…Белоснежная легкая ткань — так похожая на тончайший индийский шелк — обтекала фигуру Людмилы, которая, словно птица, парила в танце на зеленой лужайке Дворцового сада. В объятиях широкоплечего Зольда, земная красавица казалась невесомой, почти прозрачной, сказочной принцессой из детских снов. Глаза девушки сияли, как золотистые рубины, волосы, убранные розовыми цветами, приподнимались волной при кружении, и опадали на плечи, когда счастливая невеста замирала перед женихом, приподнявшись на цыпочки, в ожидании следующего па…

Ира в который раз смотрела собранный из воспоминаний фильм свадьбы Людмилы и Зольда, наслаждаясь красотой внучки и восхищаясь сдержанной мужественностью лиринийца, отдавшего ей сердце. Но, если со стороны Зольда на свадьбе присутствовало пол Лирины, то родных Людмилы представляла только она — бабушка, подруга, и соотечественница. Как хотелось Ире видеть рядом и Пашу, И Мишу, и невестку, и своего внука Павлушку, о котором она знала только из рассказов внучки. Знала, но сердцем отказывалась верить — и хотела, но не могла.

— Да… как же вас всех здесь не хватает…

Ира загрустила. Она закрыла глаза и мыслями улетела на Землю, в свой родной Ташкент, в свою маленькую квартиру на самом верхнем этаже безликой девятиэтажки. Но не успела Ира погрузиться в мечты, как пронзительная мысль Людмилы ворвалась в плавно текущий поток размышлений.

— Господи… — сердце Ирины оборвалось, — что случилось?..

Она сжала подлокотники кресла, дернулась, чтобы встать, но не успела: на ее коленях оказался … правнук, сынишка Людочки, которому только-только исполнилось три года.

— Ты… ты… малыш… ты как… — Ира забыла слова — и русские, и лиринийские.

Она обхватила мальчика, зажав его в объятиях, из которых он, пыхтя, и толкаясь руками, попытался выбраться.

— Бабуля, пусти…

Но Ира сжала его еще крепче, словно боясь, чтобы кто-то не выхватил правнука из ее рук.

— Пусти! — потребовал он, вложив в слово всю свою детскую решительность.

— Ой, Ленечка, — Ира расцепила руки, опомнившись и испугавшись теперь уже того, что она могла причинить боль ребенку.

Как только малыш почувствовал свободу, сразу… исчез: Ира лишь заметила мелькнувшую красную линию, прочертившую воздух.

— Леня!..

Запах озона заполнил комнату, напомнив особую свежесть стерильной больничной палаты. Ира сжала кулаки, глубоко вздохнула.

— Только спокойно! — она резко освободила легкие от остатков воздуха и, вместе с ним — беспокойства, и выбежала в открытую дверь.

В коридоре, ведущем к выходу в сад, Ира столкнулась с Людой.

— Ба, ба, бабуля… Ленька… он… исчез… прямо с рук!

Ира взяла внучку за плечи.

— Успокойся, он был у меня, все нормально, он так… шутит… наверное, — Ира успокаивала Милу и говорила первое, что придет на ум, но, в абсурдных, на первый взгляд, словах ей показалось и разумное зерно, — да, такие детские игры!

— Бабуля, какие детские игры! Ты что несешь? Где он? Где мой сын?

Люда стояла перед бабушкой бледная, с глазами, распахнутыми в пол-лица. Ира поняла, что внучка вот-вот упадет в обморок.

— Людочка, он убежал, я вот иду за ним, пойдем вместе, он, наверное, спрятался в саду, идем, — она потянула внучку за собой.

Свежий воздух отрезвил. Холодный ветер прошелся по лицу, по обнаженным рукам.

— Холодно… Ленька в одной рубашечке… — Люда заплакала.

Ира не торопилась бежать в сад, она стояла на крыльце и с высоты его ступеней вглядывалась в уходящие в темную зелень дорожки. На краю поляны, кое-где еще зеленеющей последними кустиками прошлогодней травы, в беседке Ира увидела Лагоса. Его трудно было не узнать: белая шапка волос, неизменный кич на широких плечах. Лагос тоже заметил женщин и помахал рукой. Второй он прижимал к себе полу кича. Ира догадалась, что за ней спрятался правнук.

— Идем, Людочка, вон Лагос, Леньчик с ним! Ну, что ты так испугалась? — утешала внучку Ира, — дети беспокойные, а лиринийские — особенно, ведь воспитание какое — полная свобода! Вот они и бегают от родителей.

Люда послушно шла с бабушкой, всхлипывая, как ребенок, то ли от пережитого страха, то ли от обиды.

— Я… я ему ложку ко рту подношу — он отворачивается, я уговариваю — он махает головой, я ложку к губам, а он… исчезает! — Люда кулаками протерла щеки, а слезы все текли.

— Ну, ну, тише, успокойся…

— Ба, ну как же мне его кормить, как воспитывать?

— Сейчас поговорим, Лагос подскажет, мы же с тобой не одни! А Леньчик — наш общий любимец!

— Вон, зыркает глазенками, твой любимец, из-за плаща Лагоса… Леня! Как тебе не стыдно? Ты почему убежал? Не одетый…

Кудрявая головка скрылась в складках ткани кича. Ира заметила, что Лагос крепче прижал к себе малыша. Люда протянула руки, чтобы забрать сына, но князь отрицательно покачал головой. Люда остановилась в нерешительности. Бабушка прихватила ее за талию и увлекла за собой. Они рядышком сели напротив Лагоса.

— А вот и мама, и бабушка! — старый князь отдернул ткань и заглянул ребенку в лицо.

— Лагос, он меня не слушается, не хочет есть, убегает, — Люда то ли жаловалась, то ли оправдывалась.

— А он больше не будет, да, Линед?

— А зачем она в меня ложкой тычет? — малыш насупился.

— Она — мама, а маму надо слушаться, сынок. Если не хочешь есть, так и скажи, а вот убегать не надо!

— Я говорил…

Лагос улыбнулся.

— Идемте в дом, здесь прохладно для ребенка. Нам всем есть, о чем поговорить.

Не успел Лагос встать, перехватывая Линеда с колен на руки, как тот снова исчез.

— Леня! — Люда дернулась за ним, Лагос остановил:

— Не угонишься!

— Вот, ну что с ним делать? Где теперь искать? И что, это так теперь всегда будет?

— Идемте в дом, он к отцу побежал.

— Как к отцу?.. — Ира остолбенела. — Зольд улетел с Миланом… на новый завод, туда, — она показала пальцем в небо.

Лагос снял кич, укрыл обеих женщин.

— Они уже вернулись. Идемте. Нам необходим семейный совет, сейчас самое время, раз все в сборе!

Князь с советниками и неизменным Ветром покинул лайнер и направился к поджидавшему транспортному модулю. Зольд чуть приотстал и вдруг замер на месте. Ветер мгновенно оказался за ним. Милан тоже остановился, оглядываясь вполоборота. Заливистый детский смех обескуражил всех. На плечах Зольда повис Линед, обхватив отца за шею.

— Ты что здесь делаешь? — прижав одной рукой сына к своей спине, Зольд повернул лицо к нему.

Отец и сын уперлись друг в друга носами. Линед, хихикая и прищурившись, уставился в глаза отцу. Зольд подмигнул и перетащил шалуна вперед.

— Так, бегать, значит, научился! Испугал маму, бабушку, так, так… шалишь, а сын? — Зольд говорил полушутя. Радость, которую он испытывал, прижимая к себе малыша, была куда больше, чем удивление, а желания ругать его не было вовсе. Но озабоченность от столь раннего развития способностей сына все же озадачила. Зольд, балагуря с малышом, обменялся мыслями с Князем и Ветром. То, что поведал иренос, озадачило еще больше.

«Я не могу проследить свой род так далеко», — Зольд знал только пять поколений своей семьи, дальше знание тонуло во мраке.

«Да, это далеко от тебя, но я вижу».

«Тогда покажи мне!»

«Это опасно».

«Для меня?»

«И для меня тоже».

Любопытство овладело лиринийцем настолько, что он был готов ко всему.

«Но… мы справимся! Ты же знаешь!»

Зольд правильно рассчитал реакцию иреноса. Тот действительно знал, что время их жизни идет в будущее.

— Отдай ребенка, я покажу.

Милан забрал Линеда, хлопающего любопытными глазками.

— Идем ко мне, маленький шалун!

Нежность и хрупкость тельца ребенка, которого Милан прижал к своей груди, отозвалась в сердце сладкой болью. От малыша пахло по-особенному свежо, как ни от кого в мире. В эту минуту Милан ощутил странную тоску. Уже не раз она пробиралась в его сердце. Милан хотел бы вот так же, как сейчас сына Зольда, держать в руках своего сына. Он ничего не говорил Ири о своем желании, но они уже столько времени вместе… Занятый все время делами, он все больше отдалялся от жены, тоскуя по ней в разлуке редкими бессонными ночами, и прогоняя тоску мыслями о процветании Лиги. Сейчас он даже не подумал о том, что открыт и кто-то еще может узнать о его тайных думах.

«У тебя будет сын» — мысль Ветра отрезвила.

Милан не ответил, а только посмотрел на друга. В его многогранных глазах прочитать что-либо было невозможно, но взгляд иреноса показался Милану особенно мягким.

Зольд же настолько погрузился в родословную своей семьи, что мыслям Князя в его думах не оказалось места, и они улетели незамеченными.

«Я оставлю тебя, Князь», — Ветер держал Зольда за руку.

Несмотря на свой высокий рост, лириниец выглядел рядом с иреносом, как подросток.

«Мы ждем вас в Зале Обсуждений!» — Милан решительно шагнул в модуль, а Зольд с Ветром в тот же миг исчезли.

— Папа убежал с дядей, — и Линед назвал Ветра его настоящим именем, которого даже Милан, проживший с иреносами бок о бок не один год на Иреносисе, не мог вымолвить.

— Да, папа прав, твое развитие намного превышает развитие детей Лирины.

Линед дернулся. Милан сжал его крепче.

— Давай договоримся так, малыш, сейчас ты будешь меня слушаться! И не только меня — и маму, и бабушку — всех! Ты умный, а это означает, что должен понимать — огорчать близких плохо! Договорились?

Линед насупился.

— Я хочу к папе.

— Ты не ответил мне, — Милан настаивал на своем.

Мальчик кивнул в ответ.

— Значит, договорились. А папа вернется быстро. Возможно, даже быстрее, чем мы с тобой дойдем до Зала Обсуждений.

Линед хихикнул в ответ. На что Милан подумал:

«Да, возможно, ты мог бы быстрее, но я не могу!»

Зольд мчался по дороге Времени, крепко сожмурив глаза и ощущая резкие повороты в стороны — настолько резкие, что, казалось, ураган поднял его и бросает куда ни попадя, как былинку.

Ветер, одному только ему ведомыми дорогами, вел лиринийца назад — в такое далекое прошлое, в котором и ему не было места. Но, следуя дорогами своих предков, интуитивно вычисляя нужное направление, он пересекал временные пути своих родственников, запоминая последовательность переходов во Времени. Это было самым важным! Уйти во Время легко, вернуться назад почти невозможно. Есть только один шанс: точно знать нить пути и не попасть во временные вихри. Ветер рассчитывал на себя, он даже был уверен в себе настолько, что решился испытать удачу, и не один, а со спутником.

Зольд послушно выполнял все требования иреноса. Он крепко закрыл глаза, хорошо помня историю жены, он также крепко держался за железную руку иреноса, и безоговорочно выполнял его команды, когда они, как догадывался Зольд, уворачивались от вихрей и воронок.

Полет длился долго. Так долго, что рука лиринийца окаменела: он не чувствовал ни одного пальца. Но Зольд верил Ветру. И еще крепче зажмуривал глаза. Но вот движение начало стихать. Сначала еле ощутимо, потом резче, еще резче… Зольда толкнуло вперед по-инерции, но крепкая рука иреноса вернула его назад.

«Не спеши открывать глаза. Стой. Как бы тебе ни хотелось, ни за что не отпускай моей руки. Слушай. Я скажу, и ты откроешь глаза. Медленно».

Зольд слышал биение своего сердца. Оно стучало набатом, отдаваясь во всем теле бешеным движением крови. Парень глубоко вздохнул. Воздух показался тяжелым. Диафрагма поднималась с трудом. Тогда Зольд перешел на глубинное дыхание, работая мышцами живота. Так стало легче. Сердце начало успокаиваться. Лириниец почувствовал, как иренос слегка ослабил хватку — всю руку пронзили мелкие иголочки от потока крови, пробивающейся к капиллярам.

«Открывай глаза», — голос Ветра звучал спокойно.

Зольд приоткрыл веки. Он ожидал увидеть свет, но перед взором оказался сумрак. Тогда Зольд раскрыл глаза шире. Голова закружилась. Ветер крепче сжал его руку.

«Дыши глубже. Через силу».

Зольд поднял вздохом грудь, плечи. При выдохе почувствовал себя уверенней.

«Ветер, здесь темно. Я ничего не вижу».

«Присмотрись».

Зольд сосредоточил взгляд на темнеющем в полумраке предмете. Это было что-то неестественное, какое-то сооружение. Довольно-таки громоздкое.

«Что это?»

«Космический корабль. Ваш».

Зольд вспомнил историю освоения космоса, когда огромные, как горы, корабли улетали в космическое пространство со скоростью едва превышающей скорость преодоления притяжения Лирин.

«Это было…», — он напряг память, но иренос прервал его попытку.

«Не думай лишнего. Смотри».

Пространство за кораблем изменилось. Оно посветлело. Небо расширилось, его цвет стремительно начал меняться от серых оттенков до ярких пурпурных и от них — до нежных голубых. Зольд с восхищением наблюдал рассвет на планете…

«Иреносис», — ответил на его мысль Ветер.

«Мы на Иреносисе?»

«Да».

«Но…»

Ветер опять перебил:

«Смотри! Много лишних мыслей!»

Зольд сосредоточился на корабле. Теперь он хорошо видел и огромные иллюминаторы, и несколько ступеней ракеты, и опоры, паучьими лапами вонзившиеся в рыхлый грунт, и лестницу, спускающуюся вниз от массивной двери корабля… Скрежет замков раздался так неожиданно в этой первозданной тишине, что Зольд невольно вздрогнул, но в следующий же миг он забыл обо всем на свете. Дверь уползла вверх, и в мягком свете, льющемся из глубины корабля, показались две фигуры — мужчины и женщины. Женщина смотрела вверх, задрав голову. Ее волосы падали на спину, доходя до талии, утянутой ремнем, массивная пряжка которого явно вырисовывалась на животе. Голову мужчины не было видно — она вместе с плечами находилась выше дверного проема.

У Зольда екнуло сердце. Но Ветер сжал его руку так сильно, что ни одна мысль не успела родиться в голове. А мужчина и женщина тем временем спустились вниз. Теперь Зольд отлично видел обоих. Мужчина без сомнения принадлежал к расе иреносов, но, тогда женщина… Да! Она была лиринийкой! Эта мысль вырвалась из головы Зольда быстрее, чем Ветер смог заблокировать ее.

В тот же миг другой иренос отреагировал на чуждую мысль. Он резко обернулся и … оказался рядом с парой, окутанной легкой дымкой рассвета. Рассвета ли?..

Иренос из прошлого приблизился вплотную. Ветер попросил:

«Не прикасайся!»

Иренос перевел взгляд от Зольда на сородича.

«Кто ты? Кто он?»

«Твои потомки».

От этого заявления Зольд растерялся еще больше. Пока иреносы делились мыслями, женщина из корабля дошла до них.

— Ветер, кто это? — звонкий голос разорвал тишину.

Зольду показался таким знакомым вид женщины: русые волосы, карие глаза, озорные искорки во взгляде, тонкая, почти прозрачная фигура…

— Люси? — изумился уже теряющий нить рассудка Зольд.

Женщина улыбнулась, отчего ее лицо засветилось, как заря, окрасившая щеки румянцем.

— Нет. Я — Линда.

«Нам пора», — Ветер, что держал Зольда за руку, склонил голову в поклоне.

«Будь осторожен… Ветер», — иренос из прошлого поднял руку, приветствуя смельчака, который сумел преодолеть тысячи лет, или … родственную душу, потомка, которого судьба связала с лириницами на всю жизнь, как того он сам очень хотел, но… в это утро он расставался с любимой, теперь зная наверняка, что они объединили свои расы, дав жизнь следующему поколению.

— У тебя есть внук! — крикнул Зольд, собрав последние силы. — Его мать с планеты Земля!

«Закрой глаза, Зольд. Будь бдителен. Соберись. Нам предстоит Путь».

Зольд не мог закрыть глаза. Он впитывал кадр за кадром, сохраняя в памяти образ странной пары: прекрасной лиринийки Линды и строгого иреноса, сердце которого распахнулось от нежного взгляда красавицы.

— Закрой глаза! — Ветер приказал. Громко. Вслух.

Зольд зажмурился, наклоняясь вперед и зажимая ухо.

«Держи глаза закрытыми. Мы возвращаемся».

Почва ушла из-под ног. Они полетели назад в настоящее. Ветер мчался по рекам времени, как быстроходная лодка по течению Ахоры. В ушах свистело, лицо сжималось от судорог, дыхание перехватило… Их бросало в разные стороны, и Зольду оставалось только следовать рядом с иреносом, как вдруг тот внезапно остановился.

«Глаза не отрывай!» — приказал он.

Зольд не чувствовал пространства. Он висел в пустоте. Не ощущая никакого потока. Это насторожило.

«Где мы?»

«В основном русле».

«Почему так тихо?»

«Не знаю. Не мешай. Я думаю».

«Ты потерял нить?»

«Да».

Зольд сосредоточился. Он словно увидел пространство сквозь ткань век. Оно показалось густым, очень густым. С трех сторон Зольд видел — нет, чувствовал! — стену.

«Тупик».

«Да… Откуда ты знаешь?»

«Я вижу. Назад, Ветер. Нам надо назад».

Ветер развернулся. Движение возобновилось. Медленно. Потом быстрее. Еще быстрее. Зольд увидел потоки. Он не знал, чего, но множество цветных нитей скользило в двух направлениях, извиваясь змеями, или вытягиваясь в струну.

«Что это?»

«Не сейчас…»

Зольд зажмурился крепче, отгоняя мысли и вдруг сильный порыв ударил его в бок.

«Туда!» — закричал он, но его голос потонул в вихре, закружившем их так, что засвистело и затрещало в ушах похлеще, чем от голоса иреноса.

Зольд только чувствовал напряжение руки Ветра и сам сжимал ее, как можно крепче.

«Вправо. Рывок».

Они дернулись в едином движении, собрав все силы в одну и коротким вектором выскочив в нужное русло.

Два тела выпали из ничего и с грохотом свалились посередине Зала Обсуждений.

Линед испугался и заплакал. Люда подняла малыша на руки и прижала его к себе. Милан склонился над Ветром и Зольдом.

— Дышат.

Лагос и Ира подошли к ним. Милан поднял Ветра на руки. Огромный иренос провис с двух сторон от Милана, его руки и ноги волочились по полу. Лагос подхватил гладкую голову иреноса. Милан понес друга к массивному креслу, но остановился. Руки Ветра и Зольда оказались сцеплены железной хваткой.

— Расцепи их, — Милан посмотрел на Иру.

Она попыталась.

— Не могу. Положи его назад.

Милан осторожно опустился на колени. Люда всхлипнула, присела рядом с мужем. Линед сполз с ее колен, наклонился над лицом отца. Поводил ручкой перед лицом. Потом попытался открыть отцовский глаз.

— Ты что делаешь?! — осадила Людмила.

Мальчик одернул руку. Испуганно оглянулся, ища поддержки.

— Ничего страшного. Он просто хочет, чтобы папа открыл глаза. — Лагос улыбнулся малышу, чтобы подбодрить его.

Зольд шумно вздохнул.

— Папа, — тихо позвал Линед, — ты живой?

— Живой, а ты? — также тихо ответил Зольд, приоткрывая глаза и щурясь от яркого света.

— Я живой! Я же не лежу, как ты, на полу! — удивляясь непониманию отца, возразил сын.

— Я сейчас тоже встану, только твою маму обниму, — Зольд привлек к себе Людмилу свободной рукой и впился в ее губы.

Она сначала уперлась руками в пол, сопротивляясь от неожиданности, но потом обхватила его щеки и обмякла.

— С этим все в порядке, — Лагос умилялся, без стеснения наблюдая за парой, — а Ветра давай все же отнесем в покои.

Зольд с помощью Милана освободил свою руку, и спустя несколько минут иренос оказался на длинном ложе, которое Милан специально для друга устроил в отведенной ему комнате.

Лагос с сыном остались с Ветром, но вышли на балкон. Перед ними неизменно зеленели кроны богуа. Деревья казались вечными. Они только становились все выше, все толще, а листья — все больше.

— Они не стареют? — Милан кивнул в сторону деревьев.

— Стареют, — с сожалением ответил Лагос, — все в жизни имеет начало и конец.

— Мда… как ты думаешь, куда занесло Ветра, что он потерял все силы? — Милан развернулся к отцу.

Лучи света оттенив крылья носа, глубокую складку в межбровье, высветлили овал лица, скулы Милана. Отец заметил, как сын изменился. Перед ним стоял уже не тот восторженный юноша, который вспыльчивостью и несдержанностью порой удручал его. Но сейчас он бы многое отдал, чтобы снова увидеть огонь в глазах сына, его азарт, его пылкость.

— Милан, я хотел поговорить о женщинах, — не отвечая, Лагос перевел тему разговора, — ты не можешь не замечать, что и твоя Ири, и Людочка тоскуют. Они уже не такие восторженные, не такие активные, какими были в первые годы жизни на Лирине.

Милан удивился, прежде всего тому, что отец назвал его по имени. Но это и насторожило. Это могло означать то, что старый князь не на шутку встревожен.

— Я не совсем тебя понимаю, отец. Конечно, я замечаю перемены в женщинах, но не более, чем в других. Люда стала мамой, Ири… — Милан вспомнил свой восторг от прикосновения к Линеду.

— Вот, вот, сын. Не все ладно. А ты прячешь проблему глубже и глубже. Если не найдешь выход, вместе с ней спрячешь и свою радость. Навсегда. Давай поговорим.

— Ты, как всегда, мудр, отец, а мне, действительно, не хватает бесед с тобой, — Милан помолчал, — знаешь, я очень устал. Мне даже себе трудно в этом признаться, но вот… сказал, — он улыбнулся, но как-то стеснительно, так, как улыбаются от безысходности, когда принимают ее без попытки что-либо изменить.

— Выход есть всегда. И не от дел ты устал, а от дум. Не буду плутать вокруг да около, скажу тебе сразу, до чего твой старый отец додумался. Послушай. Потом думать будешь ты. Ири — особенно она! — тоскует по Земле, по своему прошлому. Именно прошлое связывает ее с родной планетой. Ей необходимо снова увидеть ее, вдохнуть запах земли, почувствовать себя среди своих, среди людей. Я пришел к выводу, что каждому из разумных необходимо периодически сливаться со своим миром. Именно свой мир способен придать сил, возродить. Никакое омоложение тела не поднимет настроение души до юношеских высот. А ведь именно от состояния души — нашего катализатора жизни — зависит и сама жизнь. Туманно?

— Нет, отец, напротив, все очень даже правильно и понятно.

— Тогда тебе остается одно — отправить наших землянок на родную планету и как можно скорее!

Милан провел ладонью по лицу, да так, что оно стало больше похоже на страшную маску: нос скривился, щеки перекосились.

— Я боюсь. Я боюсь ее потерять, — он опустил руки и посмотрел на отца.

В его взгляде Лагосу почувствовалась боль. И сомнение, такое, как в детстве, когда очередная жизненная задача заводила в тупик, и, казалось, что выхода из него нет. Лагос понял, как сейчас несчастен его сын.

— Милан, мне больно видеть твои страдания. Поверь, как раньше верил: все будет хорошо! Ири — взрослая женщина. У нее за спиной целая жизнь, нам не ведомая, как бы ты ни утверждал обратное. Надо дать ей возможность насладиться свободой. Пусть она побудет на Земле. Столько, сколько захочет. Дай ей снова сделать выбор. Поверь ей. Доверься своему сердцу. Ваша любовь не сможет просто так кануть в лету, но нужна свежая волна. А для Ири она жизненно необходима. Я знаю, что делегация на Землю от Лиги дело решенное. Не скрывай это от Ири. Пусть она решает сама.

Лагос замолчал. Говорить что — то еще не было смысла. Они постояли молча, обратив взгляды в сад, а мысленно — каждый в себя. Вскоре проснулся Ветер. Он бесшумно появился за спинами отца и сына. Милан почувствовал его, как чувствовал всегда. Он прямо спросил, не оглядываясь:

— Нелегко пришлось?

— Трудно.

— Оно того стоило?

— Да.

Лагос похлопал сына по плечу, приветливо кивнул иреносу и ушел, погруженный в свои думы.