Услужливый и расторопный метрдотель провел Савелия к столику в дальнем конце зала. «Золотое перо» американской журналистики внешне выглядел непрезентабельно: небольшого роста, тщедушный, с большими залысинами, что забавно контрастировало с его густым низким голосом. Зато Мэри Барнс была высока ростом и толста. Она не пользовалась никакой косметикой, курила крепкие французские сигареты «Житан» без фильтра и была одета в какой- то невиданного покроя комбинезон с множеством карманов.

«Типичная американская феминистка и мужененавистница», — с ходу определил известный ему тип западной женщины Савелий.

Коллеги радушно приветствовали Сэма. Фельдман сразу взял по отношению к «младшему» по цеху на- чальственно–покровительственный тон:

Насколько мне известно, ты первый раз в Грузии, Сэм?

Да я вообще впервые на территории бывшего Советского Союза. Во времена правления коммунистов мне бы не дали въездной визы из‑за моего происхождения: мой дедушка по матери был казачий есаул, бившийся с большевиками не на жизнь, а на смерть, — ответил Савелий.

— А это что за парни, которые пришли с тобой? — бросив внимательный и настороженный взгляд на соседний столик, где устроились Мамука и Элгуджи, спросил Фельдман.

Мои охранники, — не без гордости ответил Савелий.

Он решил изображать из себя недалекого американского провинциала, готового к любым поучениям и наставлениям. Чарльз Фельдман всегда нуждался в благодарной аудитории, и Савелий был готов выступить в этой роли.

Такие охранники дорого стоят. — Фельдман вопросительно посмотрел на Савелия.

Да я им вообще ничего не плачу, — с безудержной радостью Типичного американца от удачно провернутой сделки доложил Бешеный.

Как это так? — нахмурив густые брови, недоуменно спросил Фельдман.

У моих родителей в Окленде есть приятель — один старый грузин, сын белого офицера. Эти ребята внучатые племянники его покойной жены. Так вот он обещал пригласить их в Калифорнию за свой счет и помочь получить «грин–карт». Старик этот — человек не бедный, а меня знает с детства.

Удачный бартер, — одобрил Фельдман. — А английский‑то они знают? — как бы походя поинтересовался он.

Практически нет, я с ними учу слова.

Тут подошел официант и спросил по–русски, когда подавать харчо. Савелий автоматически перевел его вопрос на английский, а потом и ответ на русский. Официант полюбопытствовал, нравится ли гостям грузинская кухня. Савелий ответил за себя, что, когда бывает в Сан–Франциско, то старается навестить небольшой грузинский ресторанчик под названием «Погребок дяди Гиви». Когда удовлетворенный высокой оценкой родной кухни официант отошел, Фельдман заметил:

— А ты прекрасно говоришь по–русски, Сэм. Практически без акцента.

Дома всегда говорили только по–русски, — объяснил Савелий. — Отец и мать родились в Харбине, и только после Второй мировой войны перебрались в Америку.

Это правда: русская эмиграция в Харбине и Шанхае была самая православная и патриотичная, не чета парижским космополитам, — со знанием дела согласился Фельдман.

И я в детстве пел в церковном хоре, — сориентировался Савелий.

Фельдман понимающе кивнул. Тут выступила молчавшая до сих пор Мэри. Видно было, что она недолюбливает Чарльза или завидует ему.

Перестань интервьюировать бедного парня, Чарли, у тебя, как у той собаки имени какого‑то русского ученого — никогда не могу запомнить эти иностранные имена, — выработался условный рефлекс: стоит тебе увидеть незнакомого человека, как ты сразу пытаешься взять у него интервью. — Женщина усмехнулась. — Побереги силы для своего друга Шеви.

«Шеви» так именовали Президента Грузии многие западные газеты.

В разговоре чисто случайно возник благоприятный поворот, который Савелий никак не мог упустить.

Я когда‑то читал ваши блестящие интервью с Горбачевым и Шеварднадзе, а поскольку мы сейчас в Грузии, а я довольно слабо в происходящем ориентируюсь, не были бы вы, Чарльз, так добры, рассказать немного о президенте Шеварднадзе?

Как и большинство известных журналистов, Фельдман был экстравертом и хвастуном, а кроме того, он был падок на лесть, особенно из уст коллеги. Мэри смерила Савелия презрительным взглядом, но тому было все равно. Фельдман был реальным носителем информации и был готов ею поделиться, а Савелий, как профессионал, всегда помнил, что информации, как и денег, слишком много не бывает.

Я неплохо знаю этого человека и довольно давно, еще когда он был министром иностранных дел СССР. Назвать его человеком глубоких знаний и выдающегося ума я воздержусь, но в изворотливости и хитрости он даст сто очков вперед многим известным мировым лидерам. Недаром его прозвали «белым лисом».

А вы не опасаетесь, Чарли, что грузинские спецслужбы слушают наш разговор и доложат Шеви, что вы на самом деле о нем думаете? — ехидно перебила его Мэри.

Нисколько не опасаюсь, — нарочито повышая голос отрезал Фельдман. — У нас с ним была не одна вполне доверительная беседа, и он знает, что я о нем думаю, а я знаю, что думает обо мне он. Не имею возможности углубляться в подробности, но могу с полной ответственностью заявить одно: Шеви давно и последовательно ориентируется на Запад, прежде всего на США. Словом, он -— наш человек на мятежном Кавказе.

Но он ведет себя как диктатор, и лично меня правозащитные организации снабдили неопровержимыми данными, что в Грузии постоянно нарушаются права человека, в частности, национальных меньшинств, — видно было, что Мэри Барнс умеет отстаивать свою точку зрения.

Савелий наблюдал за разворачивающейся полемикой с неподдельным интересом.

Видите ли, уважаемая Мэри, на Востоке, — назидательным тоном начал Фельдман, — а Грузия, без сомнения, страна восточного менталитета, отношение к правам человека несколько иное, нежели на цивилизованном Западе. Восточный менталитет тяготеет не к защите прав конкретного человека, а к отстаиванию прав семьи или клана. Критики Шеви говорят, что его родственники и родственники его жены фактически владеют всеми прибыльными предприятиями Грузии. Наверное, это так. Но такова в этой стране традиция. Сменится правитель, неминуемо сменится владетельный клан…

Но это же ужасно и несправедливо! — воскликнула Мэри.

—Позвольте напомнить вам, коллеги, что сказал один из самых уважаемых американских президентов второй половины двадцатого века Дуайт Эйзенхауэр про диктатора Никарагуа Сомосу: «Он, конечно, сукин сын. Но он наш сукин сын». Большая политика иногда вынуждает закрывать глаза на отдельные даже весьма неприглядные черты нужных для нашей страны людей, — авторитетно заявил Фельдман.

Я читал, что Конгресс США вываливает большие суммы на безвозмездную помощь Грузии. А как объяснить нашему добропорядочному законопослушному налогоплательщику, зачем нам нужна эта далекая и нищая Грузия и ее «белый лис»? — наивно спросил Савелий.

Ты, Сэм, в своем провинциальном Окленде не в курсе глобальных интересов США. Во–первых, в нефтепровод, который пойдет из Азербайджана в Турцию через территорию Грузии, минуя Россию, крупные американские компании готовы вложить более трех миллиардов долларов…

— Это тебе Шеви сказал? — насмешливо перебила женщина.

У меня есть и другие возможности узнать такие вещи, — спокойно ответил Фельдман. — Я продолжу отвечать на вопрос Сэма, если, конечно, ты не возражаешь… — он сделал паузу, но женщина лишь пожала плечами. — Во–вторых, наш друг Шеви уже дал согласие на постройку самой современной станции электронного слежения за тем, что происходит на территории Ирана и других сопредельных государств. Таким образом, мы обеспечим свое постоянное военное присутствие на этом важном кавказском плацдарме.

Да, теперь я понимаю, как для нас важна Грузия, — закивал головой Савелий. — Но ведь Шеви не так уж молод, и неизвестно, кто придет ему на смену…

Тут, конечно, есть опасность, что народ изберет какого‑нибудь политика, ориентированного на Россию, но наши соответствующие службы серьезно работают на этом направлении. Мы…

Однако Фельдман не успел закончить свою мысль, поскольку увидел, как по залу ресторана к их столику спешит широко улыбающийся человек в дорогом светло–сером костюме. Он почти подбежал к их столику и бросился обнимать Фельдмана, похлопывая по спине.

Дорогой Чарльз, как я рад видеть вас, — на прекрасном английском проговорил он.

Я страшно рад, что наконец‑то выбрался в твой родной прекрасный Тбилиси, — ответил Чарльз. — Позволь представить тебя моим коллегам. Это Важа Джобенидзе. Занимал крупный пост в Посольстве Грузии в Вашингтоне, а теперь он — пресс–секретарь Президента страны. Важа, знакомься: Мэри Барнс, гранд–дама американской журналистики, а это Сэм Хлебникофф. Он пишет преимущественно для русских газет.

Вы русский? — с плохо скрытой неприязнью спросил Важа.

Я американский, — отделался шуткой Савелий.

Он американец русского происхождения из Калифорнии, — успокоил своего приятеля Фельдман, пододвигая Важе свободный стул.

А вы что‑то имеете против русских? — решил сыграть в наивного американского дурачка Бешеный. — Насколько я читал о россиянах, они продают вам нефть и газ по ценам, существенно ниже мировых.

И этим хотят опять поработить нас! — немедленно завелся Важа.

А как вы прокомментируете тот факт, господин Важа, — подала голос уплетавшая холодного молочного поросенка за обе щеки Мэри, — что американские спецслужбы зафиксировали телефонный звонок из Нью- Йорка вскоре после трагедии 11 сентября? Некто, говоривший по–арабски, звонил в Тбилиси и радостно сообщил об успехе операции, и при этом его тбилисский собеседник выражал свой восторг тоже на арабском?

Очередная грязная провокация российских спецслужб, которые мечтают поссорить США и Грузию! — не раздумывая, почти закричал Важа.

Но ведь вы не будете отрицать, что в Тбилиси официально пребывает посол чеченских сепаратистов, получающих деньги от исламских фундаменталистов. — Мэри Барнс была упряма и дотошна, и было видно, что она как следует подготовилась к этой поездке. — Я, как потомственная католичка, с большим опасением отношусь к воинам ислама, которых вдохновляют и субсидируют разные там ваххабиты.

Грузины добрый и щедрый народ, — с неприкрытым вызовом заявил Важа. — Мы помогали и будем помогать беженцам, старикам, женщинам, детям. А посол, он только так называется. На самом деле он лишь распределяет гуманитарную помощь беженцам.

Значит, вы утверждаете, что в Панкисском ущелье нет чеченских террористов? — не отставала Мэри.

Это все подлые выдумки русских, которые только и ищут предлог, чтобы нас опять оккупировать, — авторитетно заявил Важа с завидным упрямством.

Тут уж не выдержал Савелий:

Старый Гурам, которого я знал с детства, сын достопочтенного грузинского дворянина–офицера, чудом спасшегося от большевиков, всегда гордился тем, что Грузия и Армения добровольно вошли в состав Российской империи, ища защиты и покровительства у русского царя от Персии и Оттоманской империи, которые постоянно нападали на эти небольшие православные страны. — Савелий старался говорить спокойно, не показывая собственного отношения. — Он всегда с гордостью всем рассказывал, каким уважением грузинская аристократия пользовалась при российском императорском дворе. Разве не так?

Формально так и было. Но русские всегда нас угнетали, — не сдавался Важа.

Сталин и Берия тоже могут считаться угнетателями Грузии, хотя любой непредвзятый западный историк скажет, что именно России от этих властолюбивых грузин досталось по полной программе. — С этим утверждением Савелия спорить было невозможно.

Но Важа не сдавался:

Эти два грузина были коммунисты–интернационалисты, и ничего не сделали для блага Грузии. Только президент Шеварднадзе последовательно отстаивает независимость Грузии и стремится интегрировать нашу маленькую страну в мировое сообщество, где ей будет гарантировано равноправие и уважение других народов.

И все это на деньги добропорядочных американских налогоплательщиков, — съязвила Мэри.

Савелию все больше и больше нравилась эта толстая и злобная тетка. Она хотя бы пыталась докопаться до истины. Но, видно, красноречивого Важу не так просто было сбить с накатанной колеи:

Наш президент — верный друг американского правительства и народа. Он готов любой ценой защитить интересы США на Кавказе и противостоять ползучей российской экспансии, а богатая и щедрая Америка всегда поддерживала своих истинных друзей.

Иногда Америка выбирала себе довольно странных друзей, например, вскормленного на деньги ЦРУ Усаму бен Ладена, — как бы размышляя вслух негромко заметила Мэри.

Савелий мысленно поаплодировал ее полемическому дару, Важа буквально захлебнулся от возмущения, а Фельдман, видя, что разговор принимает нежелательный оборот, счел нужным поправить зарвавшуюся коллегу.

Не вижу никаких оснований для вашей аналогии, Мэри. Само сравнение бен Ладена и Шеварднадзе и их отношений с США бестактно и даже оскорбительно для наших хозяев! — Он проговорил это таким тоном, словно сказанное задевало его лично.

Да не хотела я никого обижать и не проводила никаких аналогий, просто задумалась вслух о причудах американской внешней политики. Разве это запрещено?

«Да, этой тетке палец в рот не клади: откусит не задумываясь!» — отметил Савелий.

Мне казалось, мы приехали в свободную страну, где каждый может высказывать свое мнение? Как вы считаете, господин Важа? — спросила она грузина.

Тот уже полностью овладел собой:

Конечно же, госпожа Барнс, вы в свободной стране и можете говорить все, что вам угодно. Я хочу, чтобы вы донесли до своих читателей глубокую благодарность грузинского народа Америке, ее народу и правительству за помощь, которую они нам оказывают. А мы, грузины, народ благодарный и постараемся сделать для блага Америки все, что в наших силах.

«Где они, ваши силы‑то, в чеченских боевиках, что ли?» — про себя насмешливо подумал Савелий.

В конце концов дипломатическое прошлое Важи дало о себе знать и укротило его взрывной темперамент.

У нас нет никаких секретов от американских друзей, — заявил он. — Мы завтра вместе поедем в Панкисское ущелье, и вы своими глазами убедитесь, что никаких боевиков там нет.

На том и порешили. Важа пошел провожать в номер своего старинного друга Фельдмана. Мэри заявила, что после такого сытного обеда она нуждается в отдыхе. А Савелий, сопровождаемый своей охраной, поднялся к себе в номер.

Что за тип этот Важа? — спросил Савелий.

Чересчур болтливая «шестерка» президента, — с явной неприязнью определил Мамука.

А Элгуджи добавил:

Надеется когда‑нибудь потом с помощью американцев занять место «белого лиса», но народ наш знает ему цену.

Они начали обсуждать план следующего дня.

В Панкиси мы двинемся со всей командой, а там отколемся и пойдем своим путем, — первым высказался Бешеный.

Конечно, так будет удобнее — кавалькадой легче миновать все блокпосты. Тем более, Важа обязательно сам поедет и возьмет какого‑нибудь высокого чина из МВД, — согласился Элгуджи.

Машина у нас своя, правда, не новая, но джип и в хорошем состоянии, — сообщил Мамука.

Нам может понадобиться оружие, — задумчиво, глядя в окно, произнес Савелий.

Оружие будет, — невозмутимо проинформировал Мамука и уверенно добавил: — Безо всяких сомнений!

Где? — деловито спросил Савелий, тут же подумав, как они в набитом оружием джипе пройдут контроль на блок–постах.

Не волнуйтесь, батоно Сэм, — уловив его беспокойство, ответил Мамука, — доберемся до дяди Ушанги, узнаете.

Кто такой дядя Ушанги? — спросил Савелий, мысленно отдавая дань обычной предусмотрительности Широши.

— Дядя Ушанги— двоюродный брат нашей бабушки, прославленный тамада всего Панкиси, очень уважаемый человек, — сказал Элгуджи.

Значит, когда отколемся от основной группы, мы поедем к нему? — легко сообразил Савелий.

Так точно, батоно. Дядя Ушанги уже вчера начал готовить шикарный стол, чтобы как положено встретить дорогих гостей, — заверил тот.

Перспектива многочасового сидения за столом с обязательными долгими тостами не слишком улыбалась Бешеному, и Савелий спросил:

Так есть чеченские бандиты в Панкиси или нет?

Как нет, конечно есть! — в один голос воскликнули оба.

Они днем беженцы или крестьяне, а ночью — бандиты, — пояснил более разговорчивый Мамука.

А на грузинские села они нападают? — Бешеный любил точно представлять себе оперативную обстановку.

Нападать боятся, но то цыплят своруют, то корову уведут. Свиней, правда, не трогают: им религия запрещает.

Вот что еще ребята, — вспомнил Савелий, — есть один лесник, Мустафой зовут, живет почти на границе Чечни и Грузии. Хорошо бы найти этого человека. Вы его, случаем, не знаете?

Мы не знаем, — ответил за брата Мамука, — но дядя Ушанги не может не знать…

Он всех знает там, и все его в округе знают, — уверенно добавил Элгуджи.

Теперь отбой, отдыхаем. Утром завтрак в восемь и ждем указаний мистера Фельдмана…

С этими словами Бешеный отпустил ребят.

Однако указания от мистера Фельдмана поступили существенно раньше, нежели Савелий предполагал. Около двенадцати часов ночи, Савелий еще не спал,

Чарльз позвонил ему в номер и предложил завтра, до выезда в Панкиси, навестить будущее место тренировки грузинского спецназа.

Я договорился с майором Престоном, который будет начальником этой базы, а пока пытается заставить грузин сделать там хоть небольшой ремонт. Он готов с нами встретиться и составить нам компанию в Панкиси. Так что ровно в девять мы стартуем. Как я понял, у вас охрана и машина имеется. Значит, поедем кавалькадой.

Примерно к десяти утра они добрались до Крцаниси. Кортеж выглядел внушительно. Впереди шла полицейская машина с сиреной и мигалкой, потом джип, в котором ехали Важа, Чарльз и Мэри, потом джип Савелия с Элгуджи за рулем, а замыкала процессию еще одна полицейская машина.

На бывшей советской военной базе все было уныло и убого. По углам плаца ржавели два старых бэтээра. В бывших казармах не было ни стекол, ни дверей. У американского военного джипа их ждали двое крепышей в полевой армейской форме. Они представились журналистам — майор Престон и лейтенант Най.

Пойдемте, я покажу вам наш будущий тренировочный лагерь, — пригласил майор журналистов.

Важа и оба брата тактично остались охранять машины.

Скажите, майор, грузинские власти выполняют все взятые на себя обязательства? — с места в карьер начал свое обычное «интервью» Фельдман.

Но майор Престон, по–видимому, давно научился общаться с родной прессой.

Я простой солдат, мистер Фельдман, и выполняю приказ, а подписывать соглашения и следить за их выполнением — дело политиков. Так что такого рода вопросами, пожалуйста, в наше посольство, к военному атташе, генералу Бойду.

Понятно. А вы имеете хотя бы малейшее представление о том контингенте, который вам предстоит учить? Встречались ли вы с кем‑нибудь из них?

Майор бросил многозначительный взгляд на лейтенанта Ная, который держался немного сзади.

Тот выступил вперед:

— Я провел рад предварительных тестов: физическая подготовка на уровне, стрелковая нуждается в серьезных тренировках, главная проблема — психологическая…

В чем именно? — перебила лейтенанта любопытная Мэри.

Наши будущие ученики слишком эмоциональны, у них взрывной темперамент, натуры ранимые и обидчивые. Из таких редко получаются хорошие специалисты для выполнения особых заданий, — сухо профессионально ответил Най.

Но мы, естественно, сделаем все, что в наших силах, — поспешил успокоить журналистку Престон, — добавлю только не для печати: они чудовищно ленивы. Афганские моджахеды были не в пример трудолюбивее.

А вы были в Афганистане? — готова была вцепиться в него Мэри.

Как я сказал уже вам, господа из прессы, я солдат и выполнял приказы. Я много где был, но распространяться об этом не имею права. Сейчас у меня приказ: создать на этом пепелище учебную базу и обучить несколько сотен людей. Я его выполню, а все остальное вне рамок моей компетенции.

А как вы, майор, лично думаете, есть чеченские террористы в Панкисском ущелье? — Савелий чувствовал к этому строгому крепышу нечто вроде уважения.

Официально их там нет, то есть мы с вами их не увидим. Но, по моим агентурным данным, их там тысячи полторы. Надеюсь, вы понимаете, эти сведения не для печати, а для моего начальства. Им там в Пентагоне нужно знать реальную картину. В ущелье последнее время зачастили ребята из «Аль–Кайеды». Похоже, планируется очередной рейд в Россию.

А почему об этом нельзя писать? — прикидываясь наивным, спросил Савелий.

А как вы это докажете? — пожал плечами майор.

Но вдруг я представлю доказательства — интервью с людьми, фотографии? — В Савелии взыграл журналистский азарт,

Да, да, если мы с Сэмом вдруг найдем доказательства и их опубликуем? — подхватила неугомонная Мэри.

Военные промолчали, переглядываясь между собой.

Ответил Фельдман:

Вам все равно никто не поверит. Есть официальная позиция правительства Грузии, которому доверяют США. — В Панкиси скопились несчастные чеченские беженцы, вынужденные скрываться в ущелье из‑за ведущейся русскими жестокой войны в Чечне.

Но если мы добудем доказательства? — Мэри, кроме стремления к истине, явно еще хотелось и прославиться.

«Большая» пресса Америки отнесется к ним с большим сомнением, будет подозревать, что предлагаемые вами фото «постановочные», то есть по сути фальшивка.

Ваши ребята неоднократно делали такие, когда русские солдаты попадали в плен к моджахедам, — неожиданно выпалил Престон…

Завершив беглый осмотр будущей базы, все расселись по машинам. К кортежу добавился джип с Престоном и Наем, который следовал между машинами Фельдмана и Бешеного.

Первый блокпост на мосту через реку Алазань они миновали без проблем и задержек.

Зато на втором блокпосту застряли на целый час.

Бюрократы! — Разъяренный Важа вернулся к маленькой автоколонне после переговоров, с охраной блокпоста. — Что им здесь — Тбилиси — бумажки собирать?!

Вас здесь не ценят? — с притворным сочувствием спросил Савелий. — Может, они не знают, кто такой пресс–секретарь президента Важа? Позвоните вашему боссу, пусть он лично прикажет этим солдатам пропустить нас.

Я сам справлюсь! — Важа злобно стрельнул глазами в Савелия и удалился.

Савелий достал фотокамеру и попытался сделать несколько снимков окружающей местности.

Как из‑под земли вырос толстый автоматчик, со спущенным брючным ремнем и в тапочках. Он что‑то крикнул по–грузински и замахал руками. Савелий понял, что снимать запрещено. Зато солдаты охотно сами позировали. Мэри нащелкала целую пленку вояк, придавших специально для нее суровые выражения лицам, мужественно расправивших плечи и держащих автоматы на плече как лопаты.

Почему задержались? — спросил Савелий подошедшего Фельдмана. — Наши физиономии не нравятся местной полиции?

Если бы, — охотно поддержал разговор Фельдман, — тут сам черт голову сломит. У кого автомат — тот и начальник. Великий Мао в таких случаях говорил: «Винтовка рождает власть».

Чарльз, не говорите на темы, в которых плохо разбираетесь. — с насмешкой заметила Мэри.

Это я так, в шутку… А дело в том, что ранее, в Тбилиси, разрешение на поездку нам выписало Министерство внутренних дел Грузии. Здесь, на блокпосту, стоят еще и внутренние войска, и сотрудники госбезопасности. Каждая структура требует пропуска, заверенные их начальством.

Значит, по домам? — задумчиво протянул Савелий.

Фельдман скептически ухмыльнулся:

На этот случай у нас есть особые пропуска — зеленого цвета, с портретом Президента США и подписью секретаря американского казначейства.

А вдруг охрана возмутится, что ее пытаются подкупить? Все‑таки гордые горцы…

Скорее пожалеют, что мы им мало дали, — деланно вздохнул Фельдман.

Появился красный, как рак, Важа. Видно, не просто ему дался разговор с вооруженными людьми на блокпосту. Важа раздраженно махнул рукой. Он и Фельдман уселись в машину, и колонна продолжила путь.

На прощание один из охранников в шутку прицелился в Мэри и крикнул:

Бах!

Мэри высунулась из окна и по–английски посоветовала шутнику переспать с его собственной мамой.

Вероятно, американские советники уже успели обучить грузинских военных ругательствам на английском. Небритая физиономия солдата вытянулась. Его товарищи и громко заржали. Опозоренный шутник еще долго кричал вслед машине и грозил кулаками.

Блокпост скрылся за густой зеленью деревьев. Элгуджи повернулся и вопросительно взглянул на Мамуку. Тот встрепенулся и сразу заявил:

Здесь нам надо уходить в сторону, туда, направо, — он махнул рукой в направлении едва заметной горной ложбины.

Савелий попросил остановиться, вышел и направился к машине Фельдмана.

Здесь я вынужден с вами расстаться, дорогой Чарльз. Пути наши расходятся, каждый идет той дорогой, которую выбрал — не вдаваясь в объяснения, объявил Савелий.

Надеюсь, вы выбрали правильный путь, Сэм, — со значением произнес Чарльз. — Желаю вам счастливого пути.

Присоединяюсь к пожеланию, — подхватила Мэри Барнс. Ей успел понравиться немногословный мистер Хлебникофф. — Берегите себя, мистер Хлебникофф. Скалы здесь такие крутые. Не сверните себе шею ненароком.

Напутствуемый таким образом, Савелий вернулся в свой джип. Элгуджи выжал сцепление до конца и что‑то неслышно пробормотал.

«Помолился, наверное», — подумал Савелий.

Джип резко дернулся и словно провалился в зеленую массу густых зарослей.

Путь их лежал по дороге, которую и дорогой‑то можно было назвать разве что в шутку. Так, козья тропа. Но на этой тропе внимательный взгляд Савелия заметил следы тяжелогруженных машин и многочисленные отпечатки лошадиных копыт. Тропой активно пользовались.

Хорошо, что мы избавились от этого Важи, — сказал Мамука. Ему все равно было о чем говорить: видно, ему было не по себе в этом районе гор. — От этих президентских «шестерок» одно беспокойство…

Забудь о нем, — предложил Савелий, — ты лучше скажи, когда мы доберемся до почтенного господина Ушанги?

Если без остановок, то успеем еще до наступления темноты, — откликнулся Элгуджи.

Он умело вращал баранку, в последний миг успевая уворачиваться от стволов деревьев и объезжать рытвины.

Кто же это нас остановит? — оживился Савелий. — Кто эти смелые люди?

А–а-а, батоно Сэм, тут таких смелых полон лес! — серьезно заявил Мамука. — Например, дезертиры из грузинской армии. Оружие получили, присягу принесли — и в горы. Не хотят они охранять интересы «белого лиса» и воевать за «Тбилисскую республику». Считают, что лучше самим, как лис, по горам бегать.

А еще кто?

Ну, из местных кто‑нибудь… Работы нет, вот и выходят поохотиться на людей. Убивать не станут, но отнимут все. А голым в горах сдохнешь еще до утра. Есть еще отряды самообороны чеченских беженцев. К ним живым лучше не попадаться. Чуть ли не заживо съедят. Или, наконец, сами чеченские террористы: эти настоящие отморозки.

Неужели они здесь ходят?

Зачем «ходят», батоно Сэм? Просто стоят. Вон, впереди…

Савелий всмотрелся в наступающую темноту. Элгуджи притормозил, а затем и совсем остановился. Путь преграждало поваленное дерево. Рядом стояли несколько человек.

«Еще неизвестно, сколько их скрывается в темноте и сколько автоматных стволов направлено на нас», — подумал Савелий.

Вы, батоно Сэм, молчите, — предупредил Мамука. — А если будут обращаться к вам — говорите только по–английски. Вы, туда–сюда, американский журналист, мы вас захватили и везем к себе, чтобы потом потребовать выкуп.

Савелий молча кивнул.

Элгуджи остался за рулем, Мамука выбрался из машины и направился к вооруженным людям. Те не двинулись с места. Один перебросился парой слов с Мамукой и направился к джипу. За ним последовали остальные. Подойдя ближе, они с любопытством уставились на Савелия.

Савелий отметил, что у всех людей — землистый цвет лица, длинные нечесаные бороды и пустой взгляд. Так выглядят люди, долгое время вынужденные жить вне дома, питаться чем попало, терпеть холод и жару, переносить болезни на ногах. Бандиты были одеты, как один, в камуфлированную военную форму натовского образца, тяжелые ботинки. На голове у многих — зеленые повязки с замысловатым орнаментом из слов по–арабски. «Лесные братья» словно соревновались, кто нацепит на себя больше оружия.

Если это был автомат — так непременно с подствольным гранатометом и примкнутым штыком, прибором ночного видения и оптическим прицелом. А еще — складной гранатомет «Муха» или даже два. «Палестинский пояс» — ряд автоматных рожков в специальной жилетке. И непременно — кинжал горца, у некоторых он был размером едва ли не с гладиаторский меч.

Савелий заметил, что чеченцы, как малые глупые дети, обожали при каждом удобном случае вытаскивать кинжалы и демонстрировать их остроту. Огромным лезвием они заостряли даже спичку, чтобы ковырять в зубах.

Мамука о чем‑то говорил с бандитами по–чеченски. В его речи мелькали имена Гелаева, Басаева и прочих главарей банд. Вероятно, Мамука пытался так набить себе цену. Чаще всего он обращался к одному из террористов, самому мрачному типу, которого называл по имени «Арби». Вероятно, это и был тот самый знаменитый Арби Бараев, безжалостный убийца и главный охотник за денежными заложниками.

Бараев нагнулся к Савелию и посмотрел ему прямо в глаза. Савелий слегка отшатнулся, ощутив нечистое дыхание человека, забывшего, что такое чистить зубы.

На одного Мамуку надежды мало. Надо поработать и самому. Савелий закрыл глаза, напрягся и попробовал настроиться на мысли главаря. Это оказалось непросто. Мешали замелькавшие в его сознании мысли людей, собравшихся у поваленного дерева. Чувствовалось, что по ту сторону лежащего поперек дороги ствола — сотня, а то и более человек.

Наконец‑то удалось вычленить мысли главаря. Он оказался человеком мало начитанным и мыслил несложными образами, которые легко поддавались расшифровке. Вот отряд бандитов выходит из какого‑то села, вот он поднимается в горы, минует перевал. Ночной холод. Затем кончилась еда и они ограбили какую–ту горную деревню. Затем — поляна, все бандиты собрались вокруг карты. На ней — маршрут движения. Значит, отряд шел из Панкисского ущелья в Чечню, через грузино–российскую границу. А дальше…

Дальше мысли главаря были столь мерзки и ужасны, что Савелия едва не вывернуло от вида отрезанных членов, отрубленных голов, вспоротых животов, изнасилованных медсестер, взорванных бэтээров с вывернутыми наизнанку железными внутренностями. И огонь, огонь… Чувствовалось, что Бараеву нравится жечь людей, преимущественно живьем. От этого он испытывал особое удовольствие.

А это что такое? Вероятно, главарь разговаривал сейчас с кем‑то из подчиненных. Да, их трое. Он выделил троих человек сопровождать «этих двух грузин с американцем». Пусть думают, что для охраны. На самом деле, наставлял Бараев своих абреков, надо дождаться темноты, перерезать горло грузинам, американца забрать и отвезти в Ингушетию. Никто не догадается, что заложник там. А после поговорить о выкупе.

В словах и поступках Бараева чувствовался опыт в проведении операций по захвату заложников. Все поставлено на деловую основу, «технология» отработана до мельчайших подробностей. Одни захватывают человека, другие перевозят в укромное место, третьи охраняют, четвертые договариваются о выкупе, пятые забирают его, шестые передают заложника или, что чаще, убивают и прячут тело.

Странным показались мысли одного из бандитов. Что‑то очень знакомое чувствовалось в них, что‑то очень близкое и родное.

Савелий открыл глаза, увидел приближающуюся троицу и понял. Один из троих был русским. Прочие называли его «Сергей–минометчик». Миномета при нем не было. Вероятно, миномет тяжело таскать по горам.

Пока трое «лесных братьев», увешанные оружием, втискивались в джип, остальные, подчиняясь команде Бараева, откатили ствол дерева в сторону. Тяжело подпрыгивая на ухабах, джип миновал и этот импровизированный блокпост. В какой‑то момент машина зависла над пропастью одним колесом. Сергею показалось, что наступил его смертный час. Но Элгуджи, неистово матерясь по–грузински, вывернул руль каким‑то чудовищным образом, и джип с воем взлетел обратно на тропу.

Справа и слева от Савелия сидели чеченцы. От обоих исходил тяжелый запах давно немытого тела. Позади устроился Сергей. Савелий ощущал на своем затылке его внимательный взгляд. Неужели догадался, что Савелий — его соотечественник?

Иногда чеченцы начинали громко говорить, обращаясь к Сергею. Тот коротко отвечал. Савелий понял, что они недовольны тем, что тот не выполнил задание, с которым Бараев посылал его в Москву.

«В любом случае надо что‑то делать, пока эта дикая тройка не перерезала нам горло», — озабоченно размышлял Савелий.

Решение пришло само.

Мне надо в туалет, — громко произнес он по–английски в спину сидевшего впереди Мамуки.

Оба чеченца мрачно уставились на него, выпучив глаза.

Наш пленник хочет отлить, — извиняющимся тоном пояснил Мамука, повернувшись к ним. — Наверное, как вас увидел, так в штаны от страха едва не наложил. Пусть выйдет, а то засрет нам тут все. Убирай потом…

Чеченцы громко заржали, хлопая себя по коленям, словно давно не слышали такой смешной шутки. Салон автомобиля наполнился их смрадным дыханием. За спиной Савелия тяжело молчал Сергей.

Сделали остановку на небольшой поляне. Один из чеченцев и Мамука сопровождали Савелия, пока тот искал удобное местечко в кустах. Так получилось, что чеченец на секунду отвлекся. Он зацепился ногой за корень дерева и едва не упал. Тишину леса нарушила его грязная ругань. Но тут же его голос смолк. Это Савелий незаметно вырос у него за спиной, обхватил рукой за лоб, а другой уперся в затылок. Один резкий рывок, глухой хруст шейных позвонков — и еще один воин аллаха отправился в райский Гюлистан беседовать с прекрасными девами–пери.

Мамука стоял рядом и восхищенно цокал.

Красивая работа, батоно Сэм! Это вас в журналистском колледже обучали так с людьми беседовать? Я тоже захотел стать журналистом!

Савелий ничего не ответил. Он махнул Мамуке рукой, приглашая следовать за собой. Мамука подобрал автомат чеченца и последовал за Савелием. Оба направились к машине. Труп «борца за независимость» остался гнить в лесу.

У машины все прошло быстро. Сергей и второй чеченец стояли около машины и всматривались в заросли. Они не ожидали, что Савелий и Мамука появятся с противоположной стороны. Мамука приставил автомат к спине Сергея. Второго чеченца Савелий обездвижил на пару часов, быстрым движением руки погрузив большой палец в одному ему известную точку за ухом бандита. Тело чеченца обмякло, и он упал на землю, громыхнув навешанным на него арсеналом.

Сергей стоял молча и смотрел на Савелия.

Надо поговорить, — по–русски произнес Бешеный и предложил отойти в сторону.

Они стояли некоторое время молча. Савелий давно прочитал самые важные мысли Сергея. Он улавливал сумятицу в его голове. Здесь и любовь к оставленной матери, и нелепая гибель младшего брата Вадима, и измена присяге… И еще то, что аллах, может, и велик, но сомнения у него, русского человека, остаются. Уж больно много крови пролито во имя этого бога.

Они говорили примерно час. Незаметно для себя

Сергей оказался в полной власти Савелия и был готов следовать за ним хоть на край света. Он рассказал, как оказался в Москве с заданием Бараева взорвать здание одного из вокзалов. Для этого был даже предупрежден оператор, который должен был заснять взрыв на видео и заработать на продаже эксклюзивного репортажа, вместе с Бараевым, кругленькую сумму.

Тайком увидев старушку–мать и младшего брата, увидев изменившееся лицо Москвы, переполненной приезжим людом, Сергей, после тяжелых раздумий, решил задание не выполнять. Вместо этого он нанял пару местных бандюганов. За небольшую сумму те насобирали по городу скинхедов, набили ими автобус, хорошенько напоили и устроили показательную драку с рыночными торговцами. Позднее в газетах это назвали «страшным погромом».

Сергей оказался парнем простым. Для него, как и для многих других, все зло олицетворяли понаехавшие в большом числе с Кавказа рыночники. Но к Бараеву он все равно вернулся. Деваться ему было некуда…

Через пятнадцать минут джип продолжил путь. В нем остались Элгуджи за рулем, Мамука и Савелий. Мамука что‑то восторженно рассказывал братику по- грузински и кивал на Савелия. Тот не замечал этих восторгов. Он думал о Сергее, которого оставил лежать на поляне. Он аккуратно «вырубил» его на час, не больше. После чего парень вернется в отряд к Бараеву вместе со вторым чеченцем. Тот подтвердит, что «грязная американская скотина и эти двое грузин» сбежали, убив одного боевика. Сергей должен продолжать службу у Бараева и дожидаться дня, когда к нему придет человек «от Сэма»…