Карантинный барак, или карантинка, куда поместили новоприбывших, был пристроен к торцу административного корпуса и рассчитан на сорок человек.

Двадцать двухъярусных кроватей тянулись вдоль глухой стены. Единственное окно с мощной решеткой было покрыто толстым слоем наледи, в от него сильно тянуло морозом.

Карантинным барак назывался потому, что там обычно до выхода в зону содержались новенькие. По непонятной причине их поместили не сюда, а в камеру ШИЗО. Возможно, это было связано с тем, что они прибыли в пятницу и никому не захотелось с ними возиться. Однако начальник санчасти, ознакомившись с их делами, нашел у кого-то болезнь, которая могла вызвать инфекцию у «спецконтингента», и потому их поселили в карантинку до более точного выяснения…

Как и все жилые бараки, карантинка была огорожена высоким забором с металлической сеткой. Этот огороженный участок, который назывался локальным. Зеки именовали локалкой.

Все локальные участки имели один вход, который открывался зеком-вахтером, то есть лекальщиком, либо по специальному разрешению, либо в сопровождении зека, облеченного соответствующими полномочиями: завхоза, бригадира, нарядчика и так далее.

Локалка закрывалась на ключ, который находился у завхоза карантинки.

В карантинном бараке, кроме жилой секции, была своя умывальная комната с грязновато-желтым кафельным полом и стенами, покрытыми никотиновой копотью от сигаретного дыма. В ней было три крана с ледяной водой. Они торчали над потресканными, обшарпанными раковинами. Остальные «удобства», то есть уборная, находились «на воздухе», внутри локального участка. Сколоченная из разновеликого горбыля, с огромными щелями, уборная представляла собой не только унылое, но и опасное зрелище…

Внутри жилой секции было немногим теплее, чем на воздухе. В углах и у потолка намерз иней.

Новоприбывшие лежали на тонких замызганных матрацах, не снимая даже верхнюю одежду и укрываясь ветхими одеялами. Выданные им вещи отобрали и вернули назад на склад.

Стемнело, но сколько было времени, никто не знал, пока у входа не появился завхоз карантинки.

— Десять часов — отбой! — крикнул он, выключил общий свет и включил над входом «ночник»: лампочку, выкрашенную в красный цвет.

Все заняли места подальше от окна. Савелий, пришедший после всех, разместился прямо около него, в одиночестве.

Когда потух общий свет, он разделся по пояс, сделал небольшую разминку, взял полотенце и пошел в умывалку.

— Чокнутый! Спортсмен! — ежась от холода, усмехнулся ему вдогонку лежавший напротив выхода молодой парень.

— Ты чо там скалишься, сявка? — вспыхнул строптивый Сухонов. — Тебя не трогает, никого не задевает, не мешает, значит, упади в канаву! Понял? Парень сжался и залез под одеяло с головой.

— Курить есть что? — спросил Каленый своего строптивого соседа.

— Забыл? Еще вечером последний косяк замахрили…

Пофыркивая от удовольствия, Савелий старательно растирал спину застиранным вафельным полотенцем, усеянным несколькими черными штампами учреждения.

— Тебя что, отбой не касается? — услышал он и обернулся.

В дверях стоял высокий черноволосый парень лет двадцати пяти. Судя по небольшому ершику волос, скоро освобождающийся. По зоновским меркам он был одет просто шикарно: черный костюм-спецовка, прошитый по образцу джинсового двойным швом, хромовые сапоги, начищенные до блеска.

— Протрусь и лягу! — невозмутимо ответил Савелий, продолжая растираться. Завхоз сразу улыбнулся, рассмотрев Савелия.

— Бешеный?.. Москвич?..

— Из Москвы… — нехотя буркнул Савелий и пошел к выходу.

— Держи пять, земляк! — миролюбиво протянул руку завхоз. — Виктор! Кликуха — Лиса…

— Савелий…

— Чифиришь? Савелий пожал плечами.

— Идем!

— Так отбой! -

— Отбой для быков, а я… — он подмигнул, — за все уплачено, все схвачено! Не боись!

— А я и не боюсь! — вызывающе бросил Савелий, накинул полотенце на шею и двинулся за Виктором по кличке Лиса…

Комната, куда завел его завхоз карантинки, была словно из другого мира: тщательно и заботливо покрашены наполовину стены, покрашены, а потом покрыты лаком полы. Подоконник и батарея отопления закрыты резными досками с причудливыми узорами. У окна стояла новенькая кровать с ярким верблюжьим одеялом и двумя подушками. Двухтумбовый стол, книжные полки, большой шкаф. На стенах

— Цветные фоторепродукции подводных съемок, видно, из какого-то журнала. На некоторых — голые купальщицы в полумасках.

— Нравится? — кивнул завхоз на голых купальщиц. Савелий молча пожал плечами.

— Садись… — кивнул Виктор на стул и приоткрыл чеканную крышку на эмалированной кружке. — Не осел еще… Москвичей здесь хватает, но… общаться не с кем, всяк под себя гребет… Нас нигде не любят, ни на одной командировке…

— Трепачей много, потому и не любят!

— И поэтому, — согласился он тут же, — а больше от зависти… Мол, в Москве все есть — хаванина, тряпки, и вообще других прелестей…

— Прелестей! Идиоты! — Савелий стиснул зубы.

— Ты чего?

— Так… ничего!

— Куришь? — Завхоз вынул из стола пачку «Космоса».

— Нет…

— А я люблю с чифирем, а тебе… — Он вытащил оттуда же шоколадку и бросил на стол. — Да-а сроку у тебя, как у дурака махорки!

— Сам виноват! — Савелий стукнул кулаком по столу.

— Тише, разбудишь… — хмыкнул завхоз. — Слишком доверился, что ли?

— Вот именно, — усмехнулся Савелий.

— Ладно, перемелется… — Он снял крышку с «чифира», плеснул в другую кружку и вылил назад. Потом положил изящную сетку на тонкий стакан, налил в него полстакана «чифира» и протянул Савелию. Савелий сделал два глотка и вернул завхозу.

— Сразу видно — москвич, тут по три хапают… С девятериком тут нахлебаешься: местнота загуливает…

— глядя в глаза Савелию, говорил Виктор.

Савелий ничего не ответил, сделал три глотка и вернул стакан.

— Ты шоколад бери… Жить можно: главное — не суетись, присмотрись, а там видно будет… может, в я помогу: я через два месяца откидываюсь… Ну, как чифир? Вышак!

— Нормальный… У тебя вообще, как…

— …как в лучших домах Ландона и окрестностях Жмеринки! — подхватил с довольной ухмылкой Виктор. — Надо везде уметь жить… Я побазарю с твоим завхозом: внизу спать будешь!.. А это тебе… — Он вытащил из шкафа не новую, но приличную телогрейку. — Знаешь, зря ты с Аршином связался! Мразь жуткая!..

— Вот и нужно эту мразь давить! — отрезал Савелий. Лиса поморщился, вздохнул, но ничего не сказал.

— Долго мы в карантинке будем? — спросил Савелий.

— Завтра — в отряд, напутал что-то наш доктор…