Откровенно говоря, Сема–Поинт был уверен, что Серега Младой, брат одного из самых уважаемых Воров в законе, одного из главных криминальных авторитетов города, совсем еще молодой парень. Случайно залетел за колючую проволоку по какой- то там мелочовке и был пристроен своим авторитетным братом на теплое местечко в пересыльной тюрьме. Но в действительности все оказалось совсем не так.

Прапорщик, остановившись перед дверью, нерешительно постучался и только после того, как услышал четкое хозяйское «войдите», сунул ключ в замок, дважды повернул его и тихонько приоткрыл дверь.

И только после этого негромко и подобострастно спросил, вернее сказать, поинтересовался:

— Можно, Сергей Данилович? — при этом он даже не пытался заглянуть внутрь камеры.

— Пусть войдет, — донесся красивый уверенный баритон из‑за дверей.

И прапорщик, сделав шаг в сторону, пропустил внутрь Сему–Поинта.

Камера, если можно назвать камерой вместительное помещение примерно в сорок квадратных метров. Оно было странным и, при всей аскетичности, достаточно комфортным, тем более учитывая, что там проживал лишь один сиделец. В ней имелся даже небольшой бар, отгороженный стойкой с тремя высокими металлическими стульями. На полках бара стояло несколько бутылок дорогих коньяков, виски, красные и белые вина, а также баночное пиво из Голландии.

Отдельно была выгорожена кухонька с настоящей электроплитой с двумя конфорками. Но более всего поражал отдельный туалет, скрытый занавеской. Он был выложен черным «кабанчиком» на полу, а стены, покрыты чешским кафелем с рисунками на темы из античной жизни.

В дальнем углу стоял небольшой гостевой столик с двумя креслами. Напротив, в нише, выдолбленной в мощной стене, был встроен телевизор–двойка «Сони» с кассетным видеомагнитофоном. По тем временам довольно дорогое удовольствие. Справа от него возвышалась стопка видеокассет с американскими боевиками. Бросалась в глаза и богатая икона с горящей под ней лампадкой.

В противоположном углу возвышалась широкая кровать с деревянными резными спинками, сотворенными, скорее всего, местными умельцами. Она была отгорожена самодельной деревянной ширмой, обшитой китайским шелком, на котором золотыми нитками были вышиты причудливые драконы.

Рядом с кроватью стояла тумбочка из красного дерева, на ней красовалась массивная пепельница из оранжевого стекла. Причудливой формы края, словно лепестки хризантемы, распластались в разные стороны, словно некие щупальца осьминога.

Вся мебель элитной камеры была вполне скромной и обита хорошим кожзаменителем, и она явно изготовлялась здесь же в тюремных столярных мастерских.

Хозяин «камеры» восседал в одном из двух уютных с высокой спинкой утопающих кресел, стоящих у гостевого столика, и увлеченно следил за приключениями Рэмбо на телеэкране. На вид ему было немногим за тридцать. Ухоженная стрижка с узенькой прядью седых волос, атласный халат благородного стального цвета, накрахмаленная рубашка, холеные руки с массивным золотым перстнем делали его похожим на итальянского мафиози, и только огромный нос картошкой немного портил вид настоящего аристократа.

Постояв несколько секунд исключительно для проформы и не дождавшись хоть какой‑то реакции со стороны хозяина помещения, Сема–Поинт, молча и чуть нагловато, опустился в кресло напротив Смотрящего и принялся спокойно, но цепко, осматриваться вокруг.

Несмотря на отвлекающие звуки из телевизора, Семе–Поинту довольно легко удалось сканировать мысли Сереги Младого. Может быть, потому, что они находились в закрытом помещении одни, а может быть, хозяин камеры оказался легко читаемым для Семы–Поинта:

«Дерзкий, но не наглый, себя уважаешь, не лезешь с вопросами…

…Интересно, откуда ты такой взялся?..

…Сема–Поинт… гм…

…Многозначительная «погремушка»!..

…Говорят, ты в беспредельной хате на тюрьме порядок навел…

…Странно, и чем только берешь…

…На вид и не скажешь, что можешь что‑то…

…Да и здесь на тюрьме тоже стараются тебя не задевать…

…Говорят, от одного твоего взгляда даже самые непокорные смирными становятся… Во что мне не очень верится…

…Ладно, посмотрим, чем ты, землячок, дышишь, а главное на кого!..

…Интересно, ты так свободно себя ведешь по собственной глупости или за твоей спиной кто‑то стоит?.. Но кто?..

…Нужно будет забросить «маляву» в народ: вдруг кто‑то, что‑то знает или слышал что‑то…

…Глаза голубые, взгляд открытый: такой, как ты, не будет держать камень за пазухой — открыто выскажется, если что…

…Есть в тебе, парень, нечто такое, что заставляет относиться к тебе с уважением…

…Ладно, не будем горячку пороть, посмотрим…»

Невозмутимо встав с кресла, Серега Младой, не глядя на собеседника, подошел к телевизору, выключил его, вернулся и вновь опустился в кресло.

Потом медленно поднял немигающий, пронизывающий взгляд на своего гостя и принялся безапелляционно, можно сказать даже нагло, осматривать его с ног до головы.

Сема–Поинт казался настолько спокойным, словно все происходящее его совсем не касалось: ни один мускул не дрогнул на его лице. Но это было не только внешнее спокойствие, но и внутренне он ощущал себя также невозмутимо, словно перед ним сидел не негласный «хозяин тюрьмы», а обычный коллега по несчастью.

Семе–Поинту было абсолютно наплевать на карикатурное поведение этого моложавого мужика, не наигравшегося в юности и видно до сих пор продолжающего играться «в шпионов и мафиози». Со стороны создавалось впечатление, словно Серега Младой копирует какого‑то киношного персонажа из западного боевика. В голове Семы–Поинта неожиданно промелькнуло: будет совсем смешно и грустно, если Серега Младой возьмет и да заговорит вдруг тоном Крестного отца.

Если поначалу Семе–Поинту его поведение было чем‑то даже симпатичным, то вскоре оно начало раздражать, и он решил положить этому конец:

— Что, не нравлюсь? — с вызовом спросил он.

— Не нарывайся, земляк! — недовольно заметил Серега Младой, после чего снова, не мигая, уставился на гостя в упор, словно хотел переглядеть гостя.

— А то что? — с вызовом бросил Сема–Поинт.

— Молодой, дерзкий и… — неожиданно Серега Младой резко сменил тон и примирительно добавил через небольшую паузу: — И не очень разумный…

— Это почему же я не разумный? — чуть заметно усмехнулся Сема–Поинт, с удовлетворением отметив смену настроения собеседника. — Не потому ли, что здесь на пересылке достаточно одного твоего слова, чтобы меня здесь же и закопали? Не так, что ли? Вон, даже прапор растекается перед тобой, словно говно по асфальту…

— А ты смышлен не по годам, — тихо, с чуть заметной улыбкой, отметил собеседник и дружелюбно протянул руку, — Серега Младой!

— Сема–Поинт! — представился он, отвечая крепким рукопожатием.

— «Поинт»? — переспросил смотрящий.

— Погоняло не глянется, что ли?

— Ну, почему? — пожал тот плечами и не без ехидства добавил: — Классная «погремуха»! — и тут же вновь смягчил тон вопросом: — Со смыслом, не так ли?

— Со смыслом, — согласно кивнул Сема–Поинт. — Остается понять каким и для кого?

— И какой же смысл ты вложил в него? — поинтересовался Смотрящий и не удержался: блеснул знанием английского языка: — Точка, конец или звиздец? Только вот кому?

— А это‑то как раз и совсем просто: кто как сам для себя понимает, — хитро прищурился Сема- Поинт.

— Да, действительно, в этом что‑то есть, — чуть подумав, задумчиво согласился хозяин камеры.

— Что, Сергий, пытаешься понять: есть ли смысл иметь со мной дело? — неожиданно в лоб спросил Сема–Поинт и сам же ответил: — Можешь поверить, есть!

Чуть подумав, Серега Младой с неожиданным задором вдруг воскликнул:

— Да ты никак решил поиграть со мною в детскую «отгадайку»? — он совсем по–детски рассмеялся, резко рубанул своей широкой ладонью по воздуху и решительно воскликнул: — А давай попробуем! — вновь прищурился, пожевал пухлыми губами и прямо спросил: — И о чем же я сейчас думаю?

Сначала Сема–Поинт не хотел раскрывать свое умение читать мысли собеседника, но потом подумал, что если понадобится, он всегда успеет стереть из его памяти весь разговор или то, что не понравится.

— Что ж, слушай! Сейчас тебе очень хочется понять, откуда я такой взялся? С одной стороны, тебя забавляет мое наглое поведение, с другой — раздражает, но при всем при этом, одновременно и настораживает: вдруг за мною кто‑то стоит, и ты пока еще не решил, что со мной делать и как со мной себя вести. С одной стороны, тебя, как Смотрящего, никакие устраивает, что на твоей территории появился какой‑то странный незнакомец, с которым сидельцы советуются и помощи просят, минуя тебя, с другой — тебе стало интересно: и что это за новичок такой здесь отирается?

В глазах Сереги Младого пробежали хитрые «чертики».

— Может, ты еще и отгадаешь, какое решение я приму в отношении тебя? — усмехнулся он.

— Я не гадалка! — резко оборвал Сема–Поинт, — я просто знаю! Сначала ты попытаешься определить: кто за мной стоит. И если это серьезные авторитетные люди, то будешь решать: договариваться со мной или начать воевать, — потом тихо, но очень четко продолжил: — Конечно, Сергий, ты можешь принять любое решение, можешь даже попытаться меня физически убрать… — он чуть усмехнулся.

— Попытаться? — заметив иронию, с вызовом переспросил Серега Младой.

— Бесплатный совет хочешь? — серьезно спросил вдруг Сема–Поинт, не обращая внимания на его иронию.

— Валяй, — со снисходительным интересом бросил тот.

Серега Младой вдруг ощутил, что ему действительно интересно общаться с этим незнакомцем: это как раз то, что ему давно так не хватало. До оскомины надоели эти пустопорожние базары и разводы глупых ситуаций.

Серега Младой вдруг почувствовал, что этот парень все больше начинает ему нравиться, причем и сам не понимал, почему это происходит: обычно он не был таким сентиментальным.

— То ли еще будет! — подмигнул вдруг Сема- Поинт.

Смотрящий бросил на него быстрый, удивленный взгляд:

«Я что «вслух» подумал или этот парень может читать мысли?» — подумал он.

— Умный человек любую, даже самую проигрышную ситуацию постарается повернуть в свою пользу, — нравоучительно пояснил Сема–Поинт, как бы перебивая непрошенные мысли собеседника, — а теперь, если не возражаешь, выслушай мой совет. Твоя «шапка» Смотрящего лично меня, Сергий, ни с какого бока, не согревает: не нужна она мне и все тут! Как говорится, не мой это уровень.

Сема–Поинт специально высказался двусмысленно: пусть Смотрящий сам догадывается, что его гость имеет в виду. То ли что Сема–Поинт не дорос еще до такой чести, чтобы быть Смотрящим, то ли награда не слишком для него почетна…

Сема–Поинт выдержал небольшую паузу, словно предоставляя возможность собеседнику подхватить дискуссию, а когда тот промолчал, продолжил:

— А потому, поверь, я тебе не соперник, а независимый человек со стороны, который готов временно, пока не отправлен на этап, поиграть за твою команду, то есть принести тебе несколько бесплатных очков в борьбе за власть и уважение в тюрьме, за которой ты присматриваешь… — Сема-Поинт постарался говорить убедительно.

— Бесплатных? — недовольно нахмурился Серега Младой и добавил с апломбом: — Могу и заплатить!

— Не сомневаюсь нисколько, — примирительно кивнул Сема–Поинт, — но мне от тебя ничего не нужно…

— Совсем? — недоверчиво спросил тот.

— Совсем! — твердо заверил Сема–Поинт.

— Тогда в чем здесь твоя польза? — непонимающе нахмурился Серега Младой. — Бесплатно даже чирей не вскочит: простудиться нужно! — ухмыльнулся он.

— Понимаешь, Сергий, мы с тобой вроде бы играем на одном поле, в одну игру, но перед нами стоят разные задачи… — попытался объяснить Сема–Поинт.

— И какие же задачи я ставлю перед собой? — в голосе Смотрящего появилось явное раздражение.

— Ты действительно хочешь услышать независимый взгляд со стороны? — спросил Сема–Поинт.

— Хочу!

— Что ж, слушай! — заводясь, воскликнул Сема-Поинт. — В свое время ты окончил политехнический институт, подавал отличные надежды, однако… — Сема–Поинт сделал многозначительную паузу.

Смотрящий нетерпеливо дернулся.

Не обращая внимания на его нетерпение, Сема-Поинт повторил несколько раз:

— Подавал, подавал, подавал…

— Пластинку заело, что ли? — оборвал тот.

И вновь Сема–Поинт никак не среагировал на его дерзкий вопрос:

— То есть ты слишком долго числился «молодым специалистом», и тебя это устраивало до тех пор, пока ты сам не понял, что уже вырос из категории «молодых и перспективных». Если раньше тебя вполне устраивало, что все вокруг считали тебя «перспективным, подающим надежды работником». То позднее, когда возраст перевалил за тридцать, а ты все еще не сделал никаких существенных открытий, за которые можно было бы гордиться, ты сорвался и по–черному запил, пытаясь утопить свои комплексы на дне алкогольного угара…

Серега Младой с интересом слушал, даже не пытаясь скрыть своего искреннего удивления.

— Если коротко обозначить твое состояние в тот момент, — продолжил Сема–Поинт, — то ты просто пересидел в молодых. Говоря языком спортсменов: перегорел на старте. Ты вроде бы готов рвануть вперед, а старт все откладывается и откладывается. Но если у спортсменов старт откладывается по причинам, независящим от самих спортсменов, то свой старт ты откладывал и откладывал сам, вот ты не только перегорел, но и сорвался в алкогольном угаре.

Сема–Поинт постоянно следил за тем, как реагирует на его слова собеседник: пока его реакция нравилась. В какой‑то момент он даже подумал, что Серега Младой вполне может стать его преданным сторонником.

И он с удовольствием продолжил:

— В молодости тебе все легко доставалось: отличная память, хорошие мозги, но к тому, чем тебя наградила сама природа, не хватало только одного, но весьма существенного ингредиента. Чтобы можно было изобрести какой‑нибудь полезный продукт: ТРУДОЛЮБИЯ. И если раньше тебя выручали природные данные и феноменальная память, то сейчас нужно было пахать, постоянно развиваться всесторонне, знакомиться с новинками в области, в которой ты работал, а тебе не хотелось, а попросту сказать — было лень работать. А тут еще перед глазами и пример старшего брата, который, в отличие от тебя, звезд с неба не хватал, да и природа его обделила: не дала такой памяти, как у тебя, но несмотря на тюрьмы, ему все удавалось… — Сема–Поинт взглянул на собеседника.

Тот выдержал взгляд — не отвернулся, однако промолчал, хотя его явно подмывало о чем‑то спросить своего визави.

— И в какой‑то момент, — продолжил Сема- Поинт, словно размышляя сам с собой, — ты вдруг стал задумываться: как же так получается, что ты, окончив институт с отличием, работаешь простым инженером и еле–еле сводишь концы с концами. В то время как у старшего брата, который звезд с неба не хватал, да к тому же, отсидевший несколько сроков в местах не столь отдаленных, все в полном порядке. Кстати, с семьей тебе тоже не повезло: женился вроде бы по любви, ребенок родился, сынок Константин, а семьи‑то никак и не получилось. Да–да, не о том мечтала влюбленная в тебя однокурсница Анастасия! Поначалу все подружки завидовали ей, вон какого парня себе отхватила! Не только красив, но и перспективный работник. Пара–тройка лет и докторскую диссертацию защитит, а там, глядишь, и звание профессора не за горами.

Смотрящий опустил глаза: этот незнакомец словно рентгеном высветил всю его жизнь, заставил заглянуть в самые укромные уголки его памяти.

Сема–Поинт отлично понимал, что происходит на душе Сереги Младого, но даже в мыслях не хотел щадить его самолюбие:

— Но годы шли, а никаких продвижений по службе не было, — продолжил он свое психологическое разоблачение собеседника. — Начались семейные ссоры, все чаще и чаще хотелось найти родственную душу, которая пожалела бы тебя, по головке погладила. Но такого человека, на постоянной основе, не находилось: недели, максимум, двух, хватало любой, даже самой глупой бабенке, на то, чтобы разобраться в твоем характере и нежелании делать что‑либо не только для кого‑то, но даже и для себя самого. А тут еще все окружающие тыкают примером старшего брата, который все время перед глазами, у которого не то, что института, среднего образования‑то никогда не было! А вот, видишь ли: раскрутился так, что и на тачке ездит, и уважаем всеми и денег — «куры не клюют» — живет себе припеваючи и в ус не дует. И ты вдруг подумал, а ты, Серега, чем хуже? И все эти укоры жены и лжеприятелей в какой‑то момент настолько достали, что тебя, Серега, задушила, настоящая жаба.

Сема–Поинт вновь сделал паузу и вдруг резко, словно из пистолета, бросил ему в лицо, чеканя каждое слово, словно обвиняя собеседника:

— Постепенно в твоем воспаленном мозгу и родилась мысль, которую взращивало все твое пьяное окружение: тебе захотелось убить брата. Почему? Да ты и сам толком не знал: хочется убить и все тут!..

Серега Младой, явно не ожидая такого поворота в разговоре, дернулся, даже вскочил с кресла, с явным желанием броситься на своего гостя, чтобы порвать его в клочья, но единственное, что он успел, это выпалить:

— Это неправда!

Но это вырвалось из него столь неуверенно, что он так и застыл с открытым ртом, словно был остановлен партнером по детской игре в «замри!»

Внезапно Сергею пришло в голову, что этот странный незнакомец прав на все сто процентов, а если так, то злиться‑то он должен только на самого себя. Он не знал, что делать: говорить самому или слушать этого странного парня. С одной стороны, ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда за свою никчемно прожитую жизнь, за свои страшные мысли убить брата, но, с другой стороны, ему вдруг захотелось выговориться, излить свою душу.

С ним произошло то, что обычно происходит с людьми, волею судьбы оказавшимися в одном купе поезда, следующего на дальнее расстояние.

Автор это называет «синдромом попутчика».

Близким людям не всегда откроешься и поделишься своими личными проблемами, а незнакомому человеку, с которым, возможно, никогда больше не увидишься, с большим удовольствием расскажешь обо всем, даже самом сокровенном. Вроде бы поделился, рассказал и скинул с себя груз, который носил в себе долгие годы, скрывая даже от самого себя. Облегчился, так сказать…

Сема–Поинт, не мигая, всматривался в глаза Сереги Младого, пока в них не появилось просьба выслушать его.

— Теперь ты все о себе понял? — едва ли не шепотом спросил Сема–Поинт: — Кивни, если понял?

Серега Младой тут же резво закивал головой и Сема–Поинт взмахнул рукой.

Серегу Младого сразу отпустило, его мышцы расслабились, он виновато вздохнул, и ему действительно захотелось излить свою душу этому незнакомому парню:

— Ты прав, земляк, в то время меня всё и все так достали, что сначала даже захотелось покончить с собой. А когда духу не хватило, и я осознал, что я в душе трус, меня охватила такая злость, причем не столько на окружающих, сколько на себя самого, что почему‑то я пришел к выводу, будто бы во всем виноват мой старший брат. Ведь гораздо проще обвинить кого‑то, чем самого себя, тем более в алкогольном непросыхании. Вот я тогда и продал какие‑то тряпки, магнитофон и бросился на поиски пистолета. Почему‑то я решил, что убить кого‑то из пистолета гораздо проще. Да видно, масло не было еще разлито на рельсах…

Сема–Поинт чуть усмехнулся: надо же, даже Булгакова цитирует!

Но Серега Младой ничего не заметил и продолжил свою исповедь:

— Но, видно, сам Бог отвел меня от этого ужасного поступка. С этим злосчастным пистолетом я в такую задницу попал, что мог оказаться лет на пять в местах не столь отдаленных. Ствол‑то паленым оказался: на нем было столько трупов, что… — он глубоко вздохнул и махнул рукой. — Тогда‑то и подключился Саша, случайно прознавший про мою беду. Не знаю, сколько он заплатил ментам и судьям, но в тот раз мне дали условное наказание. То есть Саня в буквальном смысле за уши вытащил меня из той задницы. Кстати, это был уже не первый случай, когда он бросался спасать меня, не требуя ничего взамен. Вытащил меня, когда я по пьяни залез в киоск, потом отмазал меня, когда я украл в магазине бутылку марочного коньяка. Но для меня именно тот момент, когда я готовился его убить, а он пришел на помощь, было дико осознавать. Это оказалось столь неожиданным и непосильным для меня психологическим грузом, что я не выдержал его тяжести и спросил брата:

«Санек, ну зачем ты мне помогаешь, причем уже не в первый раз?»

Саня долго смотрел мне в глаза, и в его взгляде была такая вселенская тоска, в них было столько боли, что у меня самого сердце защемило. А он, помолчав немного, серьезно и просто ответил, что ближе меня у него никого нет на всем белом свете. Не знаю, что со мной произошло в тот момент, но я вдруг не выдержал и горько расплакался, причем плакал впервые в жизни, и признался ему в том, что готовился его убить. Потом встал перед ним на колени и принялся умолять его простить своего непутевого брата…

— Да, в тот момент, вероятно, ты и переродился, — со вздохом облегчения заметил Сема–Поинт и совсем тихо добавил: — Уверен, это были слезы очищения! Что ж, лучше поздно, чем никогда!

— Да, именно тогда я и понял, что в моей жизни есть близкий человек, ради которого я пойду на смерть и никогда его не предам…

Сергей говорил спокойно, без ложного пафоса, и его словам почему‑то верилось.

— И когда, твоего брата решили подставить противники, кстати, с тем самым пистолетом, который ты и приобрел, ты, нисколько не задумываясь, подставился сам. Подставился в тот момент, когда твоему брату мог грозить большой срок. Ты был уверен, что твой брат не виновен, но что ему никак не отвертеться перед ментами, а потому, не раздумывая ни секунды, всю вину взял на себя. Нет–нет, да тебя посещала мысль сожаления, что ты получил срок ни за что, но позднее, когда тебе случайно стало известно, что твой брат именно за тебя и приказал убить человека, который специально пытался подставить сначала тебя с паленым стволом, а потом и твоего брата. Тогда‑то ты вдруг и осознал, что за все нужно платить. И сейчас ты твердо уверен, что отбываешь срок, если и не за собственное преступление, то за то, что в свое время вел недостойную жизнь, не так ли?

— Да, землячок, ты прав, — с горечью согласился Смотрящий. — За все свои грехи нужно платить, и сейчас я плачу за то, что нагрешил ранее. Так что я отбываю не чужой, а свой срок! — он повернулся в сторону иконы и перекрестился.

Он был столь естественен и убедителен, что подозревать его в некой рисовке и браваде не хотелось.

— Вероятно, именно в тот момент, когда ты встал на защиту своего брата, прекрасно понимая, что тебя ждет лишение свободы на долгие годы, ты наконец‑то и стал настоящим братом Сане, не так ли, Сергий?

— Я в этом уверен на все сто, — согласно кивнул Смотрящий. — А брат и здесь не оставил меня своим вниманием: он обратился к уважаемым Ворам с предложением сделать меня Смотрящим здесь, на пересылке. Он сказал за меня слово, и теперь я не имею права, даже в малом, подставить его…

— Вот что, Серега, ты держись своего брата, — тихо заметил Сема–Поинт. — Конечно, у него нет такого образования, как у тебя, но в его мозгах много житейской мудрости, которая и помогает ему находить правильные решения в самые трудные моменты.

— И откуда ты такой взялся? — задумчиво спросил вдруг Серега Младой.

— Это, конечно же, чисто риторический вопрос, — усмехнулся Сема–Поинт.

— Нет, ты скажи мне, откуда ты, с такими подробностями, знаешь о моей жизни? — настойчиво спросил тот.

— А ты что, считаешь свою жизнь уникальной? — покачал головой Сема–Поинт.

— Ты хочешь меня убедить в том, что таких людей, как я много, и ты чисто эмпирическим путем сделал выкладку моей жизни? — ехидно усмехнулся Серега Младой.

— Послушай, Сергий, что ты хочешь от меня услышать: правду, в которую ты никогда не поверишь или часть правды, перемешанную с ложью, но которая тебе будет близка по духу и будет правдоподобно выглядеть? — в лоб спросил Сема–Поинт.

— Но ни первой правды, ни второй полуправды проверить будет нельзя, — как бы констатировал тот.

— Точно! — согласно кивнул Сема–Поинт.

— Вот смотрю на тебя и никак не пойму: ты и впрямь такой смелый, или и вправду готов ответить за свои слова? — действительно не понимал Смотрящий.

— А ты как думаешь?

— Да вот, думаю…

Серега Младой пристально посмотрел несколько минут в глаза собеседника, пытаясь понять, чем этот парень так привлекает его? Казалось, что перед ним не молодой парень, а многоопытный старец, вещающий мудрые слова.

И вдруг задал вопрос, который, честно говоря, Сема–Поинт никак не хотел услышать от него:

— Ответь мне, как ты относишься к Перестройке?

— Чего это тебя на политику вдруг потянуло? — удивился Сема–Поинт.

— Потом скажу, сначала ответь!

Сема–Поинт несколько минут смотрел ему в глаза, пытаясь понять: шутит он или всерьез спрашивает, и вдруг пришло в голову, что в мозгу Сереги Младого действительно давно крутится важный вопрос, для его понятия, о том, в какой стране он живет.

А потому Сема–Поинт решил всерьез поделиться своими мыслями:

— Поначалу, когда Горбачев замутил эту Перестройку, подумал, неужели к власти в России пришел руководитель, который печется о своем народе? Но когда он допустил первый прокол с запретом на алкоголь, понял, что с русским народом такое насилие не пройдет. Русский человек может вытерпеть многое, на многие лишения пойдет: на голод, холод, бедность, но только ему нельзя запрещать пить водку! Я понял, что Горбачев простой популист, который хочет добиться уважения своего народа любыми, причем совершенно неважно какими, путями! Но пройдет какое‑то время, и народ быстро отрезвеет от звонких, но пустых, ничего не созидающих, лозунгов, сдаст его со всеми потрохами и откажется от него! С начала Перестройки прошло около трех лет и что? Да ничего! Как не было ничего в магазинах жрать, так и нет! — с каждым словом в голосе Семы–Поинта все больше проявлялись нотки обвинения. — Ты не слышал последнюю народную мульку?

— Какую?

— «Девки стонут, девки плачут!

И не знают, как им быть?

Мишка может только нАчать,

Но не может углубить!»

— А что, здорово! У нас самый талантливый народ в мире! — с пафосом воскликнул Сергей Младой.

— И очень терпеливый! Народу жрать нечего, а Горбачев и его клика все митингуют и митингуют! Как сказал один великий русский мыслитель: «Доколе?»

— Это надо же! — с удивлением воскликнул Серега Младой, — ты хотел узнать, почему меня на политику потянуло? Знаешь, Сема, ты очень напомнил мне одного человека, с которым я пересекся однажды на одной пересылке. Он из Москвы. Не знаю, насколько правда, но говорят, он закончил ВГИК, и погоняло у него соответствующее: Режиссер.

— И чем мы с ним похожи? — заинтересовался Сема–Поинт.

— Да он даже теми же словами говорил о Перестройке и Горбачеве, что и ты! Говорил, что этот Меченый просто морочит народу голову и у власти ему долго не продержаться! — воскликнул Смотрящий. — Не веришь? Думаешь, выдумываю? — он вдруг быстро встал, подошел к тумбочке, достал из нее потрепанную тетрадку, торжествующе поднял над головой и провозгласил голосом древнегреческого мыслителя: — Эврика!

— Что это? — не понял Сема–Поинт, кивнув на блокнот.

— Режиссер этот тогда много стихов своих нам читал, и несколько, которые мне больше всего понравились, мне удалось записать! Жалко, что опасно было записать стихи о Ленине: там такое, что Режиссера более двухсот суток в ШИЗО продержали!

— Восточная мудрость гласит: «Мертвого льва может пнуть даже заяц!»

— Мертвого? — встрепенулся Серега Младой. — А как же вечный постулат: «Ленин живее всех живых!»?

— В логике тебе не откажешь. Сдаюсь! — улыбнулся Сема–Поинт и поднял руки над головой. — И что там было в тех стихах, что менты его гнобили столь жестоко?

— Помню только некоторые, из последних строк:

— Жестоко, — только и нашелся, что сказать Сема–Поинт.

Ему вдруг показалось, что его душу окунули во что‑то неприятное, мерзкое.

— Если ты не против, то я зачитаю тебе парочку из его творений?

— С интересом послушаю! — не совсем уверенно кивнул Сема–Поинт.

— Ну, слушай! — Серега Младой быстро полистал блокнот и начал читать с выражением:

Он победоносно взглянул на собеседника:

— Ну, как?

— Ты прав, готов подписаться под каждым его словом! — серьезно согласился Сема–Поинт.

— А вот еще…

Закончив читать, Смотрящий задумчиво посмотрел Семе–Поинту в глаза и через паузу, словно давая собеседнику поразмыслить, вновь воскликнул:

— А? Каково сказал этот Режиссер? Откуда в человеке столько мудрых мыслей? Кажется, что он заглядывает в твое нутро и выворачивает твою душу наизнанку!

— Да, действительно, круто! — с некоторой печалью заметил Сема–Поинт.

Ему вдруг так захотелось, чтобы его мысли о Горбачеве никогда не подтвердились в будущем, что даже скулы свело. Но сам тут же мысленно заметил: «К сожалению, это невозможно! Человека, столько лет варившегося в партийных кругах, невозможно исправить! Как говорят в народе: «Черного кобеля не отмоешь добела!»

А Серега Младой, все еще находясь под впечатлением стихов, задумчиво проговорил:

— Мне кажется, что только теперь я понял, почему к тебе братва так тянется! Ты, Сема, как тот большой удав Каа из сказки о Маугли — вроде бы и страшно с тобой, а душа сама к тебе навстречу тянется, — потом тихо добавил: — Ладно, вскрытие покажет… — а громче спросил, словно ставя точку в серьезном разговоре: — Что будешь? Коньяк, водку?..

— И пиво тоже! — Сема–Поинт весело рассмеялся…

Первый тост предложил хозяин:

— Давай выпьем за то, чтобы каждый из нас не разочаровался от сегодняшнего нашего знакомства!

— Очень многозначительный и емкий тост, — заметил Сема–Поинт и добавил: — Я только «за»!

Они чокнулись, быстро выпили, закусили.

Потом слово взял Сема–Поинт:

— Между первой и второй — промежуток небольшой! Давай выпьем за наших врагов!

Сергей Младой недоуменно нахмурился.

Сема–Поинт хитро улыбнулся и продолжил:

— Пусть у них будет много денег, богатые квартиры, особняки, шикарные машины, огромные счета в швейцарских банках, и каждый день пусть они судорожно набирают три коротких телефонных номера: 01, 02 и 03…

— Ну, ты и даешь! Жестоко, но справедливо! — Серега Младой весело расхохотался: — Это надо же так придумать! Теперь всегда буду провозглашать этот тост среди босяков!..

После этого они еще около двух часов посидели за столиком, травя анекдоты и забавные истории, то ли прочитанные где‑то, то ли услышанные от кого‑то…

На прощанье Сема–Поинт все‑таки решил кое- что стереть из его памяти, чтобы Серега Младой не ощущал себя виноватым перед самим собой, раскрыв постороннему человеку весьма сокровенные тайны своей жизни…

Как бы там ни было, но они расстались в этот день вполне довольные друг другом…