Бак не знал точно, чего он ожидал, предлагая провести выходной день вместе. Приятное времяпрепровождение. Интересный разговор. Дружеские отношения.

То, что получилось — это приятный, беззаботный день.

И Бак наслаждался им больше, чем мог себе даже представить.

После быстрой поездки к его дому, для того чтобы принять душ и переменить одежду, они выехали на ранчо, теперь пустое и неиспользуемое, купленное каким-то дельцом Биллингсом и забытое. Бак показал Карли небольшой двухэтажный дом, когда-то покрашенный бледно-голубой краской, чтобы доставить удовольствие его матери; теперь краска выцвела и шелушилась на его стенах. Незашторенные окна, казалось, придавали дому выражение удивления своей заброшенностью. Загоны для скота были в жалком состоянии и медленно разрушались…

Они бродили и разговаривали, скорее он говорил, а Карли слушала. Она возвращала его к историям, деталям, давно забытым воспоминаниям и слушала, нет, впитывала все это. В своей жизни Бак получал свою долю женского внимания. Звезда футбола, знаменитый полузащитник был счастливчиком в этом плане. Но он не мог вспомнить другой женщины, которая проявляла бы такой интерес к нему и искреннее удовольствие от разговора с ним, как Карли.

И Бак не мог вспомнить другую женщину, которую он бы хотел больше, чем Карли.

Бак никогда не испытывал недостаток в самых красивых девочках из колледжа, одиноких женщинах, которым он назначал свидания, когда вернулся в Новер.

Бак нуждался в Лоре, но никогда не хотел ее.

Но его желание Карли и необходимость в ней так переплелись в нем, что Бак не мог бы сказать, где кончается одно и начинается другое. Он не знал, где физическое уступает дорогу эмоциональному.

Бак знал только, что ему нравится это чувство.

Теперь они возвращались к его собственному хозяйству, ступая по земле, где когда-то была тропа, уже давно заросшая. Карли шла рядом с Баком, когда это было возможно, пропуская его вперед, когда тропинка сужалась. Карли набросила на плечи, словно шаль, толстую выцветшую накидку, сшитую из лоскутов неровными стежками. Это грех, учила его бабушка пять лет назад, стегать по-настоящему ровными стежками, потому что только Бог может созидать совершенство.

Быть может, он потерпел ужасную неудачу в своей первой попытке, подумал Бак, наблюдая за Карли, но в этой, второй попытке он, похоже, достиг совершенства. Карли была прекрасна; милая и ласковая, светлая и нежная. Она была полной противоположностью Лоры.

Она была всем, о чем он мог мечтать.

И из-за Лоры она была тем, что он боялся взять.

Сегодня утром в ее комнате он хотел поцеловать ее, хотел этого со страстью; и она хотела этого тоже. Бак видел, как светились ее глаза, чуть приоткрылись губы, слышал, как ее дыхание стало неровным и взволнованным.

Но он не мог сделать этого. Он посмотрел на нее, на лицо Лоры и не смог поцеловать ее. Даже если она не помнила, помнил он: манипулирование им, издевательства, насмешки. Он помнил, когда потерял над собой контроль, потерял свою гордость, свою личность. Из-за Лоры. И не имело значения, как она изменилась, Карли была Лорой. У нее было лицо Лоры и тело Лоры, и Бака не оставлял страх, что где-то внутри у нее было сердце Лоры и ее черная душа, от которой нет спасения.

Но это, черт возьми, не останавливало его.

Он все еще хотел ее, но мягким, нежным желанием: оно не угрожало ему. Если бы он занимался с Карли любовью, это было бы сладкое и нежное блаженство. Если нет, то он испытал бы не более, чем легкое разочарование. Сожаление о потерянном времени. Это желание не могло разрушить его.

Пока он не взял ее.

И тогда вернулась бы Лора.

Тропа вилась, постепенно поднимаясь, раздвигая мелкие просветы, окаймленная деревьями и валунами, пока наконец они не достигли цели своего путешествия. У их ног расстилалась долина с Новером, с причудливо вьющейся автострадой, с холмами, окаймляющими другую сторону долины на расстоянии нескольких миль.

А слева показалась узкая лента гравия, потом исчезла. Дорога вела к озеру.

Раньше Карли назвала Лору эксгибиционисткой за ее пристрастие заниматься сексом на озере. А что заставляло его делать так? Бак мучительно размышлял об этом, разворачивая и расстилая на земле накидку с ее плеч.

Лора больше не существует, но он был еще под ее властью. Его воспоминания о ней продолжали пугать его.

— Это место прекрасно, — сказала Карли, прислоняясь к Баку. — Ты тосковал по нему, когда жил в Небраске?

— Да, скучал. — Резко, не останавливаясь для объяснений, Бак спросил: — А ты будешь скучать, когда вернешься в Сиэтл?

Карли посмотрела на него ласково, задумчиво и немного грустно. Но потом она ответила так же просто, как и он:

— Да, я буду скучать.

— Я хотел бы… — Бак размышлял и никак не мог выразить мысль словами. Он мог бы закончить эту фразу разными способами: «Я хотел бы, чтобы ты была другой»; «Я хотел бы, чтобы ты не была прекрасной блондинкой с голубыми глазами»; «Я хотел бы смотреть на тебя и не видеть Лору»; «Я хотел бы, чтобы ты действительно была Карли»; «Я хотел бы быть уверенным, что Лора ушла навсегда из моей жизни»; «А больше всего… я хочу, чтобы ты могла остаться. Со мной. Навсегда».

Чувствуя замешательство Бака, Карли подвинулась к нему на бабушкиной накидке, нежно положив руку ему на колено:

— Дай мне угадать, — сказала она, и улыбка коснулась ее губ, но не тронула глаза. — Ты хотел бы, чтобы я не останавливалась в Новере. Ты хотел бы никогда не возвращаться из Небраски. Ты хотел бы, чтобы правительство построило эту дорогу между штатами где-нибудь еще и оставило Новер медленно умирать. Ты хотел бы, чтобы этот уголок штата Монтана никогда не был бы заселен. Ты хотел бы, чтобы все это защитило тебя, твой город, твои воспоминания от меня.

Ее прикосновение было легким, словно перышко, но Бак чувствовал его каждым нервом своего тела. Он ощущал ее тело, тепло, блаженство, которое длилось бы вечно…

Бак медленно накрыл руку Карли своей, ее пальцы своими, и медленно притянул ее к себе.

— Ты не угадала, дорогая, — прошептал он, а потом солгал: — Я хотел бы сделать вот что, — и Бак поцеловал Карли. Это было простое, медленное сближение, которого он страстно желал с тех пор, как проснулся и увидел ее стоящей у окна, залитой солнечным светом, в тонкой ночной сорочке. Бак понял, что его слова не были ложью. Это действительно было то, чего он страстно желал. Упоительно. Без испепеляющей страсти. Только постепенно растущее осознание наслаждения.

Закрыв глаза, Бак нашел ее плечи и притянул Карли к себе. Склонив голову, он прижался своими губами к ее, почувствовав ее тепло, ее сладость и неискушенность. Он хотел брать, брать и брать до тех пор, пока боль в его душе не ослабнет. До тех пор пока страсть в его сердце не будет удовлетворена. До тех пор пока раны, которые она нанесла, не исцелятся.

Карли целовали несколько раз, но так — никогда. Никогда так жадно. Так нежно. Так ласково…

Подняв руки, Карли позволила себе коснуться Бака. Она притронулась к его груди через мягкий хлопок рубашки, обтягивающей широкие плечи, сильные мышцы, плоский живот. Бак напрягся, когда она гладила его, и Карли чувствовала волны дрожи, проходящие по его телу. Ей хотелось большего: коснуться его кожи, смотреть на него, целовать его, вся она трепетала. Ее пальцы задержались на ремне, играя пряжкой; потом Карли обняла его.

Они сидели на накидке, не отрывая взгляда друг от друга. Карли выглядела немного удивленной, сильно взволнованной и чуть-чуть испуганной. Бак тоже испытывал сильное волнение. Возбуждение. Радость. Блаженство.

— Это изумительно, — сказал он тихо.

Карли улыбнулась. Изумительно — это такое книжное слово. Не многие женщины посчитали бы его за комплимент. Лора, конечно, не посчитала бы, но Карли оценила его. Все, что она узнала о Баке и о Лоре, показывало, что ему с нею очень редко было прекрасно. Злобно — да, горько и тяжко — да, ненавистно — да, но никогда — прекрасно. А это было то, чего он хотел больше всего. Прекрасно и нормально.

Это было как раз то, что нужно было Карли.

Отведя свой взгляд от Бака, она открыла рюкзак, который Бак нес от дома, и начала доставать еду. Он предпочитал сандвичи и чипсы. Карли отдавала предпочтение жареному цыпленку и картофельному салату. В результате они согласились на грудинку, салат из капусты и печеную фасоль от Петера с двумя кусками орехового торта из кухни Хэзел на десерт.

— Поцелуй со мной похож на поцелуй с нею? — беззаботно спросила Карли, накладывая на тарелку Бака салат и фасоль. Когда она наклонилась, чтобы передать ему тарелку, Бак выглядел раздраженным и обиженным. Это заставило ее рассмеяться.

— О, пожалуйста, шериф, не притворяйся, что ты не сравниваешь нас постоянно. Она была полна ненависти, а я — нет. Она была шлюха, а я — нет. Она была сексуальна, а я — нет. — В голосе Карли на последней фразе промелькнула нотка сожаления, и она постаралась скрыть ее. — Ну… так мы похоже целуемся?

Бак взял тарелку, добавив пару кусочков грудинки из пакета, и ловко ушел от ответа.

— Она не была совершенна.

— Она была красива, — напомнила Карли.

Это был единственный пункт, с которым, независимо от своих чувств к Лоре, соглашался каждый.

— Не так красива, как ты.

— Да, я уверена, что с таким носом и этим шрамом на лбу я затмеваю ее полностью.

— С твоим носом и шрамом все в порядке, — сказал Бак ворчливо. Потом в его голосе зазвучал гнев, и он жестко сказал: — Красота Лоры была порочна, потому что она сама была порочна. Ее личность исковеркана. Она была лишена сострадания. И не так уж сексуальна. Лора была человеком, всегда обеспокоенным своей сексуальностью и ее влиянием на окружающих. Ее сексуальность была агрессивной, ошеломляющей и далеко не всегда приятной. Будто ты находишься в лифте с кем-нибудь, от кого пахнет духами. В малых дозах все может быть прекрасно, но если запах удушающий, тебе может стать плохо.

Ему и стало плохо, он заболел Лорой.

— Может быть, Лора покинула Новер не для того, чтобы наказать тебя. Может, она хотела начать новую жизнь, — сказала Карли задумчиво.

— Ей не нужно было уезжать, чтобы сделать это.

— Разве? Подумай о том, как ты действовал во время моих первых дней здесь. Прошло три года с тех пор, как ты видел ее, и у тебя даже мысли не возникло, что она могла измениться. Здесь, в Новере, где каждый знал ее и ожидал от нее только плохого, ей невозможно было измениться.

Карли бросила кость от грудинки, которую она ела, в медленно растущую кучку отходов, потом слизнула соус с пальцев.

— Но это все так, к слову. Ты никогда не отвечаешь на мои вопросы. Поцелуй со мной похож на поцелуй с Лорой?

Она ожидала всплеска эмоций, но Бак только рассмеялся.

— Ни в малейшей степени. Лора не была такой… — Он остановился, пытаясь найти верное слово; наблюдая за ним, Карли молча предположила несколько вариантов: неловкой, наивной, неопытной. — Она лишилась девственности в тринадцать лет, — закончил Бак.

Девственность. Странное слово, способное польстить или обидеть. Но когда это касалось ее, то эти слова: девственность, прекрасно, нормально, — точно характеризовали ее. У нее были любовники, но она не могла вспомнить ни одного из них. Она не могла вспомнить, что они делали, и что делала она. Она не могла вспомнить чувства или желания, которые двигали ею. Все это было для нее непривычным, новым, волнующим.

Карли брала другой кусок мяса, когда Бак коснулся ее.

— Я часто сравнивал тебя и Лору. Мне не хотелось этого, но при данных обстоятельствах, я думаю, это неизбежно. Заметь только… она… ей далеко до тебя. Она не может даже сравниться с тобой. Ты — такая, какой она никогда не могла бы стать.

— Прекрасная и невинная, — сказала Карли. Ее голос подчеркивал горечь шутки. — Как раз то, чем хочет быть любая женщина около тридцати.

Еда была забыта, Бак наклонился к ней и снова поцеловал ее. Она ошущала вкус их ланча: зовущий, острый, копченый; запахи соблазняли ее и дразнили, они утоляли голод и заставляли страстно желать, просить, умолять его: еще, еще, еще…

Когда Бак отстранил свои губы, он не сразу отпустил Карли. Он осторожно провел подушечкой большого пальца по ее приоткрытым губам и почувствовал тепло ее дыхания, все еще неровного.

— Прекрасна и девственна, — повторил он нежно — Быть может, это не то, что ты хочешь, дорогая… Но это то, что мне нужно, — закончил Бак тихо.

Днем в пятницу Бак снова пытался позвонить в Техас, в департамент статистики. Его снова заставили ждать, но наконец он получил информацию, о которой просил.

Марк и Хелен Джонсоны умерли.

Как сказала Карли.

Это ничего не доказывает, объяснял он ей за обедом в Миссоуле тем же вечером. Только то, что она тщательно создавала свою личность.

— А ты не думаешь, что это означает только то, что мои родители умерли? — не сдержалась она.

— Карли…

— Выслушай меня, шериф, — прервала его Карли. — Ты выдвинул свою теорию, как Лора превратилась в Карли. Теперь, пожалуйста, послушай меня. — Она глубоко вздохнула и спросила: — Ты по-прежнему уверен, что я — Лора?

— Да.

— Это слишком быстрый ответ. Я хочу, чтобы ты сначала подумал… Ты был скептиком насчет амнезии. Ты не верил, что травмы головы могут так повлиять на психику человека. Ты обвинял меня в притворстве, помнишь?

Нехотя Бак кивнул.

— Что если ты прав? Что, если травмы головы не могли бы привести к таким различиям между мной и Лорой? — Карли дала ему только мгновение обдумать ее слова и продолжила: — Ты сказал вчера, что мы с Лорой не похожи, когда целуемся, и указал на другие различия, которые определяют личность. Лора ненавидела детей. Я люблю их. Лора была тщеславна, я — нет. Ей нравилось быть грубой, я — не могу. Наши вкусы в одежде, даже в еде, совершенно разные. Может ли травма головы объяснить все это? Если тебя сегодня вечером стукнут по голове и ты очнешься после комы через месяц, полюбишь ли ты вдруг брюссельскую капусту и соленые огурцы и возненавидишь мороженое?

— Я не знаю, к чему может привести травма головы, — ответил Бак натянуто. — Но если ты не Лора, как ты узнала, что я ненавижу брюссельскую капусту и соленые огурцы? Как ты узнала, что я обожаю мороженое?

Карли выглядела удрученной и разочарованной.

— Просто моя догадка, — пробормотала она растерянно.

— Карли… — Бак тоже выглядел разочарованным.

— Я чувствую так же, как она? — резко перебила его она. — Ты много времени проводишь со мной. Ты целовал и обнимал меня. Я чувствую так, как Лора? Когда ты со мною, ты испытываешь те же чувства, что и с нею?

Баку не хотелось отвечать на ее вопросы, но он заставил себя серьезно их обдумать. Чувствовал ли он к Карли то же, что и к Лоре? Ни в малейшей степени. Все чувства к Лоре, которые им владели, были отрицательными, разрушительными, иссушающими. Целуя Карли с закрытыми глазами и бережно обнимая ее, вспоминал ли он поцелуи Лоры? Нет. Карли могла быть любой другой женщиной в мире, но не Лорой; в ней ничто не напоминало ему Лору. Ни дружеских отношений, ни родства душ с Лорой никогда не было.

— Нет, — сказал он тихо. — Ты не чувствуешь, как Лора, но это говорит только о том, что ты сильно изменилась за последние три года.

Карли опустилась на стул, аппетит у нее пропал, хорошее настроение улетучилось. И она оставалась мрачной, пока они возвращались в Новер в его машине.

— Я действительно не хочу быть ею, — сказала Карли тихо, глядя в окно.

— Я знаю. Но если мы докопаемся до правды, это ничего не изменит, Карли. Это не означает, что если ты была раньше Лорой Фелпс, то тебе придется быть ею снова. Ты навсегда можешь остаться Карли.

Она услышала в его голосе оптимистическую интонацию.

— Это то, на что ты надеешься? Что я останусь Карли навсегда? Что Лора никогда не вернется?

Бак нащупал в темноте кабины ее руку.

— Да, — решительно сказал он. — Я верю в это.

— Я тоже, — прошептала Карли, нежно сжимая пальцами его руку.

Теперь молчание не было тягостным, оно стало похоже на молчание супружеской пары, возвращающейся домой с вечера. На мгновение Бак позволил себе представить, что они действительно муж и жена. Не шериф, чьей целью было доказать, что женщина рядом с ним была кем-то, кого он не любил, которая однажды могла вспомнить, кто она такая и снова взяться за свое. Следующие несколько миль они были просто мужчиной и женщиной, которые разделили приятный ужин и были на пути домой, где они позволят себе несколько нежных поцелуев, прежде чем сказать друг другу «спокойной ночи».

Было около десяти часов, когда их машина остановилась на улице у гостиницы. Бак выключил двигатель, потом посмотрел на Карли.

— Спасибо за ужин, — сказала она, отстегивая ремень безопасности и повернувшись к нему лицом, но не делая ни одного движения, чтобы вылезти из салона. — Мне понравилось.

— Завтра… — Не закончив, Бак поцеловал тыльную сторону кисти ее руки.

— Да? Что — завтра?

— Я подниму тебя в десять часов.

— Зачем?

— Для визита в одно место, знакомое Лоре, которое Карли еще не видела. — Для путешествия из долины к озеру наверху. Попытка подтолкнуть, освободить какие-то ее воспоминания и чувства. Но он не сказал ей этого. Ведь он уже предлагал отвезти ее к озеру, но она отказалась. Он не намеревался спорить с ней сейчас. Они просто поедут туда.

Карли стеснительно откашлялась.

— Ты не обязан проводить со мной все свое свободное время, Бак.

— Это что, вежливый способ сказать, что ты не хочешь провести завтрашний день со мной? — спросил Бак.

Не отстегивая своего ремня, он притянул Карли ближе: ее ответом был слабый стон, когда Бак целовал ее.

Это был единственно нужный ему ответ.

В субботу утром Карли надела полинявшие джинсы и свитер, который она купила в Хэленсе недели две назад. Шерстяной, темно-каштанового цвета, отделанный узкими полосками тонкой кожи. Необыкновенная шерсть приглянулась ей, и она заплатила за него почти половину денег, приготовленных для возвращения домой. Она не пожалела о своей покупке, увидев восхищенный взгляд Бака.

Карли испытывала удовольствие, находя все новые различия между собой и Лорой. Может быть, она хотела таким образом обрести уверенность в том, что она никогда не станет вновь этой женщиной.

— Куда мы направимся? — спросила Карли, когда они выехали из города.

— К одному из красивейших мест в штате.

— К твоему дому? — Карли нравился дом Бака и лес, который окружал его. Она любила проводить там время. Ей нравилось осознавать, что это место, где он живет, где он спит. Где он любил.

— Увидишь, — услышала она в ответ.

Карли с чувством разочарования заметила, что они проехали мимо его дома. Это почему-то вызвало у нее напряженность и страх. Страх. Когда Карли посмотрела на Бака, жесткое выражение его лица подтвердило эти опасения.

— Я не хочу ехать туда, — сказала она тихо, но решительно.

— Почему? — спросил Бак. Но он не замедлил ход. Он не свернул на обочину дороги и не остановился, как делал прежде, и не искал места, чтобы повернуть назад.

— Я не хочу видеть его.

— Это только озеро, одно из красивейших. Тебе понравится, — ответил Бак безразлично.

— Мне оно не понравится. Отвези меня назад, в город, Бак. Я не хочу ехать туда.

Бак взглянул на нее. Он не был на самом деле так непреклонен и холоден, как можно было предположить по выражению его лица. В его глазах было сожаление, вина за причиняемую боль. Но в них была и решимость.

— Мы не останемся там долго.

— Я не хочу… — Глубоко вздохнув, Карли постаралась успокоиться. Без обоснованных причин он не послушает ее. Он не собирается поворачивать назад и везти ее обратно. И не собирается принимать во внимание ее немотивированный протест, вроде: «Я не хочу туда ехать».

Но она действительно не хотела видеть место, где Лора и Бак занимались любовью. Она не хотела стоять рядом с озером, к берегам которого тянуло Лору, не любящую природу Лору. Карли не хотела знать, где это было, где она искушала судьбу и Бака, проявляя свои эксгибиционистские склонности.

Карли не хотела думать о Баке с Лорой.

Дорога повернула еще один, последний раз и закончилась на травяной лужайке. Там росли старые сосны, а под сентябрьским солнцем желтела осенняя трава. На земле были разбросаны банки из-под пива, обертки от продуктов, осколки разбитой бутылки.

Бак выключил двигатель и вышел из машины, но Карли не двинулась с места. Она не могла. Отсюда она не видела озера. Карли знала, оно должно быть впереди, за небольшим холмом, но она не собиралась идти туда.

Бак открыл дверцу, наклонился внутрь и расстегнул ее ремень, потом взял Карли за руки и вытянул из машины, захлопнув дверцу ногой. Теперь она пыталась помочь ему. Чем быстрее они одолеют подъем, тем быстрее Карли сможет покинуть это место. Но ноги не повиновались ей, и Карли чувствовала, что не смогла бы идти дальше, если бы Бак не поддерживал ее.

Они остановились на вершине холма. Бак, обхватив ее за плечи одной рукой, другой крепко сжимал ее руку.

Бак назвал это место одним из красивейших в штате, но мало кто согласился бы с ним. Вокруг не было ничего красивого. Озеро было небольшим, вода мутной, темной, угрожающей, сильный холодный ветер гнал по небу зловещие тучи.

Все вокруг было недобрым.

Зловещим.

Бак отодвинулся от Карли, отпустив ее руку.

— Мы обычно шли вон туда, — сказал он голосом безразличным и равнодушным, указывая в направлении маленькой бухточки на противоположном берегу. — Мы приходили днем…

— Нет, — прошептала она. — Нет. Я не хочу слышать это! Я не хочу знать! — Оттолкнув его, Карли побежала вниз по холму. Она должна была выбраться из этого места, уйти от связанных с ним страха и боли. Она слышала, как Бак звал ее по имени, слышала позади его шаги, но только ускоряла бег. Карли добежала до машины и, задыхаясь, дрожа, лихорадочно рванула на себя ручку чертовой дверцы. Подбежавший Бак обнял ее и, крепко держа, притянул к себе.

— Все хорошо, — прошептал он. — Дорогая, все хорошо.

Карли могла бы поверить ему, могла бы перестать бояться и не испытывать отвращения, могла бы погрузиться в его объятья и дать ему успокоить себя. Она могла бы…

Если бы он не поцеловал ее.

Его поцелуй был успокаивающим и нежным, но Карли не могла вынести его здесь, где для него так просто было поверить, что она была Лорой, той Лорой, которую он ненавидел, но с которой не мог расстаться даже тогда, когда она ушла от него.

На то, чтобы оттолкнуть Бака, Карли израсходовала последние силы.

— Не смей дотрагиваться до меня, — выдохнула она. — О Боже, увези меня отсюда. Пожалуйста!

Бак молча открыл ей дверцу, завел мотор, и они отправились в обратный путь.

Карли дрожала. Ни одно другое место не производило на нее такого тяжелого впечатления. Это было ужасное место… Но более трех лет назад она приходила сюда регулярно. Бак и она приходили делать на берегу то, что она не могла вспомнить. А как насчет озера, которое притягивало ее тогда? Его природа была такой же темной и отталкивающей, как и ее собственная? Заниматься любовью в таком зловещем месте Лору влекла извращенность?

А как шерифа? Карли взглянула на него. Он держал руль обеими руками, суставы его пальцев побелели. Он явно был разъярен, но на кого? На нее? На Лору? На самого себя? Карли не могла угадать и не смела спросить.

Бак свернул с дороги в своей переулок. Может быть, он хотел захватить что-нибудь, прежде чем вернуться с нею в гостиницу? Конечно, он отвезет ее назад. Конечно, Бак не будет проводить с нею остаток дня, если он даже не желает взглянуть на нее, заговорить с нею, думала Карли.

Но тут Бак прервал молчание, почти приказав Карли идти в дом. Сам он последовал за ней. Там Бак стянул пиджак, бросил его на стул, швырнул ключи на кофейный столик с такой силой, что они соскользнули с другого края, и резко опустился в кресло-качалку. С помощью дистанционного управления он включил телевизор, перебрал каналы, пока не нашел футбольный матч, и направил все свое внимание на игру.

Карли долго стояла около двери, не зная, что делать: войти и сесть или выйти из дома. Ей следовало бы знать, подумал Бак, что если она уйдет, то он пойдет за нею. Он не позволит ей одной добираться до гостиницы.

Бак не понимал ее реакции там, у озера. Лора никогда не боялась этого места. Оно нравилось ей, и она тянула его туда десятки раз. Лоре там было хорошо.

Но Карли не была Лорой.

Или была?

Не отрывая глаз от телевизора, Бак потер царапину на руке, которую оставила ему Карли, когда тянула его от озера. Царапина причиняла боль, но он не переставал трогать ее. Небольшая боль отвлекала его, удерживала от того, чтобы встать и, подойдя к Карли, попытаться успокоить ее.

Отталкивать его — это была одна из «игр» Лоры. Манипулировать, дразнить, играть, соблазнять, а потом уйти прочь, промурлыкав грудным голосом:

— Прости, дорогой, я передумала. — Это служило демонстрацией ее власти над ним, которой она пользовалась нечасто, но достаточно, чтобы заставить его презирать эти игры. Достаточно для того, чтобы презирать ее.

Но Бак не презирал Карли.

Она не хотела его обидеть. Он знал это так же точно, как свое имя. Она была расстроена, почти в панике, и это была его вина, потому что он заставлял ее идти к тому месту, на которое она не в силах была смотреть.

Искоса Бак посмотрел на нее, и остатки его раздражения улетучились. Карли выглядела такой растерянной и смущенной… Положив пульт дистанционного управления на стол, он поднялся с кресла, медленно подошел к ней и остановился на некотором расстоянии. Карли посмотрела на него, вздохнула, потом отвела взгляд. Он не смог бы подойти к ней. Он не дал бы ей еще один шанс отвергнуть его. Но если она хочет его…

Вздохнув еще раз, Карли снова посмотрела на него, и Бак ответил нерешительной улыбкой. Это определило исход дела. Тихо всхлипнув, Карли подалась вперед, прямо в его объятия, спрятав лицо на груди Бака.

— Это место напугало меня, — прошептала Карли; его рубашка приглушила ее голос.

— Все хорошо, тебе не придется идти туда снова.

Бак долго держал ее, чтобы унять ее дрожь, ее трепет. Понемногу она согрелась, дрожь прекратилась, но Бак все еще обнимал Карли, слушая ее дыхание, чувствуя, как она расслабляется.

Наконец, когда Карли взглянула на него, он поцеловал ее; она прижалась к нему крепче и ответила на поцелуй. Карли была грустна, и у нее внезапно появились слезы. Когда Бак почувствовал их вкус на губах, он поднял голову.

— Что с тобой, дорогая? — прошептал он.

— Я не Лора, — ответила Карли дрожащим голосом. — Я не твоя Лора, я не смогу быть для тебя ею.

И это было причиной ее слез? Бак поздравил себя.

— Я не хочу той Лоры, которую я знал прежде. Я хочу тебя.

— Ты уверен? Когда ты поцеловал меня у озера…

— Я целовал тебя.

— Правда? Если бы у меня было другое лицо, другое тело, я бы не выглядела так, как Лора, а ты твердо знал, что я кто-нибудь еще… ты бы все равно хотел меня?

Бак откинул волосы с ее лица и вытер слезы, которые текли по ее щекам.

— Послушай меня. Я не хочу Лору и не ищу ее в твоем лице… Боже мой, это больше страшило бы меня, чем привлекало. Мне нет дела до того, как ты выглядишь. Меня не волнует, каким именем ты себя называешь. — Его последние слова потерялись в новом поцелуе. — Я хочу тебя. Только тебя.

Карли поверила ему. Может быть, потому что хотела этого, нуждалась в нем, но она поверила ему. Возможно, Лора исчезла из Новера, и судьба забросила ее сюда затем, чтобы она и Бак могли разделить эти минуты. Это блаженство. Эту любовь.

Их поцелуи продолжались — теплые, страстные, сводящие с ума поцелуи, которые причинили ей давно забытое наслаждение, делали ее грудь более округлой, а соски — твердыми. Когда Бак взял ее груди в свои ладони, у Карли вырвался стон, а когда он убрал руки и снова притянул ее ближе к себе, Карли опять застонала.

— Я хочу тебя, Карли, — прошептал Бак; его дыхание согревало и щекотало ее ухо. — Я не знаю… было ли у тебя это, и ты сама не помнишь…

Все еще держа ее руку, Бак долго изучающе смотрел на Карли. Она выглядела, как юная невинная девушка: ее щеки пылали, в глазах виден был испуг, губы немного распухли, — и одновременно это была женщина, и красивая женщина, которая ничего не помнила о том, как любят, как соблазняют, какие радости это сулит. Женщина, которая была не расположена позволять мужчинам, с которыми она встречалась, освежить ее память. И это была женщина, которая так верила Баку, что позволяла ему это сделать.

Неожиданно для самого себя Бак тоже почувствовал себя молодым, неопытным и неловким. Он почувствовал разницу между близостью с женщиной, которой увлекся, и уступкой женщине, которую не любил.

— Я никогда не чувствовал этого раньше, — прошептал он.

Ее глаза расширились, она притянула его голову к себе и поцеловала его нежно и ласково, и при этом — страстно.

Бак повел ее через холл в свою спальню. Она без сомнения следовала за ним, доверчиво наблюдая, как он задергивает шторы, чтобы в комнате царил полумрак. Боже, она выглядела такой покорной… А вдруг он разочарует или обидит ее? Что если…

Его способность думать, сомневаться, задавать вопросы исчезла через десять секунд — время, которое потребовалось Карли, чтобы взяться за кромку своего свитера и медленно стянуть его через голову. Под ним на ней был лифчик, светлый, тонкий, обильно украшенный кружевом. Карли не торопилась, и узкие полоски соскользнули с ее рук и упали на пол рядом со свитером.

Движения Карли были соблазнительными, взгляд ее глаз совершенно невинным. Бак подошел к ней, крепко обнял ее, и Карли прижалась к нему вся, так, что он мог ощущать гладкую кожу ее плеч и нежные округлости грудей.

Бак медленно поцеловал ее, стараясь продлить сладость момента. Он никогда не был близок с женщиной совершенно неопытной, но намеревался доказать ей, что она будет наслаждаться каждой секундой их близости. Он собирался целовать ее до тех пор, пока она не вспыхнет, ласкать ее, пока она не ослабнет, возбуждать ее, пока она сможет выносить это, а потом он собирался удовлетворить ее так, чтобы она заплакала.

Бак собирался научить ее любить. Черт, он и сам собирался научиться кое-чему.

Как заниматься любовью.

Как делать это по-человечески.

Как держать себя под контролем.

Дальше все было сказочно хорошо. Их поцелуй заставил Карли трепетать; почти до боли, но не так, чтобы это нельзя было вытерпеть. Он хотел ее, но не дико, страстно, не так, словно он умрет, если не возьмет ее. Он был горяч, но эта горячность не угрожала захватить его целиком.

Бак гладил ее кожу, такую гладкую и нежную; осторожно зажав соски зубами, он омыл маленький пик языком, сделав его твердым. Черт побери, очень долго Бак не знал, что это такое, любить ту, о которой хочется заботиться, забыл, что возбуждая ее, он возбуждается сам. Но это было прекрасно.

Карли не знала, что она ждала. Чтобы мужчина, который прекрасно разбирается в сексе и знает все его способы, соблазнил ее? Или она ждала нежную страсть? Или утоление неодолимого зова плоти?

Но Карли не ожидала, что почувствует нечто особенное. Она не ожидала тихого стона Бака, когда скользнула рукой под его рубашку, дрожи в его мускулах, когда она гладила его; Карли не ожидала такой силы волнения…

До этого она не думала о любви. Ни о его, ни о своей. Карли не знала, любит ли он ее. Это страшно мучило ее. Но, Боже, помоги ей, она-то любила его.

Неловко потянув за ткань, Карли стащила с него майку, потом гладила его грудь, ощущая его ровную кожу, упругие мышцы, двигаясь рукой ниже, к ремню джинсов. Вдруг оробев, она отдернула руку, но Бак задержал ее и повел еще ниже. Карли хотела снять с него джинсы и без помех ласкать его горячую, трепещущую плоть.

У Бака перехватило дыхание от ее нерешительной робкой ласки. Все, что бы она ни делала: каждое прикосновение, каждый поцелуй, каждая ласка — все возбуждало его. Глаза его плотно закрылись, и он словно окаменел в блаженной истоме.

Не так. Бак не хотел таким способом, не хотел, чтобы его трясло, не хотел, чтобы его тело предавало его. Бак призвал все свои силы, ласково отстранил Карли, восстанавливая контроль над собой, чтобы замедлить удары сердца, притушить пламя страсти. Но когда Карли обхватила его лицо ладонями и поцеловала его так нежно, так неумело, он понял, что больше не владеет собой.

Бак сбросил свою и ее одежду, уложил ее на постель и лег рядом, лаская ее. Он заметил маленькие шрамы на гладкой смуглой коже, тонкие белые линии — следы аварии, в которой она чудом уцелела. И Бак целовал их. Шрамы не испортили ее тела: она была прекрасна.

Ее дыхание участилось, а тело откликалось на его малейшее прикосновение, и он был уже на грани своих сил. Двигаясь между ее ног, он перенес тяжесть тела на руки, осыпая ее сладостными поцелуями.

Это было больше, чем Бак хотел, больше, чем он ожидал. Их близость была приятной и нежной, кроткой и ласковой. Она была страстной. Их близость была вызвана не просто желанием, вожделением. Эта близость принесла Баку самые острые ощущения, какие он когда-либо испытывал.

Их близость была неистовой.

Умелый. Опытный. Карли подумала, что Бак действительно оказался таким, и блаженная улыбка коснулась ее губ. Он точно знал, как коснуться ее, где поцеловать, как двигаться внутри нее, чтобы привести ее в восторг. Обняв Карли, Бак показал ей, как войти в ритм его глубоких, наполняющих ее толчков, как обострить страсть, потом усилием воли ослабить ее и усилить снова. И своим хрипловатым низким голосом он ободрял и поощрял ее, успокаивая Карли, шепча ей на ухо самые ласковые и нежные слова.

Наконец они достигли высшей точки наслаждения. И даже когда дрожь прошла, бешеные удары сердца замедлились, а неровное дыхание стало глубоким и спокойным, Бак все еще держал ее в своих объятиях, ласкал ее легкими нежными прикосновениями и целовал нежными поцелуями.

Никогда Карли не чувствовала себя в большей безопасности, чем в его объятиях.

Никогда она не испытывала таких ощущений.

Никогда за эти три года она не чувствовала такого страстного желания жить.

Бак лежал рядом с Карли, глядя, как она спит, слушая ее ровное мерное дыхание. Он выскользнул из постели, надел джинсы, потом натянул на Карли одеяло. Минуту он все еще стоял над ней, нежно поглаживая разметавшиеся по подушке волосы, потом резко повернулся и вышел из комнаты.

Все изменилось за последний час. Все. Утром в гостинице, на озере, даже здесь, в доме, Бак был абсолютно уверен, что женщина, которая называет себя Карли, на самом деле Лора Фелпс. Он шел в спальню совершенно уверенный, что он собирается заниматься любовью с Карли, которая на самом деле была Лорой.

И он вышел из спальни точно так же уверенный, что Карли никогда не была Лорой.

Вчера она спросила его: «Разве я чувствую, как Лора?» Нет, ответил ей Бак. Нет, но…

Карли Джонсон, женщина, с которой он только что был близок, которая спала в его постели, в которую он влюбился, никогда не была Лорой Фелпс.