Жизнь брала свое, и Говорков вроде бы даже начал привыкать к однообразной лагерной жизни: работа, иногда небольшой отдых за книгой, телевизором, потом сон, и так каждый День… Но иногда происходило что-то такое, чего он более всего боялся: по капельке набиралась, искала выхода, но не находила какая-то сила.

Как-то на фабрике отключилась электроэнергия, произошла авария на подстанции, и всех работающие загнали в жилую зону по баракам (жилая зона имела автономную электростанцию — не очень мощный движок, которого хватало на освещение периметра зоны и жилых помещений). Провалявшись пару часов на кровати (завхоз все-таки изменился к нему и снова перевел на нижнее место), Савелий попытался читать, но мысли жужжали, роились, словно пчелы, хотелось выплеснуть их кому-нибудь, но идти к Кошке не хотелось, а другого человека не было…

В отличие от Савелия свободные от работки довольные этим обстоятельством заключенные занимались кто чем: зашивали, штопали свою одежду, писали письма, варили чифир… В проходе напротив Савелия двое играли в шахматы. Играли молча, сосредоточенно. Из-за того, что в секции тусовались почти все живущие, было сравнительно тепло, и один из партнеров, обнажившись по пояс, сверкал многочисленными наколками на туберкулезном теле. У напарника позиция была явно лучше, достаточно было взглянуть на его довольную скуластую физиономию.

Вокруг играющих столпились несколько любопытных и молчаливо, без комментариев, следили за игрой. Комментировать в местах лишения свободы очень опасно, тем более когда играют «под интерес»: есть реальная опасность пострадать, и не только физически… Проигравший может потребовать от подсказавшего оплатить свой проигрыш…

Сначала игра шла нормально, без эксцессов, но, проиграв одну за другой две партии удачливому сопернику, тот, что с наколками, все больше нервничал, и в какой-то момент ему показалось, что один из зрителей, приятель его соперника и такой же молодой, как он, подает знаки.

— Слышь, свали отсюда, земляк! — угрюмо бросил он ему.

— Я что, мешаю тебе? Я же сижу молча, не подсказываю, — попытался спокойно пояснить тот.

— Не подсказываешь? А чего рожи корчишь? Маяки даешь? Сказал — свали, значит, свали!

— Ты еще укажи, где мне стоять можно, а где нельзя! — усмехнулся парень.

— Ты чего, кобыла, пасть разеваешь? — разъяренно вскочил с места тот, что с наколками.

— Что ты, Сиплый, запретного хапнул, что ли, — улыбнулся спокойно парень, — или спал плохо?

— Запретного сейчас ты хапнешь! — Сиплый неожиданно выбросил правую руку в лицо парню, потом еще раз и еще. Коротко вскрикнув, тот попытался прикрыться от него, обхватив руками лицо, на котором появилась кровь. Но Сиплый, озверевший от проигрышей, бил в незащищенные места. Однако настырный парень терпеливо выдерживал его удары и не собирался отступать. Выбрав момент, он ухватился руками за кровать третьего яруса и обеими ногами ударил Сиплого в грудь… Тот опрокинулся на кровать, сбив на пол шахматную доску, но сразу вскочил и схватил табуретку… Взревел с отборным матом и взметнул над головой табуреткой, случайно задев кровать Савелия. До этого момента он лежал спокойно, безразлично наблюдая за стычкой, но едва она коснулась его, внятно бросил, чуть приподнявшись на локте:

— А ну, хорош!.. Распылились тут… Надо друг другу морды поразбивать — валите на улицу… — с угрозой проговорил он. — Или мне встать, — успокоить?

Сиплый хотел было что-то возразить, но, перехватив жесткий взгляд Савелия, нехотя опустил табуретку на место и начал восстанавливать партию, словно ничего не произошло, но все-таки процедил парню:

— Проиграю — платить будешь ты!

— Посмотрим!.. — отозвался тот, стирая платком кровь с лица. Любопытные, с интересом наблюдавшие за дракой, разошлись и продолжили прерванные занятия…

— Привет, дружок! — услышал Савелий голос Кашки. — Киснешь?

— Да так… Чего еще делать?

— Хочешь, чифирнем?

— Где достал?

— С крытки подогнали! — усмехнулся тот. — На свиданке был, а сегодня Зелинский дежурил… Удалось вынести… И чего ты с ним не ладишь? Он явно неравнодушен к тебе!

— Точно, неравнодушен, так любит, что скушать готов!..

— А он, между прочим, тоже афганец!

— Не пойдет афганец сюда работать! — зло проговорил Савелий. — Не может он быть афганцем!..

— Не скажи, Говорок! Разные бывают обстоятельства, поверь… Я на свиданке случайно услышал…

— А к тебе кто приезжал, жена?

— Жена? — Кошка нахмурился. — Нет, мать… Маманя… Всяких вкусностей навезла: жалко, что только двое суток… — Он начал вытаскивать из карманов Шоколадные конфеты, кусок сервелата, открытую банку икры, лимон, три головки чеснока и три пирожка. — С вареньем и с мясом… Сама пекла…

— Я уж и забыл вкус всех этих продуктов… — радостно воскликнул Савелий, потирая руки. — Попируем сейчас… Как тебе удалось все это пронести…

— Я ж говорил… Ну не суетись: это все тебе! Я нахавался там по макушку… Не думай, себе тоже оставил…

— А может, составишь компанию?

— Нет, а чифирну с удовольствием… На свиданке какой чифир: с одной стороны — завались, а с другой — не с кем, пару раз чифирнул, и никакого удовольствия…

— Вообще-то пора завязывать с ним, мотор посадить можно…

— Твой мотор? — усмехнулся Кошка. — Да твоего мотора на троих хватит… Или пошаливает?

— Да нет пока, но все-таки…

— Короче, Склифосовский, не выдумывай! В этот момент от играющих в шахматы вновь послышался шум: Сиплый, как видно, снова проигрывал и решил выместить злобу на парне, с которым уже схватывался.

— Ну все, кобыла, я тебя предупреждал! — заревел он, вскочил с кровати, опрокидывая табурет с шахматной партией, вцепился в парня. На этот раз парень не стал ожидать его ударов, а сам неожиданно пнул Сиплого в пах коленом. Согнувшись пополам, тот упал на пол и начал кататься, подвывая то ли от боли, то ли от злости. Его приятели, сидевшие в разных углах барака, мгновенно подскочили к парню и сбили его с ног.

— Что, снова вам неймется? — недовольно рыкнул на них Савелий.

Зыркнув на него, те подхватили молодого парня под руки и потащили к выходу. Сиплый быстро вскочил с полу и бросился вслед за ними.

— Ты что, Савелий? — нахмурился Кошка.

— Надоели они все! — выдохнул он. — Днями и ночами не вылезал, бы с промки… Покалечат парня-то… — сказал он неожиданно, но каким-то безразлично бесцветным голосом.

— Да плюнь ты на него: видно, давно нарывался сам… Так что, будем чифирить или варить не хочешь?..

— Как это не хочу?.. Конечно, хочу! — Савелий вытащил из тумбочки пол-литровую банту, достал из потайного места кипятильник и пошел в умывалку, где стояли розетки. Неожиданно ему навстречу оттуда повалили зеки.

— Что, свет вырубили? — спросил он одного.

— Да нет, Бешен… — замялся тот. — Но ты лучше не ходи туда…

— Что? — нахмурился Савелий, однако того уже и след простыл.

Савелий пожал плечами и двинулся вперед. Не дойдя до дверей умывалки, он услышал шум и приглушенные стоны и сразу догадался, что там происходит разборка с тем молодым парнем но то, что ему довелось увидеть, даже близко не приближалось к его догадкам…

Трое приятелей Сиплого крепко держали молодого парня, лицо которого было залито кровью, а Сиплый, видно, совершенно потерял контроль над собой: остервенело бил его ногами и кулаками куда ни попадя. Парень потерял сознание и обмяк в руках державших.

— Может, хватит с него, Сиплый? — неуверенно проговорил один из державших — здоровенный бугай лет тридцатое добродушным лицом.

— Что, жалко подлюку стало? — зло бросил Сиплый. — А Малыша тебе Не жалко, которого он уряднику сдал? Не жалко, что он теперь в шестиместке парится? — Было заметно, что Сиплый сам себя заводит. — Нет! Этот козел должен стать петушком! Пусть кукарекает, а не стучит!

Он подал знак державшим парня приятелям, и те быстро повернули безвольное тело парня задом к Сиплому, который тут же сорвал с него брюки.

— А вы сомневались! — довольно рассмеялся Сиплый. — Смотрите, какая попочка! — Он похлопал по розовым ягодицам, затем нежно погладил их, плотоядно улыбаясь. Его руки стали нервно подрагивать, глаза налились страстным возбуждением. — Ух ты, мой петушочек… Сейчас в твою попочку войдет твой дружочек… — Он уже тяжело дышал: было видно, что сейчас его хоть убей, но он не откажется от задуманного. — Сейчас, сейчас загоню тебе кожаный шприц под кожу… Будет немного больно — он у меня с шарами, — но ты терпи…

Он расстегнул брюки и вытащил наружу свой член, который был уже в состоянии боевой готовности. Достаточно больших размеров, он был очень уродлив: весь покрыт буграми от шаров, с наколкой «везде пролезу». Сиплый наклонился, плюнул парню в задницу, затем раздвинул ягодицы и с силой вогнал в него свой член. Парень дернулся, закричал от боли, приходя в сознание.

— Что ты делаешь, сволочь?! Сука позорная!.. Ты же не жилец больше на этом свете!.. — Он начал извиваться всем телом, пытаясь вырваться, но держали его крепко. На пол потекла кровь.

— Чо вы смотрите? — взревел вдруг Сиплый. — Чижик, сунь ему в рот! Может, ему понравится… — Он заржал, довольный своей шуткой, продолжая качать, словно поршнем, своим членом.

Чижик, державший парня за плечи, возбужденный происходящим, быстро обнажил свой член, обхватил парня руками за уши и сунул ему в рот. Тот попытался Сжать челюсти, но тут получил такие удары по бокам и голове, что моментально обмяк и уже ничего не соображал…

— А что, ты прав, Сиплый, очень профессионально чмокает, — осклабился Чижик, входя во все больший экстаз… Неожиданно заметил стоящего у входа Савелия, который то ли оцепенел от происходящего, то ли ему было настолько безразлично, что он просто ожидал, когда закончится этот бардак и ему можно будет спокойно сварить чифир…

— А, Бешеный! — хрипло выдавил Чижик — очень хоо-рошо… — громко добавил он, дернулся пару раз и брезгливо кивнул на парня. — Может, и ты ему навалишь на зуб? А, Бешеный?

Савелий хмуро взглянул на него, потом на Сиплого, выкрикивающего в экстазе:

— Хорошо, бля, буду, хорошо!.. А-а-а… Обхватив за бедра парня так, что ободрал кожу ногтями. Сиплый с силой вогнал член до конца… Парень вновь застонал. Сиплый выдернул из него обмякшую плоть, обтер о рубашку парня его кровь, заправил в брюки и бросил тому, кто предлагал остановить избиение:

— Ну что, теперь твоя очередь, Кучерявый! А может, действительно ты, Бешеный? А?

— Я свой член не на помойке нашел! — хмуро обрезал Савелий, подошел к полке, поставил банку с водой и воткнул кипятильник.

— Мне что-то тоже расхотелось… — неуверенно протянул Кучерявый, и они выпустили парня из рук. Он кулем свалился на плиточный пол и не шевелился.

— Слушай, Сиплый, ты случайно своей балдой не проткнул печень? — разгоготался неожиданно Чижик.

— Вишь, не шевелится…

— Ага, я. — ухмыльнулся Сиплый. — А может, и ты через горло легкие задел… Ладно, пошли отсюда: мужикам чифир варить надо.

Когда Савелий засыпал чай в кипящую банку, парень очнулся, огляделся вокруг, заметил Савелия, и в его глазах была такая ненависть, что Савелий подумал. «Это добром не кончится…» Парень медленно встал с пола, натянул брюки и, пошатываясь, словно пьяный, вышел из умывалки…

Когда Савелий принес чифир, Кошка разглядывал какой-то журнал.

— Тебя только за смертью посылать! — полусердито сказал он.

— Там этого молодого опустили… — неожиданно для себя ответил Савелий.

— Ну и что? Брось ты, сами разберутся… Все тебя спросить хочу: за что тебя окрестили?

— Быть беде… — не выйдя еще из своих мыслей, сказал Савелий взглянул на Кошку. — Слушай, дружан, за что тебя окрестили? Все забываю спросить. Кошка заливисто заржал на всю секцию.

— Ну, Ты даешь, Савка! — Он стер улыбку, внимательно посмотрел на Савелия, понял, что тот действительно не слышал его вопроса, махнул рукой. — Ладно… Помнишь, я тебе говорил за второго помощника? Неплохой человек… — Кошка криво усмехнулся, — этот «неплохой» человек заколебал меня сноси простотой!.. Повадился ко мне, котяра, сначала ужиком: «Не можешь ли ты, Кешенька, дать мне косточек для моего песика?» Жалко, что ли? Раз дал, другой… «У меня праздник завтра, а в магазин не поспеваю, не дашь ли чего-нибудь вкусненького…» Вот падаль! И пошло, и поехало, начал приходить как к себе на кухню: то одно возьмет, то другое… А тут тралим, тралим, и все впустую. Скоро возвращаться, а плана нет… Да еще шторм… — Он тяжело вздохнул.

— Сам не знаю, как умудрился поскользнуться… Перелом… Слава, богу, закрытый, — он снова улыбнулся. — Поскользнулся, упал, закрытый перелом. Очнулся — гипс… Меня — в кровать, а температура под сорок, врач в панику…

— Это Данилыч-то в панику?

— Списался Данилыч — инфаркт… А новый только из института, зеленый совсем: гангрена, кричит, начинается, резать надо… Я, естественно, ни в какую! Меня в ближайший порт, на самолет и в Москву… Оказалось воспаление легких… Совпало так… Отлежался три месяца, вставать начал на костылях и в порт, ребят встречать… Смотрю, что-то не так: косятся, цедят сквозь зубы… Короче, эта мразь, когда я его от кухни отшил, пригрозив, что доложу капитану, решил воспользоваться моим несчастьем… Рапорт, ревизия, небольшая недостача, собрание, и главным обличителем был, как ты думаешь, кто?

— Неужели Касымов?

— Ага, он самый, «неплохой» человека Тут-то я не сдержался: весь костыль об него обломал… Двести шестая, часть вторая, три года… Жаль, что костыль легким оказался… А жена? Жена бросила меня… Сразу после суда… Ладно, банкуй!.. Хочешь, еще кого позови.

— Кривой, — крикнул Савелий, — иди хапни с нами индюхи!..

Когда они уже заканчивали чифирять, в спальную вошел завхоз, поманил пальцем Лариску и что-то сказал ему. Тот радостно улыбнулся, подскочил к ярусу, где лежал молодой парень, опущенный в умывалке, подхватил его постель и перенес в «девичий» угол на свободную кровать.

И вновь Савелий подумал, что это происшествие так просто не кончится… И на этот раз его интуиция не подвела: наутро Сиплого нашли мертвым в своей постели, а Чижик еще дышал, и его быстро отправили в больничку, где он спокойно и тихо умер через несколько часов… Их обоих проткнул насквозь заточенным электродом обиженный паренек и под самое утро пошел на вахту сдаваться… Его с зоны убрали, провели следствие, на которое вызывали и Савелия: кто-то доложил, что он был во время насилия в умывалке, однако паренек заявил, что его там не было, а Савелий молчал и ничего не подписывал и не говорил… И от него постепенно отстали: нужно было делать план, и за него вступился мастер, а потом и начальник цеха…