Сознание медленно возвращалось к Бешеному. Ему показалось, что он пришел в себя от жуткой боли в голове — как будто в нее вонзились сотни раскаленных игл. Он с трудом разлепил веки. Перед глазами стояла мутная пелена.

«Где я? Что со мной?» — промелькнуло в его голове.

Не без усилия Савелий припомнил, как шел по узенькой улочке мексиканской столицы ранним утром и как что‑то непонятное обрушилось на него сверху.

Бешеный поморгал веками, проделал круговые движения головой. Боль не утихала, но пелена перед глазами постепенно прояснилась. Он увидел, что находится в огромном пустом зале, где ничего и никого не было. Он лежал на полу, на каком‑то старом физкультурном мате. Хотя никаких ламп не было видно, откуда‑то с потолка струился ровный тусклый свет.

Прежде чем подняться на ноги, он с усилием помассировал известные ему из давних уроков Учителя точки на голове, и боль постепенно отступила. Бешеный встал и не спеша осмотрел зал, который был правильной прямоугольной формы. В дальней стене имелась массивная деревянная двустворчатая дверь со старинной медной ручкой, которую Савелий, естественно, покрутил, но дверь, само собой, была заперта. Он оценивающе осмотрел и саму дверь — старая толстая и крепкая древесина, — таких теперь не делают.

«Конечно, можно попробовать ее выбить, — мысленно прикинул Бешеный, — но зачем? Кто знает, какие сюрпризы могут ждать меня, если я выломаю дверь?»

Савелий продолжил осмотр. Стены, сложенные из тяжелых каменных плит явно не в XX веке, кое–где поросли мхом. Первоначально зал этот наверняка не предназначался для того, чтобы служить местом заключения. Но тогда для чего? Поскольку в глухих стенах не было никаких окон, может быть, его использовали как склад? Или винный погреб?

Савелию почудилось, что он уловил какой‑то терпкий аромат, обычно исходящий от старых бочек, в которых десятилетиями бродит вино. И точно: в самом дальнем от места, где он лежал, углу он разглядел очертание средних размеров бочонка.

Подойдя, Бешеный обнаружил, что крышки у бочонка нет. Он сунул туда руку с некоторой осторожностью, и к немалому своему удивлению и удовольствию вытащил аккуратно завернутый в маисовую лепешку изрядный кусок жареного мяса. Пошарив еще поглубже, он обнаружил большую пластиковую бутылку «Боржоми». Никаких столовых приборов, даже из пластмассы, которые дают пассажирам в самолетах, не было и в помине.

«Кормят на этой командировке прилично, но уж режим‑то слишком строгий», — с невеселой усмешкой подумал Бешеный.

Правда, предусмотрительные тюремщики не учли, что в умелых руках и пластиковая бутылка может превратиться в грозное оружие.

Пристроив пустую бутылку себе под голову в качестве подушки, Савелий приказал себе заснуть — необходимо было максимально восстановить силы перед грядущими испытаниями, которые, почему‑то он был уверен, его ожидают…

Спал Бешеный чутко и, еще пребывая в дреме, услышал какие‑то шорохи. Не размыкая век, он сторожко прислушался: шорохи перешли в притоптывание, как будто кто‑то то ли разминался, то ли танцевал. Зазвучала какая- то странная, немного визгливая, но ритмичная музыка.

Подняв голову, Савелий открыл глаза и увидел метрах в пяти от себя стоявшую полукругом группу людей. Их лица скрывали уродливые маски — несоразмерной длины носы, искривленные рты, намалеванные яркими цветами глазницы. Насколько отвратительны были лики этих людей, настолько хороши, подтянуты, тренированы были их фигуры. Все они были одеты, как балетные танцоры, в подчеркивающие мускулатуру рук и ног полосатые трико.

Впрочем, они и вели себя, как положено танцорам, то есть танцевали какой‑то невиданный ранее Бешеным дикий и воинственный танец. Ногами отбивали нечто вроде чечетки, а по резким выпадам и движениям их рук угадывалось, что они потрясают копьями и рубят мечами. Все их перемещения по кругу сопровождались угрожающими выкриками.

Савелий уселся на своем матрасе и с интересом глядел на это странное действо во все глаза. Зато его участники не обращали на своего единственного зрителя ни малейшего внимания. Бешеный стал считать танцующих и насчитал двенадцать человек.

«Вместо двенадцати апостолов, двенадцать чертей!» — с усмешкой подумал Савелий.

Тут музыка стала громче, а дюжина ловко, как на физкультурном параде на Красной площади, перестроилась в линию и двинулась прямо на Савелия, крича и размахивая руками. Тут‑то он вспомнил, что когда‑то видел по телевизору очень похожий танец — воинственный танец чеченцев — зикр, который может продолжаться часами.

Танцоры приблизились к Савелию, так что он мог запросто коснуться кого‑нибудь из них рукой, потом отступили на приличное расстояние, потом опять приблизились…

«Неужели я попал в лапы к чеченцам? Здесь уж пощады не дождешься! — с нарастающей злобой подумал Савелий. — А эти чучела дорого заплатят за мою жизнь».

Он собрал все свои силы и энергию, готовый в любую секунду кинуться в жестокую схватку, но «танцующие уродцы», как Бешеный мысленно обозвал их, больше к нему не приближались, держась на расстоянии в шесть–семь метров.

Внезапно музыка стихла. «Танцоры» разбились на пары, и Савелий увидел, что каждая из них имитирует бой в стиле одного из восточных единоборств. Пары бойцов по очереди приближались к нему, словно настойчиво приглашая его принять участие в их ритуале.

Понимая, что он далек от своей оптимальной формы и не успел до конца восстановиться после страшного удара по голове, и справиться с дюжиной превосходно тренированных бойцов ему будет крайне сложно, а скорее всего, просто невозможно, Бешеный не мог не принять брошенный ему с такой наглядной откровенностью вызов.

«Не догоню, так хоть согреюсь», — невесело подумал он.

И тут же сам себя успокоил: если бы его хотели просто убить или покалечить, давно бы это сделали, пока он был без сознания. Значит, у них другая цель. Какая? Это предстояло выяснить в честном бою. Но вот в честном ли, когда двенадцать на одного?

Нет никаких сомнений в том, что противник прекрасно знает о том, кто он. Не принять вызов — значит сдаться без боя, а для Савелия Говоркова, про прозвищу Бешеный, подобная ситуация была просто немыслима.

Савелий поднялся с матраса, стал спиной поближе к стене, чтобы не напали сзади, и принял боевую стойку.

От группы отделился один «уродец» и легким танцующим шагом направился к Савелию.

«Хоть не все на одного разом», — с облегчением вздохнул Бешеный.

«Уродец» выпрыгнул, намереваясь нанести Савелию удар ногами, но тот без особого труда увернулся и сам нанес удар «отсроченной смерти», от которого противник, к удивлению Бешеного, ловко ушел.

«А парень неплохо подготовлен», — не без уважения подумал Савелий.

Они покружили друг с другом минут семь, пытаясь нанести удары и уходя от них, но так и не коснулись тела соперника. Бешеный сразу понял, что перед ним весьма искусный боец, однако ему было далеко до того же самого Марселя. И если бы Савелий был в форме, он бы без особого труда справился с этим танцующим чертом. Даже сейчас можно было попытаться его успокоить, но что‑то подсказывало Савелию, что этого делать не стоит.

Почему‑то он был уверен, что пока ничего не угрожает его жизни, а потому не следует понапрасну растрачивать силы. Неожиданно пришло в голову, что с ним хочет потягаться силами каждый из этих двенадцати чертей.

«Ну, что ж, милости просим. Хотите поиграть, никаких возражений!» — с задором подумал про себя Бешеный.

Он сделал замысловатый пируэт, передразнивая одно из «па» их придурочного танца, и соперник это сразу понял. Он с криком бросился на Савелия, но тот легко увернулся и боец ощутимо ударился о стену. После чего «уродец», потирая ушибленное плечо, отскочил в сторону, а его место занял другой.

Вторая схватка также завершилась без прикосновения к сопернику. Аналогично получилось с третьим и четвертым противниками. Савелий без особого напряжения уходил от их атак, однако сам не сдерживался от того, чтобы достать кого‑то из них, по достоинству оценивая их умения: защищались они отменно.

В поединке с пятым противником Савелий решил немного изменить тактику и разыграть нечто подобное тому, что он сделал в той смертельной схватке с Марселем, до конца не раскрывая своих возможностей. Он нарочно пропустил не очень опасный удар, отпрыгнул и привалился спиной к холодной стене, изображая растерянность.

Однако противник не только не сделал попытки его добить, но и демонстративно отошел и присоединился к основной группе, позволяя Бешеному прийти в себя.

«Все ясно, — с облегчением подумал Савелий, — это своего рода тренировка. Они меня на вшивость проверяют».

Через пару минут он вновь принял боевую стойку. С шестым и седьмым бойцами ситуация практически повторилась. Они, будто специально демонстрируя ему свое мастерство, пытались нанести самые хитроумные и опасные удары, от которых он, иногда не без труда, уходил, но надо признать, что и его редкие попытки всерьез достать противников не всегда приводили к ожидаемому результату.

В конце концов Бешеному эти игры надоели. Он понял главную цель этих «уродцев» или того, кто за ними стоит, — доказать ему, что есть на земле сила, с которой ему, знаменитому Савелию Говоркову, не так‑то уж и просто справиться.

«Что ж, благодарю за намек! На досуге подумаю всерьез над полученными знаниями и будьте уверены, что в следующий раз я вас щадить не буду!» — В нем все сильнее и сильнее разрасталась злость.

Это совсем не входило в его планы. Характер мог заставить плюнуть на все и ринуться в полновесный бой. Савелий отлично понимал, что делать этого никак нельзя. И несмотря на то, что это претило его характеру непобедимого бойца, нужно было срочно изобретать какую‑то новую тактику.

Если он прекратит бой, изобразив усталость или травму, «уродцы» не будут его добивать, поскольку он признает свое поражение. Почему‑то показалось, что если он выиграет хотя бы один бой, то игры закончатся, но выиграть он должен «по очкам», не нанося сопернику серьезного урона. Так будет честно.

Усыпляя бдительность противников, Савелий пошел на хитрость и в схватках с восьмым и девятым «уродцами» сам был не только не активен, но и пропустил пару ударов. Пусть видят, что он постепенно выдыхается…

Зато в схватке с десятым Бешеный предстал во всей красе и умудрился нанести тому в прыжке удар ногами в плечо, от которого противник повалился навзничь, а Савелий демонстративно отошел к стене и привалился к ней, ощущая приятный холодок в спине.

В одиннадцатом поединке Бешеный опять намеренно пропустил два удара, один из которых оказался сильнее, чем он предполагал, и он вновь прислонился к ставшей уже почти родной стене.

Двенадцатый противник начал бой активно, и Савелию пришлось мобилизовать все свои силы, чтобы ему противостоять. Увернувшись от очередной атаки, Бешеный сделал вид, что опускается на одно колено. Противник ринулся на него, и тут Савелий, собрав все оставшиеся силы, неожиданно выпрыгнул и нанес тому увесистый удар ногами в грудь. Бешеный постарался точно выверить мощь удара, который свалил противника с ног, но не нанес ему серьезных увечий, ну, может, сломал пару–другую ребер. Последний «уродец» с трудом поднялся с пола и, держась за грудь, медленно побрел в своим товарищам.

Зазвучала печальная торжественная музыка, похожая на похоронный марш, распахнулась дверь, и на ее пороге возникла еще одна фигура в полосатом трико. Зал затаил яркий свет. Фигура медленно приближалась к Савелию, и он с некоторой оторопью увидел, что к нему идет живой… Марсель.

Конечно, Бешеный ни на минуту не усомнился, что это очередная маска или так умело наложенный грим. Но еще один поединок, да еще с таким бойцом, каким был Марсель, он может и не выдержать…

Фигура остановилась метрах в трех от Бешеного и застыла с руками, скрещенными на груди. В глазах «Марселя» Савелий прочитал одно чувство — ненависть. Эти «гляделки» продолжались минут пять. До Бешеного дошли и мысли «Марселя»:

«Так бы и разорвал тебя, грязный русский пес, на месте собственными руками, но нельзя…»

«Почему нельзя?» — удивился Савелий, но долго размышлять ему над этим не пришлось…

Под сводами подвала оглушительно и призывно прозвучали трубы. Савелий посмотрел на двери. По обе ее стороны стояли два гренадерского роста трубача в блестящих странных мундирах. При звуках трубы «уродцы» торопливо двинулись к двери и выстроились там в две шеренги, по шесть с каждой стороны. Пока Савелий разглядывал происходящее у двери, «Марсель» куда‑то исчез. Два амбала в шитых золотом голубых мундирах внесли громадное старинное кресло, над спинкой которого высилась небольшая серебряная корона, и бережно установили в центре зала, сами заняв места по бокам.

Вновь торжественно и громко запели трубы, и в зал быстрой походкой вошел среднего роста человек в длинной черной мантии. На голове его была белоснежная чалма. Он удобно устроился в кресле и только тогда поднял пронзительный взгляд своих черных глаз на Бешеного.

Вы можете подойти поближе, мсье Говорков, — с небольшим акцентом по–русски сказал он.

Не требовалось выдающегося ума, чтобы сообразить, что перед ним тот самый «гений без тормозов», по меткому определению Широши, тот самый пресловутый Анри Гиз, встречи с которым Бешеному лучше было бы избежать.

«Ну я и влип, — подумал Савелий, изобразив на своем лице удивление и некоторую даже растерянность. — Пусть себе воображает, что произвел неизгладимое впечатление на простодушного Бешеного».

С этой мыслью Савелий продолжал стоять, словно не расслышал приглашения.

Прошу прощения, я как‑то упустил из виду, что Савелий Кузьмич Говорков — официальный покойник, — с недоброй усмешкой проговорил Гиз. — Пока не выяснил, каким именем теперь наделил вас этот старый болтун, так называемый Широши, но все‑таки подойдите поближе.

Последняя фраза была произнесена тоном человека, привыкшего повелевать, и Савелий счел сейчас самым разумным подчиниться. Здесь выбора у него не было.

Вы, похоже, устали, — с откровенным ехидством констатировал Гиз. — Я предложил бы вам сесть, но вы же видите, тут нет второго кресла, так что вам придется еще немного постоять…

Бешеный попытался прочитать мысли Гиза, который оценивающе осматривал его с головы до пят.

«И этот жалкий тип победил самого Марселя и выдержал почти часовую схватку с моими лучшими бойцами?» — бился в мозгу Гиза немой вопрос.

«Окажись мы один на один в чистом поле, показал бы я тебе жалкого типа», — мстительно подумал Бешеный, изображая, что немного растерян.

Уверен, вы уже давно догадались, кто я. Ведь во всех досье на вас особо подчеркиваются ваша необыкновенная проницательность и поразительное умение принимать самые оптимальные решения в нестандартных ситуациях.

Савелий молча кивнул в знак согласия.

Савелий Говорков, он же Бешеный, вы виновны в гибели одного из лучших моих людей и моего близкого друга! — торжественным и строгим тоном прокурора начал Гиз. — Уже одним этим вы заслужили долгую мучительную смерть. Но вы еще и помешали мне осуществить то, что я наметил. Да будет вам известно, что людей, которые сознательно становятся на моем пути, я безжалостно устраняю. Иными словами, вы заслуживаете двух смертных приговоров одновременно! Скажите, я не прав?

Возможна и такая точка зрения, — уклончиво ответил Савелий: спорить по существу с этим типом, очевидно, не имело никакого смысла.

Но убить вас, сами понимаете, плевое дело! Я могу просто запереть вас в этом зале, где вы умрете мучительной смертью от голода и жажды. А как увертюру к основному действию можно повторить небольшую тренировку с моими талантливыми мальчиками. Бесспорно, вы — мастер, но многие из них, как и убитый вами Марсель, мало в чем вам уступают, и вы в этом сами недавно убедились.

Бешеный с безразличным видом молчал.

Но лишить вас жизни, учитывая, что вы и так уже покойник, — Гиз мрачно улыбнулся, — самое простое, лежащее на поверхности решение, а мое главное достоинство состоит в выборе неожиданных, парадоксальных ходов…

Он замолк и пристально посмотрел на Бешеного. Тот с безразличным видом пытался «читать» его мысли: «Эта козявка в полной моей власти, что хочу, то с ним и сделаю. Но он, пожалуй, туповат или потерял способность к эмоциональному восприятию мира».

Будучи сам человеком эмоциональным, Гиз с некоторым пренебрежением относился к людям холодным, считая их унылыми и примитивными.

Даже если вам удастся бежать, что в сложившихся обстоятельствах, даже при всех ваших знаменитых способностях, маловероятно, то даже в этом случае, обретя свободу, вы всегда будете помнить о том, что вынесенный мной вам приговор окончательный и обжалованию не подлежит. Иными словами, вы будете жить в ежеминутном ожидании неминуемой смерти. И ваша жизнь и так никогда не бывшая раем, превратится в сущий ад, — самодовольно закончил свою длинную тираду Гиз.

Бешеный продолжал упрямо молчать. Ему было любопытно, что же последует дальше.

Я хочу, чтобы вы поняли, что у вас действительно есть единственный шанс, — будничным и деловым тоном произнес Гиз.

Занять место убитого мной вашего непобедимого Марселя… — с явной иронией отозвался Бешеный: он уже давно понял, к чему этот тип клонит.

Место Марселя занять не может никто, но ваши мысли идут в верном направлении. — Гиз сделал небольшую паузу.

«Сработало! Сработало! — прочитал Савелий радостную мысль Гиза. — Сейчас рыбка проглотит крючок!»

Размышляя над дальнейшими вариантами вашей судьбы, — задумчиво проговорил Гиз, не сводя своего взгляда с Савелия, — я пришел к заключению, что самым разумным будет предложить вам сотрудничество. Сегодня ваш выбор печально ограничен: либо стать дважды покойником, причем на этот раз действительно полновесным, либо согласиться на работу со мной. Обещаю, она будет высокооплачиваемой, интересной и исключительно в рамках вашей профессиональной деятельности. Более того, могу заранее гарантировать, что работать в России вам не придется. На земле есть много других, не менее важных для нас стран.

Вы, стало быть, приглашаете меня на роль высокооплачиваемого наемного убийцы? — бесстрастно поинтересовался Савелий.

Ну, зачем же так грубо и пошло? Со временем вы займете, скажем, пост главного консультанта по спецоперациям, а для начала потренируете десятка два талантливых ребят, естественно, не этих… — Он кивнул в сторону застывших по стойке «смирно» «уродцев». — У нас открывается школа в Индонезии, на одном из райских островов. Соглашайтесь, никаких забот, чудесный климат, теплый океан, потрясающей красоты легкодоступные женщины. Убивать вам никого не придется, по крайней мере, первое время, — с озорной улыбкой закончил свою агитационную речь Гиз.

Что и говорить, звучит заманчиво. — Бешеный сознательно подыгрывал собеседнику. Раз «неминуемая казнь» откладывается, теперь необходимо выиграть время. — Мне надо немного подумать над вашим лестным предложением.

Только не принимайте во внимание интересы сэра Малькольма Макфея, он же Широши. Вынужден признаться, что Широши человек незаурядный, но его время, увы, бесповоротно ушло. Сейчас настало НАШЕ время!

Ваше? — с расстановкой спросил Бешеный.

НАШЕ, Бешеный, наше с вами время, — не без пафоса проговорил Гиз. — Время сильных и жестоких людей, которым сама СУДЬБА предопределила править миром унылых и тупоголовых потребителей «коки» и «пепси», «хот–догов» и «биг–маков». Вы знаете эти строки Киплинга, которые мне когда‑то читал ваш любимый друг Широши. Кстати, вы любите Киплинга?

Читать да, а так нет! — с улыбкой сьюморил Бешеный.

Ценю остроумных! Это прерогатива сильных людей, таких, как мы с вами!

«От скромности ты не умрешь!» — подумал Савелий.

Итак, слушайте:

«Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут, Пока не предстанет небо с Землей на страшный господень суд, Но нет Востока и Запада нет, что — племя, родина, род,

Если сильный с сильным лицом к лицу у края земли встает?»

Мне стихов Широши никогда не читал, — задумчиво ответил Савелий. — Впервые их слышу от вас, и мне они нравятся.

Сколько вам надо времени на размышление? — резко спросил Гиз.

Дня три. Бог троицу любит, — не раздумывая, ответил Савелий.

Совсем забыл, вы же православный. Если согласитесь работать со мной, торжественно обещаю не уговаривать вас принять ислам, — с иронией заметил он, — Аллах акбар! — Последние два слова Гиз прокричал.

Стройным эхом отозвались «уродцы»:

Аллах акбар!

При всем уважении к вашей вере, больше двух дней вам дать не могу. Дела требуют моего присутствия в других широтах… — важно добавил Гиз.

Два так два, — не стал торговаться Савелий.

Вновь запели трубы, и Гиз торжественно удалился в сопровождении «уродцев» и амбалов, которые унесли кресло.

Савелий вернулся на матрас, но спокойно отдохнуть ему не удалось. Примерно через полчаса за ним пришли два человека с густыми черными бородами и по темному узкому коридору привели в маленькую, со сводчатым потолком комнату, похожую на монастырскую келью. Окон в комнате не было, зато были кровать, шаткий столик на трех ногах и стул, а самое главное, за деревянной перегородкой современные душ и туалет.

Первым делом Бешеный залез под душ и с удовольствием провел там почти полчаса. Теперь можно было спокойно оценить свое положение.

На исходе второго дня, перебрав все возможные варианты, включая попытку захватить Гиза в заложники, Бешеный пришел к выводу, что наиболее разумным было согласиться на тренировочный лагерь в Индонезии. Там за месяц–другой интенсивных занятий можно восстановить форму, усыпить бдительность людей Гиза и бежать…

Бежать… Но куда? В Россию? Документы на имя Серафима Филимонова остались в мексиканской резиденции Широши. Любопытно, какими документами снабдит его Гиз? Так и не придумав, куда он отправится, убежав от Гиза, Бешеный услышал, как в замке поворачивается ключ. Он думал, что за ним пришли, но мрачные бородачи принесли ужин. Один ставил на стол поднос, другой караулил дверь.

«Боятся», — не без злорадства подумал Бешеный и с аппетитом поел.

На сытый желудок мысли текли лениво и плавно. А может, и к лучшему, что он таким странным образом избавился от Широши с его непонятными играми? Он пытался вспомнить всех отдельных людей, или группы, или даже организации, которые стремились привлечь его на свою сторону — от российского и международного криминалитета до мерзавца и перевертыша Рассказова, от загадочного Широши до каких‑то безумных террористов…

Как вы все мне надоели! — воскликнул Бешеный.

Почему так нелепо и жестоко обошлась с ним Судьба, отняв у него возможность быть рядом с любимой женой, с маленьким Савушкой. Им же нужна его помощь!

Что же с тобой случилось, милая? — буквально простонал Савелий, готовый взвыть в голос от бессилия.

Как же ему сейчас не хватает тех, с кем он чувствовал настоящее душевное родство и удивительную человеческую близость, — генерала Богомолова, Андрюшки Воронова, Костика Рокотова, Андрюши Ростовского! Как они там без него живут и могут? Когда он их увидит и увидит ли вообще?

Вместе с этими людьми он делап одно понятное и полезное дело — защищал свою страну. Все остальные только хотят использовать его умения и знания в своих часто откровенно подлых целях. А этот фанфарон Гиз нашел, чем купить его: деньги, райский климат, доступные женщины?.. Савелий брезгливо усмехнулся. Ничего–ничего, Бешеный умеет не только драться, но и дождаться своего часа…

На третий день рано утром объявились уже три амбала, но без завтрака. Савелию показалось, что их физиономии выглядят мрачнее обычного.

Вас перевозят, — буркнул по–английски один из них.

Руки Савелия сковали сзади наручниками, на глаза надели плотную черную повязку. Его под руки вывели на улицу и усадили в машину, два амбала уселись по бокам.

Мы едем к боссу? Я согласен на его предложение, — мирно сообщил Савелий.

Скоро все узнаете, — услышал он туманный ответ.

Минут через пятнадцать машина остановилась.

Савелия вывели наружу, и он услышал особый шум, который издает быстрая река, бегущая по каменному руслу.

«Наверное, тут загородная резиденция Гиза», — подумал он и ошибся.

Несколько минут он так и простоял с наручниками за спиной и повязкой на глазах. В удалении слышались чьи‑то голоса, но о чем идет речь, он разобрать не мог. Донесся шум отъезжающей машины.

Кто‑то подошел к нему, ключом расстегнул наручники и сорвал повязку. К своему искреннему изумлению, Бешеный увидел перед собой довольно улыбающуюся физиономию Широши.

Ох и жестокий вы человек, Савелий Кузьмич, — ворчливым тоном начал Широши. — Разве можно давать такие встряски мужчине в моем возрасте?! Я мог получить инфаркт и инсульт одновременно. Нельзя же быть таким беспардонным эгоистом. Не послушались меня, вот и вляпались, а я мечись по всем городам и весям, выручай…

Ну и не выручали бы… — недовольно пробурчал Савелий, понимая, что Широши по большому счету прав, — сам бы как‑нибудь выбрался.

— Не сомневаюсь, с Гизом вы бы каши не сварили, — моментально согласился Широши.

Они двигались по направлению к «Мерседесу» с затемненными стеклами, немного позади которого был припаркован джип, окруженный несколькими людьми, очевидно, кавказского вида. Только тут Савелий осмотрелся вокруг и увидел, что они находятся на пустынной набережной.

Где мы? Что это за река? — спросил Савелий, все еще толком не осознавший, что произошло и откуда тут взялся Широши.

Понятно, что от вас все держали в секрете. Мы всего–навсего в Тбилиси. А это журчит знаменитая, воспетая в стихах, река Кура.

«Так себе, грязноватый ручеек», — подумал про себя Савелий.

В «Мерседес» на заднее сиденье сели Бешеный и Широши. От водителя их отделяло толстое стекло. Савелий, сгорая от любопытства, спросил:

Как вам удалось заполучить меня обратно? Ведь ваш бывший ученик был настроен крайне серьезно. Неужели заплатили большой выкуп?

Денег он никогда бы не взял, тем более у меня. Кроме того, он и так достаточно богат…

Тогда как же?

Все было намного примитивнее. Пришлось моим людям захватить самого близкого к Анри человека, некоего Улафа, который является финансовым мозгом организации и координатором всех ее действий. Он абсолютно незаменим, потому что осаживает и дисциплинирует взрывного Гиза, когда того заносит. Кроме того, их связывают давние интимные отношения.

Вот как… — искренне удивился Савелий. — А захватить этого Улафа было сложно?

Вовсе нет. Он‑то в отличие от вас не был предупрежден о грозящей ему опасности, — не упустил возможности уколоть Бешеного Широши. — А как только Улаф оказался в моих руках, Гиз немедленно, принял мои условия обмена, потому что знал, что, чем дольше Улаф пробудет у меня, тем больше информации я от него получу.

Выходит, вы меня обменяли на ценную информацию? — спросил Бешеный.

Информацию при желании всегда добыть можно, а вот найти второго Бешеного… — задумчиво протянул Широши.

Савелий вспомнил о своих двойниках, которых создали люди Широши, но не стал касаться этой болезненной для него темы.

Они направились к гостинице «Аджария», где остановился Широши. Его номер состоял из спальни и гостиной.

Здесь говорить можно без опаски. Номер не прослушивается — я проверял. Ваш номер рядом и тоже проверен.

Каковы наши дальнейшие планы? — получив долгожданную свободу, Бешеный жаждал действий.

Не спешите. Все по порядку, — из большого запечатанного конверта Широши вынул конверт поменьше и протянул Савелию. — Внимательно ознакомьтесь и все бумажки, кроме, естественно, паспортов, уничтожьте. С сегодняшнего дня вы — американский журналист Сэм Хлебникофф, потомок эмигрантов первой, после революционной волны, троюродный брат известного американского журналиста Поля Хлебникофф, корреспондента журнала для очень богатых людей «Форбс» и автора скандальной книги о Борисе Березовском «Крестный отец Кремля».

— А я что, тоже известный журналист? — с недоумением поинтересовался Савелий.

На ваше счастье, нет, — без всякой усмешки ответил Широши. — Вы пишете исключительно для русских газет в Калифорнии. Тираж у них у всех небольшой, но их там до черта. В конверте их полный список, выбирайте любые, все равно, кроме русских эмигрантов, их никто не читает. По легенде, вы живете недалеко от Окленда, это напротив Сан–Франциско, через залив. С престарелыми родителями, разведены. Несколько русскоязычных газет собрали сумму, необходимую для вашей поездки в Грузию, чтобы вы подготовили им горячие материалы непосредственно с места событий.

Понятно. А в чем смысл этого маскарада? — недовольно спросил Савелий. — Мне что, сидеть в Тбилиси и сообщать о том, как злые грузины обижают бедных русских?

Широши насупился.

Мне никак не удается убедить вас, Савелий Кузьмич, как высоко я ценю вас. В ближайшие дни вместе с двумя американскими коллегами вы отправитесь в Панкиси…

Собирать материал для будущих статей? — насмешливо перебил Савелий.

У меня есть абсолютно точные данные, что бен Ладен скрывается в Панкиси, — не обращая внимания на иронию собеседника, мрачно сообщил Широши.

Вот это да! — искренне обрадовался Савелий. — А все были уверены, что он либо в Афганистане, либо в Пакистане.

В Панкиси он чувствует себя в полной безопасности. Во–первых, никому не приходит в голову, что он может быть там, во–вторых, там фактически правят люди типа Гелаева, которых он финансирует. А тем, что совершили его люди в Нью–Йорке 11 сентября, он вызвал к себе почти религиозное почитание у боевиков–фанатиков. У нас появился хоть небольшой, но шанс, и использовать его можете только вы, Савелий Кузьмич…

— Все ясно, — коротко сказал Бешеный. — Но прежде, чем я соглашусь, хочу попросить вас об одном одолжении…

Слушаю вас, — нахмурился Широши.

У меня нехорошие предчувствия по поводу жены и сына: им грозит какая‑то беда…

Откуда такая информация? — встрепенулся встревоженно Широши, — уж не от Гиза ли?

Нет, не от него: просто мои предчувствия, — не вдаваясь в подробности, ответил Савелий.

Хорошо, попытаюсь проверить, но я уверен, что Джулия из тех людей, кто сможет постоять и за себя, и за своих близких!

Вашими устами да мед бы пить, — вздохнул Савелий.

Я сказал, что узнаю, значит узнаю, — напомнил Широши. — Ну так как?

Я пойду один?

Вас и ваших коллег будут сопровождать два грузина, многим мне лично обязанные. Говорят по–английски и, что самое главное, по–чеченски. Эти ребята вообще много что умеют, — многозначительно заключил Широши.

Когда я с ними встречусь?

Как только мы закончим разговор — они вас ждут в соседнем номере вместе с необходимой вам одеждой, профессиональной экипировкой и даже американской зубной щеткой, — позволил себе под конец пошутить Широши.

Мне нужны сведения о моих американских коллегах, — после недолгой паузы произнес Савелий.

Один из них, признанное «золотое перо» американской журналистики, Чарльз Фельдман, верный поклонник глобализма во всех его формах, автор статей и книг, его прославляющих. Работал когда‑то заведующим международным отделом «Нью–Йорк тайме». Сейчас на вольных хлебах. Публикуется в самых авторитетных американских изданиях, типа «Тайм» и «Уолл–стрит джорнэл». Неплохо говорит по–русски. Еще с советских времен близко знаком с Шеварднадзе, много раз брал у него интервью. Второй ваш спутник, дама, Мэри Барнс, представляет синдикат региональных газет, русского не знает, вообще не слишком образована, но неглупа, активна и пронырлива.

И мы что, так втроем и будем болтаться по Панкиси? — спросил Савелий.

Журналистское братство — штука довольно специфическая. Внешне они дружат, вместе выпивают и хлопают друг друга по плечу, но конкуренция среди них покруче, чем у уличных торговцев всяким барахлом. Впрочем, вас‑то они как конкурента рассматривать не будут, поскольку вы пишете исключительно для эмигрантской аудитории, а на этом ни денег, ни имени не сделаешь.

И на том спасибо, — деланно обрадовался Савелий.

Могу вам сразу сказать, что Фельдман наверняка будет встречаться с самим Шеварднадзе, куда ни вас, ни даму никто не пустит. Так что и вы можете встречаться с кем угодно, не отчитываясь перед коллегами.

Да уж как‑то не к лицу мне быть хвостом американской журналистики, — будто размышляя вслух, произнес Бешеный.

Временно забудьте про эмоции, — вступил Широши. — В своем американском паспорте вы найдете и российскую трехмесячную визу, на всякий случай. В конверте и паспорт Серафима Кузьмича Филимонова. Деньги на поездку в Панкиси у ваших сопровождающих, а вот вам, опять же на всякий непредвиденный случай, карточки «Виза» и «Америкэн экспресс». Там денег предостаточно.

Бешеный оценил предусмотрительность Широши.

И последнее. Вот вам мобильный телефон, по которому вы сможете в любое время связаться со мной.

В него введен ваш номер?

Номера мои меняются довольно часто, но, чтобы узнать тот номер, по которому я в данный момент нахожусь, нажмите букву «Ф», и он высветится.

Так. Как будто все понятно, — удовлетворенно сказал Бешеный. — А вы когда отбываете?

Буквально через пять минут, только познакомлю вас с моими ребятами.

«Ребята» оказались крепкими парнями лет под тридцать, похожими друг на друга.

Они двоюродные братья, — пояснил Широши и, представив им Савелия, повелительным тоном произнес: — Подчиняться этому человеку беспрекословно и беречь его, как родного отца. Поняли, мальчики?

«Мальчики», как по команде разом вскочившие при появлении в номере Широши и Бешеного, ели Широши глазами, как новобранцы строгого старшину.

Будет исполнено, батоно Феликс, — дуэтом ответили они.

Желаю вам удачи! — С этими словами Широши благополучно удалился в неизвестном направлении.

Когда за ним закрылась дверь, Бешеный вспомнил, что так и не узнал, куда его загадочный партнер отправился.

Ребята носили старинные грузинские имена Элгуджи и Мамука. Савелий только собрался поближе познакомиться с ними и предварительно наметить ближайший план действий, как раздался телефонный звонок.

Сэм! — зарокотал в трубку по–английски сочный бас. — Привет, старина Сэм! Это Чарли Фельдман. Мы с Мэри знаем, что ты уже целых два дня скучаешь в этом милом и абсурдном городе. Мы прилетели час назад и приглашаем тебя поужинать. Познакомимся и сообразим, как и с кем нам жить. Так что спускайся через полчаса в ресторан, форма одежды — свободная.

Делать было нечего. Савелию просто необходимо было принять душ, побриться и вообще привести себя в приличный вид. Оказалось, что Мамука и Элгуджи живут в номере напротив.

— Когда вы будете готовы, Савелий Кузьмич, стукните к нам в дверь. Мы пойдем в ресторан с вами, — извиняющимся тоном сказал Мамука, а Элгуджи добавил:

У нас уже заказан соседний с вашим столик. Такой у нас приказ — всегда быть рядом с вами…

«Что ж, приказы надо выполнять», — мысленно согласился Савелий, а вслух сказал:

Не волнуйтесь, ребята, я от вас бегать не собираюсь…

Через сорок минут они вошли в полупустой ресторан гостиницы «Аджария»…