Оставив на лесной поляне Сергея и чеченца в бессознательном состоянии, Савелий, Элгуджи и Мамука осторожно и медленно пробирались на джипе по извилистой горной дороге. Только водительское искусство Элгуджи сохранило жизнь пассажирам автомобиля. Машина неоднократно зависала над пропастью, но каждый раз водитель умудрялся вернуть ее обратно в последний момент.
Темнело. Элгуджи включил фары, но толку от них было мало. Даже хуже оказалось: многочисленные тени, отбрасываемые деревьями густого кавказского леса, только мешали водителю. Поэтому все облегченно вздохнули, когда джип остановился на ровной, словно специально расчищенной площадке. Отсюда круто вверх уходила лестница.
Выбравшись из джипа, Савелий несколько раз присел, затем попрыгал на месте, восстанавливая кровообращение в затекших ногах. Элгуджи и Мамука терпеливо ждали, пока «американец» приведет себя в порядок. Затем, один за другим, стали подниматься по лестнице, ступеньки которой были с большим старанием и любовью сложены из камней, аккуратно подобранных по размеру и даже по цвету. Чувствовалось, что на ее сооружение был потрачен не один год.
— Дядя Ушанги — мудрый и терпеливый человек. — Мамука шел позади. Он словно ловил мысли Савелия на ходу. — Однажды его спросили: «Зачем строишь здесь лестницу, да? Оставь тропинку, человек и так доберется». Дядя Ушанги ответил: «Когда он поднимется ко мне по горной тропе, это уже будет не просто человек, это будет усталый человек. Он будет долго сидеть, тяжело дышать. А я хочу, чтобы ко мне поднялся по хорошей лестнице бодрый человек, полный сил для того, чтобы сразу сесть со мной за стол».
Сколько времени он строил эту лестницу?
В горах нет понятия «время». Мы здесь просто живем, — серьезно ответил Мамука.
Савелий в очередной раз поразился мудрости местных жителей.
Ступенька–другая, — и в опустившихся сумерках взору гостей открылась замечательная картина, заслуживавшая кисти художника. На большой поляне с аккуратно скошенной травой стоял внушительный красивый дом. Нижняя его часть была каменная, верхняя — из дерева.
Справа и слева дом окружал великолепный сад, где обильно произрастали всевозможные фрукты: груши, персики, яблоки, абрикосы, инжир, кизил, алыча. Невдалеке зеленела беседка, увитая лозой, усыпанной огромными гроздьями спелого винограда. Чуть дальше виднелись аккуратные ряды кукурузы, увитой плетями фасоли.
«Фасоль здесь всегда сажают вместе с кукурузой, чтобы поднималась вверх по стеблю», — вспомнил Савелий чей‑то давний рассказ.
Еще дальше, на изумрудном склоне горы, паслась большая отара овец. Судя по всему, она принадлежала дяде Ушанги. Так же, как и многочисленные куры, гуси, утки и индюшки, наполнявшие разноголосым шумом птичник. Все это добро охраняли несколько здоровенных лохматых овчарок на цепях, пропущенных через длинную проволоку, по всему периметру опоясывавшую это богатое хозяйство.
Еще чуть в стороне, по скале бежал быстрый ручеек. Взглянув на прохладную воду, Савелий вспомнил, что давно ничего не пил, и его жажда усилилась.
Приблизились к дому. Дом был стаp, но крепок. Такой же, как и его хозяин, вышедший приветствовать гостей. Кряжистый мужчина, с большими трудовыми ладонями, он уверенно стоял на земле своих предков.
Дядя Ушанги, двоюродный брат бабушки Мамуки и Элгуджи и, если верить им, прославленный тамада всего Панкиси, спустился с крыльца. Он стоял, опираясь на столбик, к которому был привязан маленький ишачок. Сумки, навьюченные на терпеливое животное, были наполнены овощами и фруктами. Очевидно, старик Ушанги только что вернулся из сада.
Дяде Ушанги было где‑то между шестьюдесятью и ста двадцатью годами. Его лицо покрывали морщины, но в глазах играли веселые искорки. Чувствовалось, что в старом теле живет дух здорового и жизнерадостного человека. Своими еще сильными руками он обнял младших родственников. Затем протянул руку Савелию, внимательно посмотрев ему в глаза.
Нашего гостя зовут Сэм, дядя Ушанги, — произнес Мамука, с почтением склонившись к старику. — Он журналист, из далекой Америки.
А по–русски он говорит?
Мамука замешкался.
Говорю, хотя и не очень хорошо, — пришел к нему на выручку Савелий.
Тогда пусть молодые люди займутся делом, а вы будете отдыхать. Не желаете ли чего‑нибудь холодного с дороги? — предложил хозяин.
Савелий так красноречиво посмотрел на источник, искрящийся свежей влагой, что дядя Ушанги понял все без слов. Он тут же дал Мамуке медный ковшик и произнес несколько слов по–грузински. Элгуджи немедленно принялся разгружать ишачка.
Дядя Ушанги неторопливо направился к беседке, рядом с которой курился мангал и стояли большие корчаги с замаринованной бараниной. Длинный стол был заставлен объемистыми глиняными кувшинами с вином и буквально завален овощами и фруктами. Рядами стояли глубокие миски с разнообразными блюдами.
Мамука проводил Савелия к источнику. Вода оказалась божественной. Савелий подставил голову, а Мамука неторопливо поливал его водой. Савелий глубоко дышал, стараясь впитать волшебную силу горной воды. Затем подставил рот под прохладную струю и долго жадно пил.
Дядя Ушанги сказал, что скоро гости соберутся, — проговорил Мамука. — Они приглашены на наш скромный праздник.
Г ости? — нахмурился Савелий.
Не волнуйтесь, батоно Сэм, — поспешил успокоить его Мамука. — Все — местные жители, грузины. Так, выпьем, покушаем, песни споем…
Может, и танцы будут? — пошутил Савелий.
Будут, — серьезно ответил Мамука, протягивая полотенце из плотной ткани. — Зурначи придут, старики из соседнего села. Молодые теперь не играют на зурне. Молодые могут только радио слушать.
Вернулись к столу. Дядя Ушанги стоял несколько поодаль и критическим взглядом осматривал накрытую «поляну». Савелий тоже взглянул и удивился. Еды и вина было столько, что и большая компания не справится с ней за неделю.
Еды никогда не бывает мало, — дружелюбно произнес дядя Ушанги, ответив на незаданный вопрос, внимательно следя за выражением лица гостя. — Зато вина вечно недостает. Но у меня в подвале стоят еще четыре бочки с добрым вином по триста литров. Хватит, чтобы достойно встретить дорогих гостей.
От мангала шел одуряющий запах жаренной на открытом огне баранины.
Гости не заставили себя долго ждать. Они приходили по двое, по трое. Народ преимущественно в возрасте самого дяди Ушанги, молодых было мало. Каждый приносил что‑то с собой, никто не пришел с пустыми руками. Видно, так принято в здешних краях. Кто нес огромную запечатанную бутыль с чачей, кто — охапку веток с висевшими на них золотисто–оранжевыми плодами хурмы, а кто и с собственными специями.
Пришли и несколько совсем древних старцев, поддерживаемых под руки более молодыми родственниками. Они принесли музыкальные инструменты и сложили их на отдельный стол. Когда все перездоровались, перецеловались и обнялись, дядя Ушанги встал во главе стола, на место тамады.
Наливайте вина гостям, — обратился он к Мамуке и Элгуджи. — Пусть никто не будет обижен за моим столом и пусть здесь ни у кого не пересохнет во рту.
Ребята работали в поте лица, поднося гостям кувшины с винами. Видно было, что они очень. уважали дядю Ушанги и его слово для них закон.
«Уважают старость на кавказской земле», — подумал Савелий, а вслух спросил у одного из гостей:
А по какому поводу праздник?
Почему собрались? — задумался гость. Затем просветлел и ответил: — Просто так, дорогой! Всегда так собираемся, когда хорошее настроение и работу закончили.
Дядя Ушанги поднялся, держа в руке старинный рог, инкрустированный серебром. Разговоры за столом смолкли, все смотрели на тамаду.
Много лет назад, — степенно начал дядя Ушанги, — мой отец привел меня во–о-он на ту поляну. Я был тогда совсем маленький, не выше моего ишачка. — Гости за столом заулыбались. — Мы стояли и слабый ветерок обдувал нас. Был такой же тихий вечер, как сегодня. Отец обвел рукой наши горы, от снежных вершин до глубоких ущелий, и спросил: «Сынок, что ты видишь?» «Горы, отец, горы!» — ответил я. Отец задумчиво погладил по моей глупой молодой голове и сказал: «Ты видишь людей, сынок. Знай, что люди никуда не уходят. Они превращаются в камни, а из камней сложены горы. Горы, как люди, помнят все — и обиду, и благодарность. Береги горы — это все, что у тебя есть». Так сказал мой отец. А потому давайте выпьем первый глоток за тех, кто всегда с нами, за нашу родину — за наши горы!
Выпили и принялись за еду. Савелий смотрел на стол и не знал, с чего начать.
Элгуджи пришел на помощь:
Ешьте все, что понравилось глазу, батоно Сэм! Вот соленые баклажаны с орехами, фасоль с мацони, свежий сулугуни с мятой. Попробуйте вот этот печеный лук с ореховым соусом. А вот — чахохбили из молодого барашка, хашлама, чанахи, сациви… — перечислял он красивые названия.
Савелий ел все подряд и все ему нравилось.
После десятого тоста к столу принесли дымящийся шашлык. Стало шумно и весело. Все говорили одновременно. Савелий увидел, как старики взяли зурны, и за столом мгновенно замолчали. Словно подчиняясь невидимому сигналу с неба, зурначи разом завели протяжную мелодию. Над горами поплыл грустный мотив. Этот мотив так подходил горам, что Савелий слушал, словно завороженный.
Что у вас говорят о чеченцах в Панкисском ущелье? — тихо спросил Савелий дядю Ушанги, когда смолкла музыка. — Их здесь много?
Есть чеченцы, как не быть! — откликнулся дядя Ушанги. — Но тут не только сами кистинцы живут. И кроме села Дуиси, самого большого, тут еще шестнадцать сел. В пяти селах живут чеченцы–кистинцы, а в четырех — осетины. Правда, как нахлынули чеченцы–беженцы да эти разбойники, осетины стали уезжать. Чеченцы занимают их опустевшие дома.
А в остальных селах кто живет? — спросил Савелий.
Мы живем, грузины, хевсуры, — ответил дядя Ушанги.
В Дуиси вы часто бываете?
Нет. Что там делать? Ваххабиты в селе новую мечеть построили. Они там хозяева, — с грустью сказал дядя Ушанги. — Стоит кому из нас в селе появиться — на нас смотрят нехорошими глазами. Нет, не нападают. Но могут. Может, ждут сигнала…
А вас они не трогают?
Нас нельзя трогать, — сурово произнес дядя Ушанги, и глаза его по–боевому заблестели. — Никто тогда из ущелья живым не выйдет, если нас тронут. Входы–выходы завалим — все они с голоду помрут.
А бандитов много в ущелье?
Кто их знает… — Дядя Ушанги задумался. — Когда Тбилиси объявил, что начинается спецоперация против чеченских террористов, так многие из них бороды сбрили. И теперь так: днем — беженец, ночью — бандит…
А за счет чего они там живут? В поле работают?
Какая там работа! — отмахнулся дядя Ушанги. — Они подбирают еду, которая с неба падает.
Савелий недоумевающе посмотрел на Мамуку. Тот отвлекся от шашлыка и пояснил:
ООН присылает самолеты с гуманитарной помощью: мука, фасоль, кукурузное масло… Основное занятие местного населения — стоять на деревенской площади и требовать, чтобы их немедленно отправили в какую‑нибудь страну получше, только бы не возвращаться обратно в Россию.
Савелий вспомнил слова командующего внутренними войсками Грузии, когда тот напутствовал иностранных корреспондентов, направлявшихся в Панкисское ущелье:
«Мы ущелье полностью контролируем. Террористов там нет, «Аль–Кайеды» там нет. Есть бандиты, воры… Мы под каждый куст заглянули. Нет никаких террористов, еще раз вам говорю. Езжайте со спокойной душой».
Поэтому Савелий спросил дядю Ушанги:
Никто из местных не видал в ваших краях арабов?
При слове «арабы» разговоры за столом разом
смолкли. Все вопросительно посмотрели на Савелия. Дядя Ушанги успокоительно махнул рукой, и веселье продолжилось. Пили по очереди за здоровье каждого гостя. Дядя Ушанги кивнул Мамуке. Тот сбегал в дом и принес большущий витой рог горного тура. Нашлись отважные горцы, кто осмелился выпить из него.
Кое‑кто кое‑что видел, — туманно ответил Савелию дядя Ушанги. — Один видел бородатых людей с чужими лицами. Видел женщин, одетых как мужчины в черные одежды. Другой слышал арабскую речь. Но где эти люди находятся, что делают — никто не знает.
А Мустафа знает? — закинул удочку Савелий.
Лицо дяди Ушанги расцвело улыбкой.
— Ты знаком с Мустафой?!
Он друг мой, — сказал Савелий.
Друг Мустафы — мой друг, — торжественно произнес дядя Ушанги.
Он встал и предложил тост за отсутствующих друзей, которые по разным причинам не смогли присоединиться к празднику. Все с удовольствием выпили.
— Хороший человек этот Мустафа! — продолжил дядя Ушанги, с улыбкой вспоминая о былых временах. — Сколько добра для меня сделал. Он ведь через горы с товаром ходит. Приносит мне из России хорошие и недорогие сигареты. У нас тут такие цены, ты не представляешь, дорогой! И лекарства мне достает. Сам понимаешь, откуда в горах аптека?! А травы не от всего помогают. Щенков мне привез… Смотри, какие сторожа выросли! — Дядя Ушанги махнул рукой в сторону огромных псов.
Здоровенные овчарки грызли бараньи кости мощными челюстями.
Ты прав, дорогой, — серьезно сказал дядя Ушанги. — Хочешь узнать про арабов — иди к Мустафе. У него и оружие себе подберете. Ребята завтра тебя проводят, — кивнул он в сторону своих родственников. — А сегодня — гуляем, пьем и поем.
При слове «поем» собравшиеся за столом встрепенулись. Кто‑то затянул «Адандали», остальные дружно подхватили. Кое‑кто из самых нетерпеливых вскочил из‑за стола. К зурначам присоединились люди с барабанами.
Танцуем хоруми! — крикнул задорный голос.
Савелий понял, что раньше середины следующего
дня он к Мустафе не попадет. Он сидел и думал:
«Что мешает разным народам жить в дружбе и вот так сидеть за праздничным столом? Никто и не собирается у этих горцев отнимать их горы. Это в Тбилиси опасаются за то, что отнимут их бизнес».
Дядя Ушанги словно подслушал его мысли.
Для нас Россия ближе, чем любая другая страна. И не только потому, что рядом граница. Мы‑то чеченцев встретили по–доброму, потому что в горах надо помогать соседу. Но когда ты протягиваешь кусок хлеба, а тебе еще и руку откусывают — мы этого не любим. И еще, насчет мусульман… Мы унаследовали от наших дедов и прадедов память о том, что сотворили с Грузией персы. Кто нам тогда помог? Только Россия…
Савелий внимательно слушал старого Ушанги, а мысли его были обращены к другому старцу: своему давнему знакомцу — Мустафе…
Мустафа был человеком известным в этой местности. Опытный проводник, он обладал уникальным знанием гористого района приграничной местности, но гораздо важнее то, что он водил дружбу с пограничниками обеих сторон. И грузины, и русские обращались к нему частенько с просьбами помочь провести людей и груз по только ему одному ведомым тайным тропам.
Удивительна биография Мустафы. В двадцатые годы прошлого века его отец, турок по национальности, «взял» ювелирный магазин. Маленький Мустафа жил тогда с семьей на границе Грузии и Чечено–Ингушетии. После ограбления отец с семьей бежал в Грузию. Когда он прогулял деньги, вырученные от продажи драгоценностей, то устроился лесником. Добрых три десятка лет он бродил по этим краям, изучив их вдоль и поперек. Он и сыну своему постарался передать эту любовь. Неудивительно, что после смерти отца Мустафа унаследовал его должность и тоже стал лесником.
Распад Советского Союза доставил Мустафе особые неприятности личного характера. Однажды родственник начальника местной грузинской полиции, который приторговывал наркотиками, потребовал, чтобы Мустафа стал его проводником. Будучи ярым противником наркотиков, Мустафа категорически отказался. Тогда грузины бросили его в тюрьму и держали там несколько месяцев. Повод избрали самый простой: «нелегальный переход границы Грузии».
Все дело в том, что Мустафа имел много друзей по обе стороны границы, в Грузии и Чечне. Его родитель был человеком крайне общительным, легко шел на контакт, а такое человеческое качество на Кавказе в большой чести у горцев. Еще мальчишкой Мустафа частенько сопровождал отца в поездках то в Грузию, то в Чечню. У него сохранились друзья детства и там, и там. Да и сам он радушно принимал гостей «оттуда». Включая грузин. Поэтому воспринял как оскорбление выдвинутое против него обвинение.
Но и на Чечню у Мустафы имелся зуб, да еще какой. Там погиб его единственный сын, которого он безумно любил. Он был офицером запаса.
Поехал он как‑то в Грозный навестить однополчанина–чеченца, да и не вернулся. Мустафа не смог толком выяснить, что произошло на самом деле. Ему только передали, что его сын Яшер погиб в пьяной заварухе. Это‑то и смутило Мустафу, поскольку Яшер на дух не переносил спиртного. Вероятнее всего, решил Мустафа, сына убили чеченцы по злобе. Яшер оставался советским офицером и открыто говорил, что Дудаев изменил присяге.
Что касается России, то оказалось так, что она одна ничего плохого ему не сделала. Поэтому Мустафа соглашался помогать Савелию, когда возникала такая необходимость.
Мустафа испытывал к Савелию чувства, близкие к отцовским. Вероятно, Савелий напоминал ему погибшего сына. Особенно его, лесного жителя, поразило, как Савелий относится к деревьям. Иногда Савелий уходил в лес и от деревьев подпитывался энергией. В такие минуты Мустафа охранял его покой, останавливая каждого, кто мог потревожить Савелия.
Полюбив Савелия всем сердцем, Мустафа оставался ему навсегда верен. И в этом Савелий не сомневался…
Вы уверены, что у Мустафы мы сможем достать подходящее оружие? — спросил Савелий Мамуку.
Они пробирались по горной тропе, вьющейся на огромной высоте. Далеко внизу был слышен плеск быстрой горной речки. Савелий знал об удивительной слышимости в горах, поэтому говорил негромко.
У Мустафы все есть, — убежденно заявил Мамука, не сбавляя шага. — Только танков нет. — И с полной серьезностью пояснил: — Потому, что в горах трудно на танках.
Мы идем к нему в дом?
Нет, батоно Сэм, — пояснил Элгуджи, шедший за Савелием, — чтобы время не терять, мы идем к нему на склад.
— А вдруг его там не будет?
Братья с улыбкой переглянулись.
Пока вы сидели за столом, я повстречался с одним чабаном и передал для Мустафы сообщение, — пояснил Мамука.
Он нас встретит у той высокой чинары и проведет, — подхватил его брат. — Правда, придется глаза завязать. Старик не хочет, чтобы кто‑то узнал, где он хранит свои богатства, — словно извинясь, добавил он.
«Прямо пещера Али–Бабы», — усмехнулся Савелий.
Эта мысленная шутка Бешеного, как выяснилось позднее, оказалась не далека от истины.
Старый Мустафа встретил Савелия как родного. Обнял, даже слегка прослезился. Мамука и Элгуджи с удивлением смотрели на эту встречу, обмениваясь недоумевающими взглядами. Старик раздал повязки. Савелию он повязку не дал, но тот сам настоял на этом. Он не хотел подрывать авторитет старика в глазах местных жителей. Да и зачем ему чужая тайна. Для этого старого человека его маленький бизнес — вся жизнь. И Бешеный, искренне поблагодарив за доверие, сам повязал на глаза платок.
Шли недолго, минут десять, держась за плечо впереди идущего. Продирались сквозь кусты, перешли ручей. Еще минута, другая… и старый Мустафа предложил снять повязки.
Пещера, куда они пришли, оказалась очень комфортабельным местом. Когда‑то Мустафа выгнал отсюда летучих мышей, насыпал на дно песочек и даже установил небольшой генератор, питавший несколько мощных лампочек.
Каменных стен пещеры не было видно из‑за множества ящиков с названиями известных западных фирм. Сигареты, спиртное, шоколад, консервы, одежда, презервативы… В центре пещеры стояли маленький столик и две длинных скамьи.
Старый Мустафа предложил присесть и принялся готовить чай. После вчерашнего застолья у дяди Ушанги в головах его гостей слегка гудело. Но Мустафа алкоголь не употреблял и в качестве отрезвляющего средства мог предложить только чай. Пока гости наслаждались ароматным напитком, старый Мустафа с любовью разглядывал Савелия.
Давно не виделись…
— Ты не изменился, дорогой Мустафа, — заметил Савелий.
Я — как горы. Меняюсь медленно, — отвечал старый проводник. — Что тебя привело снова в наши края?
Ты здесь видел арабов?
Старый Мустафа нахмурился.
Вот в чем дело… — Несколько минут о чем‑то поразмышляв, старый Мустафа ответил: — Ну, есть тут недалеко одно местечко… Ложбинка такая плоская, где сходятся несколько кряжей. Место труднодоступное. Пешком туда не так просто попасть. Вот там и находятся те, кого ты ищешь.
А как же они туда попали? — удивился Савелий.
Старый Мустафа прищелкнул языком от удивления.
Ай, недогадливый! А вертолеты на что? Там даже есть маленькая взлетная полоса для небольших самолетов.
Самолеты? Здесь, в горах?
Погоди минутку, — Мустафа задумался. — Меня попросили для детей местных жителей подарки привезти из‑за гор. В том числе и вот это…
Он вытащил на середину пещеры одну из коробок, порылся в ней и достал коробку поменьше, всю в ярких надписях. Это была сборная модель самолета.
Вот, смотри: точно такие самолеты здесь летают.
Что это, батоно Сэм? — как маленький, заинтересовался Мамука.
«Сессна», — коротко ответил Савелий. — Мини–самолет, которым может управлять даже пилот–любитель. На таком в Москву прилетал знаменитый Руст.
Это тот, который на Красную площадь садился?
Он самый, — Савелий снова повернулся к Мустафе. — Что они там делают, эти арабы?
Старый Мустафа пожал плечами.
Я близко не подходил. Они там везде протянули проволоку и привязали к ней гранаты. Сколько зверья подорвалось просто так! Они и сами‑то что звери… Кругом посты стоят, охраняют даже там, где и горные козы не рискуют ходить. Баб среди них много, все в черном. Эти — самые озверелые. Палят из автоматов во все, что движется, даже в птиц. Птицы‑то что им сделали, скажи на милость, этим стервам?
А нас туда проведешь, батоно Мустафа? — прямо спросил Савелий.
Старик задумался. Он оглянулся на собранное в пещере контрабандное добро, махнул рукой и произнес:
Проведу. Не нравятся мне эти иноземцы. Нечего им тут делать. Один вопрос: у вас какое оружие?
Вмешался Мамука:
А мы за тем к вам и пришли, чтобы вы нам помогли. Сами понимаете, какое оружие мы могли провезти через блокпосты?
Тогда идите сюда, сынки, — старый Мустафа улыбнулся. — Много не обещаю, но кое‑что найдется.
Они прошли в глубь пещеры, к завалу из огромных камней.
Это не обвал, так, видимость одна, — с улыбкой пояснил старый Мустафа. — Видите, доска торчит? А ну‑ка, возьмитесь за нее и оттащите в сторону.
Гора камней дрогнула, и образовался проход, достаточный, чтобы прошли несколько человек. За этими импровизированными воротами была еще одна пещера, более обширная. Она была сплошь заставлена ящиками, покрытыми краской защитного цвета. В углу стояли еще какие‑то угловатые предметы, тщательно прикрытые брезентом. Еще дальше, в стороне от ящиков, находились огромные бочки. На боку у каждой красовались непонятные знаки.
«Напалм», — догадался Савелий.
Савелий ходил, открывал ящики. Пистолеты, пулеметы, автоматы AK, карабины, гранатометы РПГ… Даже пара огнеметов «Шмель». Патроны, гранаты… Под брезентом оказался СПГ-9, станковый гранатомет старого, еще советского производства.
А это что такое? — Савелий изрядно удивился.
Горная пушка, — охотно пояснил Мустафа. — От немцев осталась. У меня и снаряды есть. Там дальше еще много чего немецкого есть. Шмайсеры, фаустпатроны. Даже пулемет «Шпандау». Все в смазке, и боеприпасов полно.
—; Где ты все это собрал?
Нашел немецкий транспортный самолет. Тогда, в войну, он в тумане врезался в гору, но не взорвался. Я там даже рядом скелеты нашел. Экипаж продержался рядом с самолетом еще недели две, пока летчики не умерли от голода и холода. В нем чего только не было… Долго перетаскивал сюда. Совсем ишачков и волов загонял. Но вывез все, до последнего патрона. Пусть все это лучше лежит у меня, чем где‑то стреляет. А все остальное — от бывшей Советской армии. Когда Советов не стало, оружием здесь все торговали…
Старый Мустафа с любовью похлопал горную пушечку по стволу.
Погуляйте, ребята, посмотрите… Выбирайте, что с собой возьмете, сейчас. Много на себя не нагружайте — дорога предстоит тяжелая…
Савелий извлек из ящика свой любимый пистолет Стечкина.
Мамука и Элгуджи с довольным видом копались в ящиках, подбирая автоматы по одним только им понятным признакам. Старый Мустафа, улыбаясь, стоял в стороне, покачивая головой, словно приглядывал за расшалившимися детьми.
Маленький отряд вступал на тропу войны…