Митяй, одетый в белую куртку кухонного работника, тащил по длинному коридору изолятора тележку, нагруженную огромными кастрюлями с жидкой пшенной кашей и несколькими стопками алюминиевых мисок. В отдельной чашке были сложены десятка два таких же алюминиевых, как и миски, ложек с обломанными черенками.

Лоб и голову Митяя украшали свежие, с еще не снятыми швами, рваные шрамы. Из камер, куда он протягивал миски, раздавались злые голоса:

— Специально водой, что ли, разбавил, сучка?

— Базар шлифуй? — огрызался Митяй.

— Тебя бы накормить этим пойлом!

— Я ее готовлю, что ли? — буркнул Митяй, сунув последнюю миску, со злостью захлопнул «кормушку амбразуру» и двинулся дальше. Приблизясь к камере под номером три, бросил косой взгляд на дежурного прапорщика: азербайджанец лениво листал какой-то журнал и не смотрел в его сторону.

Митяй невозмутимо подошел к нужной камере, откинул «кормушку».

— Девять? — Заглянув в камеру, посчитал сидевших, потом отсчитал девять мисок, поставил у кастрюли, налил в одну черпак каши и, подавая ее, тихо позвал в «кормушку»: — Савелий!

— Говори! — сразу же отозвался тот, присев перед «кормушкой». Увидев Митяя, выругался: — Псы вонючие! Как разукрасили!

— Ты их тоже разделал, дай бог! — восхищенно прошептал тот, не прекращая подавать миски с кашей. — Двое до сих пор в санчасти, а Аршин…

— Видел его на днях…

— Да? Всех к куму таскали… с машины, базарят, упали… во время погрузки! — увлекшись, Митяй рассмеялся и не заметил, как прапорщик на цыпочках подкрался к нему сзади.

В последнюю миску Митяй бросил кусок мяса, сверху — черпак каши…

— Это — тебе! — сказал он, протягивая миску Савелию.

Савелий хотел было взять ее, но прапорщик ударил по руке Митяя, мяска упала, загремев на цементном полу, и довольный азербайджанец наступил сапогом на мясо.

— Эшо одын раз — зыдэс ыдош! — ехидно ухмыльнулся они, посвистывая, пошел к себе в дежурку…