не замечать вороненые автоматные стволы, арестованные подписывали добровольную передачу недвижимости и банковских активов государству, прикидывая в уме остаток средств на счетах в зарубежных банках. После этого их пачками свозили на Лубянку и Шаболовку, где и вытряхивали реквизиты этих самых счетов с пугающей безостановочностью конвейера по разделке свиных туш передового мясокомбината.

Вист, Соловей, Прохор и еще несколько авторитетов забаррикадировались в знаменитом коттедже на Рублевке. Они были готовы отражать штурм и могли несколько недель продержаться без снабжения извне: щедро запаслись продуктами, водкой, наркотиками и патронами, но были безжалостно сожжены в течение нескольких часов из армейских огнеметов сквозь окна и двери.

Следственные изоляторы столицы широко распахнули двери перед новыми постояльцами. Подследственные, сидевшие там по незначительным бытовым статьям, были отпущены под подписку о невыезде, и вскоре «Петры», Бутырка, «Матросская тишина» и Лефортово наполнились бритоголовыми уродами.

Следователи, не мудрствуя лукаво, лепили всем без разбора статью 209, по части второй (бандитизм).

Устрашающая формулировка — «участие в вооруженной группе (банде) или в совершаемых ею нападениях» — предусматривала от восьми до пятнадцати лет с конфискацией или без оной.

Однако уже к 5 марта все столичные СИЗО оказались переполненными, новые партии братвы пришлось свозить в Подольскую и Серпуховскую тюрьмы.

10 марта знакомый голос диктора радиостанции «Эхо Москвы» объявил о полной и безоговорочной ликвидации сабуровской организованной преступной группировки.

Бизнесмены, банкиры и РУОП вздохнули с облегчением.

Впрочем, не все лидеры сабуровской группировки были задержаны следствием: на свободе оставались Максим Нечаев, Василий Фала- леев и Николай Артемьев. Их местонахождение не было установлено, так что Лютый, Кактус и Шмаль оставались пока вне пределов досягаемости.

Но это, как говорится, было делом техники и времени.