Савелий вскочил на ноги, испуганно озираясь и не веря еще, что все ему только приснилось… Но ощущение, что кожа на груди и лице пылает огнем, оставалось. Лучи солнца уже лизали верхушки деревьев, значит, он часа четыре пролежал под солнцем. Кожа покраснела, и к ней невозможно было даже прикоснуться. Костер давно погас, и Савелий разгреб золу, вытащил из ямки три глиняных комочка; Задев рукой по бедру, он вскрикнул от острой боли. Савелий бросился в воду, чтобы остудить пылающее тело, но облегчение было недолгим. С трудом натянув на себя брюки, захватал теплые глиняные комочки и вернулся в пещеру. Угрюмый спал, но его дыхание стало тяжелее.

— Федор! — позвал Савелий. — Федор! — Он осторожно потряс Угрюмого за руку.

— А? Что? — очнулся Федор, широко раскрыв воспаленные глаза.

— Вы, кажется, заказывали раков, запеченных по-русски?

— Я? Когда?

— Во сне, наверное? — усмехнулся Савелий и разломал один комочек. — Прошу вас! — Себе взял тот, что поменьше, а третий, самый большой, отложил в сторону, про запас. — Это на ночь НЗ, — добавил он рассудительно, выковыривая нежное рачье мясо.

— Ну-у, ништяк! Вкуснятина: лучше колбасы всякой! — воскликнул Федор, обсасывая косточки. — Сухарей добавим?

— Нет, нам еще топать и топать…

— Может, ты и прав…

Савелий взял полиэтиленовый пакет и принес Федору воль?.

— Ну, как теперь? — спросил Савелий, когда тот напился.

— Почти нормалек, к боли постепенно привыкаю… Сейчас бы пару затяжек… — Он мечтательно прикрыл глаза.

— Ладно, держи уж… — протянул Савелий две сигаретки. — Тихоня поделился… остальные в крови были…

— Вот уважил так уважил! Никто… никто еще так со мной… На глаза у Федора навернулись слезы.

— Да брось ты, Федор! — смутился Савелий. — Покури и спать, сон для тебя сейчас — самое лучшее лекарство! А я искупнусь, все тело жжет… обгорел…

— Да, обгорел ты… Наверняка пузыри пойдут…

— Ничего, дубленей буду! — усмехнулся Савелий, вышел из пещеры, сбросил на ходу брюки и бухнулся в воду…