Камера, где оказался Савелий, была очень маленькая: метра два шириной и три — длиной, тусклая лампочка высвечивала бугристые бетонные стены, ведро-парашу, прикрытую крышкой, да алюминиевую кружку, валявшуюся на полу в переднем углу. У самого потолка — окошечко с мощной решеткой. Стекла не было, низ окошка так тянуло, что небольшая толстая труба отопления совершенно не справлялась с холодом.

Савелий дыхнул, и изо рта повалил густой пар. Сбросив одеяло на пол, он ухватился за один его край скованными руками, на другой наступил ногой и, помогая зубами, оторвал изрядный кусок. Прикинув на глазок размеры окошка, сложил лоскут втрое, взобрался кое-как на трубу и попытался зацепить его за верхний край решетки, покрытой густым слоем инея. Пальцы Савелия скользнули, и, не удержавшись, он завалился на спину, больно ударившись затылком о деревянный пол. Тряхнув головой, словно восстанавливая в ней порядок мыслей, Савелий снова взобрался на трубу и осторожно, не торопясь, повторил все снова. На этот раз зацепить лоскут удалось, но попытка заткнуть его с другой стороны закончилась падением… Савелий падал и упрямо взбирался на батарею… опять падал и опять взбирался, пока наконец не заткнул окошечко со всех сторон.

Внимательно осмотрев свою работу, он удовлетворенно опустился на дощатый пол, отдохнул немного, потом укутался в остатки одеяла и попытался уснуть…

То ли от холода, то ли от воспоминаний сон не приходил…

На следующий день рано утром Говоркова разбудило лязганье запоров. Цельнометаллическая дверь резко распахнулась. В камеру вошли трое: толстенький майор, начальник войскового наряда и дежурный прапорщик по ШИЗО.

— Тебя что, подъем не касается? — закричал майор, сотрясая брюшком. — Встать!

Савелий медленно поднялся, опираясь на руки в «браслетах». Молоденький начальник войскового наряда с интересом посмотрел на него, потом уткнулся в пластиковую доску, на которой отмечались все движения в зоне: кто пришел этапом или ушел на этап, сколько человек на работе, сколько в санчасти, сколько освобождено от работы, сколько на свидании, сколько в штрафном изоляторе и так далее.

— Та-а-ак… — протянул майор, придирчиво осматривая камеру с явным намерением найти что-либо запретное, потом, взглянув на Савелия, засыпал его вопросами:

— Почему в наручниках? Почему один в камере? С нового этапа, что ли? За Савелия ответил дежурный по ШИЗО.

— С этапа он… Зелинскому нагрубил… — Он вдруг смутился.

— А ты что молчишь? Не жалуешься? Или поделом наказал замком роты? Савелий молча смотрел в стену мимо майора.

— Характер решил показать? Ну-ну… Мы тебе его здесь быстро обломаем! — усмехнулся тот. — Умник нашелся! — Вдруг заметил заткнутое окно. — Это что такое?.. Быстро снять!.. — приказал он, выходя из камеры.

Дежурный прапорщик бросился к окошку. Сорвав лоскут с решетки, прапорщик взглянул на окошко, из которого сразу потянуло морозом, пожал плечами и бросил его назад в камеру.

— Смотри… осторожнее, — тихо сказал он, кивнув на лоскут, и быстро вышел, захлопнув дверь камеры…