Что бы ни делала Варя — работала ли по хозяйству, слушала ли радио, читала ли — мысли постоянно возвращались к Савелию. Как он там в тайге? Что делает? Где живет? Вспоминая все время их последний вечер, точнее, ночь, она ругала свою невыдержанность! Беспокойство о нем не покидало. Единственно, что успокаивало, — наличие у него карты-самоделки…

Во время последней связи с Управлением Варя, подчиняясь какому-то импульсу, попросила выяснить что-либо об Антоне, сославшись на то, что тот более года не появляется на ее участке…

Вчера с почтой, сброшенной с вертолета. Варя получила и письмо от матери, в которое был вложен листок с «ладошкой». Егоринки: «сама нарисовала для мамы» — гласила подпись корявыми печатными буквами. Варя очень скучала по дочке и сейчас со слезами на глазах буквально исцеловала эту «ладошку».

Когда рядом был Савелий, ее жизнь была наполнена каким-то смыслом, заботами о нем, а с его уродом дом мгновенно опустел. Она впервые ощутила себя одинокий, и тоска по дочери обострилась настолько, что ей вдруг захотелось бросить все и уехать в Ленинград… Что? Да как она могла даже подумать об этом? Ведь Савелий может вернуться в любой момент! Вернется, а ее нет! Что он подумает? Бросила, оставила… А Варя чувствовала, что нужна ему! Наконец, она призналась и себе, что больше всего Савелий нужен ей самой…

Почему она тогда не бросилась следом за ним? Гордость? Кому нужна эта гордость?.. Господи, она же не знает ни его фамилии, ни его адреса! Где теперь искать его? Эх, Савелий, Савелий!.. Савелий?! Боже, что же с ней такое? Совсем память отшибло! Она же совсем недавно слышала это имя?! Конечно, слышала! Даже записывала Вовой журнал… Журнал!..

Варя бросилась к шкафу, достала журнал, где отмечала все сообщения, поступавшие с Большой земли…

Лихорадочно листая его, она быстро наткнулась на то, что искала: «Из мест лишения свободы совершен побег трех опасных преступников: Данилин Константин Иванович, тридцати восьми лет, кличка Тихоня. Приметы: худощавый, глаза — серые, на груди, руках, бедрах — многочисленные наколки, на лбу, в верхней части, ровный шрам, на плечах ожоговые пятна, рост — сто семьдесят сантиметров… Угрюмев Федор Валентинович, тридцати шести лет, кличка — Угрюмый. Приметы: плотного телосложения, рост — сто восемьдесят пять сантиметров, глаза — карие, на плечах наколоты погоны, на тыльной стороне правой кисти — „Не забуду мать родную“, на левой — „Спорт — это жизнь“… Говорков Савелий Кузьмич, двадцати пяти лет, кличка — Бешеный. Приметы: плотного телосложения, рост — сто восемьдесят сантиметров, глаза — голубые, особых примет нет…»

Господи!.. Говорков Савелий Кузьмич… Варя растерянно опустилась на стул. Неужели он? Опасный преступник?! Нет, не может этого быть! Не может быть' потому, что быть этого не может! Не может, и все!.. Преступник? Да еще с такой страшной кличкой? Бешеный?.. Может, это не он?..

Варя немного успокоилась, вздохнула. А карта?.. Она вдруг вспомнила, что на обороте карты была написана фамилия Угрюмого, точнее — Угрюмова Л.С. и адрес: Москва, Лосиноостровская улица, дальше не помнит… Видно, жена или сестра, а может, и мать Федора Угрюмова… И все-таки нужно проверить!.. Но как?.. А связь? Нужно использовать запасное время для связи! Ежедневно в четырнадцать тридцать… Так, сейчас два — полчаса в запасе… Все тщательно обдумать, взвесить… Что спрашивать? Как спрашивать?.. Заодно и об Аргоне напомнить… Почему заодно? С него и нужно начинать!.. Так, отличие!..

Варя довольно улыбнулась: что-то еще соображает…

— Семен Алексеевич?.. Здравствуйте! Колита беспокоит… Да нет, ничего не случилось… Да… Нет, я об Антоне беспокоюсь, о Родине… — Она старательно говорила ровным, спокойным голосом. — Не случилось ли чего? Бывало, раза два в месяц заглядывал, а тут с год носа не кажет…

— Погорел твой приятель, Варвара! — усмехнулся заместитель начальника Управления.

— Как погорел?

— За браконьерство… Схлопотал себе три года отдыха: в колонии он сейчас… Буйным оказался: лесничего ранил в руку… Вот такие пироги… Есть еще что?

— В общем, нет… хотя… — Варя сделала паузу, словно что-то вспоминая, — …месяца три-четыре назад, кажется, ориентировку получила: о побеге трех опасных преступников…

— С зоны что ли?

— Да-да… хочу узнать: нашли кого-нибудь?

— Для чего тебе? — удивился тот.

— Да так… смотрела журнал и наткнулась, вот и решила спросить, — нашлась Варя.

— Нашли… одного: разбился насмерть.

— Кто? — перебила она.

— Сейчас, взгляну… Вот, Данилин Константин Иванович, по кличке Тихоня — разбился насмерть при прыжке с вагона… О двух других сведений нет. У тебя все? А то мне еще со вторым участком связаться нужно.

— Спасибо, все… До свидания!

— Давай звони, если что… Варя отключилась и задумалась. Что дал ей этот разговор? Ничего… Как ничего?.. Карта!.. Теперь-то понятно, почему ей знакома эта манера рисовать! Эту карту рисовал Антон? Точно такие же условные знаки рисовал он на земле Егору, объясняя как-то, где находится его зимовье… Варя имела хорошую зрительную память и потому, увидев карту, сразу решила, что ей знакома эта манера… Особенно врезались в память две пересекающиеся стрелки в углу рисунка: такси обозначал стороны света… Теперь все сошлось, встало на свои места. Карта, нарисованная Антоном, находится у Савелия! А это значит, что Савелий и есть тот самый «опасный преступник, по кличке Бешеный». И все же Варя отказывалась верить очевидному! Не может Савелий быть преступником! Не может! Но что-то же он совершил? Не могли же его за здорово живешь взять и посадить, да еще опасным назвать?! И все-таки нет, не верится! Вон сколько пишут о безвинно пострадавших!.. Правда, время другое… Она тяжело вздохнула: время-то другое, это верно, да люди-то судят те же самые, что и ранее…