На берегу бухты располагался Тарнсбергский порт. Каждое утро, когда вода сверкает и искрится в ярком свете зари, возвращались из моря рыбацкие лодки. Однажды осенью Рэндал стоял у высокого окна в спальне и смотрел, как розовеют под лучами восходящего солнца треугольные паруса кораблей.

Утреннее солнце озарило ласковым светом раскрытую страницу переплетенной в кожу тетради, над которой Рэндал просидел всю ночь, пока Гаймар не потребовал, чтобы он погасил свечу и лег спать. За долгие месяцы учения — а прошел уже почти целый год — Рэндал стал писать намного увереннее, но почерк оставался неразборчивым, и на первые страницы книги было страшно смотреть.

Рэндал уже успел заполнить почти половину книги. Он записывал в нее мысли и комментарии полудюжины учителей, а также множество небольших заклинаний. Но до сих пор ему с трудом удавались даже самые простые чары, и он чувствовал, что находится ненамного ближе к постижению тайн волшебства, чем в первые дни учения в Школе.

«Я пробуду здесь вдвое дольше Николаса, но не выучу и половины того, что знает он», — с горечью думал Рэндал, натягивая тунику.

За последний год мальчик сильно вырос, одежда, в которой он пришел из Дуна, стала коротка и тесновата в плечах, поэтому в Школе ему взамен старого выдали новое платье. Полученный костюм, из которого тоже кто-то давно вырос, оказался великоват и к тому же сильно поношен, однако был удобным и теплым. Рэндал затянул пояс и набросил на плечи черную накидку ученика, надеясь, что она закроет заплаты на потертой тунике.

За окном, в гавани, рыбаки убирали паруса и сушили сети. На улицах города становилось оживленнее — сельские жители торопились к открытию рынка. Рэндал еще немного постоял у окна, любуясь мирной сценой, и в который раз задумался о том, как идут сейчас дела в замке Дун и сильно ли лорд Элайн рассердился на него за внезапный отъезд.

«Прошло больше года, — думал он. — И никто не прислал мне весточки. Сообщила ли им Школа, что я здесь?»

Он не знал, что думали о его отъезде обитатели замка Дун и что они рассказали его семье. «Да вспоминают ли они меня вообще? Или давно забыли?»

Вздохнув, Рэндал отвернулся от окна и взял кусок пергамента, который лежал на столе, придавленный небольшим осколком горного хрусталя. Во время подготовки бесконечных заданий Рэндал пристально смотрел на этот прозрачный камушек, пытаясь сосредоточиться, но без особого успеха. Вчера после ужина Гаймар с плохо скрываемым злорадством вручил ему записку, и в тот вечер все силы Рэндала ушли на то, чтобы скрывать, как сильно напугало его это послание.

Оно гласило: «Утром я буду свободен. Обязательно найди меня: твоя учеба продвигается слишком медленно. Боурин».

Поначалу Рэндал решил найти Ника и спросить его совета. Тому, кто гордится самым долгим сроком обучения в Школе, такие записки должны быть хорошо знакомы.

А может, и незнакомы. Когда было нужно, Ник безукоризненно выполнял любое волшебство. У него был природный талант. А Рэндал успел окончательно увериться, что у него такого таланта нет. Каждый, самый крошечный успех давался ему с нечеловеческими усилиями, и успехов этих было слишком мало. Даже у Гаймара, одинаково презиравшего и Школу, и волшебство вообще, получалось гораздо лучше.

Рэндал бросил неприязненный взгляд на товарища по комнате, посапывавшего на своей кровати, и размашистым шагом вышел из спальни. «Если Боурин уже проснулся, — думал он, — лучше покончить с делом как можно скорее».

Он нашел Боурина в трапезной, за завтраком. Молодой мастер, видимо, разжигал огонь в кухонном очаге — может быть, заклинаниями, а может, более привычными способами. Рэндалу припомнилось, что в замке Дун повариха и кухонная прислуга каждый день принимались за работу задолго до рассвета.

Боурин поднял глаза на вошедшего.

— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал молодой мастер. — Садись.

Рэндал повиновался. Здесь, совсем рядом с кухней, ноздри ему щекотал аппетитный запах каши, приправленной сушеными фруктами и медом. Завтрак сегодня, для разнообразия, будет вкусным. Но записка от Боурина отбила у него всякий аппетит.

— Вчера вечером я получил твою записку, — сказал Рэндал.

— Рад, что ты решил не откладывать дело в долгий ящик, — ответил Боурин. — Это хорошо. — Молодой мастер отодвинул остатки завтрака и сложил руки на скатерти. — Рэндал, ты хороший парень. Ты мне нравишься. Почти все относятся к тебе хорошо. Но этого мало. Твои успехи в учебе неудовлетворительны.

Рэндал опять кивнул. «Сейчас, наверно, меня вышибут», — подумал он и крепко стиснул под столом кулаки. Изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрогнул, он сказал:

— Да. Я знаю.

Боурин сочувственно вздохнул.

— Мы понимаем, что ты ни в чем не виноват. Просто твоя подготовка оказалась недостаточной. Но это не меняет дела. Ты один из учеников, за которых никто не платит, поэтому к тебе предъявляются повышенные требования. Скоро, в начале второго года твоей учебы, тебя ждут экзамены, и если ты их не сдашь, тебе придется покинуть Школу. Понимаю, что это несправедливо, тем более, что ученики, которые платят за учебу, могут посещать занятия сколько угодно, пока хватает денег. Но так уж устроен мир.

— Понимаю, — сказал Рэндал. — Но что мне делать?

Молодой мастер покачал головой.

— Не знаю. Тренируйся как: можно больше, старайся овладеть самоконтролем, отрабатывай технику. У тебя огромный природный талант, Рэндал, и мы не хотим потерять такого ученика из-за того, что у него проблемы с освоением знаний.

Смущенный и подавленный, Рэндал вышел из Школы и побрел по улицам Тарнсберга. «Значит, у меня все-таки есть природный талант, — подумал он и грустно усмехнулся. — Что проку мне с этого таланта, если я не умею им пользоваться?»

Мальчик не знал, куда бы пойти. Уроки начнутся только в десятом часу, а если вернуться в спальню, то придется все утро сносить насмешки Гаймара. Поэтому Рэндал немного побродил по улицам, а потом решил отправиться на другой конец города, в плотницкий квартал, надеясь застать Николаса дома. «Может быть, он подскажет, что мне делать».

— Стой!

Крик, донесшийся издалека, вывел Рэндала из задумчивости. Он остановился и огляделся по сторонам. Повсюду, закрывая обзор, высились каменные дома, трех- и даже четырехэтажные. Рэндал немного успокоился. На улице он был один, а крик доносился откуда-то издалека. Окликали явно не его.

— Стой! — закричали опять. — Держи вора!

И тут Рэндал понял. Суматоха началась на рыночной площади. Теперь все законопослушные граждане, услышавшие крик о помощи, побросают свои дела и кинутся в погоню за нарушителем. Народ заполнит улицы, растечется по аллеям и переулкам. Если толпа поймает несчастного, его растерзают на месте, поэтому воришка пустит в ход всю свою ловкость и проворство, чтобы уйти от расправы.

Пока Рэндал стоял и размышлял, крики начали приближаться. Погоня двинулась в его направлении. Разъяренные голоса раздавались все ближе. Мало ему своих неприятностей, не хватало еще нынешним утром попасть в гущу погони! «Если я побегу, — подумал Рэндал, — они подумают, что я и есть вор, и погонятся за мной. Лучше убраться с дороги подобру-поздорову».

Он отступил назад, в узкий проем между двумя зданиями. Там едва хватало места для худенького ученика-волшебника и для пустой бочки из-под дождевой воды.

Крики толпы звучали все ближе.

— Стой! Держи вора!

Рэндал поморщился. Он жил в городе уже почти год и успел понять, что в погоню — слепую, злобную — охотно включаются все, даже те, кто понятия не имеет, что же натворил несчастный воришка.

«Тоже мне, развлечение, — с неприязнью подумал он. — Кровожадные негодяи».

Затем сквозь гул приближающейся толпы Рэндал услышал топот бегущих ног. В узкую щель рядом с ним втиснулась щуплая оборванная фигурка. Воришка, зажав под мышкой буханку хлеба, беспомощно переводил взгляд с Рэндала на глухую стену в конце переулка.

Юный волшебник мельком успел заметить узкое остроносое лицо и большие голубые глаза. Задыхаясь, беглец прошептал:

— Не выдавай! — и нырнул в дождевую бочку.

Рэндал вышел обратно на улицу и обернулся в сторону площади. По мостовой с громким топотом приближалась толпа. Даже самый маленький из них, с презрением заметил Рэндал, был старше и выше несчастного беглеца.

Заметив Рэндала, предводители погони бросились к нему.

— Эй, ты! Колдуненыш! — выкрикнул коренастый толстяк, в котором Рэндал узнал Освальда Пекаря, чья лавка находилась неподалеку от Школы. — Не видал здесь мальчишку?

Рэндал покачал головой.

— Нет, не видал. Здесь ни один мальчишка не проходил.

Пекарь нахмурился.

— Ну, ты уж точно не тот, кто нам нужен. Негодник, наверно, побежал в другую сторону. — Освальд повернулся к толпе и заорал: — Должно быть, потеряли его на Пудинговой улице!

Он нехотя побрел назад. Толпа, все еще крича: «Стой! Держи вора!» — повернула вспять и двинулась обратно к площади.

Рэндал дождался, пока последние из горожан не скрылись за углом, и подошел к бочке. Сунув руку внутрь, он сгреб край туники и вытащил прячущегося беглеца — маленького, кожа да кости, одетого в рваные лохмотья.

Рэндал встал между бочкой и выходом из переулка. Не выпуская беглеца, осмотрел его с головы до ног.

— Ну и повезло же тебе, — медленно произнес он. — Если бы меня спросили, не видал ли я здесь вора, мне пришлось бы ответить, что видал.

Беглец не выказывал особой благодарности.

— Так почему же не сказал?

— Потому что вижу, что ты не…

Но Рэндал не успел закончить. Незадачливый воришка вывернулся и побежал к улице. Рэндал едва сумел схватить его за подол грязной, рваной туники.

— Потому что, как я уже сказал, — закончил Рэндал, крепче сжимая беглеца, — я вижу, что ты не мальчишка.

Это и вправду была девочка — немытая, голодная, и Рэндал с удивлением заметил, что она примерно его возраста.

— У тебя глаз поострее, чем у этого дурака пекаря, — только и сказала она.

— Дурак он или не дурак, — возразил Рэндал, — но у Освальда глаз достаточно острый, чтобы заметить, как ты украла хлеб. Пустое это занятие — воровство, особенно в городе, где каждый волшебник может наложить защитные чары.

Девочка пожала плечами.

— Я голодна.

— Пусть ты и голодна, — сказал Рэндал, — все равно тебе нельзя больше разгуливать по улицам в такой одежде. Если тебя кто-нибудь узнает, толпа опять бросится в погоню и разорвет тебя на клочки.

— Что поделаешь? — вздохнула девочка. — Ничего другого у меня нет.

Рэндал постоял немного, размышляя. Ему не хотелось брать на себя ответственность за полуголодную неумелую девчонку-воришку, но ничего другого не оставалось — не бросать же ее на растерзание озверевшей толпе!

Он вздохнул. «Каждый шаг влечет за собой определенные последствия, сказал бы мастер Тарн».

— Пойдем со мной, — скомандовал он. — Тут неподалеку есть местечко, где тебе ничего не будет грозить. Там я тебя накормлю.

Вскоре они пришли к Нику, в комнату над плотницкой мастерской Ник сидел на помятой кровати и настраивал лютню. Рэндал разместился, скрестив ноги, прямо на дощатом полу, а девочку усадили в единственное кресло, и она ту же вцепилась зубами в украденную буханку хлеба. В другой руке она сжимала ломоть сыра, который Ник выпросил у Плотниковой жены.

На глазах у Рэндала девочка откусила огромный кусок сыра, торопливо прожевала и проглотила. Затем набила полный рот хлебом.

— Не ешь так быстро, — предупредил Рэндал — Живот заболит.

Девочка кивнула и продолжила жевать.

— Меня зовут Рэндал, — представился мальчик. — А это Николас.

Ник налил воды из кувшина в кружку, и девочка отхлебнула большой глоток, потом указала на себя.

— Лиз.

И, не продолжая беседы, опять откусила по огромному куску хлеба и сыра и принялась жевать дальше. Лишь умяв все до последней крошки, она откинулась на спинку кресла и удовлетворенно вздохнула.

— Спасибо, — поблагодарила она — В первый раз наелась за много дней.

Теперь, когда она немного успокоилась и не дрожала от страха, ее голос звучал чисто и звонко; говорила она на языке Брисландии с непривычным, хотя и приятным акцентом.

Рэндал с любопытством взглянул на нее.

— Откуда ты? — спросил он. — Ясно, что нездешняя.

— Я пришла из южных земель, — ответила девочка. — Окситания, Вендалузия, Меридок…

— Откуда именно? — уточнил Николас. Бородатый ученик все еще перебирал струны лютни.

— Отовсюду, — откликнулась Лиз. — И ниоткуда. Думайте как хотите. — Она склонила голову, прислушиваясь к дребезжащим звукам, которые Ник извлекал из лютни.

— Если я доживу до шестидесяти, то сорок лет из них проведу, настраивая эту штуковину, — пожаловался Ник.

Лиз протянула руку к инструменту.

— Так ты ее никогда не настроишь, — сказала она. — Дай мне.

Николас вручил девочке лютню, и два ученика с удивлением увидели, как тонкие грязные пальцы девочки быстро и умело натянули струны.

Закончив работу, девочка подняла глаза от инструмента и сказала:

— Разве вы, волшебники, не знаете заклинаний для таких дел?

— Мы еще только учимся, — смущенно ответил Рэндал.

Николас кивком подтвердил его слова.

— Кроме того, даже учителя в Школе тебе скажут, что нет смысла настраивать инструменты с помощью магии.

— Почему? — спросила Лиз.

— Ну… — замялся Ник. — Одно дело — просто настроить лютню. Это легко для некоторых. Но затем нужно поддерживать ее в таком состоянии. Ничто не должно меняться ни в дереве, ни в струнах, ни в колках, иначе ноты опять зазвучат фальшиво. А воспрепятствовать переменам — значит остановить время.

— Но нельзя играть музыку вне времени, — возразила Лиз. — Так не бывает.

— Вот именно, — подтвердил Ник и задумался. — Я слыхал, только эльфы и демоны, которые живут в иных сферах, где время остановилось… только они научились делать инструменты, которые никогда не меняются.

— Как эльфийские мечи, — подтвердил Рэндал. — Они никогда не ржавеют и не тупятся.

— Это все сказки, — грустно улыбнулась Лиз. — В жизни все совсем иначе.

Не успели ученики ответить, как она опять взяла лютню и заиграла. Полилась нежная мелодия. Девочка запела высоким чистым голосом:

Рэндал уже слышал эту песню в парадном зале Дуна. Но на сей раз история земного человека, который полюбил королеву эльфов и ушел с ней, показалась ему не столько волшебной, сколько печальной. Когда в тишине, под стропилами неприбранного чердака, замерли последние аккорды, Рэндал украдкой смахнул слезу, а Николас посмотрел на Лиз с нескрываемым уважением.

— Клянусь солнцем, луной и звездами, — воскликнул великовозрастный ученик, — если ты умеешь так играть на лютне, почему же ты воровала хлеб в булочной Освальда?!

— Я была голодна, — ответила девочка, как раньше, в переулке. — Путешествуя по деревням, я могла музыкой зарабатывать себе на хлеб, но в Тарнсберге удача покинула меня.

— Ты добиралась из южных земель в одиночку? — переспросил Рэндал, не веря своим ушам.

Лиз покачала головой.

— Со мной была семья… Нас было много, целая труппа, все артисты. Мы могли делать все, что хотела публика, — петь, танцевать, разыгрывать спектакли. И за наше искусство люди платили хорошие деньги. Медь, серебро… Однажды даже золото, на герцогской свадьбе. Потом мы услышали, что в Брисландии уже двадцать лет не выступала ни одна труппа, поэтому решили пойти на север, посмотреть здешнюю публику.

Она дернула за струны лютни, и те отозвались резким взвизгом.

— Мы перешли через окситанскую границу и побрели по этой стране. Через два месяца на нас напали разбойники. Я ненадолго уходила, чтобы купить дюжину яиц у жены крестьянина. Только это меня и спасло: когда я вернулась, никого не было в живых.

Девочка замолчала, ее глаза потемнели. Перед ней проплывали страшные картины недавнего прошлого. Потом она собралась с силами, встряхнула головой, отгоняя горькие воспоминания, и продолжила:

— Разбойники похитили все, включая костюмы. Не оставили даже грошового свистка.

— Прости, — проговорил Рэндал, хотя знал, что никакими словами тут не поможешь. — Я бы хотел…

— Хотениями сыт не будешь, — перебил его Ник. — Знаешь что, мадемуазель Лиз, возьми эту лютню. Держи у себя столько, сколько будешь в Тарнсберге. Скажи Плотниковой жене, пусть наполнит тебе ванну, и попроси чистое платье: она добрая женщина, не откажет. Потом иди к владельцу «Смеющегося Грифона» и скажи, что тебя прислал Николас. Он пустит тебя развлекать песнями вечерних посетителей.

На губах Лиз снова заиграла улыбка, худощавое лицо словно засветилось изнутри. Рэндал, глядя на девочку, так и не придумал, что сказать. Он знал, что в Брисландии после смерти монарха наступили тяжелые времена: в замке Дун давно уже ни о чем другом не говорили. Но рассказ девочки пробудил в нем такую сильную боль, какой никогда не вызывали политические дискуссии. Он хотел помочь, но чувствовал полную беспомощность.

«Что я могу сделать? — с горечью думал он. — Я всего лишь ученик волшебника, да к тому же не очень хороший».

Когда Лиз помылась и переоделась в новое чистое платье, Рэндал показал ей дорогу к «Смеющемуся Грифону», а сам пошел на уроки в Школу. Утренний разговор с Боурином привел его в мрачное настроение, и знакомство с девочкой-музыкантшей не прибавило радости.

Поэтому он ничуть не удивился, когда первый урок в десять часов закончился полным провалом. Сколько ни старался, он не сумел создать даже простой свет для чтения — яркий сгусток холодного пламени, который почти все ученики без труда умели вызывать к концу первого года обучения. На девятой или десятой попытке свет, наконец, загорелся, но какой! Яркая бело-голубая вспышка едва не ослепила его, а пальцы покрылись пузырями от ожогов.

— Контролируй свою силу! — со вздохом посоветовал мастер Тарн. — Ты читаешь малозначительное заклинание с таким пылом, будто призываешь демонов в магический круг. Иди, смажь ладони целебной мазью, потом возвращайся, и мы снова займемся теорией.