Глава 1

Человек

Было 4 февраля 1875 года. Стояла студеная зима, густой снег покрывал ущелья гор Джильмертон. Тем не менее паровая машина освобождала от снежных покровов железнодорожный путь, и вечерний поезд медленно, с пыхтением, полз по линии, соединяющей множество шахтерских и заводских поселков; он поднимался по крутому откосу, который ведет от Стегвилля, расположенного на низменности, к Вермиссе, центральному городу, стоящему в верхнем конце долины. Оттуда путь направляется вниз к Бартену, к Хельмделе и к земледельческой области Мертон. Дорога здесь была одноколейная, на каждом из бесчисленных запасных путей стояли вереницы платформ, груженых углем и железной рудой, — точно немые свидетели скрытого под землей богатства долины, привлекшего сюда множество народу и внесшего бурное оживление в этот унылый угол Соединенных Штатов.

Это было, действительно, унылое место! Вряд ли первый пионер, пересекший его, представлял себе, что самые прекрасные прерии, самые роскошные заливные пастбища не имеют цены в сравнении с этой мрачной областью, покрытой черными утесами и чащей леса. Над темным, нередко почти непроходимым бором, покрывавшим склоны гор, поднимались высокие обнаженные вершины, покрытые вечными снегами. И внизу, по долине, которая извивалась меж зубчатых скал, полз маленький поезд.

В переднем пассажирском вагоне, вмещавшем всего двадцать или тридцать человек, только что зажгли лампы. Они слабо освещали пассажиров — в основном рабочих, возвращавшихся домой после трудового дня. Судя по их закоптелым лицам и лампам Дэвиса, которые они везли с собой, это были большей частью шахтеры. Они сидели вместе, курили и тихо разговаривали, время от времени поглядывая в противоположную сторону вагона, где сидели двое в полицейских мундирах. Несколько женщин-работниц и двое-трое путешественников, по всей видимости, местные мелкие лавочники, довершали компанию; в углу же, отдельно от всех, сидел молодой человек. Он-то нас и занимает. Присмотритесь к нему и как следует — он того стоит.

На вид ему не больше двадцати девяти лет, он среднего роста, у него свежий цвет лица, проницательные, полные жизни серые глаза поблескивают, когда он через очки оглядывает соседей. Похоже, что у молодого путешественника общительный характер; поверхностный наблюдатель заключил бы, что перед ним наивный простак, готовый вступить в любой разговор. Но вглядитесь пристальнее: видите это выражение силы в очертании его подбородка, мрачную складку губ? Это свидетельствует, что под наружным добродушием темноволосого молодого ирландца кроется неведомая глубина, и он неминуемо оставит след, хороший или дурной, всюду, куда бы не закинула его судьба.

Раза два молодой человек пробовал заговорить с ближайшим своим соседом-шахтером, но, получив краткие неприветливые ответы, умолк и стал хмуро смотреть в окно на мелькающий мимо пейзаж. Невеселые картины: сквозь сгустившийся мрак пробивался красный отсвет пламени горнов, раскиданных по склонам гор. Большие груды шлака и горы золы громоздились по обеим сторонам железнодорожной линии; за ними поднимались вышки угольных шахт. Тесные группы жалких деревянных домов со слабо освещенными окнами располагались там и сям по пути; на частых станциях толпились их закоптелые обитатели. Долина Вермиссы не привлекала праздных людей: всюду виднелись суровые следы жестокой борьбы за существование.

На лице молодого путешественника, который смотрел на мелькавшую мимо окон вагона унылую местность, выражалось смешанное чувство отвращения и любопытства; он явно был здесь новичком. Несколько раз, достав из кармана длинное письмо, ирландец пробегал его глазами и что-то писал сбоку, а один раз вытащил предмет, который мало соответствовал его добродушному виду, — большой револьвер. Он повернул его к себе дулом, и блики на краях отверстий барабана показали, что оружие заряжено. Ирландец быстро спрятал револьвер обратно в потайной карман, но человек, сидевший на соседней скамье, успел заметить его.

— Ага, приятель, — бросил он, — ты, видно, наготове?

Молодой ирландец улыбнулся с некоторым замешательством.

— Да, — сказал он, — там, откуда я еду, иногда требуется оружие.

— Это где же?

— Я из Чикаго.

— А здесь впервые?

— Да.

— Оружие, пожалуй, и у нас пригодится.

— Да? — спросил молодой человек, по-видимому, заинтересованный.

— Разве ты не слыхал, что у нас здесь делается?

— Ничего особенного не слышал.

— А я думал, что о нас говорят всюду. Скоро услышишь. Что тебя заставило сюда приехать?

— Я слышал, что здесь легко найти работу.

— Ты принадлежишь к Рабочему союзу?

— Конечно.

— Тогда ты, пожалуй, работу получишь. У тебя тут есть друзья?

— Нет, но я могу их приобрести.

— Как?

— Я принадлежу к старинному ордену масонов. Почти в каждом городе есть ложа, а где есть ложа, там у меня появятся и друзья.

Слова ирландца произвели странное действие на его собеседника: он подозрительно осмотрел остальных пассажиров. Шахтеры по-прежнему негромко беседовали. Полицейские дремали. Сосед молодого человека поднялся со своего места, сел рядом и протянул руку. Они обменялись рукопожатием.

— Я вижу, ты сказал правду, но лучше удостовериться.

Правой рукой он дотронулся до своей правой брови. Ирландец тотчас же поднес левую руку к левой брови.

— Темные ночи неприятны, — сказал сосед.

— Да, для странствующих чужестранцев, — ответил молодой человек.

— Этого достаточно. Я брат Скэнлен, триста сорок первая ложа, долина Вермиссы. Я рад видеть тебя в нашей местности.

— Спасибо. Я брат Джон Мак-Мердо, двадцать девятая, Чикаго. Мастер Скотт. И я доволен, что уже встретился с братом.

— В округе нас много. Нигде в Штатах орден так не процветает, как здесь, в долине Вермиссы. Но молодцы вроде вас нам нужны. Одного не понимаю, как здоровый человек из Рабочего союза не нашел себе дела в Чикаго.

— У меня было много случаев получить заработок, — сказал Мак-Мердо.

— Так почему же ты уехал?

Мак-Мердо кивнул головой в сторону полицейских и улыбнулся.

— Эти двое, вероятно, с удовольствием узнали бы о причине моего переселения, — сказал он.

Скэнлен сочувственно крякнул, глядя на полицейских.

— Были неприятности? — шепотом спросил он.

— Большие.

— Исправительная тюрьма?

— И остальное.

— Ведь не убийство же?

— Еще рано толковать о таких вещах. — ответил Мак-Мерло с видом человека, невольно сказавшего больше, чем хотел. — У меня имелись собственные причины для отъезда из Чикаго, удовольствуйтесь этим. Кто вы такой, чтобы задавать подобные вопросы?

Серые глаза ирландца загорелись опасным гневом, блеснув за стеклами очков.

— Полно, друг. Я не хотел вас обидеть. И наши ребята не отнесутся к вам хуже, что бы вы не сделали. Куда вы теперь?

— В Вермиссу.

— Третья остановка на линии. Где ты поселился?

Мак-Мердо вынул письмо и поднес его к тусклой коптящей лампе.

— Вот адрес: Джейкоб Шефтер, улица Шеридана. Это меблированные комнаты, их рекомендовал мне один знакомый в Чикаго.

— Этого адреса я не знаю, так как живу в Хобсоне. Кстати: мы подъезжаем к Хобсону. Погоди, на прощанье я хочу тебе дать один совет. Если у тебя будут какие-нибудь неприятности в Вермиссе, иди прямо в Дом союза и спросите Мак-Гинти. Он мастер вермисской ложи, и в этой округе все делается, как того хочет Черный Джек Мак-Гинти. Вот пока все, друг. Может быть, мы встретимся в ложе. Только запомни мои слова: в случае беды иди к Мак-Гинти.

Скэнлен вышел их вагона, и Мак-Мердо снова остался один со своими мыслями. Теперь окончательно стемнело; красные отсветы горнов часто мелькали во мраке. На их страшноватом фоне виднелись черные человеческие силуэты, которые то сгибались, то выпрямлялись; они казались частицами громадного черного механизма, работавшего в непонятном, грохочущем ритме, в несмолкаемом лязге железа, реве пламени.

— Ад, видно, так и выглядит, — произнес чей-то голос.

Мак-Мердо оглянулся и увидел, что один из полицейских всматривается в этот огненный пейзаж.

— Верно, — сказал второй полицейский. — По-моему, как раз таким ад и должен быть. Если в преисподней живут дьяволы хуже тех, которых мы могли бы назвать, это превзойдет мои ожидания. Полагаю, вы приезжий, молодой человек?

— Что вам до этого? — мрачно ответил Мак-Мердо.

— А вот что, мистер, я посоветовал бы вам осторожнее выбирать себе друзей. На вашем месте я не подружился бы на первых же порах со Скэнленом или с кем-нибудь из его шайки.

— Что вам-то за дело, кто мои друзья? — прогремел Джон таким голосом, что головы всех пассажиров повернулись к нему. — Просил я вашего совета, что ли? Или вы считаете меня таким молокососом, который не может и шагу двинуться без помочей? Говорите, когда вас спрашивают. А что касается меня, ей-богу, вам долго придется ждать моих вопросов.

И, глядя на полицейских, он вытянул шею и широко осклабился, точно оскалившая зубы собака.

Тяжеловесных добродушных полицейских ошеломило необыкновенное ожесточение, вызванное их дружеским обращением.

— Не обижайтесь, — сказал один из них. — Говорилось для вашего же добра. Ведь, по вашим собственным словам, вы новичок в долине Вермиссы.

— Да, этого места я не знаю, но мне знакомы вы и вам подобные, — с холодным бешенством произнес Мак-Мердо. — Я думаю, вы повсюду одинаковы и везде суетесь с советами, которых никто не просит.

Патрульный улыбнулся.

— Может статься, мы скоро познакомимся с вами ближе. Если не ошибаюсь, вы сорвиголова.

— Я подумал то же, — согласился его товарищ, — и сдается мне, что мы с ним скоро встретимся.

— Я вас не боюсь, не думайте этого, — произнес ирландец. — Меня зовут Джон Мак-Мердо. Слышали? И если я вам понадоблюсь, вы найдете меня в Вермиссе, на улице Шеридана у Шефтера. Видите, я не прячусь от вас. Днем ли, ночью ли, я смело взгляну в лица вам подобным.

Бесстрашное заявление приезжего вызвало явное сочувствие у пассажиров. Полицейские, пожав плечами, продолжали разговор между собой. Прошло несколько минут, поезд подошел к плохо освещенному вокзалу, и пассажиры высыпали из вагонов. Вермисса составляла главный пункт на всей линии. Мак-Мердо поднял свой кожаный ручной мешок и уже двинулся в темноту, но один из шахтеров подошел к нему.

— Ей-богу, друг, вы умеете разговаривать с этими типами, — тоном уважения сказал он. — Было приятно вас слушать. Дайте-ка я возьму ваш мешок и покажу вам дорогу; мне все равно идти мимо дома Шефтера.

Они вместе спустились с платформы.

— Добрый ночи, — послышалось из толпы шахтеров. Яростный Мак-Мердо обрел известность, еще не ступив на землю Вермиссы.

Какое бы унылое впечатление не производили окрестности города, сама Вермисса была еще более мрачным местом. В долине чувствовалось, по крайней мере, известное мрачное величие; рядом с горами — этими могучими сооружениями природы виднелись следы гигантской деятельности человека — мощные тоннели и разрезы; и все это подчеркивалось громадными кострами горнов и клубами дыма. Город же являлся как бы воплощением безобразия и нищенства. Снег на широкой улице, который весь день месили башмаками и колесами, превратился в грязную полужидкую кашу. Газовые фонари тускло освещали длинные ряды деревянных домов с неуклюжими, запущенными верандами. Только ближе к центру города эту неприглядную картину скрашивали ярко освещенные витрины магазинов и пивных, окна игорных домов и притонов, в которых шахтеры спускали свой потом полученный, но не маленький заработок.

— Вот в этом доме вам доведется бывать, — сказал проводник Джона, указывая на один из баров, по солидному внешнему виду вполне достойный именоваться отелем. — Это дом рабочего союза. Хозяин тут Джек Мак-Гинти.

— Что это за человек? — спросил Мак-Мердо.

— Как! Неужели вы о нем не слыхали?

— Да ведь я же никогда не бывал в вашем городе.

— Ну, я думал, что его имя известно везде в Штатах. Оно частенько появлялось в газетах.

— По какому поводу?

— Ясно, по поводу разных громких дел… — шахтер понизил голос.

— Да каких дел?

— Чудак вы, мистер, говоря без обиды. Только об одного рода делах услышите вы у нас — о делах Чистильщиков.

— Да, помнится, я что-то читал о Чистильщиках. Это шайка убийц. Так?

— Тише, тише, если вам дорога жизнь, — испуганно прошептал шахтер. Он огляделся и, остановившись, с упреком и удивлением посмотрел на своего спутника. — Если вы будете на улице открыто говорить таким образом, недолго вам оставаться в живых. Иные теряли жизнь из-за меньшего.

— Но я ничего не знаю о них, я повторяю только то, что читал.

— Не стану уверять вас, что вы читали неправду! — Рабочий нервно оглядывался в темноту. — Если убивать — значит совершать убийство, то убийств здесь хватает. Только смотрите, не произносите имени Мак-Гинти в связи с преступлениями; не такой он человек, чтобы пропустить это мимо ушей. Впрочем, вот дом, который вам нужен. Видите, он немножко в стороне. Скоро вы узнаете, что старый Джейкоб Шефтер — самый честный человек в городе.

— Благодарю, — сказал Мак-Мердо и, пожав руку своему новому знакомому, подошел к дому и громко постучал во входную дверь. Дверь открылась и перед ним предстало существо, какое он меньше всего ожидал здесь увидеть.

Это была молодая и необыкновенно красивая девушка, по виду немка — белокурая, с прекрасными темными глазами, цвет которых резко контрастировал с цветом ее волос. Она взглянула на Мак-Мердо в удивлении и замешательстве, и ее бледное лицо залила краска. Девушка стояла в ярком луче света в дверях дома, и ирландец мысленно сказал себе, что никогда не видывал картины прелестнее, она казалась тем поразительней, чем печальнее и безобразней было обрамление. Она была словно прелестная фиалка, выросшая на одной из груд шлака. Он некоторое время смотрел на нее, не решаясь вымолвить слово. Молчание прервала девушка.

— Я думала, это отец, — сказала она с приятным легким немецким акцентом. — Вы хотите его видеть? Он в городе, и я жду его каждую минуту.

Мак-Мердо продолжал смотреть на нее, не скрывая восхищения. Под пристальным взглядом незнакомого человека она опустила веки.

— Ничего, мисс, — наконец сказал Джон. — Я не тороплюсь. Мне посоветовали ваш дом, и я думаю, что он мне подойдет. Теперь я в этом уверен.

— Вы быстро решаете, — с улыбкой сказала она.

— Тут только слепой поступил бы иначе, — ответил Мак-Мердо.

Девушка засмеялась.

— Войдите, сэр, — сказала она. — Я мисс Этти, дочь мистера Шефтера. Моей матери нет в живых, и хозяйством заведую я. Посидите у нас в гостиной и дождитесь отца… Да вот и он! Вы можете договориться с ним.

По дорожке шел коренастый старик. В нескольких словах Мак-Мердо объяснил ему, в чем дело. Знакомый Джона, Мерфи, дал ему адрес Шефтера, получив его еще от кого-то. Старый немец согласился принять нового жильца. Приезжий не торговался и сразу принял все условия: по-видимому, он не был стеснен в средствах. За семь долларов в неделю (внесенных вперед) хозяин должен был предоставить комнату и полное содержание. Вот таким-то образом Мак-Мердо, убежавший, по его собственному признанию, от суда, поселился под крышей Шефтера. Это был первый шаг, которому предстояло повлечь за собой длинный ряд событий, закончившихся в далекой стране.

 

Глава 2. Мастер ложи

Где бы ни появлялся Мак-Мердо, его везде сразу замечали. Он через несколько дней уже сделался самым видным лицом в доме Шефтеров. В меблированных комнатах старого немца было еще десять или двенадцать жильцов, все рабочие шахт или заурядные приказчики из местных лавок. Когда они встречались по вечерам, Джон неизменно бросал удачную шутку, его реплики были точны, а голос — звучен. Вообще, казалось, он был прямо создан для веселой дружеской компании, от него как бы веяло магнетической силой, которая вселяла веселость в окружающих. Однако, как и тогда в вагоне, порой он мог впасть в неудержимый гнев; это заставляло товарищей по дому относиться к нему сугубо уважительно, а подчас даже и с опаской. Он не скрывал своего глубокого презрения к закону и ко всем его служителям; одних это восхищало, других приводило в трепет.

С первого дня Мак-Мердо восхищался прелестной мисс Этти, дав понять, что она покорила его сердце с первого взгляда. Медлить Джон не любил. Чуть ли не на второй день он признался ей в любви — и потом постоянно твердил красавице о своем чувстве, не обращая никакого внимания на ее ответы, которыми она старалась лишить его надежды.

— Нашелся другой? — говорил он. — Ну, тем хуже для него. Пусть остерегается. Неужели я из-за какого-то другого упущу свое счастье? Говорите «нет» сколько вам угодно, Этти, наступит день, в который вы скажете «да». Я достаточно молод, чтобы ждать.

Он был поистине опасный человек — со своими увлекательными рассказами и умением подойти к людям. Вдобавок его окружал ореол таинственности, а это обычно сперва возбуждает в женщине любопытство, а потом и любовь. А как великолепно описывал он область Мичигана, далекий красивый остров, его низкие холмы и зеленые луга, все, что отсюда, из этой мрачной, занесенной снегом долины казалось особенно прекрасным! Рассказывал Мак-Мердо и о жизни северных поселений; о проливе и мичиганских лесных лагерях; о Буффало и, наконец, о Чикаго, где он работал на заводе. В этом последнем рассказе слышался намек на что-то романтическое, на события столь странные, что говорить о них открыто нельзя. С сожалением Джон упомянул, что ему пришлось порвать прежние знакомства, покинуть все привычное и закончить свои скитания в этой безрадостной долине. Этти неизменно слушала его, затаив дыхание, и в ее темных глазах читались сострадание и жалость…

Человек образованный, Мак-Мердо вскоре получил временное место в одной конторе; ему поручили ведение книг. В конторе он был занят большую часть дня, и потому не нашел случая представиться главе местной масонской ложи. Но ему напомнили об этом упущении. Как-то вечером в комнате Джона появился его дорожный знакомый Майк Скэнлен, нервный черноглазый человечек с резкими чертами лица. Казалось, он был рад увидаться с Мак-Мердо. Выпив виски, Майк объяснил хозяину комнаты цель своего посещения.

— Я запомнил ваш адрес, Мак-Мердо, — сказал он, — и решился навестить вас, Знаете, меня крайне удивляет, что вы еще не представились Мастеру. Что помешало вам зайти к нему?

— Я искал работу… Был занят.

— Если даже у вас нет времени ни для чего другого, надо было отыскать минуту, чтобы ему представиться. Боже мой, да вы поступили прямо безумно, — не побывать в доме Союза в первое же утро после вашего приезда! Если вы обидите его… Нет, вы просто не должны делать этого!

Мак-Мердо слегка удивился.

— Я уже более двух лет принадлежу к ордену, Скэнлен, но никогда не слыхивал о подобных строгостях.

— В Чикаго, может быть, их нет.

— Да ведь здесь то же самое общество?

— Вы полагаете? — Скэнлен долгим пристальным взглядом посмотрел на Джона, и в этом взгляде было что-то зловещее.

— Разве я ошибаюсь?

— Через месяц вы мне сами скажете. Знаете, я слышал, что после того, как я вышел из вагона, вы толковали с полицейскими.

— Ого, как же вы об этом узнали?

— Тут у нас все быстро становится известно — и плохое и хорошее.

— Да, я выложил этим собакам, что я о них думаю.

— Ну, приятель, вы придетесь по сердцу нашему Мак-Гинти!

— А что, он тоже не любит полицию?

Скэнлен захохотал.

— Обожает! Но смотрите, как бы заодно с полицией он не возненавидел и вас — ежели вы к нему не явитесь. Примите дружеский совет: немедленно идите к нему в бар… Повидайтесь с ним, дружище, — еще раз сказал он напоследок и ушел.

Может быть, Мак-Мердо и не придал бы значения этому совету, но случилось так, что другая встреча в тот же вечер вынудила его отправиться к Мак-Гинти.

Неизвестно, заметил ли старый Шефтер с самого начала то внимание, которое оказывал Этти его новый жилец, или ухаживание Джона стало в последние дни слишком настойчивым, но вскоре после ухода Скэнлена он позвал молодого ирландца в свою комнату.

— Мне сдается, мистер, — сказал он без предисловий, — что вам приглянулась моя Этти. Так это или я ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — ответил Джон.

— Ну, так я вам скажу, что свататься вам к ней не стоит. Вы опоздали.

— Она мне говорила.

— И не обманула вас; а фамилию другого вы знаете?

— Я спрашивал — она отказалась ее сообщить.

— Должно быть, она не хотела вас испугать.

— Испугать? — Мак-Мердо так весь и загорелся.

— Да, да, дружище. И вовсе не стыдно бояться Теда Болдуина.

— А кто он такой, черт возьми?

— Он начальник Чистильщиков.

— Опять Чистильщики! О них только и говорят здесь и всегда шепотом. Чего собственно, вы все боитесь? Кто эти Чистильщики?

Шефтер инстинктивно понизил голос, как и все здесь, кто заговаривал на эту тему:

— Чистильщики — старинный масонский орден.

Молодой человек широко открыл глаза.

— Да ведь я и сам масон!

— Вы?! Зная это, я ни за что не принял бы вас к себе в дом, хоть бы вы предложили мне сто долларов в неделю.

— Почему вы так не любите орден? Это общество составилось во имя дел милосердия и добра.

— Может быть где-нибудь, но не у нас.

— А здесь?

— Это общество убийц.

Мак-Мердо недоверчиво засмеялся.

— Где доказательства? — спросил он.

— Где доказательства? А разве вам мало пятидесяти убитых? Что вы скажете о Мильмене, Ван-Шорсте, о семье Пикльсон, о старом мистере Айме, о маленьком Билле Джемсе и других? Доказательства! Будто в долине найдется хоть кто-нибудь, мужчина или женщина, кто не знал бы доказательств!

— Это простые сплетни, я требую фактов, — сказал Мак-Мердо.

— Прожив в нашем городе подольше, вы получите достаточно фактов. Впрочем, я и забыл: вы тоже из них и скоро станете таким же, как и прочие. Прошу поискать себе другое помещение, мистер, я не стану держать вас у себя, уже и то достаточно плохо, что один из этих господ приходит к нам ухаживать за Этти, и я не смею выгнать его. А уж среди своих жильцов я их видеть не желаю. Нет, нет: следующую ночь вы должны провести уже под другой крышей.

Над Мак-Мердо был произнесен приговор: его не только изгоняли из удобной комнаты, но и отдаляли от девушки, которую он страстно полюбил. Выйдя от старика, он застал Этти в гостиной и рассказал ей обо всем.

— Я бы не так уж огорчился, будь дело только в комнате, — сказал он, — но, право, Этти, хотя я и знаю вас всего неделю, а жить без вас не могу!

— Ах, молчите, мистер Мак-Мердо, не говорите так, — прервала его Этти. — Ведь я говорила вам, что вы опоздали. У вас на дороге стоит другой; правда я не обещала ему выйти за него, но и сделаться невестой кого-нибудь другого теперь не могу.

— А явись я раньше? Мог бы я надеяться?

Этти закрыла лицо руками.

— Бог видит, как я хотела бы этого… — прошептала она, заливаясь слезами.

Мак-Мердо опустился перед ней на колени.

— Ради бога, Этти, пусть так и будет, — произнес он. — Неужели из-за полуобещания вы погубите свое и мое счастье? Слушайтесь своего сердца: оно правдивее слов, сказанных в минуту, когда вы сами не знали, что говорите.

Его сильные смуглые пальцы сжали белые руки Этти.

— Скажите, что вы будете моей женой — и мы вместе пойдем навстречу судьбе.

— Мы уедем отсюда?

— Нет, мы здесь останемся.

— Почему бы нам не уехать?

— Я не могу уехать, Этти.

— Почему же?

— Я никогда не смогу нести голову прямо, если буду знать, что меня выгнали отсюда. Кроме того, чего же нам бояться? Разве мы не свободные люди в свободной стране? Если мы любим друг друга, кто осмелится встать между нами?

— Вы не знаете, Джон… Вы пробыли здесь слишком короткое время… Вы не знаете этого Болдуина, этого Мак-Гинти с его Чистильщиками.

— И не знаю и не боюсь их, и даже не верю в них, — ответил Мак-Мердо. — Я жил среди грубых людей, моя дорогая, и никогда никого не боялся; напротив, кончалось тем, что окружающие начинали бояться меня. Но скажите: если Чистильщики, как говорит ваш отец, совершили в долине Вермиссы одно преступление за другим и если все знают их имена, почему никто не предал преступников правосудию? Скажите, Этти?

— Никто не решается выступить против них свидетелем. Всякий, кто осмелится дать неблагоприятное для них показание, не проживет и месяца… Кроме того, всегда найдется кто-нибудь из шайки, кто под присягой покажет, будто во время совершения преступления обвиняемый был в противоположной части долины. Я думала, что газеты Штатов пишут об этом ужасном обществе.

— Я, правда, читал кое-что о Чистильщиках, но думал, что все это выдумки. Может быть, Этти, у них есть причины поступать так, как они поступают; может быть их обижают, и они не в состоянии защититься другим путем?

— О, Джон, замолчите. Именно такие слова я слышу от другого…

— От Болдуина? Да?

— Да, и потому я презираю его. О, Джон, теперь я могу сказать вам правду: я всем сердцем ненавижу его и в то же время боюсь. Боюсь за себя, а, главное, за отца. Я знаю, если мне вздумается высказать ему мои истинные чувства, на нас обрушится беда. Вот почему мне пришлось отделаться от него полуобещанием: в этом заключалась наша последняя надежда. Но если бы вы согласились бежать со мной, Джон, мы взяли бы с собой отца и зажили бы где-нибудь вдали от власти страшной шайки.

На лице Мак-Мердо снова обрисовалась борьба, и снова оно окаменело.

— Ничего дурного не случится с вами, Этти, ни с вашим отцом. Что же до этих страшных людей… Наступит время, и вы поймете, что я не лучше самого дурного из них.

— Нет, нет, Джон. Я всегда буду доверять вам.

Мак-Мердо с горечью засмеялся.

— Боже мой, как вы мало обо мне знаете! Вы, с вашей невинной душой, не подозреваете, что во мне происходит… Ого, что это за гость?

Дверь резко распахнулась, и в комнату развязно, с видом хозяина, вошел красивый молодой человек, приблизительно одних лет с Мак-Мердо, схожий с ним ростом и фигурой. Из-под его широкополой фетровой шляпы, которую он не потрудился снять, виднелось лицо со свирепыми, властными глазами и орлиным носом.

Смущенная и испуганная, Этти вскочила со стула.

— Я рада видеть вас, мистер Болдуин, — сказала она. — Вы пришли раньше, чем я думала. Пожалуйста, садитесь.

Упершись руками в бока, Болдуин стоял и смотрел на Джона.

— Кто это? — коротко спросил он.

— Мой друг, мистер Болдуин, наш новый жилец. Мистер Мак-Мердо, позвольте представить вас мистеру Болдуину.

Молодые люди мрачно поклонились друг другу.

— Полагаю, мисс Этти сообщила вам, как у нас с нею обстоят дела? — спросил Болдуин.

— Насколько я понял, вас с нею ничего не связывает.

— Да? Ну, теперь вы можете узнать другое. Я говорю вам, что эта молодая леди — моя невеста, и что вам недурно прогуляться, так как вечер очень хорош.

— Благодарю вас, я не расположен гулять.

— Нет? — свирепые глаза Болдуина загорелись гневом. — Может вы расположены подраться, мистер жилец?

— Очень, — воскликнул Мак-Мердо, поднимаясь. — Вы не могли сказать мне ничего более приятного.

— Ради бога, Джон, ради бога, — задыхаясь, произнесла бедная растерявшаяся Этти. — О, Джон, Джон, он сделает с тобой что-нибудь ужасное.

— Ага, он для вас «Джон»? — зарычал Болдуин. — Дело дошло до имени?

— Ах, Тед, будьте благоразумны! Ради меня, Тед, если вы когда-нибудь меня любили, будьте великодушны и не мстите.

— Мне кажется, Этти, если вы оставите нас вдвоем, мы покончим дело, — спокойно произнес Мак-Мердо. — Или, может, вам, мистер Болдуин, угодно прогуляться со мной по улице? Отличная погода, и за первым поворотом есть удобный пустырь.

— Я расправлюсь с вами, не пачкая своих рук, — бросил Джону его противник. — В скором времени вы пожалеете, что попали в этот дом.

— Сейчас самое подходящее время, — сказал Мак-Мердо.

— Я сам выберу время, мистер. Смотрите, — он неожиданно поднял свой рукав и показал на руке странный знак: выжженный круг с треугольником внутри. — Вы знаете, что это значит?

— Не знаю и знать не хочу.

— Так обещаю вам, что вы узнаете, не успев сильно постареть. Может быть, мисс Этти скажет вам что-нибудь о клейме. А вы, Этти, вы вернетесь ко мне на коленях. Слышите? На коленях. И тогда я скажу вам, в чем будет заключаться ваша кара. Вы посеяли и, ей-богу, я позабочусь, чтобы вы сняли урожай.

Он с бешенством посмотрел на них обоих, внезапно повернулся на каблуках, и в следующую секунду наружная дверь с шумом за ним захлопнулась.

Несколько мгновений Джон и Этти стояли молча, а потом она обняла его.

— О, Джон, как вы были смелы! Но все равно — бегите, бегите сегодня же! Это последняя надежда. Он лишит вас жизни, я прочла это в его ужасных глазах. Ну что вы можете сделать против людей, за которыми стоит Мак-Гинти и все могущество ложи?

Джон высвободился из объятий Этти, поцеловал ее и осторожно усадил на стул.

— Полно, милая, полно. Не беспокойтесь обо мне так. Я ведь тоже масон. Наверное, я не лучше остальных, а поэтому не делайте из меня святого. Может, узнав правду, вы возненавидите и меня…

— Возненавидеть вас, Джон! Что вы!.. Почему же я стала бы думать о вас худо только из-за того, что вы принадлежите к ложе? Но если вы масон, Джон, почему вы не постарались заслужить расположение этого Мак-Гинти? Ах, торопитесь, Джон, торопитесь! Поговорите с ним раньше Болдуина, не то эти собаки бросятся по вашему следу.

— Я сам думал то же, — сказал Мак-Мердо, — и отправлюсь сейчас же. Скажите вашему отцу, что сегодня мне придется переночевать у него в доме, но что утром я найду себе новую квартиру.

Зал бара Мак-Гинти, по обыкновению, был полон людьми; здесь собирались самые отпетые из городских гуляк. Мак-Гинти пользовался популярностью, он неизменно носил на людях маску весельчака, Впрочем, кроме популярности, многих приводил сюда страх; хозяина бара в городе боялись, и никто не решался пренебречь его расположением. Да и не только в городе: во всей долине и даже за горами не было человека, на которого имя Мак-Гинти не произвело бы достаточно сильного впечатления.

Кроме тайного могущества, которым Мак-Гинти несомненно располагал и пользовался безжалостно, он был наделен и властью официальной. Мак-Гинти был муниципальным советником и инспектором дорог; нетрудно понять, как он получил эти посты. Общественные работы в городе были запущены, зато налоги взимались более чем исправно. И благодаря некоторым неточностям в отчетах, на которые граждане, дабы избежать неприятностей, старались внимания не обращать, бриллианты в булавках хозяина бара год от года становились крупнее, а золотые цепочки на жилете делались все более тяжелыми. Что же до самого бара, то он с каждым годом расширялся, грозя поглотить половину рыночной площади.

Мак-Мердо отворил дверь в зал и очутился в густой толпе; воздух здесь тоже казался плотным — от табачного дыма и запаха алкоголя. Зал освещало множество ламп, расставленные вдоль стен огромные зеркала в тяжелых золоченых рамах отражали их ряды. За многочисленными прилавками усиленно работали продавцы в жилетах и без сюртуков, они смешивали ликеры для посетителей, ожидающих своей очереди. В глубине комнаты, опершись на стойку, стоял высокий и полный, с виду очень сильный человек; изо рта у него торчала сигара. Джон догадался, что это и есть знаменитый Мак-Гинти. Голову исполина покрывала густая грива волос, спускавшаяся до воротника. Лицо до скул заросло бородой. Оно было смуглое, как у итальянца, и на нем сидели странно мертвые черные глаза; отсутствие в них блеска делало все лицо затаенно зловещим. Между тем все остальное в этом человеке соответствовало маске веселого и задушевного малого. В первый момент каждый сказал бы, что Мак-Гинти удачливый, честный деятель с открытым сердцем. Только когда его мертвенно темные, безжалостные глаза упирались в человека, тот внутренне содрогался, почувствовав, что перед ним целая бездна скрытого зла, соединенного с силой и хитростью.

Джон хорошо разглядел этого человека и, со свойственной ему небрежной смелостью, принялся локтями пробивать себе дорогу к нему. Наконец он протолкался через группу льстецов, теснившихся около стойки и заливавшихся хохотом при малейшей шутке хозяина бара, и, остановясь перед ним, смело глянул в черные матовые зрачки.

— Что-то я не припоминаю вашего лица, молодой человек, — сказал Глава ложи Вермиссы.

— Я недавно здесь, мистер Мак-Гинти.

— Не настолько недавно, чтобы не знать, как следует именовать джентльмена.

— Это советник Мак-Гинти, молодой человек, — сказал кто-то сбоку.

— Извините, советник. Я не знаю здешних обычаев, но мне посоветовали повидать вас.

— Прекрасно, вы видите меня. Я весь тут. Что же вы думаете обо мне?

— Трудно так сразу ответить. Скажу одно: если ваше сердце так же велико, как и лицо — ничего другого и желать нельзя.

— Клянусь, у вас настоящий ирландский язык! — произнес хозяин бара, очевидно, не решив еще, как держать себя с этим отважным посетителем. — Итак, вы любезно одобряете мою наружность?

— Точно! — сказал Мак-Мердо.

— И вам посоветовали идти ко мне?

— Да.

— Кто же посоветовал?

— Брат Скэнлен… А теперь — пью за ваше здоровье, советник, и за наше дальнейшее знакомство. — Он поднес к губам поданный ему стакан и, осушая его, подчеркнуто отставил мизинец.

Пристально следивший за ним Мак-Гинти, приподнял густые черные брови.

— Ах, вот как? — заметил он. — Ну, мне придется получше исследовать дело, мистер…

— Мак-Мердо.

— Получше, мистер Мак-Мердо; мы здесь не доверяем словам. Пожалуйте-ка сюда, за стойку.

Они прошли в маленькую комнатку, уставленную бочками. Мак-Гинти старательно запер за собою дверь, уселся на одну из бочек, задумчиво покусывая свою сигару и поглядывая на Джона. Некоторое время он молчал.

Мак-Мердо, не смущаясь вытерпел осмотр. Одну руку он опустил в карман пиджака, другой покручивал свой каштановый ус. Вдруг Мак-Гинти наклонился и вытащил револьвер.

— Вот что, мой шутник, — сказал он, — если я увижу, что вы играете с нами шутки, вам не придется долго их продолжать.

— Странное приветствие, — с достоинством ответил Мак-Мердо. — Особенно — со стороны мастера ложи новоприезжему брату.

— Но как раз это и нужно доказать — что вы член ложи, — ответил Мак-Гинти. — А не докажите — помоги вам Бог. Где вы были посвещены?

— В двадцать девятой ложе, в Чикаго.

— Когда?

— Двадцать четвертого июня тысяча восемьсот семьдесят второго года.

— Кто был мастер?

— Джеймс Скотт.

— Кто управляет вашей областью?

— Бартоломью Уильсон.

— Гм, вы отвечаете довольно бегло. Что вы здесь делаете?

— Работаю, как вы, но меньше.

— Вы не задумываетесь в ответах.

— Да, у меня всегда найдется готовое слово.

— Так же ли скоро вы действуете?

— Люди, знавшие меня хорошо, утверждали именно это.

— Ну, может быть, мы испытаем вас скорее, чем вы думаете. Вы слыхали что-нибудь о нашей ложе?

— Я слышал, что в ваше братство может вступить только мужественный человек.

— Правильно, мистер Мак-Мердо. Почему вы уехали из Чикаго?

— Да будь я проклят, если скажу.

Глаза Мак-Гинти широко открылись. Он не привык к таким ответам.

— Почему вы не хотите сказать?

— Потому что брат не может лгать брату.

— Значит, правда до того дурна, что о ней нельзя говорить?

— Пожалуй, да.

— Послушайте, не ждите, чтобы я как мастер ввел в ложу человека, за прошлое которого не могу отвечать.

На лице Мак-Мердо отразилось раздумье. Потом он вынул из внутреннего кармана измятую газетную вырезку.

— Вы не способны донести?

— Если вы еще раз скажете мне что-нибудь подобное, ждите пощечины, — резко произнес Мак-Гинти.

— Вы правы, советник, — мягко заметил Мак-Мердо. — Прошу прощения, я сказал, не подумав. Итак, я знаю, что без опасения могу отдать себя в ваши руки. Прочитайте эту вырезку.

То было сообщение об убийстве в ресторане «Озеро» на рыночной улице Чикаго в первый день нового 1874 года. Там был застрелен какой-то Джон Пинто. Мак-Гинти быстро пробежал вырезку глазами.

— Ваше дело? — спросил он, возвращая ее Мак-Мердо.

Тот кивнул головой.

— Почему вы застрелили его?

— Я, видите ли помогал Дяде Сэму делать доллары. Может, мои монетки и не были такой чистой пробы, как его, но вполне походили на них и обходились дешевле. Этот Пинто катал их…

— Что он делал?

— Пускал в обращение, потом сказал, что наябедничает. Может, даже и сделал это. Я не стал долго ждать, просто убил его и отправился сюда.

— Почему сюда?

— В газетах писали, что люди здесь не особенно разборчивы.

Мак-Гинти засмеялся.

— Сперва вы были фальшивомонетчиком, потом сделались убийцей и решили, что здесь вас охотно примут?

— Приблизительно так, — ответил Джон.

— Вы, полагаю, далеко пойдете. Скажите: вы еще умеете выделывать доллары?

Мак-Мердо вынул из кармана шесть-семь монет.

— Они вышли не из вашингтонского монетного двора, — бросил он небрежно.

— Неужели? — своей огромной рукой, волосатой, как у гориллы, Мак-Гинти поднес фальшивые доллары к свету. — Не вижу никакой разницы. Мне думается, вы станете полезным братом. Мы уж стерпим в своей среде двух-трех молодцов из тех, что не в ладах с законом: по временам нам приходится защищаться собственными средствами. Иначе нас скоро бы приперли бы к стене.

— Полагаю, я буду действовать заодно с остальными братьями.

— Смелости у вас, кажется, хватает, вы и не сморгнули, когда я навел на вас дуло револьвера.

— Да ведь не я был в опасности.

— А кто же?

— Вы, советник. — Из кармана своего горохового пиджака Мак-Мердо вытащил револьвер со взведенным курком. — Я все время целился в вас, и, думаю, мой выстрел не опоздал бы.

В первое мгновение краска гнева залила лицо хозяина бара, но в следующее — он разразился хохотом:

— Ей-ей, много лет я уже не встречал такого молодца! Я уверен, ложа будет гордиться вами. Черт возьми, — внезапно закричал он в ответ на стук в дверь, — что вам нужно? Неужели я не могу поговорить наедине с джентльменом?

Дверь он, однако, открыл. Вошел смущенный приказчик.

— Извините, советник, — сказал он, — но мистер Тед Болдуин желает немедленно поговорить с вами.

Докладывал он напрасно: лицо Болдуина уже выглядывало из-за его плеча. Он вытолкал приказчика за порог, вошел в комнатку и запер за собою дверь.

— Итак, — произнес Болдуин, бросая свирепый взгляд на Мак-Мердо, — вы прибежали сюда первый! Советник, мне надо сказать вам пару слов об этом человеке.

— Что ж, говорите при мне, — сказал Мак-Мердо.

— Скажу, когда и как захочу.

— Тише, тише, — остановил его Мак-Гинти, поднимаясь с бочки, — так не годится, Болдуин, у нас новый брат, и мы не должны так встречать его. Протяните руку — и конец всему.

— Никогда! — в бешенстве закричал Болдуин.

— Я предлагаю ему честную драку, если он считает, что я оскорбил его, — произнес Мак-Мердо. — Я буду биться с ним на кулаках, а ежели ему этого недостаточно — так на любом оружии. Рассудите нас, советник.

— В чем причина ссоры? — недовольно спросил Мак-Гинти.

— Молодая девушка.

— Она имеет право выбора.

— Неужели? — закричал Болдуин.

— Между двумя братьями ложи — да, — сказал Мак-Гинти.

— Это ваше решение?

— Да, Тед Болдуин, — сказал Мак-Гинти и посмотрел на него недобрым взглядом. — Вы собираетесь это оспаривать?

— Значит, вы отталкиваете человека, который помогал вам целых пять лет, ради молодчика, который только что явился вам на глаза? Джек Мак-Гинти, вы не пожизненный мастер, и на будущих выборах…

Советник прыгнул на него, как тигр. Сильная рука сжала шею Болдуина и отбросила его на одну из бочек. Мастер задушил бы Болдуина, не вмешайся в дела Мак-Мердо.

— Тише, советник, пожалуйста, тише, — сказал Мак-Мердо, оттаскивая хозяина бара от его жертвы.

Пальцы советника разжались. Укрощенный Болдуин, хватая ртом воздух, дрожал всем телом; немудрено: он только что глянул в лицо смерти. Тяжело дыша, он сел на ту самую бочку, на которую повалил его Мак-Гинти.

— Вы давно хотели этого, Тед Болдуин. Теперь получили, — сказал Мак-Гинти. Он тоже тяжело дышал. — Вам, должно быть, мерещится, что меня вот-вот забаллотируют, и вы займете мое место? Но пока что я стою во главе, ясно? И никому не позволю распоряжаться вместо меня и вести дела на свой лад!..

— Я против вас ничего не имею, пробормотал Болдуин, ощупывая горло.

— В таком случае, — сказал Мак-Гинти, стараясь войти в добродушно веселый тон, — мы все друзья, и дело с концом.

Он взял с полки бутылку шампанского и откупорил ее.

— Вот что, — продолжал Мак-Гинти, налив три высоких бокала, — выпьем примирительный тост ложи. После него, как вы знаете, не может остаться затаенной вражды. Ну, теперь левую руку на мою шею. Говорю вам, Тед Болдуин: в чем обида, сэр?

— Тучи тяжелы, — ответил Болдуин.

— Но они рассеются навеки.

— Клянусь!

Они выпили вино: та же церемония повторилась с Джоном.

— Готово, — произнес Мак-Гинти, потирая руки, — конец вражде. Если злоба не утихнет, ложа расстанется с вами. Брату Болдуину это известно, и вы, Мак-Мердо, тоже узнаете, что я слов на ветер не бросаю. Так что не вздумайте мутить воду.

— Даю слово, что я не хочу ссоры, — ответил Мак-Мердо, протягивая руку Болдуину. — Я легко сержусь — но скоро прощаю. Должно быть, это ирландская кровь сказывается во мне. А теперь — забыто.

Болдуину пришлось пожать протянутую руку Джона: взгляд главы ложи был устремлен на него. Однако его мрачное лицо свидетельствовало, что приветливые слова Мак-Мердо его не тронули.

Мак-Гинти ударил обоих по плечам.

— Ах, эти девушки, девушки! — сказал он. — Только подумать, что одна и та же красотка замешалась между моими двумя молодцами. Это удача дьявола. Ну, пусть красавица сама решит вопрос. Такие вещи, слава Богу, не входят в круг обязанностей мастера. У нас и без женщин достаточно дела. Брат Мак-Мердо, вы будете введены в нашу ложу. Здесь у нас свои обычаи и методы, непохожие на чикагские. Собрание братства состоится вечером в субботу, и если вы придете, вы сделаетесь навеки братом в долине Вермиссы.

 

Глава 3. Ложа 341, Вермисса

На следующий день после богатого событиями вечера Мак-Мердо переселился из дома старого Джейкоба Шефтера в меблированные комнаты вдовы Макнамара, находившиеся на краю города. Его первый знакомый, Скэнлен, вскоре переехал в Вермиссу и поместился там же. У старой ирландки не было других жильцов. Она предоставляла своих приятелей самим себе, и они могли говорить и действовать как им угодно. Нельзя не признать, что это весьма удобно для людей, имеющих общие тайны. Шефтер немного смягчился и позволил Джону приходить к нему обедать когда угодно, так что встречи с Этти не прекратились. Напротив, с течением времени их отношения становились все короче и нежнее.

На новой квартире Мак-Мердо почувствовал себя в полной безопасности. Он вытащил свои инструменты для выделывания фальшивых монет и, взяв слово не разглашать тайну, даже показывал их некоторым братьям из ложи. При этом каждый Чистильщик уносил с собою по нескольку монет его чеканки. Они были сделаны так искусно, что пускать в обращение их можно было безо всякой опаски. Товарищи Джона удивлялись, чего ради он снисходил до какой-либо работы, но Мак-Мердо объяснял всем, что, живя без легального заработка, снова привлек бы к себе внимание полиции.

Вскоре у него и в самом деле вышло столкновение с одним полицейским, но, к счастью, принесло ему больше добра, чем зла. После первого знакомства с главой ложи Мак-Мердо почти каждый вечер заходил к нему в бар. Смелые манеры и речи и здесь завоевали ему общие симпатии. Следующий случай еще больше укрепил их.

Как-то вечером, в час, когда в баре обычно собиралось особенно много народу, в открывшуюся дверь вошел человек в синем полицейском мундире. Все затихло, на вошедшего устремилось множество любопытных взглядов. Впрочем, в Штатах существуют странные отношения между полицейскими и преступниками: Мак-Г инти не высказал удивления, когда инспектор подошел к его прилавку.

— Дайте чистого виски: холодная ночь, — сказал полицейский. — Кажется, мы еще не знакомы с вами, советник?

— Вы новый инспектор? — вопросом ответил ему Мак-Гинти.

— Да. Мы надеемся, что вы, советник, и другие выдающиеся граждане помогут нам поддерживать закон и порядок в городе. Я капитан Мервин.

— Нам и без вас было неплохо, капитан, — холодно заметил Мак-Гинти. — У нас хватало своих полицейских, и мы не нуждаемся в «привозном добре».

— Ну, ну, не будем спорить, — добродушно заметил инспектор. — Мне кажется, все мы исполняем наши обязанности так, как понимаем их, только у нас различные взгляды. — Он допил виски, повернулся, чтобы уйти, и в эту минуту увидел хмурое лицо Мак-Мердо, который стоял рядом с ним. — Э! — произнес Мервин, оглядывая ирландца с ног до головы. — Старый знакомый!

Мак-Мердо передернуло.

— Вот уж никогда не дружил ни с кем из ищёек!

— Знакомый — не всегда друг, — с широкой улыбкой ответил полицейский. — Вы Джон Мак-Мердо из Чикаго, не так ли? Отрицать этого вы, я думаю, не станете?

Мак-Мердо пожал плечами.

— И не подумаю отрицать. Уж не полагаете ли вы, что я стыжусь своего имени?

— Могли бы постыдиться.

— Черт возьми, что вы хотите сказать? — прогремел Мак-Мердо, сжимая кулаки.

— Полно, полно, со мной это не пройдет. Раньше, чем я приехал в эту угольную яму, я служил в Чикаго. Тамошних молодцов я узнаю с первого взгляда.

— Вы, что же, Мервин, из чикагского центрального управления?

— Именно, и мы там не забыли застреленного Джонса Пинто.

— Я его не убивал.

— Серьезно? Ну что ж, во всяком случае его смерть оказалась вам необыкновенно на руку, не то вам худо пришлось бы за кругляки. Ладно, забудем прошлое. Скажу вам по секрету (хоть, может, я и не вправе это делать), что прямых улик против вас не нашлось. Так что можете хоть завтра вернуться в Чикаго.

— Мне и здесь хорошо.

— Молодой человек, я бы на вашем месте поблагодарил за такое сообщение.

— Что ж, спасибо, — мрачно буркнул Мак-Мердо.

— Пока вы живете тихо, я молчу, — сакзал капитан. — Но смотрите, не принимайтесь за прежнее. Спокойной вам ночи, и вам, советник.

Он ушел из бара, сотворив местного героя. О деяниях Мак-Мердо в Чикаго давно уже шептались, но он отделывался от вопросов улыбкой: так улыбается человек, не желающий, чтобы его слишком возвеличивали. Теперь слухи получили официальное подтверждение. Посетители бара окружили Джона и пожимали ему руку, его стали угощать. Джон мог, не пьянея, выпить очень много, но в этот вечер, не будь с ним Скэнлена, он наверняка очутился бы под стойкой.

Вечером в субботу Мак-Мердо был введен в ложу. Ему казалось, что он, уже посвященный в члены братства, войдет в ложу Вермиссы без дополнительных церемоний, но в долине существовали свои собственные обряды. В самой Вермиссе было около шестидесяти членов братства, однако это была не вся организация. В других городах долины существовало еще несколько лож. В случае необходимости они обращались друг к другу за помощью. Ложа собралась в большой комнате дома Мак-Гинти, отведенной специально для таких заседаний. В комнате стояло два продолговатых стола. Чистильщики собирались около одного из них, другой был заставлен бутылками и стаканами, и многие на него поглядывали. На председательском месте восседал Мак-Гинти, плоская черная бархатная шапочка прикрывала его спутанную черную гриву, на груди висел кусок малиновой материи. Справа и слева от него поместились украшенные шарфами или перевязями братья высших степеней; между ними был и Тед Болдуин. Его красивое жестокое лицо выражало внимание. Старшие были почти все людьми зрелого возраста, на их лицах лежала печать страшного ремесла. Но глядя на открытые физиономии остальных, большей частью парней от восемнадцати лет, трудно было поверить, что это члены опасной шайки убийц. Между тем умы их были вполне развращены, и они, видимо, искренне гордились своей кровавой репутацией.

Жертвами Чистильщиков один за другим падали люди, неугодные ложе или опасные для нее. В это число попадали все, кто отказывался делать регулярно «добровольные» взносы в кассу ложи, или те, кто пытался разоблачить ее деятельность. Чистильщики начинали с шантажа, а если он не приводил к успеху, без малейших колебаний кончали поджогами и убийствами. Поначалу они действовали осторожно, стараясь соблюдать тайну, но бессилие полиции вскоре поощрило их. К тому же они быстро запугали всю долину. Никто не решался давать против них показания, а если дело все же доходило до суда, у них всегда оказывалось достаточно свидетелей защиты. Полная касса позволяла в этих случаях не стесняться в расходах. Десять лет, наполненных преступлениями, продолжалась деятельность ложи, и за эти десять лет ни один член ее не был осужден…

Придя в ложу, Мак-Мердо уже знал, что ему предстоит какое-то испытание, но никто не сообщил ему, в чем око состоит. Двое братьев торжественно отвели Джона в соседнюю комнату. Из-за дощатой перегородки до него долетал гул голосов. Он несколько раз слышал свое имя и понял, что обсуждается его кандидатура. Наконец дверь отворилась, и к Мак-Мердо подошел страж с зеленым, затканным золотом шарфом через плечо.

— Мастер приказал засучить вам рукав, завязать глаза и ввести в залу собрания, — сказал он и вместе с двумя братьями, сторожившими Мак-Мердо, снял с него пиджак, завернул до локтя правый рукав рубашки, повыше локтей стянул веревкой руки и, наконец, надел на голову черный капюшон. Затем его ввели в залу.

Мак-Мердо казалось, что он в полной тьме, ему было душно, и голос заговорившего с ним Мак-Гинти прозвучал глухо.

— Джон Мак-Мердо, — сказал этот голос, — вы уже принадлежите к старинному ордену масонов?

В знак утверждения Мак-Мердо поклонился.

— Ваша ложа в Чикаго номер двадцать девять?

Новый поклон.

— Темные ночи неприятны.

— Да, для странствующих чужаков.

— Тучи тяжелы.

— Да, подходит буря.

— Довольны ли братья? — спросил мастер.

Ему ответил утвердительный гул голосов.

— По вашим ответам, брат, мы видим, что вы действительно принадлежите к братству. Однако в нашей ложе принят особый ритуал. Готовы ли вы подвергнуться испытанию?

— Да, готов.

— Твердое ли у вас сердце?

— Твердое.

— В доказательство сделайте шаг вперед.

В то же мгновение Мак-Мердо ощутил давление на глаза и понял, что их касаются два острия. Казалось, ступи он вперед — и с глазами придется распроститься. Однако он заставил себя двинуться — и мгновение перестал ощущать давление. Снова послышался гул одобрения.

— У него твердое сердце, — произнес голос. — Умеете ли вы переносить боль?

— Не хуже других.

— Испытайте его.

Мак-Мердо едва удержался от крика: жгучая мучительная боль пронизала его руку, — он чуть не потерял сознание. Переборов первое мгновение боли, он взял себя в руки.

— Я мог бы стерпеть и худшее, — сказал он.

Раздался хор восхищенных вскриков. Чьи-то руки похлопывали его по спине, с него сняли капюшон. Мак-Мердо стоял, щурясь на свет и стараясь улыбаться.

— Последнее слово, брат Мак-Мердо, сказал Мак-Гинти. — Вы уже принесли клятву хранить тайну и не нарушать верности. Знаете ли вы также, что кара за нарушение клятвы — немедленная смерть?

— Да, — сказал Мак-Мердо.

— И вы подчиняетесь власти мастера при всяких обстоятельствах?

— Подчиняюсь.

— Итак, от имени триста сорок первой ложи Вермиссы я даю вам все права и привилегии братства. Поставьте вино на стол, брат Сканлейн, и мы выпьем за здоровье нашего достойного брата.

Мак-Мердо принесли его пиджак, но прежде чем надеть его, он посмотрел на свою правую руку. На предплечье краснело глубокое, выжженнное железом клеймо: круг и в нем треугольник. Двое-трое его соседей показали ему такие же знаки.

— Нас всех клеймили, — сказал один, — но не все мы так храбро вынесли это, как вы.

— О, пустяки, — ответил Мак-Мердо. Он снова пренебрежительно улыбнулся, хотя рука его горела.

Когда выпили за нового члена ложи, началось обсуждение очередных дел. Мак-Мердо слушал во все уши.

— Первым пунктом в моей записной книжечке, — сказал Мак-Гинти, — значится чтение письма мастера Уинделя из Мертонской ложи номер двести сорок девять. Вот что он пишет:

«Дорогой сэр, необходимо закончить одно дело с Эндрью Рэ из фирмы «Рэ и Стермиш», которой принадлежат угольные копи неподалеку. Вспомните, ваша ложа обязана нам помочь: вы воспользовались услугами двоих наших братьев прошлой осенью, во время дела с полицейским. Если вы пришлете двух способных людей, они поступят в ведение казначея Хиггинса, адрес которого вам известен. Он им сообщит, где и когда действовать.

Ваш Д. В. Уиндль».

— Уиндль никогда не отказывался нам прислать одного-двух молодцов, — добавил Мак-Гинти, — и мы тоже не можем отказать ему. — Он обвел комнату своими тусклыми глазами. — Кто вызовется добровольно на дело?

Многие молодые люди подняли руки. Мастер посмотрел на них и одобрительно улыбнулся.

— Вы годитесь, Тигр Кормак. Если будете действовать так же хорошо, как в прошлый раз, вы окажетесь не лишним. Вы тоже, Уилсон?

— Только у меня нет револьвера, — сказал Уилсон, совсем еще мальчик.

— Ваше первое дело, не так ли? Что же, надо вам когда-нибудь получить крещение кровью. Отличное начало для вас. А револьвер, конечно, вас ждет. Явитесь в понедельник — это будет самое время.

— Награду получим? — спросил Кормак, коренастый смуглый молодой человек с грубым лицом. «Тигр» — это была, очевидно, его кличка, свидетельствовавшая об особенной кровожадности.

— Не заботьтесь о награде, работайте ради чести. Впрочем, может быть, в шкатулке и найдется для вас несколько лишних долларов.

— А что сделал этот человек? — спросил молодой Уилсон.

— Не таким, как вы, задавать подобные вопросы. Его осудили там, на месте. Его проступок — не наше дело, мы должны только помочь им, как они помогли бы нам. Кстати, на будущей неделе к нам придут два брата из Мертонской ложи, чтобы поработать в наших местах.

— Кто именно? — спросил кто-то из толпы.

— Лучше не задавать таких вопросов. Ничего не зная, вы ничего не сможете сказать, а, следовательно, не причините вреда другим или себе. Я знаю одно: эти братья чисто делают дела.

— Давно пора заняться делом, — произнес Тед Болдуин. — Здесь у нас люди совсем отбиваются от рук. На прошлой неделе десятник Блейкер выгнал троих наших. Ему пора отплатить, и он в полной мере получит заслуженное.

— Что получит? — шепотом спросил Мак-Мердо своего соседа.

— Заряд свинца, — со смехом ответил тот. — Что вы скажете о наших порядках, брат?

— Они мне вполне по душе, — сказал Мак-Мердо. — Тут у вас самое место для смелого парня.

Несколько Чистильщиков, сидевших рядом, услышали его слова и зааплодировали.

— Что там? — крикнул мастер с противоположного конца стола.

— Новый брат, сэр, находит наши обычаи по своему вкусу.

Мак-Мердо поднялся с места.

— Почтенный мастер, я хотел сказать, что когда вам понадобится человек, я почту за честь помочь ложе.

Ему снова зааплодировали. Чувствовалось, что над горизонтом показался краешек нового солнца. Некоторые из старших нашли, что светило поднимается слишком быстро.

— Позвольте заметить, — сказал сидевший рядом с председателем секретарь Харрауэй, седой человек с лицом коршуна, — брат Мак-Мердо должен подождать, пока сам мастер найдет нужным послать его на работу.

— О, именно это я и подразумевал. Я в вашем распоряжении, — сказал Мак-Мердо.

— Ваша очередь наступит, брат, — сказал председатель. — Мы отметили вашу готовность и полагаем, что вы будете хорошо действовать. Если хотите, можете принять участие в маленьком деле сегодня ночью.

— Я готов.

— В таком случае, можете сегодня поработать. Вы увидите, какое место мы занимаем в округе.

Мак-Гинти снова заглянул в список.

— Теперь, — сказал он, — следующий пункт. Выслушаем отчет казначея. Что у нас в кассе? Необходимо оказать помощь вдове Джима Карнауэя. Он погиб, работая для ложи, и мы обязаны позаботиться о его семье.

— Джима застрелили в прошлом месяце, когда братья собирались убить Честера Уилкокса, — сообщил Мак-Мердо его сосед.

— С кассой дело обстоит хорошо, — сказал казначей, держа перед собой отчетную книгу. — Все последнее время фирмы не скупились. «Макс Линдер энд Ко» заплатили пятьсот; братья Уокер прислали сотенную бумажку, но я самолично вернул ее и потребовал пятисотенной. Если я не получу денег к среде, их мельничный привод может испортиться. Нам пришлось уже сжечь их плотину в прошлом году, прежде чем они стали благоразумны. Затем Западная Угольная компания прислала свой ежегодный взнос. В кассе достаточно денег: мы можем выполнить все наши обязанности.

— А как обстоят дела с Арчи Свиндоном? — спросил один.

— Он продал все и уехал. Старый дьявол оставил нам записку, в которой говорит, что охотнее сделается свободным метельщиком в Нью-Йорке, чем останется крупным владельцем копей под властью шантажистов. Он умно сделал, что улизнул раньше, чем записка попала к нам в руки. Я думаю, он в долине больше не покажется.

Пожилой человек с бритым лицом и большим чистым лбом поднялся с противоположного прёдседательскому месту конца стола.

— Казначей, — начал он, — позвольте спросить, кто купил собственность человека, которого мы вытеснили из этой области?

— Брат Моррис, ее, разумеется, купила мертонская железнодорожная компания «Стейт энд Мертон».

— А кто купил копи Тодмэна и Ли, которые продавались в прошлом году?

— Та же компания, брат Моррис.

— Кто купил прокатный завод Менсона и Шумана, а также Ван Дегера и Этвуда?

— Все они приобретены этой компанией.

— Я не думаю брат Моррис, — сказал Мак-Гинти, — чтобы нам было важно знать, кто купил эти участки и заводы, раз новые владельцы не могут увезти их из округи.

— Достопочтенный мастер, боюсь, что это имеет для нас немалое значение. Вот уже десять лет мы вытесняем отсюда мелких предпринимателей. А на их месте появляются крупные компании… Директора их живут в Нью-Йорке или в Филадельфии и нисколько не боятся наших угроз. К тому же им легче бороться с нами: смотрите, как бы они против нас не объединились!

Моррис сел. Собрание затихло. Поднялся Мак-Гинти.

— Вы всегда каркали, брат Моррис, — сказал он с ударением. — Пока участники ложи сплочены, им не страшен никто в Штатах. Разве мы не доказывали этого в судах? А что до крупных компаний, мне кажется, они должны быть нам благодарны. Полагаю, что они найдут более удобным платить нам, нежели с нами бороться. Однако, братья, — Мак-Гинти снял с себя бархатную шапочку и лоскут, — ложа окончила очередные дела. Правда, остается еще один маленький вопрос, о котором можно упомянуть перед расставанием: теперь наступило время для братской закуски и пения.

Удивительна человеческая природа! Залу наполнили люди, привыкшие к убийству, не испытавшие сострадания ни к рыдающей вдове, ни к беспомощным детям. Но мелодии знакомых песен, которые зазвучали в зале, заставили иных из них прослезиться. У Мак-Мнрдо был прекрасный тенор, и он принял участие в импровизированном концерте, исполнив «Я сижу на живой изгороди, Мэри» и «На мелях алландских вод».

Бутылка с виски несколько раз обошла вокруг стола, лица братьев раскраснелись. В это время Глава снова обратился к ним:

— Ребята, — сказал он, — в городе живет человек, которого пора укротить, и это должны сделать вы. Я говорю о Джемсе Стенджере, редакторе «Геральда». Читали вы, что он снова о нас написал?

Зал загудел, послышались проклятия. Мак-Гинти вынул из жилетного кармана газету.

— Статья называется «Закон и порядок». Слушайте: «В долине царит террор. Со времени первых убийств прошло двенадцать лет, которые доказали существование у нас преступной организации. Преступления не прекращаются. То, до чего мы теперь дошли, вызывает ужас и отвращение всего цивилизованного мира. Разве ради этого наша родина принимает к себе иммигрантов, бегущих от европейского деспотизма? Террор и беззаконие свили себе гнездо в тени священных складок звездного флага свободы. Они упрочились так, что в нас зашевелилось бы отвращение, узнай мы о чем-либо подобном, происходящем в деспотической монархии на Востоке. Имена преступников известны. Их организация существует явно и открыто. Долго ли мы будем терпеть такое положение вещей? Неужели нам вечно предстоит жить…» Ну, я прочитал достаточно этой дряни, — сказал Мак-Гинти, отшвырнув газету. — Вот что он говорит о нас, и я спрашиваю, как мы должны поступить с ним?

— Уничтожить его! — воскликнуло несколько голосов.

— Я протестую, — сказал брат Моррис. — Повторяю, братья, наша рука слишком сильно давит долину, и наступит время, когда люди против нас объединяться. Джеймс Стенджер — старик. Его уважают в городе и во всей округе. Если он будет убит, весь штат взволнуется, и нас самих могут уничтожить.

— А скажите, пожалуйста, как это они уничтожат нас, мистер Помеха? — возразил Мак-Гинти. — Руками полиции? Так одна половина полицейских — у нас на жалованьи, а другая — нас боится. Или, может, с помощью судов и судей? А?

— Есть и суд Линча… — тихо сказал Моррис.

В зале зашумели.

— Стоит мне поднять палец, — сказал Мак-Гинти, — и я соберу двести человек, которые очистят весь город. — И вдруг, усилив голос и грозно сдвинув черные густые брови, он произнес: — Смотрите, брат Моррис, я слежу за вами уже не первый день. В вас нет смелости, и вы стараетесь лишить мужества других. Плохо придется вам, когда ваше собственное имя появится в моих списках, а мне начинает казаться, что я скоро внесу его в свою записную книжку.

Моррис смертельно побледнел и бессильно опустился на стул. Дрожащей рукой он поднял стакан, но прежде чем заговорить, сделал несколько глотков.

— Прошу извинения у вас, достопочтенный мастер, и у всех братьев, если я сказал больше, чем следовало. Вы все знаете, что я боюсь только, как бы с ложей не случилось чего дурного. Именно этот страх и заставил меня произнести неосторожные слова. Но ведь я больше доверяю вашим суждениям, достопочтенный мастер, нежели своим собственным! И обещаю… обещаю больше никогда… — он смешался.

Услышав эти смиренные слова, Мак-Гинти, видимо, удовлетворился, во всяком случае перестал хмурится.

— Отлично, брат. Мне самому было бы грустно, если бы нам пришлось дать вам урок. Но пока я занимаю свое место, мы должны хранить единство, как в словах, так и на деле. А теперь, ребята, — продолжал он, оглядывая общество, — вот что я скажу вам: если мы накажем Стенджера в полной мере, то, возможно, и в самом деле навлечем на себя неприятности. Газетчики держатся друг за друга, и все газеты в штате подняли бы крик, взывая к полиции и войскам. Но проучить и как следует — необходимо. Возьмете это на себя, брат Болдуин?

— Еще бы! — ответил тот.

— Скольких братьев вы с собой возьмете?

— Шестерых. Двое останутся сторожить у дверей. Пойдете вы, Гауэр, вы, Менсель, вы, Скэнлен, оба брата Уилбай…

— Я обещал новому брату, что он тоже пойдет, — заметил председатель.

Тед Болдуин посмотрел на Мак-Мердо, и его взгляд показал, что он не простил и ничего не забыл.

— Пусть идет, если хочет, — мрачно сказал Болдуин. — И чем скорее мы займемся делом, тем лучшее.

Ложа стала расходиться — с шумом, с полупьяными выкриками. В баре было еще много посетителей, и некоторые братья к ним присоединились. Маленький отряд, предназначенный для нападения, разделился и двинулся глухими улицами, чтобы не привлекать внимания. Стоял сильный мороз. В ясном небе висела молодая луна. Чистильщики собрались у ярко освещенного здания с золотой вывеской над парадным подъездом: «Вермисса Геральд». Из здания слышался шум работающей печатной машины.

— Эй, вы, — сказал Болдуин Мак-Мердо, — стойте внизу у дверей и следите, чтобы путь для отступления был свободен. С вами может остаться Артур Уилбай. Остальные — за мной. Не бойтесь, ребята: добрая дюжина свидетелей подтвердит, что в эту минуту мы находились в баре у Мак-Гинти.

Подходила полночь, прошли последние редкие прохожие. Открыв парадную дверь редакции, Болдуин и его спутники побежали по лестнице. Мак-Мердо и Уилбай остались внизу. Полминуты спустя сверху послышались крики, призыв на помощь, топот, стук падающих стульев. Затем на площадку лестницы выбежал седой человек. Но его схватили, очки несчастного полетели вниз и со звоном разбились у ног Мак-Мердо. Старик упал ничком, шесть палок застучали по его спине. Он корчился, стонал, его длинные худые ноги и руки вздрагивали под ударами. Наконец он затих. Все, кроме Болдуина, отошли, но тот, с лицом, искаженным злобной гримасой, все бил старика по голове. Мак-Мердо взбежал по лестнице и схватил Болдуина за руку.

— Вы убьете его, — сказал он, — хватит!

Болдуин с бешенством посмотрел на него и выдернул руку.

— Будьте вы прокляты! Кто вы такой, чтобы вмешиваться? Прочь! — Он поднял палку, но Мак-Мердо выхватил револьвер.

— А ну, поосторожней, — сказал он. — Не советую поднимать на меня руку, не то дело кончится плохо. А что до него, так разве мастер не запретил убивать этого человека?

— Он правильно говорит, — сказал один из шайки.

— Бегите! — закричал снизу Уилбай.

В первом этаже, в типографии, услышали крики. Несколько наборщиков и метранпаж выскочили на нижнюю площадку. Чистильщики оставили неподвижного старика и бросились вниз. Кое-кто побежал обратно в бар, остальные, в том числе и Мак-Мердо, снова рассыпались по глухим улицам и окружными путями отправились домой.

 

Глава 4. Долина Страха

Проснувшись утром Мак-Мердо поневоле вспомнил сразу же о своем вступлении в ложу.

Рука распухла и воспалилась, с похмелья сильно болела голова. Поскольку Мак-Мердо имел особые доходы, он не слишком усердствовал на работе в конторе. В это утро он не пошел туда вовсе. Поздно позавтракав, он сел за письмо одному приятелю. Принесли свежий «Геральд». Внизу была напечатана заметка «Преступление в редакции «Геральда». Она содержала краткую информацию о вечернем нападении и кончалась словами: «Дело находится в руках полиции, однако, едва ли можно полагать, что расследование приведет к должным результатам. Впрочем, нескольких из нападавших узнали. Надо надеяться, что их привлекут к суду. Главное же в том, что преступление совершено обществом, столько лет терзающим всю нашу долину! Многочисленным друзьям мистера Стенджера мы сообщаем, что, хотя он был жестоко и безжалостно избит и получил несколько сильных повреждений головы, жизни его не грозит непосредственная опасность».

Мак-Мердо положил газету, его рука чуть дрожала, по-видимому, он слишком много выпил вчера. Он стал закуривать трубку, когда в дверь его комнаты постучались. Вошла хозяйка, вдова. Макнамара, и передала ему записку, только что принесенную мальчиком-рассыльным. Мак-Мердо взглянул: записка была без подписи. «Мне нужно поговорить с вами, — гласила записка, — только не у вас в доме. Мы можем встретиться у флагштока на Мельничном холме. Если вы придете туда тотчас, я скажу кое-что важное и для вас и для меня».

Мак-Мердо дважды и с большим удивлением прочитал эти строки, он не мог представить себе, что бы они значили и кто их написал. Будь почерк женским, тут еще можно было строить догадки… Но это явно писал мужчина. Поразмыслив, Мак-Мердо решил пойти на встречу.

Мельничным холмом назывался запущенный общественный парк в самом центре города. Летом его наполняли гуляющие, зимой же он был пуст и представлял собою довольно унылое место. С вершины холма, на котором парк был разбит, открывался вид не только на город, но и на уходящую вниз извилистую долину, покрытую черным от копоти и угольной пыли снегом, и на лесистые белоголовые горы. Мак-Мердо двинулся вверх по дорожке, обсаженной с обеих сторон елочками, и, наконец, дошел до пустого ресторана в центре парка. Рядом со зданием ресторана торчал пустой флагшток, а под ним стоял человек в пальто с поднятым воротником и низко опушенной на лицо шляпе. Он повернулся на звук шагов — и Мак-Мердо с удивлением узнал Морриса. Вместо приветствия они обменялись сигналами ложи.

— Я хотел поговорить с вами, мистер Мак-Мердо, — сказал Моррис с неуверенностью, которая доказывала, что он собирается коснуться щекотливой темы. — Хорошо, что вы отозвались на мое приглашение.

— Почему вы не подписались?

— Необходима осторожность, мистер Мак-Мердо. В наше время не знаешь, что выйдет из того или другого поступка, можно доверять человеку или нет.

— Братьям своей ложи следует доверять.

— Ну, не всегда, — с жаром возразил Моррис.

— Все, что мы говорим, и даже все, что думаем, передают мистеру Мак-Гинти.

— Послушайте, — строго сказал Мак-Мердо, — вам хорошо известно, что я только вчера вечером клялся в верности мастеру. Вы, кажется, хотите, чтобы я нарушил мою клятву?

— Если вы так смотрите на дело, — печально произнес Моррис, — сожалею, что потревожил вас. Плохи наши дела, если двое свободных граждан не смеют свободно высказать свои мысли, разговаривая с глазу на глаз.

Мак-Мердо, пристально наблюдавший за собеседником, смягчился.

— Как вам известно, — сказал он, — я здесь недавно и плохо знаю ваши обычаи. Не мне начинать говорить, мистер Моррис… Если вам нужно что-нибудь сказать, я вас слушаю.

— Чтобы передать все мистеру Мак-Гинти? — с горечью договорил Моррис.

— Успокойтесь, — сказал Мак-Мердо. — Лично я останусь верен ложе, говорю вам это прямо. Но я не привык повторять кому-нибудь то, что мне сказали по секрету. Ваши слова дальше не пойдут. Однако предупреждаю: ни в чем, противном интересам ложи, не ждите от меня ни помощи, ни сочувствия.

— Я давно не жду ни того, ни другого, — сказал Моррис, — и, может быть, отдам в ваши руки мою жизнь, говоря с вами откровенно. Но как вы ни плохи, а вы все же новичок. Стало быть, ваша совесть еще не так окаменела, как у других. Вот почему мне хотелось поговорить с вами.

— Прекрасно… Что же вы хотите сообщит мне?

— Если вы меня выдадите, пусть ляжет на вас мое проклятие.

— Я сказал, что не выдам!

— Тогда ответьте: когда вы сделались членом ложи в Чикаго и произнесли обеты верности и милосердия, приходила вам на ум мысль, что это поведет вас к преступлению?

— Смотря что называть преступлением.

— Смотря что! — сказал Моррис голосом, задрожавшим от гнева. — Мало вы видели наших дел, если можете назвать их иначе. Ну, а прошлой ночью, когда старого человека, который мог бы быть вашим отцом, избили до полусмерти, — что это было, по-вашему?

— Некоторые сказали бы, что это война, — ответил Мак-Мердо, — а на войне, как на войне: все дерутся как могут.

— Ну, ладно, вы все же ответьте на мой вопрос: думали вы о чем-либо подобном, когда вступали в Чикагскую ложу?

— Должен сознаться, нет.

— Так было и со мной, когда я вступил в орден в Филадельфии. — К сожалению, дела мои там расстроились, и в один проклятый богом час я услышал о Вермиссе. Я приехал сюда для поправки дел. Боже мой, подумать только… Со мной приехали жена и трое детей. На Рыночной площади я открыл магазин, и дела мои пошли отлично. Потом я вступил в местную ложу, вот как вы вчера. На своей руке я ношу клеймо позора, а мое сердце заклеймено еще хуже. Я очутился под властью злодея и запутался в сети преступлений. Что мне оставалось делать? Каждое слово, которым я старался исправить положение вещей, считалось изменой. Я не могу уехать: все мое состояние вложено в магазин. Откажись я от братства, я буду тут же убит, и один бог ведает, как поступят с моей женой и детьми. О, это ужасно, ужасно! — Моррис закрыл лицо руками.

Мак-Мердо пожал плечами.

— Вы слишком мягки для этих дел, — сказал он.

— Во мне жили горесть и религиозное чувство. Но эти… эти… превратили меня в преступника. Мне дали поручение. Если бы я отказался исполнить его, меня постигла бы смерть. Может, я и трус, а может, у меня отнимает смелость мысль о жене и детях. Как бы то ни было, я знаю, что воспоминание о случившемся вечно будет преследовать меня до могилы. Милях в двадцати от города стоял уединенный дом, вон там, у гор… Мне приказали караулить двери. Поручить мне самое дело они не решались. Остальные вошли в комнату и, когда снова появились из дверей, их руки были в крови… Мы повернулись, чтобы уйти, и в это время позади нас в доме закричал ребенок — мальчик лет пяти, видевший, как убили его отца. Я чуть не потерял сознание от ужаса, — а мне надо было улыбаться, иначе в следующий раз они вышли бы с окровавленными руками из моего дома, и мой маленький Фред кричал бы так же. И я сделался преступником и погиб в этом мире и в будущем. Я верующий католик, но патер не захотел и говорить со мной, узнав, что я Чистильщик… Меня отлучили от церкви. Вот в каком положении я нахожусь! Мне ясно, что вы идете по той же дороге, и я спрашиваю вас: к чему приведет она? Готовы ли вы сделаться хладнокровным убийцей или мы можем каким-нибудь путем остановить все это?

— Что же вы думаете делать? — резко спросил Мак-Мердо. — Ведь не донести же?

— Боже сохрани, — ответил Моррис. — Одна мысль об этом стоила бы мне жизни.

— Ну что ж, — сказал Мак-Мердо, — лично мне вы кажетесь просто слабохарактерным человеком. К тому же, вы придаете всему этому слишком много значения.

— Слишком много! Поживите здесь дольше, тогда узнаете. Посмотрите в долину: видите, какую тень бросают на нее клубы дыма. Поверьте, тень преступлений мрачнее. Мы живем в Долине Ужаса. С заката до утренней зари сердца мирных жителей трепещут от страха. Погодите, молодой человек, скоро вы сами поймете это.

— Поживем — увидим, — беспечно сказал Мак-Мердо. — Тогда я скажу вам, что думаю. А теперь мне ясно только одно: вы не годитесь для жизни в долине и чем скорее продадите свою лавочку, за любую цену, и умотаете отсюда, тем будет лучше для вас. Я-то вас не выдам. Но, ой-ой, если бы я узнал, что вы сплетник…

— Нет, нет, — жалобно простонал Моррис.

— Ну, кончим на этом. Я не забуду того, что вы сказали, и, как знать, может, ваши слова и пригодятся мне когда-нибудь. Надеюсь, вы говорили с добрыми намерениями. Прощайте.

— Еще одно слово, — остановил его Моррис, — нас могли заметить вместе и, кто знает, не пожелают ли «там» узнать, о чем мы разговаривали.

— С вашей стороны благоразумно подумать об этом.

— Скажем, я предлагал вам место у меня в магазине.

— А я отказался. Ну что ж, договорились. Прощайте, брат Моррис, и желаю, чтобы в будущем вам жилось легче.

В то же вечер Мак-Мердо задумчиво сидел у себя в гостиной возле печки и курил. Неожиданно дверь в комнату распахнулась, и дверной проем на миг целиком заполнила крупная фигура мастера ложи. Он сделал обычный знак, сел против молодого человека и несколько секунд молча всматривался в него. Мак-Мердо выдержал этот взгляд совершенно спокойно. Наконец Мак-Гинти сказал:

— Я редко хожу в гости, брат Мак-Мердо, так как посетители отнимают у меня слишком много времени. Тем не менее, я решил побывать у вас.

— Горжусь этим, — ответил Мак-Мердо. Он поднялся и достал из шкафа бутылку виски. — Не ожидал такой чести.

— Ну, что рука?

Мак-Мердо скривил рот.

— Дает о себе знать, но ничего: стоит помучиться.

— Да, — ответил Мак-Гинти, — стоит для людей, преданных ложе и готовых работать для нее. О чем вы толковали с братом Моррисом на Мельничном холме?

Вопрос прозвучал неожиданно, но у Мак-Мердо был готов ответ.

— Моррис, он добрый малый: ему показалось, что я в тисках и, желая мне помочь, он предложил мне место в своем магазине.

— Да?

— Да.

— И вы отказались?

— Ну, ясно. Я могу, не выходя из спальни, получить за четыре часа больше, чем он дал бы мне за месяц.

— Правильно. На вашем месте я не стал бы часто видаться с Моррисом.

— Почему?

— Потому что я советую вам это. Для большинства оказалось бы вполне достаточно моего слова.

— Может быть, для остальных и достаточно, советник, но не для меня, — смело ответил Мак-Мердо. — Если вы умеете распознавать людей, вы сами должны это понять.

Глаза смуглого исполина вспыхнули, и его волосатая лапа на мгновение сжала стакан таким движением, что, казалось, он вот вот кинет его в голову собеседнику. Но в следующую секунду выражение его лица изменилось, и он засмеялся шумным, неискренним смехом.

— Нечего и говорить, вы странная карта в игре, — заметил он. — Ну, если вам нужны объяснения, извольте. Разве Моррис не говорил дурно о ложе?

— Нет.

— А обо мне?

— Нет.

— Понимаю: он не осмелился высказаться, так как не доверяет вам. В душе же он неверный брат. Мы это знаем и ждем только случая наказать его. Мне сдается, что время кары подходит. В нашем загоне нет места для паршивой овцы. А если вы будете вести знакомство с неверным человеком, подозрение в неверности падет и на вас. Понятно?

— Я не могу подружиться с ним, потому что этот человек мне не нравиться, — ответил Мак-Мердо. — Что же до моей неверности, так заговори о ней не вы, а кто-нибудь другой, ему бы не пришлось произнести следующую фразу.

— Хорошо, сказано достаточно, — заметил Мак-Гинти. — Я пришел, чтобы вовремя предупредить вас, — и предупредил.

— Только одно мне хотелось бы понять: как вы узнали о моем свидании с Моррисом?

Мак-Гинти засмеялся.

— Я должен знать все, что происходит в городе, — сказал он, — и советую помнить, что я все знаю. Ну, мне пора, я только…

Однако он не успел кончить прощальную фразу. Дверь скрипнула, растворилась, и нахмуренные глаза трех полицейских глянули на собеседников. Мак-Мердо вскочил со стула и взялся было за револьвер, но снова спрятал его в карман, заметив наведенные на себя винчестеры. Человек в мундире вошел в комнату с шестизарядным револьвером в руке. Мак-Мердо узнал капитана Мервина из Чикаго. Капитан подошел к Мак-Мердо и покачал головой.

— Я так и думал, старый знакомый, что нам придется встретиться, — сказал он. — Трудно удержаться от вольной жизни, а? Одевайтесь и пошли.

— Полагаю, вам придется за это ответить, — прогремел Мак-Гинти. — Кто вы, чтобы врываться в частный дом и оскорблять честных, преданных закону людей?

— Это вас не касается, советник, — ответил Мервин. — Мы пришли не за вами, а вот за этим молодчиком, а вы обязаны помогать полиции исполнять ее долг.

— Он мой друг, и я отвечаю за него, — сказал мастер.

— Смотрите, мистер Мак-Гинти, как бы вам не пришлось отвечать за собственные дела. Ну, а этот Мак-Мердо был негодяем еще до приезда в Вермиссу, негодяй он и теперь… А ну-ка, давайте сюда револьвер, молодой человек.

— Вот он, — хладнокровно сказал Мак-Мерло.

— Будь мы с вами с глазу на глаз, капитан Мервин, вы бы разговаривали иначе.

— Где приказ об аресте? — спросил Мак-Гинти. — Ей богу, пока в полиции служат такие господа, как вы, в Вермиссе будет житься не лучше, чем в России. Вы нас оскорбили и ответите за это.

— Ну что же, исполняйте ваш долг, как вы его понимаете, советник, — сказал Мервин, — а мы будем исполнять свой.

— В чем меня обвиняют? — спросил Мак-Мерло.

— В том, что вы участвовали в нападении на редактора Стенджера в здании «Геральда». Можете радоваться, что на вас не легло обвинение в убийстве.

Мак-Гинти грубо рассмеялся.

— Если так, — сказал он, — советую вам бросить это дело: Мак-Мерло был в моем баре и до полуночи играл в покер. Я могу предоставить дюжину свидетелей, они подтвердят мои слова.

— Мы выясним все на суде. А пока пошли, Мак-Мердо, и советую вести себя смирно, не то получите прикладом по голове. Отойдите, мистер Мак-Гинти, предупреждаю вас, во время исполнения служебных обязанностей я сопротивления не выношу.

В лице и в позе капитана чувствовалась такая решительность, что Мак-Мердо и Мак-Гинти осталось только подчиниться. Однако мастер на прощание шепнул несколько слов арестованному.

— А как же?.. — Он указал большим пальцем через плечо, и Мак-Мердо понял, что он имеет в виду фальшивые доллары.

— Все в порядке, — шепнул Мак-Мердо. У него был тайник под полом спальни.

— До свидания, — громко сказал Мак-Гинти, пожимая ему руку. — Я поговорю с адвокатом Рейли и все издержки возьму на себя. Поверьте мне, вас скоро освободят.

Инспектор подозрительно покосился на них.

— Вы, двое, — обратился он к полицейским, — сторожите арестованного и стреляйте, если он выкинет какую-нибудь штуку. Я обыщу дом.

Но обыск ничего не дал. Мак-Мердо повели в полицию. Стемнело, дул резкий ветер, который нес колючий снег. Людей на улицах было мало, но встречающиеся жители города, ободренные темнотой и присутствием полиции, открыто осыпали арестованного оскорблениями.

— Линчевать проклятого Чистильщика! — крикнул кто-то. — Линчевать!

После короткого допроса Мак-Мердо поместили в общую камеру. Там он увидел Болдуина и других участников нападения.

Но длинная рука ложи проникала и в убежище закона. Ночью какой-то полицейский вошел в камеру с охапкой соломы и вынул из нее две бутылки виски, несколько стаканов, ужин и колоду карт. Арестованные провели ночь очень весело. Утро показало, что им действительно нечего опасаться.

С одной стороны свидетели нападения — метранпаж и наборщики — признали, что освещение было слабое, а они волновались и потому не могут теперь клятвенно удостоверить личности нападавших; ловкий адвокат, приглашенный Мак-Гинти, совсем их запутал. Пострадавший, который дал показания в больнице, помнил лишь, что первый, ударивший его человек, был с усами. Стенджер, правда, добавил, что убежден в причастности к нападению Чистильщиков, потому что из всех окрестных жителей только они одни его ненавидят, и он уже не раз получал от них угрожающие письма. Но, с другой стороны, шестеро граждан, в том числе и муниципальный советник Мак-Гинти, заявили, что все обвиняемые в момент нападения играли в баре Мак-Гинти и ушли очень поздно. Бесполезно прибавлять, что обвиняемых отпустили, сказав им несколько слов, очень похожих на извинение, а капитану Мервину и всей полиции сделали замечание за неуместное усердие.

Когда огласили решение, в зале раздались громкие крики одобрения. Мак-Мердо глянул и увидел много знакомых лиц. Братья ложи улыбались и махали шляпами. Остальные присутствующие, сжав губы и сдвинув брови, молча смотрели на оправданных, когда те выходили из суда. Только один малорослый, чернобородый парень крикнул им вслед:

— Вы, проклятые убийцы!.. Мы еще поймаем вас!

 

Глава 5. Самый мрачный час

Если что нибудь и могло увеличить популярность Мак-Мерло среди братьев, так этот арест и оправдание. Он уже заслужил репутацию веселого гуляки, человека гордого и вспыльчивого, неспособного снести оскорбление хотя бы и со стороны самого всемогущего мастера. Вдобавок все приходили к выводу, что среди них нет другого брата, готового так охотно принять участие в деле, способного быстро составить смелый и удачный план. Впрочем, некоторых старших братьев ложи, в том числе и Болдуина, явно раздражало такое быстрое возвышение новичка. Но они сторонились Мак-Мердо, потому что он так же легко вступал в драку, как смеялся и шутил.

Однако, приобретая расположение товарищей, в другом месте Мак-Мердо сильно проиграл во мнении. Шефтер больше не хотел иметь с ним никакого дела и не позволял ему приходить в свой дом. Влюбленная Этти не могла отказаться от Джона, хотя здравый смысл и ей подсказывал, к чему повел бы брак с таким человеком. Раз утром, после бессонной ночи, девушка решила повидаться с Джоном и уговорить его отказаться от темных дел, в которые он погряз. Она отправилась к дому старой ирландки. Дом был пуст. Она проскользнула в комнату, где, как она знала, жил Мак-Мердо. Джон сидел за столом и писал что-то. Шагов Этти он не услышал. Внезапно ее охватил порыв шаловливости. Она на цыпочках подкралась к Джону и неожиданно положила руку ему на плечо.

Если Этти надеялась испугать его, то это ей более чем удалось. Джон мгновенно вскочил, точно подброшенный пружиной, и повернулся. Левая рука его смяла лежавшую перед ним бумагу, а правой он едва не схватил девушку за горло. Секунду он смотрел на нее бешеным непонимающим взглядом, потом на лице изобразилось облегчение, удивление, радость.

— Ох, это вы, Этти, — сказал Джон, отирая мгновенно вспотевший лоб. — Подумать только, что вы, сердце моего сердца, пришли ко мне, а я вас так встречаю! Ох, Этти, позвольте мне загладить мой поступок! — он протянул к ней руки.

Но она еще не отделалась от воспоминания о той гримасе преступного страха, которая в первый миг исказила его лицо. Этти была уверена, что это не просто испуг человека, пораженного неожиданностью.

— Что с вами? — спросила она. — Почему вы так испугались меня? О, Джон, если бы ваша совесть была чиста, вы не посмотрели бы на меня таким взглядом.

— Я думал о другом, и когда вы подкрались на ваших ножках…

— Нет, нет, Джон. — В ней вдруг шевельнулось подозрение. — Дайте-ка мне письмо, которое вы писали.

— Этти, я не могу исполнить вашей просьбы.

Подозрения девушки превратились в уверенность.

— Вы писали другой, — сказала она. — Я знаю, иначе вы не стали бы скрывать от меня письмо. Может, вы писали вашей жене? Я даже не знаю наверняка, что вы холосты. Ведь вас здесь никто не знает.

— Я не женат, Этти. Клянусь, вы для меня единственная женщина в мире!

Он даже побледнел от волнения.

— Так почему же, — спросила она, — почему вы не хотите показать мне письмо?

Он посмотрел на нее нежно и она не могла не поверить ему.

— Милая, — ответил он, — я дал клятву не показывать его, и, как не нарушил бы слова, данного вам, так сдержу и обещание, взятое с меня другими. Дело касается ложи, и это тайна даже от вас. Если я испугался прикосновения вашей руки, неужели вы не понимаете почему? Ведь это могла быть и рука врага.

Он привлек ее к себе, и поцелуи окончательно разогнали ее сомнения и страхи.

— Сядьте рядом со мной. Конечно, странный это трон для королевы, но ваш бедный жених пока не может найти ничего лучшего. Полагаю, со временем он предложит вам что-нибудь более вас достойное. Ну, скажите, теперь вы снова спокойны? Да?

— Как могу я быть спокойна, Джон, когда в любой день могу услышать, что вас судят за убийство? Мак-Мердо — Чистильщик! Эти слова каждый раз пронзают мое сердце.

— Поверьте, дорогая, дело не так плохо, как вы думаете. Просто мы стараемся собственными средствами отстоять свои права.

Этти прижалась к нему.

— Бросьте их, Джон! Ради меня — бросьте!.. Я пришла просить вас об этом. О, Джон, видите, я умоляю вас на коленях!

Он поднял девушку и, прижав ее к своей груди, постарался успокоить.

— Право, дорогая, вы сами не знаете, чего просите. Могу ли я бросить начатое? Это было бы нарушением клятвы, изменой! Знай вы обстоятельства, в которых я нахожусь, вы бы не просили об этом. А потом — разве я могу бежать? Не думаете ли вы, что ложа так просто отпустит человека, посвященного во все ее тайны?

— Я уже все обдумала, Джон, и составила план. У отца есть деньги, ему надоел этот проклятый город. Мы вместе бежим в Филадельфию или в Нью-Йорк и спрячемся там.

Джон засмеялся.

— У ложи длинная рука! Она протянется отсюда и в Филадельфию и в Нью-Йорк.

— Ну, так уедем в Англию или Германию, на родину моего отца. Уедем, куда хотите, только бы очутиться подальше от этой Долины Ужаса!

Мак-Мердо вспомнил о Моррисе.

— Вот уже во второй раз при мне так ее называют, — сказал он. — Действительно, многие из вас придавлены страхом.

— О, Джон, все минуты нашей жизни омрачены. Может, вы думаете, что Болдуин простил? Он только боится вас, иначе — что было бы уже с вами! Если бы вы видели, какими глазами он смотрит на меня…

— Если я поймаю его на этом, ей-ей, я его проучу. Но поймите, моя маленькая, я не могу уехать, не могу — запомните раз и на всегда. Зато, если вы мне доверитесь, я найду хороший, честный выход их положения.

— Из такого положения не может быть честного выхода.

— Да, с вашей точки зрения. Но дайте мне шесть месяцев, и я, не стыдясь ничьих взглядов, смогу уйти из долины.

Девушка недоверчиво взглянула на него и улыбнулась.

— Шесть месяцев? — сказала она. — Вы обещаете?

— Ну, может быть семь или восемь… Во всяком случае, раньше чем через год мы отсюда не выберемся.

Больше Этти ничего не добилась. Но и это было уже что-то. Отдаленный свет несколько рассеивал мрак близкого будущего. Когда Этти вернулась домой, на душе у нее было легко — легче, чем когда-либо за время ее знакомства с Джоном.

Может быть потому, что Мак-Мердо сделался полноправным членом ложи и получал более подробные сведения, он вскоре выяснил, что деятельность Чистильщиков не ограничивалась долиной, а была гораздо обширнее и сложнее. Даже Мак-Гинти, видимо, не был осведомлен о ней полностью. Брат высшей ступени, именовавшийся областным делегатом и живший в Хобсоне, ведал многими отдельными ложами и самовластно распоряжался ими. Мак-Мердо только раз видел его — маленького седого человека, похожего на крысу, который не ходил, а скользил, исподтишка бросая взгляды направо и налево. Его звали Иванс Потт. Сам мастер триста сорок первой ложи явно испытывал по отношению к этому человеку что-то вроде страха.

Однажды Скэнлен, живший в одном доме с Мак-Мердо, получил от Мак-Гинти письмо, к которому была приложена записка Иванса Потта. Потт сообщал главе ложи Вермиссы, что он присылает к нему двух хороших ребят, Лоулера и Эндрюса, которым предстоит поработать в окрестностях города. Он, Потт, считает благоразумным не объяснять подробностей дела. Не потрудиться ли мастер хорошенько спрятать их до того времени, когда им пора будет действовать? И Мак-Гинти просил Скэнлена и Мак-Мердо приютить у себя приезжих.

В тот же вечер явились Лоулер и Эндрюс каждый со своим дорожным мешком. Лоулер, человек пожилой и замкнутый, был одет в черный сюртук и мягкую фетровую шляпу. Седая растрепанная борода делала его похожим на странствующего священника. Второй, Эндрюс, почти еще мальчик, с открытым лицом и развязными манерами, казался школьником, который наслаждается каникулами и боится истратить даром хоть одну минуту приятного времени. Оба они не пили ничего спиртного и в общем вели себя вполне примерно. Впрочем, они более или менее охотно рассказывали о своих прошлых поручениях. Лоулер выполнял их четырнадцать, Эндрюс — три. Лишь о том, что им предстояло, они помалкивали.

— Нас выбрали пятому что ни я, ни этот мальчик не пьем, — только и сказал Лоулер. — Значит, ничего лишнего не сболтнем.

— Всем нам одинаково близко дело, ответил ему Сканлейн.

Все четверо усаживались за ужин.

— Верно. И мы охотно потолкуем о том, как был убит Чарли Уильямс или Саймон Берд, или еще кто-нибудь.

— В окрестностях живет около полдюжины людей, с которыми я не прочь свести счеты, — с гневом произнес Мак-Мердо. — Не собираетесь ли вы побывать у Джека Нокса из Ирландии? Я с удовольствием услыхал бы, что он получил должное.

— Нет, нас занимает не он.

— Может, Герман Штраус?

— И не он.

— Ну, мы не настаиваем. Тайна есть тайна. Просто мы хотели бы помочь вам.

Лоулер с улыбкой покачал головой.

Однако Скэнлен и Мак-Мердо решили присутствовать при «потехе», как они выражались.

Когда Мак-Мердо услыхал на лестнице тихие шаги, он разбудил Скенлена, оба быстро оделись. Наружная дверь была отворена, гости уже выскользнули из передней. Еще не рассвело, но при неверном свете уличных фонарей Мак-Мердо и его спутник разглядели две удаляющиеся фигуры и осторожно двинулись за ними.

Дом старой ирландки стоял на сомам краю города. Очень скоро Мак-Мердо и Скэнлен очутились в поле, неподалеку от перекрестка двух проселочных дорог. На перекрестке Лоулера и Эндрюса ждало еще трое приезжих братьев. Очевидно, предстояло важное дело. Братья направились к Вороньей горе, где находились шахты крупной компании. Ими ведал энергичный и бесстрашный директор, уроженец Новой Англии.

Светало. По черной тропинке шли шахтеры поодиночке и группами.

Мак-Мердо и Скэнлен смешались с потоком шахтеров, не теряя из виду приезжих братьев. Над землей висел густой туман. Вдруг откуда-то из тумана прозвучал резкий свисток. Это был сигнал: минут через пять-десять начнется спуск в шахту.

Когда Скэнлен и Мак-Мердо дошли до открытой площадки около шахты, там столпилось около сотни шахтеров. Ожидая спуска, они топала ногами и дули на пальцы; было очень холодно. Приезжие братья стояли в стороне. Скэнлен и Мак-Мердо взобрались на груду шлака поодаль. Из машинного вышел бородатый шотландец Мензис и снова засвистел в свисток: начинался спуск в шахту. В это мгновение откуда-то со стороны появился директор, высокий худощавый человек. Сделав несколько шагов, он заметил группу молчаливых и неподвижных людей. Они были в рабочей одежде и все в надвинутых на глаза шляпах. Должно быть, на секунду предчувствие смерти холодной рукой сжало сердце директора. Он чуть приметно вздрогнул.

— Кто вы? И зачем здесь шатаетесь? — спросил он, подходя к ним.

Вместо ответа молодой Эндрюс шагнул вперед и выстрелил ему в живот. Сотня ожидающих шахтеров стояла как парализованная. Директор обеими руками зажал рану, поднялся с земли и, шатаясь, побрел прочь, но выстрелил второй убийца. Директор упал на бок, подергивая ногами и хватая руками обломки руды. При виде этого из груди Мензиса вырвался вопль ярости, он с болтом в руках кинулся на убийц, по нему тоже выстрелили несколько раз, и он, мертвый, упал к ногам убийц. Несколько шахтеров двинулось было вперед, послышались крики сострадания и гнева. Но двое из приезжих выпустили несколько зарядов, пули просвистели над головами рабочих, и те быстро отступили. Шайка убийц повернулась и несколько секунд спустя затерялась в утреннем тумане. Все произошло очень быстро. Свидетели этой сцены едва успели опомниться, когда все было кончено, и вряд ли кто-нибудь из них мог бы сказать наверняка, как выглядели люди, только что, на глазах целой толпы, совершившие двойное убийство.

Скэнлен и Мак-Мердо пошли домой. Скэнлен притих, он в первый раз видел «настоящее дело», и оно показалось ему менее приятным и забавным, чем его уверяли. Мак-Мердо шел тоже молча, погруженный в свои мысли.

В эту ночь в баре Мак-Гинти братья ложи праздновали новый успех. Мрачная тень над долиной сгустилась еще больше. Ужас охватил жителей.

И как умелый полководец закрепляет плоды своей победы, не давая врагу собраться с духом и оправиться после недавнего поражения, так и Мак-Гинти в ту же ночь задумал новую операцию. Когда пьяные Чистильщики расходились, он дотронулся до плеча Мак-Мердо и повел его за собой в ту самую комнатку, где состоялся их первый разговор.

— Вот, что мой милый, — сказал он, — наконец-то у меня есть достойное вас дело. Поручаю его целиком вам.

— Горжусь этим, — сказал Мак-Мердо.

— Можете взять с собой Мандреса и Рейли. Они уже предупреждены. Пока мы не разделаемся с Честером Уилкоксом, у нас не будет покоя, а если вам удастся покончить с ним, вы заслужите благодарность всех лож долины.

— Приложу все усилия. Кто он и где его искать?

Мак-Гинти вынул из уголка рта наполовину изжеванную сигару и, объясняя, стал одновременно рисовать грубый план на листочке записной книжки.

— Это твердый орешек. Бывший армейский сержант, из цветных, теперь старший мастер в «Айрон Дайк Компании». Стреляный воробей, и старых рубцов на нем хватает. Мы дважды пробовали с ним покончить, только нам не повезло. В последний раз мы потеряли Джима Карнауэя. Теперь попытайтесь вы. Вот дом, он стоит одиноко у перекрестка Айрон Дайк. Поблизости нет других домов, шума никто не услышит, разве что случайные прохожие. Днем не стоит и пробовать. Уилкокс всегда при оружии и стреляет он довольно метко. Так что главное — застать его врасплох. Ночью. В доме, кроме него, трое детей, жена и служанка. Если вы будете слишком деликатничать, дело провалится. Я думаю, лучше всего подложить взрывчатку под входную дверь — под порог, конечно — и взорвать…

— А что он, собственно, сделал?

— Разве я не сказал вам, что он застрелил Джима Карнауэя?

— За что он его застрелил?

— Вам-то что за дело? Карнауэй бродил вокруг его дома, и он застрелил его. Этого достаточно для меня и для вас.

— Там две женщины и дети. Выходит, их тоже надо будет уничтожить?

— Я же говорю вам — если будет необходимо, деликатничать нечего. Иначе вы не доберетесь до него.

— Да-а… Но они-то никого не застрелили.

— Что это за разговоры? Вы что, отказываетесь от поручения?

— Ну, советник! Разве я когда-нибудь давал повод думать, что я склонен к неповиновению? Разумно поручение или нет, это вам решать.

— Значит, вы готовы все исполнить?

— Ну, ясно.

— Когда?

— Ну, ночи две мне нужны, чтобы разведать местность осмотреть дом и составить план. Так что на третью ночь…

— Отлично, — сказал Мак-Гинти. Действуйте. Это будет хороший день для нас, когда вы сообщите, что дело сделано. После такого удара они все станут на колени.

Дом Уилкокса стоял милях в пяти от Вермиссы. На следующую ночь Мак-Мердо отправился на разведку и вернулся, когда уже рассвело. Днем он обсудил план с двумя своими подчиненными, Мандресом и Рейли. Это были совсем еще молодые парни, которые говорили о предстоящем убийстве, точно речь шла об охоте на оленя. Мак-Мердо еще раз ходил на разведку. На третью ночь все трое встретились за городом. Кроме оружия, у них была с собою взрывчатка — ее достали в каменоломнях. Часов около двух ночи Чистильщики добрались до места. Дул резкий ветер, и рваные облака быстро неслись по небу, то захлестывая, то вновь открывая лунный диск. Мак-Мердо и его сообщники подкрались к дому бесшумно. Внутри дома, как и вокруг, царила полная тишина, нарушаемая изредка лишь разбойничьим свистом ветра в деревьях. Мак-Мердо осторожно подложил мешок со взрывчаткой под порог дома, прикрепил фитиль и поджег его. Чистильщики отбежали на безопасное расстояние и спрятались в канаве. Маленький огонек побежал по шнуру, добрался до взрывчатки — и оглушающий взрыв поднял в воздух обреченное строение. Задача была выполнена.

Увы, утром выяснилось, что план Мак-Мердо, так хорошо продуманный и выполненный, провалился. Уилкокс оказался слишком предусмотрителен. То ли судьба многих других жертв, то ли предчувствие заставили его как раз накануне перебраться с семьей в другое, более безопасное жилище… Взрыв разрушил пустой дом.

— Предоставьте его мне, — сказал Мак-Мердо. — Он моя жертва, и я доберусь до него хотя бы мне пришлось ждать целый год.

Собрание ложи выразило Мак-Мердо доверие. А несколько недель спустя газеты сообщили, что Уилкокс убит выстрелом из засады.

Таковы были подвиги Чистильщиков, превратившие долину Вермиссы в Долину Страха. Вряд ли есть смысл продолжать описание. В старых газетах можно прочесть о том, как двое полицейских, Иване и Хант, были застрелены, когда пытались арестовать двоих Чистильщиков; как застрелили миссис Ларби, сидевшую у постели своего мужа, до полусмерти избитого по приказанию Мак-Гинти; как сперва убили старшего Дженкинса, а потом его брата; как изуродовали Джемса Мердока; как взорвали дом Стенхауза, уничтожив целую семью — и все это в течение одной зимы. Эта зима кончилась, но и весна, снимающая оковы с природы, не принесла избавления жителям Долины Страха.

Никогда тучи над их головами не были такими мрачными и безнадежными, как в начале лета года 1875.

 

Глава 6. Опасность

К весне Мак-Мердо уже получил звание дьякона братства и стал одной из виднейших фигур в совете ложи. Его мнения спрашивали, его помощи просили едва ли не в каждом новом деле. Но чем популярнее он становился среди Чистильщиков, тем более мрачные взгляды встречали его, когда он проходил по улицам Вермиссы. Чаша терпения горожан переполнилась. Ужас сменялся отчаянием. До ложи дошли слухи о тайных собраниях в редакции «Геральда», о том, что горожане пытаются создать отряд самообороны и запасаются огнестрельным оружием. Однако Мак-Гинти и его подручные не очень беспокоились. У них было немало людей, они были связаны круговой порукой, а главное — горожан они считали слишком запуганными, чтобы организовать серьезное сопротивление.

Дело, говорили они, сведется, как и до сих пор, к пустым разговорам и, может быть, и нескольким безрезультатным арестам.

Однажды в мае, вечером, когда Мак-Мердо уже собирался на обычное субботнее заседание ложи, к нему зашел Моррис.

— Можно мне откровенно поговорить с вами, мистер Мак-Мердо? — спросил он.

— Ну, ясно, валяйте, — сказал Мак-Мердо.

— Я не могу забыть, что однажды излил перед вами мое сердце, и вы не выдали меня, хотя сам мастер расспрашивал вас об этой беседе.

— Ну, о чем тут болтать? Я ведь сказал: я не доносчик. Но это не значит, что я с вами заодно.

— Это я хорошо знаю. И все-таки лишь с вами я могу говорить, зная, что вы меня не выдадите.

Он помолчал несколько секунд.

— Здесь, — продолжал он, прижав руку к груди, — храниться тайна, и она жжет меня. Мне необходимо ею поделиться… Если я умолчу о ней, возможно, погибнем мы все. Господи, помоги мне…

Мак-Мердо пристально посмотрел на дрожавшего Морриса и налил ему виски.

— Выпейте, — сказал он. — Это поможет вам взять себя в руки.

Моррис выпил, и его щеки слегка порозовели.

— Я могу объяснить все одной фразой, — сказал он. — На наш след напал сыщик.

Мак-Мердо просмотрел на него с удивлением.

— Вы с ума сошли! Разве вся округа не кишит полицейскими и сыщиками? А что толку?

— Нет, нет, это не местный сыщик. Здешних ищеек мы действительно знаем, и бояться их нечего. Но тут — другое дело. Слышали вы об агентстве Пинкертона?

— Что-то такое я читал.

— Поверьте, если люди Пинкертона нападают на чей-нибудь след, их дело сделано. От них не спастись. Они умеют собирать улики. Им слишком много платят, и вопроса «поймаю или не поймаю» для них не существует. Они вцепляются, как бульдоги, и не отстают, пока не добьются своего. Если один из этих Пинкертонов за нами следит, мы пропали.

— Не поднимайте паники! Его можно уничтожить.

— Вот ваша первая мысль! То же скажут в ложе. Опять дело кончится убийством!

— Убийство — подумаешь! Здесь это самая привычная вещь.

— Конечно, но не мне бы наводить убийц на след… Да после этого я не буду знать ни минуты покоя! А между тем, речь идет о наших жизнях. Что же мне делать, скажите, что делать?

Схватив Морриса за плечо, Мак-Мердо сильно встряхнул его.

— Послушайте, вы, — сказал он. — Вы не поправите дела, завывая как баба на похоронах. Перечислите факты. Кто он? Как вы о нем узнали?

Моррис поднял голову.

— Помните, я говорил, что до приезда сюда я на востоке держал магазин? У меня там остались друзья. Один из них служит на телеграфе, и вчера я получил от него вот это письмо. Читайте вот здесь.

Мак-Мердо прочел следующее: «Как поживают там у вас Чистильщики? Мы часто читаем о них в газетах. Между нами, я надеюсь скоро узнать от вас о важных событиях. Несколько крупных компании, в том числе и железнодорожная, серьезно взялись за дело. Можете быть уверены, что они доберутся до этих парней: дело поручено Пинкертону, и занялся им лучший сыщик агентства Берди Эдвардс…»

— Теперь прочтите на обороте, постскриптум.

«Обо всем этом я узнал у себя на телеграфе, так что сообщения моего не распространяйте. Согласитесь, дружище, было бы глупо, если через руки человека ежедневно проходили шифрованные депеши, и он не научился бы их расшифровывать, а? Это мое лучшее развлечение и моя тайна».

Некоторое время Мак-Мердо сидел молча.

— Кто-нибудь еще знает о письме?

— Что вы! Конечно, никто.

— А как вы думаете, ваш друг сообщил об этом еще кому-нибудь?

— Кажется, у него есть двое-трое близких приятелей.

— Д-да… Жаль, что он не описал внешность Берди Эдвардса. Тогда нам было бы легче напасть на его след.

— Помилуйте, Мак-Мердо, ведь он узнал о сыщике из шифрованных депеш!

Глаза у Мак-Мердо блеснули.

— Черт побери! — сказал он. — Я придумал! Как глупо, что я не сообразил сразу! Нам просто везет! Мы поймаем его прежде, чем он успеет повредить нам. Вот что, Моррис, согласны вы отдать дело в мои руки?

— О, господи, конечно, только избавьте меня от него.

— Ну и отлично! Вы будете совершенно в стороне. Не придется даже упомянуть вашего имени. Я все беру на себя, как если б письмо прислали мне.

— Но что вы задумали?

— Чем меньше будете вы знать, друг Моррис, тем вам будет спокойнее. Ничего не спрашивайте и предоставьте событиям идти своим чередом.

Моррис сокрушенно покачал головой.

— Я чувствую на себе его кровь, — сказал он прочти со стоном.

— Самооборона — не убийство, — сказал Мак-Мердо, мрачно улыбаясь. — Или ему погибать, или нам! Ему нельзя позволить долго оставаться в долине, не то он и впрямь нам здорово навредит! О, брат Моррис, боюсь, нам скоро придется избрать вас мастером…

Мак-Мердо расхохотался.

Но когда Моррис ушел, он, прежде чем отправиться на заседание ложи, разобрал какие-то бумаги и часть из них сжег. По дороге он задержался у дома Шэфтера. Он вызвал Этти, постучав в окошко. Лицо Мак-Мердо было, против обыкновенного, очень серьезно, даже мрачно.

— Что-то случилось, Джон? — спросила Этти. — О, милый, вам грозит беда?

— Право, ничего особенного, дорогая. Но, может быть, лучше исчезнуть отсюда раньше, чем дело дойдет до крайностей.

— Исчезнуть?

— Ведь однажды обещал вам, что наступит день, когда я уеду? Теперь этот день, пожалуй, близок. Сегодня я получил известие, и не очень хорошее. Надвигается опасность.

— Полиция?

— Хуже, Пинкертон. Вы не поймете, но для меня и мне подобных это… Помните, вы сказали, что, если я уеду, вы поедете со мной?

— О, Джон, еще бы!

— Кое в чем я непоколебимо тверд, Этти. Ни за что в мире я не хотел бы нанести вред даже одному волоску на вашей головке. Можете вы мне довериться?

Не говоря ни слова, она положила свою руку на его темную ладонь.

— Тогда выслушайте меня — и делайте все, что я вам скажу: это единственное спасение для нас с вами. В этой долине произойдет немало событий. Многие из нас вынуждены будут о себе позаботиться. Я — во всяком случае. Если мне придется бежать, днем ли то будет или ночью, вы должны уехать со мной.

— Я отправлюсь вслед за вами, Джон.

— Нет, нет! Не вслед за мной, а со мной. Долина Вермиссы навсегда закроется для меня, я никогда сюда не смогу вернуться. Как же я оставлю вас здесь, хотя бы и ненадолго? Едете вы со мной?

— Да, Джон.

— Благослови вас бог за ваше доверие. Я был бы самим дьяволом, если бы употребил его во зло. Когда я дам вам знать, Этти, вы должны тотчас все бросить и спешить на вокзал. Я явлюсь туда за вами.

— Днем или ночью — я приду по одному вашему слову, Джон.

Члены ложи собрались уже у Мак-Гинти. Гул приветствий встретил Мак-Мердо, когда он показался в зале. Сквозь табачный дым, заполнивший зал, Мак-Мердо разглядел черную гриву мастера, жестокое недружелюбное лицо Болдуина, похожего на коршуна секретаря и других руководителей ложи.

— Мы рады вас видеть, брат, — сказал председатель. — Нам предстоит решить вопрос, который требует поистине соломоновой мудрости.

— Он говорит о споре Ландера с Итоном, — негромко объяснил сосед Мак-Мердо. — Оба они требуют главной награды за убийство старика Креббе в Стайльстауне, а как узнать теперь, чья пуля его прикончила?

Мак-Мердо встал и поднял руку. Наступило молчание.

— Достопочтенный мастер, — сказал он торжественно, — прошу слова ради дела особенной важности.

— По правилам ложи нужно отложить все остальное, — произнес председатель. — Ну, мы слушаем вас, брат Мак-Мердо.

Мак-Мердо вынул из кармана письмо.

— Достопочтенный мастер и братья, — сказал он, — сегодня я принес дурные вести. Нам нужно немедленно обсудить их и принять меры, не то мы дождемся неожиданного удара, который истребит нас всех. Меня известили, что несколько крупнейших компаний объединились с целью нас уничтожить. Сейчас в долине действует сыщик Пинкертона Берди Эдвардс. Он собирает улики, которые, возможно, накинут петли на шеи многих из вас. Вот что я прошу немедленно обсудить.

— Какие доказательства имеете вы, брат Мак-Мердо? — спросил Мак-Гинти, нахмурясь.

— Так написано в письме, попавшем в мои руки, — ответил Мак-Мердо. — Чье это письмо, неважно. Но я заверяю вас своей честью, что оно достойно доверия.

— Я слышал имя Эдвардса, председатель, — сказал один из старших братьев, — говорят, это лучший сыщик Пинкертона.

— Знает ли его кто-нибудь в лицо? — спросил Мак-Гинти.

— Да, — сказал Мак-Мердо. — Я знаю его в лицо.

По залу пробежал гул удивления.

— И мне кажется, он у нас в руках, — с победной улыбкой продолжал Мак-Мердо. — Действуя быстро и решительно, мы можем предупредить опасность. Если вы доверите это дело мне…

— А в чем, собственно, опасность? — сказал Мак-Гинти. — Что он может знать о нас?

— Не все братья обладают вашей твердостью, советник. Среди них могут найтись и слабые люди. Что, если Эдвардсу удастся кого-нибудь подкупить? Может быть, это ему даже и удалось! Существует только одно верное средство…

— Не дать ему уехать из долины, — подсказал Болдуин.

Мак-Мердо кивнул головой.

— Правильные слова, брат Болдуин, — сказал он. — Между нами существовали недоразумения, но сейчас я с вами полностью согласен.

— Как же мы его разыщем? — спросил Мак-Гинти.

— Достопочтенный мастер, о наших планах не следует говорить при всех. Я не подозреваю никого из присутствующих, но если до Эдвардса дойдет хоть тень слуха, нам до него не добраться. Надо избрать специальный комитет. Предлагаю ввести в него вас, мистер председатель, брата Болдуина и еще пятерых.

Предложение Мак-Мердо приняли, и комитет был тут же избран. В него вошли Мак-Гинти, Болдуин, похожий на коршуна секретарь ложи Харрауэй, профессиональный убийца Тигр Кормак, казначей и двое братьев Уилбай.

Собрание ложи на этот раз не затянулось, ужин прошел без обычного разгула, и вскоре Чистильщики разошлись.

— Говорите, Мак-Мердо, — сказал мастер, когда в зале остались только члены нового комитета. Мак-Гинти был мрачен, как туча.

— Я сказал, что знаю Берди Эдвардса, — ответил Мак-Мердо. — Но здесь он, конечно, живет под другой фамилией. Он остановился и выдает себя за Стива Вильсона.

— Откуда вы знаете?

— Я видел его и даже говорил с ним. Правда, тогда я еще не сообразил, в чем дело и, не будь письма, даже не вспомнил бы об этой встрече. Но теперь я уверен, что Стив Вильсон — это и есть Эдвардс. Я наткнулся на него в вагоне, когда в среду ездил по линии. Он назвал себя журналистом и старательно выведывал все о Чистильщиках. Он сказал, что пишет для нью-йоркской газеты. Я, понятно, ничего не рассказал ему, кроме нескольких небылиц. Он их записал и говорит: «Подумайте, мистер, я заплачу хорошо, если только мне дадут материал, который пригодиться для газеты».

— А что вы ему рассказали?

— Я же говорю — разные небылицы.

— Не очень-то он большой ловкач, если он им поверил.

— А кто вам сказал, что поверил? Он мог просто сделать вид, что записывает. И потом — одни рассказывают небылицы, другие могут рассказать правду. Во всяком случае, это хороший способ подойти к людям.

— Почему вы уверены, что он не газетчик?

— Сейчас объясню. Он вышел в Хобсоне, я тоже. Потом я зашел на телеграф. Он как раз выходил оттуда. Телеграфист там — мой знакомый. «Ей-богу, — говорит он мне, — надо брать двойную плату за такие телеграммы». И показывает телеграфный бланк, заполненный какой-то абракадаброй, вроде головоломки. Я говорю: «Это, наверно, шифр». «Будь это тысячу раз шифр, — говорит телеграфист, — но мне-то от этого не легче. Главное, он каждый день отправляет по такому листку». «Он журналист, — говорю я, — и боится, как бы другие не перехватили его факты». По правде говоря, я и сам не очень в это верил, но ничего подозрительного мне тогда и в голову не пришло.

— Вы, пожалуй, правы: это он и есть, — сказал Мак-Гинти. — Но что делать?

— Почему бы попросту не отправиться к нему и не прикончить эту ищейку? — сказал один Чистильщик.

— Да, — подхватил второй, — и чем скорее, тем лучше.

— Во-первых, мы не знаем точно, где можно его найти, — сказал Мак-Мердо. — Хоть он и в Хосоне, но там не один дом. Во-вторых, мы не знаем, что он успел сообщить своим хозяевам. Не исключено, что он уже кое-что разнюхал, но что? Это нам не мешало бы узнать. Так что у меня другой план.

— Какой? — спросил Мак-Гинти.

— Завтра утром я отправлюсь в Гобсон и попробую его разыскать. Я думаю, это мне удастся. Не исключено даже, что телеграфист знает, где он живет. Когда я найду Эдвардса, я ему выскажу, что я сам Чистильщик и за известную цену предложу открыть тайны ложи. Можете быть уверены, что он попадется на эту удочку. Ну, а там я ему скажу, что у меня есть документы и все они спрятаны дома, но, дескать, если ли бы я привел его к себе днем и кто-нибудь нас увидел, это стоило бы жизни нам обоим. Все просто и ясно, как день. Я предложу ему придти к десяти вечера.

— А дальше?

— Что дальше, по-моему, ясно и так, Дом вдовы Макнамара стоит уединенно. Ирландка верна, как сталь, и глуха, как колода. Кроме меня и Сканлейна, в доме нет ни души. Если я выманю у него согласие, вы все семеро соберетесь у меня к девяти. Мы его впустим и, если сыщик выйдет живым из дома ирландки, у него будут все основания похваляться своим необыкновенным счастьем.

— Ну, что ж, будем надеяться, что в агентстве появится вакантное место, — сказал Мак-Гинти с усмешкой. — На том и порешим, Мак-Мердо. Завтра в девять мы соберемся у вас. Пусть только дверь за ним захлопнется, остальное предоставьте нам.

 

Глава 7. Ловушка для Берди Эдвардса

Наутро Мак-Мердо поехал в Хобсон. По странному совпадению в этот день полиция проявила к нему интерес. Капитан Мервин, тот самый, что знал его со времен Чикаго и уже арестовал однажды в Вермиссе, подошел к нему на станции. Мак-Мердо отвернулся и отказался разговаривать с ним.

Возвратившись из поездки, Мак-Мердо зашел дом Рабочего Союза и шепнул Мак-Гинти:

— Он придет.

— Отлично, — сказал Мак-Гинти. Он был в жилете, цепочки и печатки так и блестели, сквозь завесу его косматой бороды прорывались сверкающие лучи бриллианта. Но лицо его было мрачно.

— Как вы думаете, много он знает? — тревожно спросил Мак-Гинти.

Мак-Мердо пожал плечами.

— Он прожил здесь довольно долго, по крайней мере, недель шесть. Я не думаю, чтобы он любовался природой. Деньгами его наверняка снабдили, и не малыми, а с помощью денег, сами понимаете, можно добиться неплохих результатов.

— В ложе нет предателей, — воскликнул Мак-Гинти. — Все они верны, как сталь. Хотя, впрочем, есть ведь негодяй Моррис… Если уж кто выдаст нас, так это он. Я не прочь сегодня послать к нему парочку молодцов, они бы выколотили из него чистосердечное признание.

— Может, это и разумно, — ответил Мак-Мердо. — Но сознаюсь, я симпатизирую Моррису, мне будет жаль, если с ним что-нибудь случится. Он пару раз говорил со мной о делах ложи. Может быть, они и представляются ему иными, чем нам с вами, но я все же уверен, что он не доносчик.

— Я все-таки займусь этим негодяем, — сказал Мак-Гинти. — Я следил за ним целый год…

— Поступайте, как знаете, — ответил Мак-Мердо. — Только это придется отложить до завтра: сегодня у нас дело поважнее. К тому же, пока мы не покончим с этим Эдвардсом, надо избегать всякого шума.

— Верно, — согласился Мак-Гинти. — Мы от самого Берди Эдвардса узнаем, кто давал ему сведения, хотя бы для этого нам пришлось вырезать ему сердце. Слушайте, Джон, а он не почуял западни?

Мак-Мердо засмеялся.

— Ну, нет! Я здорово раздразнил эту ищейку! Я думаю, он был бы готов придти даже на собрание ложи, лишь бы получить нужный материал. И к тому же, — тут Мак-Мердо с усмешкой вынул из кармана связку кредитных бумажек, — я получил деньги вперед… Правда, он обещал мне еще столько, когда получит документы. Но и это немало. Он придет, советник. Не пропадать же денежкам!

— Да, кстати, какие это документы?

— Да никаких. Но я наговорил ему разных разностей о постановлениях, книгах, правилах и формах братства. Он надеется узнать решительно все, прежде чем выйдет из моего дома.

— Он недалек от истины, — мрачно сказал Мак-Гинти. — А не спросил он вас, почему вы не принесли документы с собой?

— Спросил, конечно. Но не могу же я таскать их с собой, когда меня и так подозревают — и та и другая сторона, и еще сегодня капитан Мервин подходил ко мне на станции..

— Да, я слышал, — заметил Мак-Гинти. — Боюсь, вся тяжесть этого дела ляжет на вас, Мак-Мердо. Конечно, мы можем бросить тело в старую шахту, но ведь нельзя будет отрицать, что Эдвардс жил в Хобсоне и что вы сегодня туда ездили.

Мак-Мердо пожал плечами.

— Если мы будем действовать умно, убийства не докажут, — сказал он. — За моим домом не следят, и ни одна живая душа не будет знать, что он вошел туда. Главное, советник, объясните ребятам подробности плана. Вы все, значит, придете вовремя. Он явится в десять и трижды постучит в дверь. Я впущу его и запру дверь. Тогда он ваш.

— Легко и просто.

— Да, но следующий шаг требует осмотрительности. Берди Эдвардс не из слабых и хорошо вооружен. Правда, я одурачил его, но он будет, конечно, настороже. Подумайте, я введу его в комнату, которая должна быть пуста — а в ней семь человек! Стрельбы не избежать.

— Конечно.

— Как бы шум не привлек к нам всю свору.

— Да-а… вы правы, Мак-Мердо.

— Ну, вот что я предлагаю сделать. Все вы соберетесь в большой комнате. Я открою ему дверь, введу в маленькую комнату, а сам отправлюсь якобы за документами. Это даст мне возможность вас предупредить. Потом я возвращусь с какими-нибудь фальшивыми бумажками, он берет их в руки, я бросаюсь на него и выбиваю револьвер. Как только вы услышите мой голос, кидайтесь со всех ног. Чем скорее придете вы, тем лучше. Он не слабей меня и, возможно, мне с ним не справиться. Конечно, я, пока вы не прибежите, его из рук не выпущу.

— Хороший план. Ложа будет у вас в долгу.

— Ну, советник, я еще недалеко ушел от новичка, — сказал Мак-Мердо, но по лицу было видно, что комплимент ему польстил.

Возвратясь домой, Мак-Мердо вычистил, смазал и зарядил свой револьвер. Потом внимательно осмотрел комнату, которой предстояло стать ловушкой. Это было вытянутое в длину помещение с громоздкой печкой в углу. В центре стоял длинный дощатый стол. Три стены были с окнами без ставен. Мак-Мердо внимательно осмотрел рамы. Помещение было слишком открытое, впрочем, дом был так далеко от дороги, что это не имело значения. Когда пришел Скэнлен, Мак-Мердо рассказал ему о предстоящем событии. Майк Скэнлен уже давно состоял членом страшной ложи, это был злобный, но слабый, бесхарактерный человек; трусость одинаково мешала ему принять деятельное участие в кровавых делах Чистильщиков и восстать против них.

— На вашем месте, Мик Скэнлен, — сказал Мак-Мердо, — я бы ушел отсюда нынче вечером.

— Да, — ответил Сканлейн, — вы правы. Но поверьте, мне недостает только смелости, а не желания действовать. Ей-богу, когда я увидел, как убили директора Данна, там, возле шахты, мне едва не стало дурно. Я не создан для таких дел, вот как вы или Мак-Гинти. Так что, если ложа не осудит меня, я последую вашему совету.

Все семеро членов комитета пришли вовремя. На первый взгляд они мало отличались от почтенных, благонамеренных граждан, но физиономист прочитал бы мало надежды для Берди Эдвардса в линиях губ и в безжалостных глазах. Среди них не было человека, на совести которого имелось бы меньше дюжины убийств.

Джон поставил на стол виски, и все они поспешили выпить. Болдуин и Кормак вскоре слегка опьянели. Кормак дотронулся рукой до печи, ее натопили жарко — ночи стояли холодные.

— Годится, — сказал он, злобно усмехнувшись.

— Да, — согласился Болдуин. — Если мы прижмем молодчика к ней, будет нетрудно выведать от его все, что требуется.

— Не бойтесь, мы все узнаем, — сказал Мак-Мердо. Он держался хладнокровнее всех, а ведь ему предстояло сыграть самую трудную роль.

— Вы молодчина, Мак-Мердо, — сказал Мак-Гинти. — Мы все затаимся и выскочим, когда вы крикните. Жаль только, что окна здесь без ставен.

Мак-Мердо старательно задернул плотные занавеси.

— Ничего, никому не придет в голову сюда заглядывать. Однако готовьтесь. Срок наступил.

— А вдруг он не придет? Может, он учуял опасность? — сказал секретарь.

— Не волнуйтесь, придет, — ответил Мак-Мердо. — Он так же жаждет придти, как вы — его увидеть. Тсс! Слушайте.

Все застыли, как восковые фигуры. У некоторых в руках остались поднятые стаканыы. Послышалось три громких удара в дверь.

— Ни звука! — шепнул Мак-Мердо и вышел из комнаты.

Убийцы ждали, напряженно вслушиваясь. Они считали шаги своего сообщника. Вот он отпер и наружную дверь. Прозвучало несколько слов, вероятно, приветственных. Послышались чужие шаги и невнятный звук незнакомого голоса. Потом стукнула дверь и ключ, лязгнув, повернулся в замке. Жертва вошла в ловушку. Тигр Кормак издал какой-то звук, похожий на фырканье сытого хищника, но Мак-Гинти рукой зажал ему рот. Из соседней комнаты доносился гул разговора. Наконец дверь отворилась и появился Мак-Мердо, прижимавший палец к губам.

Он подошел к столу, остановился и каким-то странным взглядом обвел всех присутствующих. В нем произошла легкая перемена. Лицо его было напряжено и казалось высеченным из гранита.

— Ну, — тихо сказал Мак-Гинти, не утерпев. — Здесь он? Здесь Берди Эдвардс?

— Да, — немедленно произнес Мак-Мердо. — Берди Эдвардс здесь. Берди Эдвардс — это я.

На мгновение наступила мертвая тишина. Семеро убийц не сразу осознали то, что сказал Мак-Мердо: это было слишком неожиданно.

Внезапно зазвенели разбитые стекла окон — и щетина блестящих ружейных стволов просунулась в комнату. При виде этого Мак-Гинти заревел, как раненый медведь, и кинулся к полуоткрытой двери. Там его встретило дуло револьвера. За дверью стоял капитан Мервин. Мак-Гинти отступил и снова упал в кресло.

— Здесь безопаснее, советник, — сказал человек, которого они знали как Мак-Мердо. — Если вы, Болдуин, не бросите револьвер… Так, хорошо. Слушайте меня. Дом окружен. Тут сорок солдат. Судите сами, есть ли смысл сопротивляться. Превосходно… Забирайте оружие, Мервин.

Обезоруженные Чистильщики в мрачном оцепенении сидели вокруг стола.

— Выслушайте меня на прощанье, продолжал Эдвардс. — Вероятно, мы не встретимся до суда. Я хочу дать вам пищу для размышлений: у вас будет время подумать. Я Берди Эдвардс из агентства Пинкертона. Мне поручили разоблачить вашу шайку. Это была опасная игра. Никто не знал о ней, даже самый близкий мне человек. Теперь все кончено: я выиграл.

Чистильщика вышли из оцепенения, глаза их были обращены к Эдвардсу, в них горела ненасытная ненависть.

— Вы кажется думаете, что игра еще не окончена? Может быть. Но во всяком случае, многим из вас участвовать в ней больше не придется. Кроме вас, арестовано еще шестьдесят человек. Сознаюсь: когда мне предложили это дело, я сперва не поверил в его реальность. Я думал, что это газетная болтовня. Только приехав в Вермиссу, я понял, что правда пострашнее любых газетных статей. Между прочим, я никого не убивал в Чикаго, а доллары, которые вы от меня получали — настоящие. Вы до этого не додумались так же, как не разгадали моих поступков, совершенных у вас на глазах. Я начал с того, что спас старика Стенджера, которого едва не прикончил Болдуин; я предупредил Честера Уилкокса, и когда взорвал его дом, он и его семья были в безопасности. Многих преступлений мне не удалось остановить. Но вспомните, как часто намеченные вами жертвы возвращались домой неожиданной дорогой или не оказывались на месте, когда вы отправлялись к ним домой, или сидели взаперти, когда вы ждали их на улице! Сознаюсь, это дело моих рук. А что до преступлений, которые я сам предлагал ложе — так это были только такие, которые я сам мог вовремя предотвратить.

— Проклятый предатель, — прошипел Мак-Гинти.

— Называйте меня, как вам нравится, Джек Мак-Гинти. Вы бы лучше подумали, как люди называют вас самого. Подумайте — это полезно перед смертью… Ну, Мервин, все, не буду больше вас задерживать…

В то же вечер Этти Шефтер получила запечатанную записку, а на рассвете она вместе со своим другом вошла в вагон экстренного поезда. Этти и ее жених навсегда покинули Долину Страха. Десять дней спустя они обвенчались в Чикаго, и старый Джейкоб Шефтер присутствовал при брачной церемонии.

Чистильщиков судили в столице штата. У них оказалось немало покровителей, но усилия их были тщетны. Не помогли и деньги, выжатые некогда ложей из жителей Вермиссы. Ясным и исчерпывающим показаниям человека, который знал все подробности жизни «братьев», все тайны их организации и их преступлений, не могли противостоять никакие доводы или уловки защитников. Мак-Гинти перед казнью хныкал и просил о пощаде. Восемь главных сподвижников мастера были казнены вместе с ним, около пятидесяти человек оказались в тюрьме.

Однако, как и предвидел Эдвардс, игра не окончилась. Тед Болдуин, братья Уилбай и еще несколько членов шайки избежали виселицы. На десять лет они были упрятаны за решетку, но когда срок их заключения истек, наступил конец мирной жизни Эдвардса. Бывшие Чистильщики поклялись отомстить ему. После двух неудачных покушений Эдвардс вынужден был покинуть Чикаго: трудно было сомневаться в том, что третье — удастся. Сменив фамилию, он перебрался в Калифорнию. В это время умерла его жена. Под именем Дугласа он работал в затерянном каньоне и там вместе со своим компаньоном, англичанином Баркером, приобрел состояние. Наконец, узнав, что убийцы вновь напали на его след, он бежал в Англию…