Лу и Марни чистили овощи в удушающе жаркой кухне, когда позвонил Аллан. Огромная плита, которая в холодные зимние месяцы была источником приятного тепла, теперь источала такой жар, что женщины распахнули все окна и двери, устраивая хоть какой-нибудь сквозняк. Но сетки от мух препятствовали движению воздуха, и хозяйки старались находиться как можно ближе к электровентилятору, жужжащему на одной из стен.

Лу вытерла руки о передник и побежала к телефону.

Аллан звал ее в субботу приехать в Йолу поиграть в теннис. Дженни пригласила несколько молодых людей и хотела, чтобы Лу переночевала у нее, а Аллан привезет ее обратно в воскресенье. Лу была в восторге. Теннис она любила. Еще там, в Англии, ей говорили, что она неплохой игрок. Лу бросила трубку и помчалась к Марни посоветоваться. Конечно же она непременно должна ехать — таково было решение доброй женщины.

Лу прекрасно провела уик-энд.

Оказалось, что Йолу — это дощатый дом с зеленой крышей П-образной формы, с широкими прохладными верандами, где в висячих корзинах, оплетенных корой, росли кусты герани, а на зеленых упругих газонах красовались канны. Лу познакомилась с друзьями Дженни, веселыми и дружелюбными, и вдоволь наигралась в теннис. Вечером миссис Браун устроила шикарный ужин на веранде за длинным раскладным столом с холодными цыплятами, ветчиной, салатами и фруктами. Молодежь лакомилась аппетитной едой и опустошала огромные кувшины с охлажденными фруктовыми напитками. Счастливая Лу чувствовала себя как дома и помогала матери Дженни подавать и уносить посуду, а потом уже взяла себе полную тарелку вкусностей и устроилась вместе с остальными на невысоких ступеньках веранды.

Аллан не отходил от нее. Когда уехали последние гости и Лу взяла с шезлонга кофту, готовясь идти вслед за Дженни спать, он задержал ее, взяв за руку.

— Не уходи пока, Лу. Я и минуты с тобой не побыл наедине за весь день. — Он неожиданно обнял девушку и привлек к себе.

В потоке света, падавшем из приоткрытой двери, она могла видеть нежный изгиб его губ и нескрываемое восхищение в его карих глазах. Но что-то в ней противилось этой близости. Она вывернулась из объятий, набросила кофточку на плечи и беззаботно запротестовала:

— Аллан, мне правда надо идти. День был чудесный, спасибо тебе, но после тенниса я с непривычки очень устала. Не забывай, я не играла больше года. Увидимся утром.

Не дожидаясь ответа, Лу поспешила за Дженни. Позже, лежа в темноте, девушка корила себя за бестактность. Несомненно, она могла быть в этой ситуации добрее. Ей нравился Аллан, но она вынуждена была признаться себе, что чувство это совершенно платоническое — непринужденное и дружеское. Ей хотелось надеяться, что он относится к ней так же. Но что-то в его поведении заставляло девушку инстинктивно опасаться, что его чувства к ней гораздо глубже и серьезнее. Она окончательно убедилась в этом на следующий день, потому что хотя все утро он был внимателен и жизнерадостен, как и потом, за ленчем, но в его глазах затаилось тревожное ожидание.

Обратный путь прошел в атмосфере неловкости, и когда они в конце дня приехали в Ридли-Хиллз, Аллан отклонил ее приглашение зайти в дом. Вместо этого он порывисто схватил ее за руку и с огорченным видом заглянул в ее глаза:

— Лу… — В его голосе звучали нерешительность и тоска.

Лу стало не по себе. Он такой милый… устроил ей настоящий праздник, ехал так далеко ради Лу. Она-то провела время превосходно, а платит ему черной неблагодарностью. Девушка пребывала в раскаянии.

— Аллан, прости меня. Я… я не знаю, почему вчера вечером так себя вела. Ты был ко мне так добр, я готова тебя тысячу раз благодарить.

Ее фиалковые глаза были грустны. Аллан наклонился и поцеловал ее губы, мягкие, податливые… и в то же время какие-то неотзывчивые. «Что ж, нельзя требовать слишком многого после столь недолгого знакомства, — сказал он себе. — Надо дать ей время, не торопить».

— До свидания, Лу. Я скоро тебе позвоню. Будь умницей, киска.

Он старался вести себя легко и непринужденно, чтобы скрыть волну нахлынувших чувств. Поспешно уселся за руль, бодро помахал рукой и уехал, подняв тучу пыли. Лу повернулась, взбежала по ступенькам дома — и резко остановилась. Прислонившись к столбу веранды, на нее невозмутимо взирал Стивен Брайент. Его губы скривились в ленивой улыбке, но взгляд пылал отчуждением.

— Ну, мисс Стейси, похоже, вы неплохо проводите время. Хорошо повеселились?

— Да, спасибо. Очень, — спокойно отозвалась Лу, хотя щеки ее залила горячая краска стыда, и глаза заблестели при мысли о том, что он поймал ее в такой щекотливой ситуации. Какой он, однако, нахал — подсматривает за ней! Наверное, видел, как Аллан слишком пылко обнимал ее. Опасения Лу подтвердились.

— Так я и подумал! — Стивен Брайент вытащил трубку из нагрудного кармана клетчатой рубашки, постучал ею по перилам веранды и издал нарочито глубокий вздох. — Ах-х-х, боже мой! Жаркий поцелуй — верное средство зажечь звезды в глазах юной девушки!

— Вам виднее, — съязвила девушка. — Надо полагать, вы зажгли их немало. — И она проскользнула мимо него в дом.

Только у себя в комнате Лу вздохнула свободнее. Она прижала ладони к горящим щекам. Девушка уже жалела о своих словах. Надо бы с достоинством игнорировать его провокационное замечание, но… ох, если бы он только знал, как его колючие слова ранили ее сердце! Если бы он только знал, что первые поцелуи не обязательно зажигают звезды — иногда они приносят горечь разочарования. По крайней мере, так случилось с поцелуями Дика. И теперь только один человек — его поцелуи, его прикосновения — мог зажечь звезды в глазах Лу. Но она знала, что они не зажгутся. Никогда. Потому что этот человек любит девушку из Сиднея — холодную, красивую, но такую коварную Анжелу Пул.

Лу с трудом заставила себя не думать об этом — такие мысли бесполезны и лишь причиняют боль. Она сосредоточилась на своих тайных приготовлениях к Рождеству.

До праздника оставалось всего две недели, и Лу уселась на стуле около своей кровати, включила настольную лампу и достала носовые платки, которые подшивала ажурным швом всякий раз, когда оставалась одна.

Она не могла потратить на подарки много денег, а то, что предлагал каталог Марни для поставки почтой, было чересчур дорого. Внимательно изучив все его страницы, Лу в конце концов остановилась на отрезе тончайшего батиста. Она сделает носовые платки для своего нанимателя с двойной мережкой, а для Марни на платочках меньшего размера вышьет изящные белые инициалы в углу.

Расти, Блю и Джим получат от нее по коробке табака: не слишком интересный и полезный подарок, она это понимала, но, похоже, им всегда не хватало табака. Кроме того, она и так потратила больше, чем могла себе позволить, на галстуки для Энди и Банта. Лу не устояла перед рекламой мужских галстуков на блестящих страницах журнала и не сомневалась, что ребята оценят, какие они стильные и какой на них замечательный рисунок.

Лу считала, что все ее подарки должны быть небольшими и достаточно скромными, но получила немало удовольствия, вкладывая все свое умение в аккуратный, изящный шов — самый лучший, на какой только была способна. Только так она могла продемонстрировать свою привязанность и благодарность этим чудесным людям, среди которых теперь жила.

Лу закончила ряд мережки, аккуратно обработала уголок и отложила материал. Ей захотелось отыскать Марни и рассказать о своем уик-энде. Старая нянька обожала посплетничать и горела желанием разузнать побольше о доме в Йолу:

— Я помню, как возили туда Стивена и Филиппа, когда они были маленькими. Дженни тогда была совсем крошкой, но у нее был брат, чуть старше Пипа. Сейчас он инженер, работает где-то на строительстве — в Малайзии, насколько я знаю. Он нечасто наезжает домой. По-моему, мистер Браун был очень разочарован из-за того, что сын не захотел работать на земле, но тут настаивать было нельзя. Из наших двух мальчиков только Стив всегда любил землю, простор…

Марни на минуту замолчала, разрезая только что почищенную морковку на четыре аккуратных кусочка.

— Пип был мечтательным малышом, часто болел. Его преследовали бронхиты, а тогда не было всех этих чудесных лекарств. Он, бывало, все читал и читал. Наверное, пристрастился к чтению из-за того, что должен был подолгу лежать в постели. А Стив все время пропадал где-нибудь. Он терпеть не мог сидеть дома. Ему только семь исполнилось, а на станции не было ни одной лошади, с которой бы он ни справился. Я видела, как он возвращался домой весь в пыли и крови, тише мышки. Я только на него погляжу — и сразу знаю, что лошадь его сбросила. Но пройдет совсем немного времени, и он уже снова уходит, и садится на нее, и не возвращается, пока не будет чувствовать, что он ей хозяин. Он всегда хотел быть главным — да и сейчас не изменился, по-моему. Но с Пипом вел себя чудесно: как друг и покровитель, даже в детском возрасте. Он, бывало, сидел у него на постели и показывал, как плести кнуты и сращивать поводья. А один раз даже сделал для его комнаты коврик из кроличьих шкурок. По-моему, Стиву тогда было лет двенадцать, и он сам дубил шкурки. Это тот самый коврик, что сейчас лежит у Стива в спальне, на полу у комода. Вскоре ему пришлось уехать в школу-пансион. Позже туда же послали и Филиппа, а потом Пип учился бухгалтерскому делу. У него была своя контора в Сиднее, и Стив часто ездил туда повидаться во время последней долгой болезни брата.

Марни вздохнула — наверняка своим воспоминаниям, — но вскоре спросила нарочито бодро:

— У них в Йолу по-прежнему сохранилась большая беседка, та, которая вся заросла бугенвиллией?

— Ага, есть. — Лу залила холодной водой картошку в большой кастрюле. — Чудесное вьющееся растение, правда? А олеандры!.. Ох, Марни, я никогда таких красивых не видела! Я все думаю, как чудесно они смотрелись бы здесь, если высадить их вдоль подъездной дороги к гаражу.

— И правда, милочка, нам с тобой действительно надо подумать, что делать с садом, — когда пройдет самая жара. Я подозреваю, что Стив считает цветы потерей времени. А Джим, кроме своих драгоценных овощей, вообще ничего не признает. Не то чтобы это плохо… — нехотя признала Марни, глядя на молодую морковь, с которой только что расправилась, — по крайней мере, нам не приходится ломать голову над тем, чем кормить мужчин.

Лу пробормотала в ответ что-то одобрительное. Она радовалась, что нашла в Марни союзницу. Может, все-таки жизнь будет и дальше идти так же размеренно и по-семейному, и, когда минует самая сильная жара, они с Марни посадят новые цветочные клумбы и устроят бордюры из неприхотливых кустарников. И на следующий год, если погода окажется благоприятной, они будут вознаграждены не только богатыми урожаями овощей, но и порадуют всех роскошными цветами.

Но на следующее утро Лу уже не была столь уверена в этом. Она ни в чем не была уверена! Угнетающее беспокойство снова захлестнуло девушку. Она стояла неподвижно, глядя на нечто, оказавшееся у нее в руках…

Если бы Марни не попросила убрать на место воротнички, которые она накрахмалила для Стива, Лу так ни о чем бы и не узнала.

— Я уже сто лет собираюсь это сделать. Воротнички от его парадных рубашек. Они так и остались лежать в моей рабочей корзинке с тех пор, как я спешно уехала тогда к брату. Ты просто положи их в круглую кожаную коробочку в правом верхнем ящике комода, когда пойдешь заправлять его постель, ладно, Лу?

Лу так и сделала.

Только когда она приподняла стопку воротничков, чтобы вложить внутрь свежие, одна из запонок зацепилась и упала внутрь ящика. Лу подняла белье, чтобы вытащить ее, и увидела фотографию.

На нее смотрела Анжела Пул: торжествующе, словно знала, что Лу сейчас смотрит на нее, полная дурных предчувствий. Глаза Анжелы, прищуренные из-за фотовспышки, насмехались и бросали вызов. Ее голова была чуть откинута назад, плечико изящно приподнято, на обнаженной шее сияла нитка жемчуга.

Под фотографией кудрявым почерком с обратным наклоном бледными сине-зелеными чернилами она подписала: «Стиву с любовью». И ниже, в завитушках, одно-единственное слово: «Анжела».

Лу прерывисто вздохнула. Ее рука, держащая фотографию, дрожала, и казалось, будто глаза Анжелы вдруг вспыхнули, а рот на миг скривился в презрительной усмешке. Лу подумала, что сейчас Анжела выглядит почти так же, как в тот день в конторе, — будто она снова победила.

Ну что ж, теперь Лу знала худшее. Ее страхи подтвердились. Действительно, в тот день сюда звонила Анжела Пул. Значит, она и есть та самая девушка из Сиднея, которая занимает в жизни Стивена Брайента особое место и которой скучна сельская жизнь, но не Стив. Да, это в стиле Анжелы.

Лу перевернула фотографию. Там не было даты. Не было ничего, что подсказало бы, как давно эта Девица знакома со Стивом. Бант и Энди говорили, что Анжела гостила в Ридли-Хиллз незадолго до того, как они появились здесь в качестве джакеру. Они никогда не встречались с этой красоткой, даже не знали ее имени. Может быть, она прислала фотографию, когда вернулась в Сидней? Но Стив тоже много раз бывал с тех пор в Сиднее. Скорее всего Анжела подарила ему фото в один из его визитов — визитов к ней!

Она осторожно положила фотографию на место, достала упавшую запонку и начала укладывать белье.

То, что фотография оказалась на самом дне ящика, ничего не значило. Стив Брайент — сдержанный и серьезный — не из тех людей, кто открыто демонстрирует свои привязанности. Лу считала, что в отношении тех, кто ему действительно дорог, Стив может быть настоящим собственником. Если этот снимок для него что-то значит, скорее всего, он вытащит его, когда останется один, и будет изучать в одиночестве, а не выставит на всеобщее обозрение.

— Вы что-то ищете, мисс Стейси?..

На пороге стоял Стив с мрачным выражением лица.

Лу поспешно задвинула ящик комода и обернулась. Краска вины залила ее щеки, на лбу выступил холодный пот, руки заледенели. Глядя ему в глаза, девушка объяснила, почему открыла ящик.

Он, казалось, немного успокоился. Или ей почудилось, что выражение его лица немного смягчилось?.. Лу чувствовала, что он по-прежнему насторожен.

— Понятно, — кивнул ее наниматель. — Вы показались мне встревоженной. Вы не переутомились? Может быть, на вас так плохо действует жара? К Рождеству будет еще жарче, имейте в виду.

— Бог мой, ничуть, — быстро возразила Лу, чувствуя себя виноватой из-за того, что ей приходится кривить душой. — Мне… я себя здесь очень хорошо чувствую. Я не люблю сидеть без дела… Вообще-то я пришла заправить постель. — Она потупила взгляд. — Это тот самый коврик, который вы сделали брату? — услышала она свой неожиданный вопрос, уводивший от разговора о ней. Девушка внимательнее присмотрелась к лежащему у ее ног прямоугольнику из прекрасно подобранных кусочков меха.

— Да, я когда-то сделал его для Пипа. — В его низком голосе зазвучали нежные нотки. Лу прежде никогда их не слышала.

— Очень красивый коврик. Мне Марни рассказала. Я не знала, что это вы его сделали, хотя и раньше им любовалась.

— Похоже, действительно неплохая работа для двенадцатилетнего паренька. — В его голос вернулась обычная небрежность. — Я отдам его юному Питеру, сыну Филиппа, как только буду уверен, что дети по-настоящему прижились в новом доме. Он любил заходить сюда и гладить его. Такие желтые шкурки большая редкость.

— Желтые, черные, коричневые, серые! Я никогда не думала, что кролики могут быть таких оттенков. Если не считать крупных белых кроликов с красными глазами, которых я видела в Англии, я думала, что они все просто серые.

— Скучаете по Англии, мисс Стейси? — Он пристально смотрел на нее.

— Ни капельки.

— Когда вы приехали в Австралию, похоже, вы совсем недолго пробыли в Сиднее. Вам там не понравилось?

Его расспросы начали беспокоить Лу.

— Там было неплохо, — ответила она уклончиво и, подойдя к кровати, стала снимать белье. — Я… просто подумала, что в сельской местности мне будет как-то спокойнее, только и всего.

— Когда вы сюда приехали, мне показалось, что вы от чего-то убегаете. Вы походили на испуганного кролика, пустившегося наутек.

Лу вздрогнула. Может, он подозревает? Могло ли случиться так, что в тот день Анжела узнала ее голос и написала ему? Теперь Лу понимала, что именно терзало ее со времени того телефонного разговора. От страха у нее пересохло во рту.

— Я не считаю, что кому-то может быть интересна причина, по которой я покинула Сидней, мистер Брайент. Может, мне просто хотелось увидеть в новой стране как можно больше?..

Стивен Брайент вызывающе ухмыльнулся:

— Возможно, мисс Стейси. Но я бы поставил на сердечные дела, судя по тому, как вы взъерошились. Когда вы сердитесь, вы просто очаровательны. Скажите, что он сделал, если вы забрались в такую глушь?

Лу лихорадочно соображала. Он ничего не узнал от Анжелы, ликовала она, не мог узнать! И если он считает, что причина кроется в мужчине, то пусть так и думает. Что плохого? Она переиграет его в предложенной им угадайке, это поможет ей и дальше оберегать, скрывать свое неуместное чувство к нему.

Лу ловко расправила простыню и лукаво улыбнулась.

— Может, я положилась на старинную мудрость, — отчаянно солгала девушка, — что в разлуке чувство крепнет…

Сузив дымчато-серые глаза, Стивен Брайент пристально уставился на ее разрумянившееся лицо.

— Понятно, мисс Стейси, — медленно произнес он, — понятно. Ладно, желаю вам удачи. Кажется, иногда временная разлука помогает спасти любовь. — Стивен Брайент круто развернулся и ушел.

Лу в изнеможении опустилась на полузастеленную постель. Ей почудилось, или его взгляд в самом деле устремился на правый ящик комода с фотографией Анжелы, когда он это говорил?..

# # #

К следующей пятнице Лу закончила свое рукоделие. Теперь они с Марни с удовольствием готовились к Рождеству.

Надо было приготовить пудинги, покрыть помадкой большой торт. А огромный копченый окорок отказывался влезать в обычные кастрюли, и в конце концов его пришлось варить в баке для белья. Распаковывая полученный в воскресенье заказ бакалеи, Марни считала пачки сочного мускатного изюма, засахаренных ананасов и баночки с орехами, а Лу немало потрудилась над тем, чтобы с помощью марципана и карамели украсить печенье. Потом она взяла мешок с почтой и пошла разбирать письма.

Она все еще стояла на коленях в кабинете с мертвенно-бледным лицом, сжимая в руке письмо. В таком положении и застал ее Бант. Он заглянул в комнату забрать письма своих поклонниц. Но шутка замерла у него на губах при виде согбенной фигурки.

— Лу, что произошло? — Он встревоженно обнял девушку и с любопытством взглянул на конверт, который она продолжала держать в дрожащей руке.

«Стивену Брайенту, эсквайру» — тот же кудрявый почерк с обратным наклоном, что и на фотографии из комода. Лу узнала его — ведь сотни раз в конторе в Сиднее видела те же характерно разукрашенные прописные буквы, то же пристрастие к бледно-бирюзовым чернилам.

— Лу, что такое?

Бант настойчиво потянул ее за плечо, и Лу вернулась на землю. Она боялась даже думать, что ее ждет, когда Стив вскроет это письмо. Неужели Анжела написала специально, чтобы обвинить Лу? Надо попытаться отсрочить момент, когда ставшие ей дорогими люди повернутся к ней с тем же выражением обвинения, отвращения и неприязни, какое она увидела на лице Дика.

— Ни… ничего. Все в порядке, Бант. Просто на минуту мне показалось… показалось… этот почерк напомнил мне о том, что случилось когда-то, о чем я давно не вспоминала… — Лу выдавила невеселый смешок. — Вот, Бант, эти все — тебе, а Энди сегодня только одно, для Блю брошюра лотереи. Вот и вся корреспонденция.

Она встала с колен, автоматически отряхнулась и положила оставшуюся пачку писем на письменный стол Стивена Брайента, стараясь вести себя как можно спокойнее. Кудрявый почерк по-прежнему оставался сверху стопки.

Они с Бантом вышли вместе, и в дверях юноша успокаивающе стиснул ее руку и прошептал:

— Держись, старушка! Все не так плохо, как кажется!

Все оказалось гораздо хуже. Роковое известие пришло тем же вечером, когда они отдыхали на веранде в шезлонгах. Стивен Брайент наклонился к своей няне и тихо сказал ей:

— Ах да, между прочим, Марни, на Рождество приедет Анжела. Я сегодня получил от нее письмо. Она не собиралась приезжать до бегов с пикником, как и в прошлом году, но, похоже, ей надоело встречать Рождество в городе, и она решила посмотреть, что такое сельский праздник.

Его голос звучал хладнокровно, невыразительно, если не считать циничной насмешки, адресованной женщинам. Если он и услышал, как Лу тяжело вздохнула, то не подал виду, а продолжал раскуривать трубку с холодным равнодушием к реакции окружающих.

А Марни тем временем говорила с нескрываемым осуждением в голосе:

— Что за время она выбрала для приезда! Не сомневаюсь, она будет себя чувствовать в нашей жаре как увядающая лилия. Ты хочешь, чтобы я приготовила для нее восточную спальню?

Она предложила с неохотой. В темноте сверкнули в улыбке белоснежные зубы Стива — его явно позабавила откровенная неприязнь няни к будущей гостье.

— Спасибо, дорогая. Это идеально, — мягко отозвался он и, не удержавшись, насмешливо добавил: — А если она и правда растает, то мы знаем по крайней мере одного человека, которого это не огорчит! Вы двое никогда ведь не ладили, правда?

Марни презрительно хмыкнула, но сжала губы покрепче, не давая втянуть себя в неприятный разговор. В конце концов, она свое место знает, но Стиву полезно почувствовать, что не все согласны с его мнением. К тому же его очаровательная городская подружка далеко не идеальная гостья со своими капризами. Это Марни уже давно узнала с первого приезда этой девицы. Она была высокомерна, холодна и равнодушна. Ждала преклонения и обращалась с пожилой женщиной надменно-снисходительно, что та находила весьма обидным и неприятным.

Лу от их разговора бросало то в жар, то в холод. Страх заполнил все ее существо. Она с трудом понимала, о чем говорит Марни.

— Когда она приезжает, Стив?

— Накануне Рождества. Я сам ее встречу.

Канун Рождества! Четверг! Лу осталось ждать только до четверга, а потом… что потом? Уж конечно, не счастливый праздник, который предвкушала Лу, пока втайне от всех рукодельничала, заворачивала подарки в нарядную бумагу, пекла торт и печенье. С приездом Анжелы в Ридли-Хиллз не будет ни мира, ни тепла — можно не сомневаться.

Как же узнать, зачем она приезжает! Только ли повидаться со Стивеном Брайентом, или Анжела знает, что Лу здесь? А если она пока не в курсе, то что сделает, когда они встретятся?.. Лу взволнованно провела рукой по волосам, а потом уткнулась лицом в ладони — болезненный жест отчаяния, который темнота скрыла от окружающих.

# # #

В канун Рождества утренний поезд опоздал. Толпы людей, стремящихся попасть домой на праздник, запрудили платформы Центрального вокзала в Сиднее, и из-за этой толчеи почти все поезда отправлялись не по расписанию.

К тому времени, как машина остановилась у дома, Анжела устала от жары, запылилась и разозлилась. Они подождали, пока облако пыли наконец-то уляжется, а потом уже вышли из автомобиля. Лу, выглядывая тайком из своей комнаты, неожиданно для себя позлорадствовала, увидев, что белые туфельки Анжелы с невероятной высоты каблуком-шпилькой скрылись под щедрым слоем плотной красной пыли. Видимо, правило «пассажир открывает ворота» распространялось и на эту надменную красотку, заметила про себя Лу и горько усмехнулась. Стив помог Анжеле выйти из машины, достал из багажника два гигантских чемодана, чемодан поменьше и шляпную коробку — все из кремовой кожи.

Анжела аккуратно поправила льняную юбку, повесила на тонкое запястье плоскую белую сумочку и осторожно прошла за Стивом по дорожке.

Сетчатая дверь открылась, и до Луизы донесся ее голос, тихий и жалобный:

— Ты просто оставь чемоданы здесь, милый. Марни потом их распакует, после того, как я отдохну. А, вот и вы, Марни. Как поживаете? Надеюсь, вы ничего мне не готовили. Я, может, только чуть перекушу, а потом мне просто необходимо отдохнуть. Надеюсь, в моей комнате есть вентилятор?

Лу не расслышала ответа Марни. Она расправила плечи, глубоко вздохнула, подняла голову и вошла в холл. Этого момента Лу со страхом ждала уже много дней. Но сегодня она смиренно шла навстречу судьбе. Ей оставалось только надеяться, что Стивен Брайент, который повернулся в двери спальни при звуке ее легких шагов, не разглядит за бледным лицом и твердой походкой тихое отчаяние, которое она отважно старалась скрыть.

Его темные брови поползли вверх, на мгновение удивленно нахмурились. Он взял Анжелу под локоть, повернул в сторону двери и произнес ровным голосом:

— Анжела, ты ведь еще не знакома с Луизой Стейси? Мисс Стейси приехала присматривать за детьми Филиппа, но я, кажется, тебе объяснил, что в результате она осталась помогать Марни. Мисс Стейси — мисс Анжела Пул.

— Нет, мы не встречались. Хотя мне кажется, что я про нее знаю все. Ты ведь что-то сообщал в своих письмах, да, дорогой? Очень приятно, мисс Стейси. — Голос Анжелы стал визгливым. В ее холодных зеленых глазах не было и намека на узнавание.

Вот, значит, как! Они, оказывается, никогда раньше не встречались.

Но по тому, как Анжела чуть заметно подчеркнула столь невинные слова «мне кажется, я про нее знаю все», Лу поняла — чтобы остаться в Ридли-Хиллз, ей надо принять правила игры, которые будет диктовать Анжела.