Контора Джерри Девона была расположена в том же здании, что и приемная доктора Томаса. Во вторник после ланча Бак пошел туда, чтобы принять сообщение из полиции Сиэтла. Устав от ожидания в гостинице, Карли зашла вместе с ним. Теперь она спокойно стояла у дверей, в то время как Бак и Девон обменивались обычными любезностями. Поблагодарив молодого человека, Бак сложил бумагу и опустил ее в карман вслед за свидетельством о рождении Карли, которое еще не изучал. Он предполагал сделать это прошлым вечером, но было уже поздно, когда он отвез Карли в гостиницу. Вернувшись домой, он сразу же пошел спать.

И уснул. Бак спал спокойнее, чем за всю последнюю неделю.

Проводив Карли, он направился к себе в участок. Сегодня, хотя светило солнце, было прохладно. Как обычно, лето оказалось слишком коротким, приближалась зима. Лора никогда не любила зиму, выражая свое недовольство холодом, но Бак любил зиму. И он побился бы об заклад, что Карли тоже любила.

— Я вот думаю, — заявила она, когда они пересекали улицу, — наверное, это случается достаточно редко, когда объявляют розыск? — Карли смотрела на Бака, улыбаясь, и он был близок к остановке дыхания. Темные очки скрывали ее глаза, ее волосами играл холодный ветер, и шрам на лбу был мало заметен в солнечном свете; никогда она не выглядела более прекрасной. Более осязаемой. Карли никогда не выглядела счастливее.

— Не падай в обморок, шериф, — предупредила она, прежде чем поделиться своей новой гипотезой. — Меня только сегодня утром осенило, что я могу быть родственницей Лоры. Это объясняло бы, почему я так похожа на нее.

Несколько дней назад ее предположение могло только рассердить Бака. Но сегодня он ограничился тем, что отрицательно покачал головой и напомнил:

— У Лоры не был никаких родственников, кроме Морин и Трины.

— Это то, что ты знаешь. Но у нее был отец, помнишь? Отец, которого никто не знал. Где-то должна существовать его собственная семья: родители, может быть, братья или сестры. — Карли с триумфом улыбнулась. — Может быть, даже другие дочери.

— Боже мой! Ты чертовски упряма.

Засунув руки в карманы, Карли мрачно посмотрела на него.

— Если бы у тебя была амнезия и все улики указывали, что ты Джек Потрошитель, ты тоже был бы упрямым, — сказала она сердито.

У входа в полицию Бак открыл дверь и посторонился, жестом приглашая Карли войти.

— Давай забудем Лору, — предложил он мягко. — Я не буду больше доказывать, что ты — это она. Лучше посмотрим, что мы можем узнать о Карли Джонсон. Может быть, у нее есть где-то семья. Возможно, мы найдем ее.

После некоторых колебаний Карли кивнула и прошла в помещение. Прежде чем повесить на крючок около двери свой пиджак и жакет Карли, Бак вынул из кармана факс и свидетельство о ее рождении.

Как и говорил доктор Томас, несчастный случай был очень тяжелым. Это произошло в час пик, когда, вероятно, Карли возвращалась с работы. Она стояла перед красным светом, а пьяный водитель пересек линию и ударил ее машину в лоб. Его скорость, как было установлено свидетелями, превышала пятьдесят миль в нас. Столкновение превратило ее автомобиль в груду металла и, чтобы вытащить ее из кабины, потребовались объединенные усилия полиции, пожарных и «скорой помощи».

Другой водитель пострадал гораздо меньше, отделавшись несколькими синяками. Учитывая степень повреждения Карли и его предыдущие аресты, вместе с менее значительными обвинениями в нарушении правил, виновному было инкриминировано вождение в состоянии опьянения. В документе не было указано, какое наказание получил этот человек.

Поразмышляв об этом, Бак просмотрел запись о машине Карли. Старая красная «тойота». Не маленький быстрый «корвет».

Конечно, Лора могла продать «корвет»: такая машина привлекала внимание. Продав машину, она жила на эти деньги, пока не нашла работу в страховой компании. Последний раз Лора брала деньги со своего счета за три дня до своего исчезновения, и это была большая сумма — тысяча долларов или около того, хотя Лора могла растратить тысячу баксов за один день. Продажа «корвета» принесла бы ей дополнительную сумму, и это помогло бы ей продержаться первое время.

Когда Бак отложил факс в сторону, Карли, стоящая позади него у окна, спокойно сказала:

— Я знала, что у тебя здесь есть цветы.

Бак повернулся в своем кресле, — так, чтобы видеть, как она держит вощеный лист между пальцами.

— Конечно, ты знала. Ты же была здесь на прошлой неделе.

— Нет, до того. В прошлый четверг, когда я еще не переступала порог этой комнаты, я уже знала, как она выглядит, и знала, что здесь будут цветы.

Бак ничего не сказал. Собственно говоря, что он мог сказать? «Конечно, ты знала, потому что была тут прежде, три года назад ты заходила сюда почти каждый день». И это спустя пятнадцать минут после того, как он сказал ей, что они забудут о Лоре и сконцентрируются на Карли.

Карли повернулась к нему лицом.

— Может быть, это совпадение, — сказала она с надеждой. — Вероятно, комната напомнила мне другое место, где я была, и там были растения. Может быть, я… — Внезапно остановившись, Карли закусила губу, чтобы унять дрожь. Она выглядела такой взволнованной и невинной, что Баку до боли стало жаль ее.

Он подыграл ей.

— Многие люди любят живую зелень, — сказал он. — Поэтому они разводят цветы. Держу пари, что ты тоже держишь цветы на своем рабочем месте. И держу пари, твой босс — тоже.

Карли кивнула, и вдруг слезы покатились по ее щекам.

— Хочешь кофе?

— Нет, спасибо, — прошептала она.

— Горячий шоколад? У нас есть несколько пакетиков порошка. Его, конечно, не сравнишь с кофе у Хэзел, но он тоже неплохой.

Карли покашляла и сказала уже нормальным голосом:

— Нет, спасибо, все хорошо, я в порядке.

Бак указал пальцем на сообщение из Сиэтла.

— Ты счастливая женщина.

— Я тоже так думала… — До тех пор, пока в прошлую среду не приехала в Новер и ее жизнь не перевернулась с ног на голову. Бак знал это чувство, он ясно помнил посещение врача их команды, который пришел в его больничную палату и сказал ему, что он никогда больше не сможет играть в футбол.

Может быть, когда-нибудь Карли будет снова чувствовать себя счастливой.

Может быть, они дождутся этого дня.

Снова обратив свое внимание на бумагу в руках, Бак спросил:

— Ты не знаешь, что сделали с тем, другим водителем?

Карли покачала головой.

— Меня никогда не волновало это.

— Ты не мстительна? — Бак покачал головой с удивлением, граничащим с недоверием. — По его вине ты чуть не погибла, провалялась в больнице два месяца; он принес тебе столько боли, лишил тебя памяти, — и ты даже не полюбопытствовала, был ли он наказан? Ты никогда не хотела разыскать его, заставить заплатить?

— Его страховая компания заплатила за мою машину и лечение. Этого мне было достаточно. Узнавать, был ли он осужден? Это бы ничего не изменило. Это не вернуло бы мне мою память. — Карли пожала плечами. — Я старалась собраться, принять то, что случилось, найти способ жить с такой дырой в сознании. У меня не было ни времени, ни сил разбираться с ним.

Снова покачав головой, Бак повторил:

— Ты очень счастливая женщина… Но этот сукин сын еще счастливее. Ты могла бы отнять у него все, чем он владеет.

— И я все равно не знала бы, кто я такая, — Карли обошла его стол и села с другой стороны. — Я вожу машину так же, как Лора?

— Нет.

— Хорошо, — Карли натянуто улыбнулась. — Это немного, но я возьму на заметку. Что теперь?

— Что тебе говорит слово «Луизиана»?

— Жарко, — ответила она сразу же, потом немного подумала: — Экзотика. Я хотела бы посетить когда-нибудь Новый Орлеан.

— Ты когда-нибудь там была?

— Нет. Зачем?

Бак, наверное, должен был завести этот разговор, как только он встретил Карли перед ланчем, но перспектива приятного времяпрепровождения была слишком привлекательна. Карли была в хорошем настроении, разговорчива и весела, и Бак решил, что дело, особенно такое, как это, может подождать.

— Я звонил в службу социального обеспечения по поводу удостоверения. Они собираются прислать мне копию этого документа. Мы получим его через пару недель. Но я узнал, что он выдан в Луизиане.

— Это они сказали тебе?

— Нет, каждый штат имеет свой собственный шифр. Твой код 4-3-7, он присвоен Луизиане.

Карли поставила ноги на сиденье, подтянув колени к груди.

— Разве у меня такое произношение, как у жителей Луизианы?

— Нет, ты разговариваешь так, как будто ты ниоткуда. Но это не так уж необычно. Человек может сделать сознательное усилие и преодолеть акцент. Или потеря акцента может случиться, если человек подвергается влиянию носителей других диалектов. — Единственное, что не вызывало у них сомнений, что Карли приехала в штат Вашингтон три года назад. Либо из штата Монтана, как был уверен Бак, либо из Техаса, как полагала Карли, или, быть может, из Луизианы, как подтверждала карточка службы соцобеспечения. Но откуда бы она ни приехала, она могла за эти годы избавиться от любого акцента, если он у нее был.

— Луизиана, — пробормотала Карли. — Я не против оказаться оттуда. Мне нравится южная пища. Я люблю Новый Орлеан. Я неравнодушна к старым южным особнякам. И я люблю воду… — Она улыбнулась. — Да, я не будут переживать, если окажусь из Луизианы.

— Но если это так, почему ты сказала своим друзьям в Сиэтле, что ты из Техаса? Почему ты указала в своей анкете, что получила образование в Техасе?

— Может, я скрывалась от кого-то?

— Да. От меня.

Угрюмый взгляд Карли теперь напоминал его собственный.

— Лора не убегала от тебя, Бак. Она наказывала тебя.

Карли оперлась подбородком на колени и мрачно смотрела на шерифа.

— Что ты хочешь от меня, Бак? Чтобы я сказала: «О'кей, я Лора»? Сказала, что ты прав, а я нет? Что я останусь для тебя Лорой? Но тогда как насчет свидетельства о рождении? Ведь оно говорит, что я — Карли Джонсон, первый ребенок Марка и Хелен Джонсон из Далласа, штат Техас. Как ты объяснишь это?

— Здесь даже не о чем говорить. Все, что говорит свидетельство о рождении — это только то, что на свете появилась некто Карли Джонсон, дочь Марка и Хелен Джонсон из Далласа. Там нет твоей фотографии. Там нет твоих отпечатков пальцев. Там нет ничего, что доказывало бы, что в этом документе речь идет о тебе.

— Ты же не принимаешь фотографии, как доказательства, — растерянно прошептала Карли. — Я показывала тебе их.

— Ты показывала мне две фотографии, сделанные десятки лет назад; люди на них изменились до неузнаваемости.

— Но неужели тебе не бросилось в глаза сходство между маленькой девочкой и мной? — настаивала Карли; голос ее стал резким от обиды. — Почему ты его не хочешь замечать?

Бак задумчиво посмотрел на нее, потом ответил:

— Вероятно, ты видишь сходство потому, что это много значит для тебя. Потому, что ты хочешь быть Карли. За три года ты привыкла к этим фотографиям и не хочешь понять, что ты привыкла к чьей-то чужой жизни.

К чужой жизни? Карли всегда и везде носила с собой эти две фотографии. Она плакала над ними. Она утешала себя, что у нее была красивая мать и симпатичный отец, и они, вероятно, сильно любили друг друга. Даже если она осталась одна, даже если они умерли, и образы их стерты из ее памяти, у нее есть фотографии и сознание их любви.

Теперь же Бак говорил ей, что это — чужие люди, чужая кровь, чужая жизнь… О Боже, она не могла больше выносить это…

Вскочив на ноги, Карли сдернула свой жакет с крюка и дрожащими руками надела его. Бак встал и обошел вокруг стола.

— Карли, извини меня, — пробормотал он, стараясь удержать ее за руку. — Я просто, как шериф, проанализировал все версии.

— Оставь меня! — Слезы брызнули у Карли из глаз, она пыталась освободиться, уйти от шерифа, из полиции прежде, чем разрыдается. — Я не хочу с тобой разговаривать!.. Не хочу! Отпусти меня!

— О, черт, я не хотел расстраивать тебя, милая моя…

Наконец Карли освободилась и сделала шаг назад. Слезы текли по ее щекам. Бак стоял там же, такой растерянный и сердитый на самого себя, так сильно переживающий; но он не сделал ни одного движения к ней. Она была свободна, могла беспрепятственно уйти. Но, несмотря на свое горе, Карли поняла, что не хочет расстаться с ним из-за нескольких причинивших ей боль слов. Но она не могла больше терпеть то, что он говорил.

Карли повернулась к двери, с трудом нащупывая ручку: слезы застилали ей глаза. Карли могла сейчас бежать от этого человека, из его конторы, из этого города, из штата, но она не могла вынести одиночества, хотя целых три года прожила в одиночестве.

Теперь же она была не одна. Ее колебание у двери — это то, что было нужно Баку. С нежностью он притянул к себе Карли, заключив в свои объятия. Бак успокаивал Карли, прижимая ее лицо к своей груди, нежно поглаживая ее волосы. Он не говорил ей «не плачь», не обещал, что все будет хорошо. Он просто обнимал ее. Согревал и утешал. Карли хотелось, чтобы он всегда держал ее так. Она чувствовала бы тогда себя такой защищенной. Она хотела бы… Но вдруг Карли поняла точно, что она хочет. Этого мужчину. Всего и навсегда. Но он докажет, что она была Лорой, и покинет ее…

— Прости меня, — прошептал Бак, и прежде, чем Карли успела принести ему свои извинения, приблизил губы к ее, поймав ее слова невысказанными. Это был почти дружеский поцелуй, но он был тем, что ей сейчас нужно: товарищеское, успокаивающее тепло. Может быть, уверял себя Бак, с Карли действительно все в порядке.

В комнату вошел Харви.

— Бак, здесь…

Шериф отпустил Карли, и она быстро отошла в сторону. Нужно ли говорить, что Харви оторопел от увиденного и выглядел совершенно обескураженно?

— Что тебе нужно, Харви? — спросил Бак немного охрипшим голосом.

— Только что звонил Джансен. У него, хм, небольшие неприятности.

Карли посмотрела на Бака. Трудно сказать, чем был вызван румянец на его щеках — смущением или досадой.

— Снова? Никто не пострадал?

— Нет. — Не дожидаясь следующего вопроса своего босса, Харви продолжал — Все произошло по его вине. Он расслабился и вырулил сзади на грузовик Тима Мартини. Прямо на Консел-стрит.

— О, черт, грузовик Мартини прямо как стенобитное орудие. Он, наверное, разбил свою машину, как консервную банку. — Пригладив ладонью волосы, Бак взглянул на Карли. — Скажи Джансену, что я сейчас выезжаю.

Когда помощник вышел, Карли взяла свою сумочку.

— Не буду вам мешать.

Но когда она хотела последовать за Харви, Бак остановил ее.

— Как ты? — спросил он нежно.

— Все хорошо.

— Я хотел…

Карли ждала. Что он хотел? Что он недосказывает?

Но Бак натянул свой пиджак и взял шляпу.

— Я хотел бы избавиться от Джансена. Он абсолютно бесполезен как сотрудник, а это уже третья авария, в которую он попал. Его девушка работает на Консел-стрит. Держу пари, что он либо искал ее, либо разговаривал с ней, когда врезался в грузовик.

— Тогда уволь его.

— Не могу. Он…

— Племянник мэра, — закончила Карли за него. Бак не выглядел удивленным от того, что она знает это, но сама она удивилась. Она не могла найти никаких объяснений этого.

Карли вышла на улицу вслед за Баком, остановившись около его машины. Бак внимательно посмотрел ей в лицо, потом снова нежно спросил:

— Ты уверена, что все хорошо?

Карли кивнула головой, хотя это было далеко не так.

— Подвезти тебя к гостинице? Это по пути.

— Нет, спасибо. Я пройдусь пешком.

Казалось, Бак никак не хотел ее отпускать, впрочем, и ей не хотелось уходить. Нерешительно Карли положила свою руку на его, сжав ее через рукав:

— Тебе надо ехать…

— Пообедай со мной сегодня вечером. Мы поедем в Миссоулу, найдем какое-нибудь новое место…

Карли улыбнулась.

— Мне нравится эта идея. Я буду в гостинице.

Потом она отступила назад. Бак сел за руль и оглянулся, махнув на прощание рукой. Карли тоже помахала ему, затем поднесла руку к губам. Ее улыбка стала нежнее, спокойнее, более умиротворенной, когда она отправилась в гостиницу.

Как Бак и ожидал, машина сильно пострадала, и этому были причины. Джансен настаивал, что он просто не заметил грузовик Мартини.

— Не заметил этого монстра со сверкающими огнями? — сказал Бак насмешливо.

Мальчишка, стоящий рядом в толпе, не переставая ябедничал:

— Он ехал, разговария с Джорджиной, и бам, врезался прямо в грузовик.

Бак перевел взгляд с мальчишки на Джансена. У того не хватило духу продолжать лгать, особенно под пристальным взглядом начальника.

— Я ехал медленно, — настаивал он, — и был осторожен. Можно подумать, что я один во всем виноват. Какого черта он оставил грузовик посредине улицы?

— Подожди меня в машине. — Бак отвел мальчика на тротуар. Его звали Дэви, и он через дальнее родство приходился кем-то Баку.

— Почему ты не в школе?

Мальчишку охватил внезапный кашель.

— Я простудился.

— Тогда почему ты не дома, в постели?

— Да ладно, шериф, у нас нет сегодня ничего важного. Вы ведь не собираетесь рассказать об этом моей матери, а?

— «У нас нет ничего важного», — передразнил его Бак. — Если бы ты был в школе, то, может быть, научился разговаривать, как следует. Иди-ка ты лучше домой, Дэви. И я советую тебе рассказать все матери самому, пока она не узнала это от кого-нибудь еще.

— Пока, Бак.

Бак поговорил с Тимом Мартини, потом машина технической помощи из гаража отбуксировала разбитую машину Джансена. У них в управлении едва хватало денег, чтобы покрыть самые необходимые расходы, а тут еще это. Плюс немалая зарплата, уплаченная человеку, который даже половину ее не отрабатывает. Во сколько же обойдется управлению страховка и ремонт? Может, перевести этого молодого человека на велосипед или посадить на лошадь? Едва ли он мог быть более полезным, но стал бы тогда менее опасным и намного более дешевым.

Когда Бак вернулся к своему автомобилю, он увидел, что Джансен наблюдает за кем-то на другой стороне улицы. Прекрасная Джорджина. Девятнадцатилетняя брюнетка, красивая настолько, что могла остановить на улицах движение. В буквальном смысле. Но не такая уж красивая по сравнению с женщиной, от которой его отвлек этот инцидент. Недостаточно красивая, чтобы из-за нее уехать и оставить Карли на стоянке. И, черт побери, недостаточно красивая, чтобы прервать их поцелуй.

— Извини меня, Бак, — сказал Джансен, когда Бак сел в машину. Тот ничего не ответил и поехал в полицейский участок, по дороге завозя Джансена и Харви, проинструктировав старого сотрудника, как с ним быть. Потом вернулся в свой кабинет, где, как ему казалось, все еще чувствовалось присутствие Карли.

С большими трудностями Бак узнал номер департамента статистики в Техасе и заказал разговор. Клерк, с которым он разговаривал, согласился отослать ему по факсу копию свидетельства о рождении Карли. Копия, которую она дала ему, казалась подлинной, но всегда существовала вероятность, что часть информации в нем могла быть изменена. Потом Бак позвонил Джерри Девону и сказал, что к нему придет еще один факс, затем отправился получить его.

— Знаешь, управление шерифа могло бы заплатить за факс-аппарат пару сотен долларов, — сказал добродушно адвокат, передавая копию Баку.

— Управление шерифа не имеет даже пары долларов на это.

— Когда-нибудь у вас не будет даже патрульного отряда. — Девон сделал жест в сторону зеркального окна. — Я видел, как прошел тягач. Дай-ка мне подумать… Это был Крис Джансен.

— Ты угадал. Почему ты не окажешь городу услугу и не заберешь его с собой в Миссоулу?

— Его дядя там не мэр… Шериф только посмотрит на него и сразу отошлет обратно. — Адвокат сел на край своего стола. — Ну, шериф, ответь мне на тайну недели, нет, черт возьми, тайну года. Это Лора или просто редчайшее совпадение?

— Еще не знаю, — ответил тот спокойно и безразлично.

— А что, если она не Лора? Я никогда не знал Лору, только один раз случайно видел ее. Но я слышал, что у нее лицо ангела, а душа сатаны. Но эта, новая… Похоже, она имеет и лицо ангела, и его сердце. Она кажется милой, привлекательной. Своего рода невинный младенец.

Оказалось, что адвокат разбирался в характерах лучше, чем Бак мог подумать. После пяти минут пребывания в обществе Карли он дал ей точную характеристику.

— А ты что думаешь? Какая разница, Лора это или нет?

— Черт, я не игрок в азартные игры, шериф. Я могу предположить, что несчастный случай превратил ее в другую женщину. С другой стороны, она может быть совершенно иной, если она — действительно Карли Джонсон. Случаются и более странные вещи.

— Поэтому она продолжает напоминать мне Лору, — сказал Бак хмуро.

Девон рассмеялся.

— Она не из тех, кто жаждет вступить на Лорину стезю, не так ли? И если половина из того, что я слышал о ней, верно, то я не могу винить Карли за это. — Он встал со стола, когда Бак направился к двери. — Если понадобится факс, когда я буду в Миссоуле, у доктора Томаса есть ключ. Он может впустить тебя сюда.

Поблагодарив его, Бак вернулся в полицию, чтобы сравнить обе копии. Его подозрения не подтвердились. Копии документов были идентичными.

Что же дальше?

Полторы недели из двух, обещанных Карли, прошли. Он может получить ответ из ФБР об ее отпечатках пальцев, но скорее всего он ничего не узнает, пока она здесь.

Но, черт его возьми, он не готов отпустить ее!

Раздался стук в дверь. На этот раз Харви подождал добрых тридцать секунд, прежде чем войти.

— Я посадил Криса за стол на пару недель, — объявил он. — И за это время, родственник он мэра или нет, ему придется заплатить, по крайней мере, часть убытков. Если его дядя не хочет расставаться с деньгами, мы можем вычесть их из его зарплаты.

— Звучит отлично. — Бак отложил в сторону свидетельства о рождении и сделал приглашающий жест. — Садись.

— Как дела с мисс Джонсон? — Харви всегда был безукоризненно вежлив, даже с теми, кого арестовывал, и он был хорошим сотрудником. Он не намеревался сделать карьеру и дослужиться до шерифа, считая себя плохим администратором, но это было не так. Во всяком случае, с проблемами, возникающими в городке, как, например, с Джансеном, он справлялся не хуже шерифа.

Взглянув на него, Бак кратко изложил ему все, что знал. Когда он закончил, Харви спросил:

— Что ты собираешься делать?

— Я задавал такой же вопрос себе, когда ты вошел. У тебя есть какие-нибудь идеи на сей счет?

— Ты не думал поехать в Сиэтл, поговорить с людьми, которые знали ее до несчастного случая?

Бак покачал головой.

— Ты думаешь, она уже не делала этого?

Харви не смутил его скептицизм.

— Я уверен, что она говорила, но она не полицейский. Она не целенаправленно задавала вопросы и не сумела получить нужную информацию.

Вероятность такого развития дела Бак не предусмотрел. Разве отказывалась Карли слушать то, что он говорил, только потому, что это ей не нравилось? Возможно, Бак сумеет узнать то, о чем не знала Карли. Он возьмет пару дней отпуска, слетает в Сиэтл и поищет там. Если Карли согласится, он осмотрит ее квартиру, ее вещи, — такие, как, например, кулон, который он нашел в ее машине и который определенно принадлежал Лоре.

— А что ты пытаешься сделать сейчас? — спросил Харви. — Доказать, что она — это Лора, или что она не Лора?

— Не имеет значения. Она не собирается признавать, что она — Лора Фелпс до тех пор, пока я не докажу, что она не Карли Джонсон. А так как существует вероятность, что она — Карли… — Бак покачал головой. — Она никогда не согласится, что она Лора.

— А что насчет ее семьи?

— Она говорит, что у нее нет никого, что ее родители умерли, а она — единственный ребенок.

Бак потер большим пальцем печать, удостоверяющую, что свидетельство о рождении Карли — точная копия.

— Мы знаем, что это свидетельство подлинное, что действительно был ребенок по имени Карли Джонсон, родившийся тридцать два года тому назад в Далласе. Может быть, Марк и Хелен Джонсоны еще живы…

— И если они живы, они могут сказать тебе, их это дочь или нет.

— Значит, нам придется найти их. — Это не было слишком трудной задачей, как сначала казалось. Свидетельство о рождении давало им полное имя Джонсонов, дату и место рождения. Все, что надо было сделать, — это дозвониться до шерифа Кроудера в соседнем округе и попросить пропустить эти данные через компьютер. Если Марк и Хелен еще живы и имеют водительские права, выданные в США, это сразу выявится.

Баку не нужно было объяснять это Харви.

— Давай мне свидетельство, я позвоню Кроудеру.

Бак передал ему подлинник, потом сел и стал ждать.

«Что ты пытаешься доказать?», — спросил Харви. Баку совсем не понравился собственный ответ. Он знал, как отчаянно держалась Карли за то немногое, что знала о своем прошлом. Он понимал, какой это будет для нее удар, если ей придется расстаться и с этим. Бак знал и то, что она будет потрясена, если он точно докажет, что она не та, за кого себя принимает.

Но если обнаружилось бы, что она была Лорой, это не означало, что ей придется быть ею. Она может остаться такой же нежной, ласковой, чуткой женщиной, какой она была эти три года. Она может продолжать пользоваться своим новым именем, если это так важно для нее. У него с этим не будет никаких проблем, и он думает, что у Морин тоже не будет. До тех пор, пока Карли не признает истину. До тех пор, пока она не осознает, какое место в ее жизни занимали он и этот город.

Пока она не признает его в своей жизни? Хотел бы он этого?

Он хотел ее.

Такую, как она сейчас.

Только, ради Бога, не такую, какою ее сотворил Господь.

Харви просунул голову в дверь:

— Нигде никаких следов.

Это означало, что Джонсоны умерли. Тогда следующим шагом будет другой междугородний телефонный звонок в Техас. Бак будет запрашивать свидетельства о смерти.

Телефонистка, ответившая на вызов, сразу попросила его подождать и отключилась с линии, прежде чем он успел что-либо сказать. Бак все еще ждал, когда вошел Харви.

— Хэзел звонит по другому телефону. Она хочет, чтобы ты зашел в гостиницу, говорит, что-то случилось с Карли.

Сердце Бака неровно забилось; он вскочил, схватил свой пиджак и выскочил из комнаты. Позади себя он слышал, как Харви говорил Хэзел, что он уже идет.

Хэзел ждала его в коридоре, около комнаты Карли.

— Она выглядит ужасно, Бак, — сказала Хэзел, ломая руки. — Я пыталась отправить ее к доктору Томасу, но она говорит, что это только головная боль и что я должна позвонить тебе. Только головная боль, ничего себе… Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь так быстро заболевал. Мне пришлось помочь ей подняться по лестнице. Она едва могла…

Бак дотронулся до ее руки, успокаивая.

— Я осмотрю ее, хорошо?

Дверь в комнату Карли была открыта на несколько дюймов и свет выключен; в комнате висело ощущение уныния. Карли лежала на кровати, полностью одетая, совсем как в прошлый раз, но она не спала. Жалкое, полное боли бодрствование. Увидев его, она улыбнулась, но ее улыбка была больше похожа на гримасу.

— Это у тебя? — прошептала она.

— Что «это»? — спросил Бак, склоняясь над кроватью.

— Мои таблетки. Пилюли. — Ее голос звучал слабо. — Ты взял их в прошлый раз, помнишь? Они были у тебя, когда мы спускались вниз, и я забыла.

Нахмурив брови, Бак грубо выругался про себя. Это он отобрал у нее пузырек с таблетками на прошлой неделе. Он вынул его из ее пальцев, пока она спала, и спрашивал доктора Томаса об этом лекарстве. Позже, когда Карли проснулась, она просила отдать их, а он вместо этого настоял на том, чтобы присоединиться к ней в ресторане, внизу. Потом была сцена с Морин, и Карли потеряла сознание, а он…

У него не было ни малейшего понятия, что он сделал с пузырьком. Остался ли он в кармане его формы дома? Выбросил ли он его где-нибудь? Может, он потерял его?

— Черт возьми, Карли, извини, — пробормотал он. — Я не знаю… Я позвоню доктору Томасу и посмотрим, не сможет ли он дать тебе что-нибудь подходящее, о'кей?

Бак увидел тревогу, которая блеснула в ее глазах. Карли уже приходилось быть захваченной врасплох этой головной болью. Она знала, что это такое — пережидать боль, пока она не пройдет, и эта мысль испугала ее.

Когда Бак поднял телефонную трубку одной рукой, он дотронулся другой рукой до ее щеки, вытирая на коже испарину и нежно гладя ее мягкую кожу.

— Все будет хорошо, дорогая, — заверил он ее. — У доктора есть что-нибудь.

И, конечно, доктор помог. Он тут же запер свою приемную и пришел, принеся шприц и маленький пузырек.

— Сейчас все будет хорошо, — сказал он, оттесняя Бака с дороги и по-отцовски похлопывая Карли. — Мы устроим тебя поудобнее, а потом я дам тебе что-нибудь успокаивающее. — Не меняя интонации, доктор сказал — Бак, выйди, пожалуйста, и пришли сюда Хэзел.

Бак хотел запротестовать, но не стал. Когда доктор начал здесь свою практику, Бак узнал у врачей в Линкольне, что в том, что касается пациентов, со стариком лучше не спорить. Поэтому он ждал снаружи, в коридоре, молча коря себя за то, что взял лекарство, в котором, он знал, Карли так нуждалась. Если бы не он, она могла бы принять таблетки, как только началась головная боль. Если бы не он, то все не зашло бы так далеко. Карли бы уже заснула и не испытывала боли.

Наконец дверь снова открылась, Хэзел и доктор вышли.

— Ты можешь сейчас войти. Она знает, что делать, когда проснется. Она уже проходила через это раньше, — сказал доктор. — И держи рецепт, заполненный для нее, хорошо? Только на тот случай, если это повториться.

Бак взял рецепт, поблагодарил старого доктора, потом вошел в комнату. Карли уже спала. Напряженные от боли линии ее лица уже начали смягчаться. Она лежала на спине, удобно устроившись под одеялом, только кусочек бледно-зеленой ночной сорочки виднелся около ее шеи. Щеки Карли уже немного порозовели, и дыхание казалось менее напряженным.

Понимая, что причинил ей боль, Бак почувствовал себя негодяем. Он уже заставил ее испытать потрясение? Теперь ему надо было добавить к этому еще и физическую боль?

Долгое время Бак стоял у постели Карли и смотрел на нее. Смотрел, как поднимается и опускается ее грудь при каждом вдохе и выдохе, смотрел на случайные движения, слушал сонный шепот…

Бак хотел спросить доктора об этих головных болях. Были ли они последствием травмы головы, полученной при аварии? Чем вызвано их появление спустя три года после травмы? Могло ли сегодняшнее волнение в его кабинете привести к их возобновлению?

Бак устал стоять, но он не устал смотреть. Бросив свой пиджак на тумбочку, он подвинул кресло-качалку из угла комнаты к ее постели и удобно устроился в нем. В тот раз она спала несколько, часов. Ей необходим отдых, и Бак надеялся, что она сейчас отдыхает.

Он может подождать. Он может наблюдать за ней всю ночь напролет. Если она позволит ему, если она останется, он сможет смотреть на нее всегда.

Было нечто приятное, почти сладострастное в таком медленном пробуждении, без тревоги, без грубых вторжений, только в уюте и комфорте, когда ее тело говорило ей, что она спала достаточно долго и что сейчас уже пора вставать. Карли редко испытывала такое удовольствие. В будние дни ей надо было идти на работу, в выходные — куда-либо ехать.

Но этим утром Карли просыпалась понемногу: за окном шумели машины, а рядом слышалось глубокое дыхание. Еще не открыв глаза, она знала, что это дыхание Бака, что она увидит его таким, каким уже видела раньше — в неуклюжей позе в кресле-качалке. Вчера он неважно себя чувствовал, винил себя за то, что потерял ее лекарство. Хотя вина была и ее: Карли знала, что должна держать свои таблетки при себе, а у нее даже мысли не было попросить вернуть их.

Но это теперь не имеет значения. Она проспала весь вчерашний день, после полудня и всю ночь и чувствовала себя здоровой и голодной, без следов слабости и головной боли.

Наконец открыв глаза, Карли увидела, что была права насчет шерифа — он дремал, ссутулившись в кресле. Правда, на этот раз он передвинул его ближе к кровати. На случай, если он ей понадобится? Он давно не спал в комфорте, подумала Карли с жалостью. На его лице отпечатались признаки усталости.

Двигаясь осторожно, чтобы не разбудить его, Карли откинула одеяло и соскользнула с другой стороны кровати. Потом она отодвинула шторы, пропуская в комнату утренний свет. Карли стояла у окна, когда позади нее раздался голос Бака:

— Я могу чертовски много увидеть сквозь твою ночную сорочку.

Стоя все еще лицом к окну, Карли слабо улыбнулась. Что это было: бесцельное замечание, комплимент или недовольство? Учитывая хриплость его голоса, Карли предпочла принять эту фразу как своего рода комплимент, хотя она могла быть и простой констатацией факта.

Что бы он подумал, если бы она спросила, как ему нравится то, что он видит, размышляла Карли. Возможно, что Лора однажды снова возьмет в ней верх. Этот вопрос, кажется, такого рода, какие задавала она. Если только она не выбирала другой способ: подойти, стягивая сорочку, так, чтобы он смог рассмотреть ее еще лучше. Лора уже была бы раздета и лежала в постели.

Но Карли была только Карли, и у нее не было мыслей о том, как соблазнить мужчину, который не хочет быть соблазненным. Поцелуй был бы прекрасным началом, но она чувствовала себя лучше, когда ее целовали, а не она.

А потом, после этого?

Карли снова слабо улыбнулась. Она просто невероятно наивна для тридцатидвухлетней женщины.

— Как ты себя чувствуешь?

— Я в порядке. А ты?

— Разбитым. — Бак оттолкнулся от кресла, держась руками за его резные ручки, потом выпрямился. Когда он направился к ней, Карли заметила, что он довольно сильно прихрамывает.

— Колено болит?

— Только немного не гнется.

Бак подошел — не близко, а встав по другую сторону окна. Там он оперся плечом о косяк, перенеся большую часть своего веса на правую ногу.

— Почему у тебя эти головные боли? — Бак выглядел виноватым, его голос выдавал смущение.

— Это только часть посттравматического синдрома, который часто имеют люди, перенесшие сотрясение мозга: головные боли, головокружения, бессонница, неспособность концентрироваться, депрессия и так далее. — Карли говорила спокойно, по памяти повторяя то, что один врач за другим объясняли ей, и что она сама повторяла своим озабоченным друзьям. — Это может продолжаться несколько недель или несколько лет. Считают, что эти симптомы — и физиологические, и психологические по своей природе — вызваны физической травмой и усилены эмоциональной. Сначала у меня были почти все симптомы. Сейчас у меня только головные боли и иногда головокружения. Но мне уже лучше. Скоро и это пройдет.

Минуту они помолчали. Бак напряженно изучал ее. Протянув руку, Карли коснулась его руки:

— Не смотри на меня так. Как на экспонат.

— А как ты хочешь, чтобы я смотрел на тебя?

Карли глубоко вздохнула и потом ответила:

— Как на женщину.

То, что она намеревалась представить, как нормальный, небрежный ответ, вышло слишком тяжелым, значительным.

Улыбка Бака была ласковой:

— Я видел в тебе женщину с того момента, как встретил…

И он не был счастлив от этого, знала Карли, чувствуя только, что Бак едва не был втянут в нечто, во что не хотел быть втянутым. Хотел ли он Карли? Ему нужна была Карли? Или им управляли его воспоминания о Лоре?

Внезапно почувствовав себя неловко, Карли направилась к кровати. Подняв халат, лежавший там, она накинула его и завязала пояс. Это защитило ее, она с усилием улыбнулась и спросила:

— Что у тебя на повестке дня, шериф?

— У нас на повестке дня. Сегодня мы берем выходной.

Карли понравилась эта идея.

— Для чего?

— Для чего захотим. Есть предложения?

— Я бы хотела увидеть ранчо, где ты вырос, — предложила Карли импульсивно. — Сегодня достаточно тепло, и если это не повредит твоему колену, я бы хотела путешествовать по холмам позади твоего дома и устроить пикник.

— Я подожду тебя в ресторане.

Бак покинул комнату, не сказав ей, чего бы он очень сильно хотел. Но это и хорошо, думала Карли, сидя одна в комнате, все еще не расслабившись после напряжения.

Она почувствовала его желание, горячее и трепетное, сильное и глубокое. И она почувствовала собственное желание. За короткую трехлетнюю историю жизни Карли Бак Логан был единственным мужчиной, которого она хотела.

Но кого хотел он? Ее? Или Лору?