Защитные шторки на иллюминаторах поднялись ровно в семь часов условного утра. На Международной космической станции начинался новый день. Джек потянулся, напряг мышцы, стараясь прочувствовать свое тело и, сделав несколько частых вдохов-выдохов, вылез из спальника. В иллюминаторе голубела Земля, окруженная пушистыми облаками.

Джек наигранно помахал родной планете и провел ладонью по щеке.

«Побриться, умыться и за дела!» — мысленно приободрил он себя, настраиваясь на рабочий день, но внезапно появившееся чувство тревоги озадачило. Жесткий режим, установленный на МКС, не оставлял времени на пространные размышления и, отмахнувшись от навязчивых мыслей, Джек Флейвор, принялся за утренний туалет.

Новый день не предвещал ничего необычного, все как всегда, в рабочем режиме: медицинский контроль, завтрак, обсуждение планов со всем экипажем, проверка функциональности всех систем и последний из запланированных выходов в открытый космос. Джек работал в паре с бортинженером из России Павлом Курлясовым. Они подружились на Земле и здесь, на станции, привязались друг к другу еще крепче. Невидимая нить душевного взаимопонимания связала, казалось бы, таких разных людей: Павел за сутки мог не проронить ни слова, тогда как Джек балагурил по любому поводу, комментируя вслух все, что делал, и подтрунивая над напарником.

Спустя два часа, друзья, облачившись в скафандры, вышли в открытый космос. Им предстояло провести смазку стыковочных узлов обзорного купола, ранее установленного на МКС.

Станция плыла по своей орбите над Землей, красовавшейся в этот момент боком с пестрыми материками, разделенными Атлантическим океаном. Джек выбрался из шлюзовой камеры вслед за Павлом, который пробираясь к куполу, что-то мурлыкал себе под нос.

— Павел, ты о чем поешь? — нарушая принятый порядок разговоров в эфире, поинтересовался Джек.

Павел уже добрался до вертикальной фермы и, закрепившись, позвал Джека:

— Давай!

— Волшебное русское слово «Давай!», — Джек перебрался через опору солнечной батареи. — Зовут — «давай», прогоняют — «давай», соглашаются — «давай», не соглашаются — тоже «давай», а Павел? А еще говорят: могучий русский язык!

— Давай, давай, не болтай!

— Вот, опять — давай!

— Парни, — вмешался командир экипажа, — разговоры по делу! Не отвлекайтесь!

— Есть, командир! — ответил Джек, провожая взглядом руку дистанционного манипулятора. — Давай, лови!

Русский космонавт оглянулся и, уцепив ящик с инструментами, подтянул его к себе.

— Готово!

Пока Курлясов принимал ящик, Джек заметил в стороне густое белое облако. Оно приближалось к станции и росло на глазах, сохраняя правильную овальную форму.

— Командир, к нам что-то движется, — тон астронавта стал серьезным.

Необъяснимая тревога, возникшая утром, снова вернулась, заставив сердце биться чаще. А то, что поначалу показалось облаком, расплылось, накрывая станцию плотным туманом. Джек успел разглядеть яркие вспышки огней, как ему показалось, расположенные строго по периметру невидимого объекта.

— Джек! Павел! — голос командира, спокойный и твердый, утонул в ватной тишине, окутавшей астронавта.

Все исчезло — и Земля, и станция, и Павел. Сознание работало, но ощущений не было никаких. Джек словно повис между сном и явью. Так бывает в моменты пробуждения природы, когда серость утра сменяет ночь. Это длится всего лишь несколько мгновений. Ничто не нарушает тишину: птицы молчат в ожидании первых солнечных лучей, ветер, разгоняющий ночь, внезапно останавливается, зависая в воздухе. Сколько длятся эти мгновения? Секунду, две? Джек не мог вспомнить точно. Он только помнил, как стоял у распахнутого окна в своем доме и ждал. Вот и сейчас, он замер, не в силах разорвать тишину. Только гулкий стук сердца напоминал о жизни.

— Системы жизнеобеспечения в норме, нет видимости, нет связи, — докладывал командир в Центр управления полетом.

— Джек… — голос Павла одним словом вернул надежду на жизнь.

— Павел, Джек! Что у вас? — командир старался оставаться спокойным, но тревожные нотки в голосе выдавали его волнение.

Ответил Павел:

— Я в порядке, Джек не отвечает.

Туман рассеялся, и безграничное пространство вновь окружило станцию. Она продолжала двигаться с той же скоростью вокруг Земли, словно ничего не произошло. Павел увидел Джека. Он парил над платформой, не подавая никаких признаков жизни. Без лишних слов Павел направился к Флейвору, с трудом контролируя свои действия: в голове гудело, и ощущение реальности пропадало, расплываясь перед глазами радужными полосами. Усилием воли он удерживал свое сознание, понимая, что в этот момент от его действий зависит жизнь — и Джека Флейвора, и его собственная.

Милан стоял посреди зеленой лужайки и чувствовал, как вода, заполняющая большую лужу вокруг него, намочила ноги. Он хотел заплакать и не мог. Стыд перед отцом, который держал его за руку, казалось, запечатал рот. Но слезы — жгучие и соленые — вытекали из глаз и катились по щекам; слез становилось все больше, а щеки горели под их едкими струйками.

— Осторожно, так, так… — услышал он незнакомый голос. — Отлично! Берите его, ребята!

Милан открыл глаза, с трудом подняв веки.

— Теперь второго, — командовал все тот же голос, — он, кажется, в сознании… С приземлением! Тихо тихо, уже все позади…

Голоса постепенно стихли, растворяясь в ватном тумане, и только рука отца все еще сжимала его детскую руку, удерживая от небытия и забвения.

Госпиталь Центра реабилитации принял Джека Флейвора на следующий день после посадки модуля «Союз-ТМ». Русские предложили обследовать в Москве обоих космонавтов, попавших в поле действия неизвестного объекта, но посол США, дипломатично поблагодарив за содействие российскую сторону, передал распоряжение своего президента о немедленной доставке Джека Флейвора в Вашингтон.

Состояние Джека оказалось куда хуже, чем Павла Курлясова. Американский астронавт получил ожог кожи лица. Как он мог получить такой, находясь в защитном скафандре, оставалось непонятным. Лучшим специалистам США предстояло дать ответ на этот непростой вопрос. Русский космонавт внешне не пострадал, но уже первые исследования показали, что и в его организме, как и у Флейвора, тоже произошли изменения. Тем не менее, они благополучно вернулись на Землю, и дальнейшая судьба космонавтов теперь зависела от медиков обоих стран.

Флейвор тщетно пытался выйти из тумана, в которое погрузилось его сознание. Лекарства действовали на мозг, и астронавт в очередной раз проваливался в сон, не успевая открыть глаза. Врачи же, наряду с его лечением, решали и другую, куда более трудную задачу. Как только его доставили в Вашингтон, специалисты сделали всевозможные исследования. Результаты настолько обескуражили, что было решено созвать особый консилиум, интерес к которому проявили и военные.

— Первые же исследования Джека Флейвора показали, что его организм претерпел такие изменения, что в данный момент астронавт несколько отличается от статистически нормального человека, — докладывал лечащий врач астронавта.

— Простите, сэр, — перебил врача представитель Пентагона, — разъясните, пожалуйста, что это значит.

— Понимаете, скажем, кровь человека имеет определенный состав, все вещества находятся в определенной пропорции, с небольшими отклонениями. Так вот у Флейвора эти отклонения значительны, и не только в крови. Но удивительно не это. Учитывая перегрузки, которые он испытал, влияние еще не определенного вида энергии, этого стоило ожидать. Я имею в виду — изменение состояния здоровья, но в сторону ухудшения. А его организм словно помолодел. Пока мы не можем провести активные тесты, но уже сейчас можно предположить, что его организм откликнется на такие изменения увеличением физической силы, например.

— Не хотите ли вы сказать, что астронавт стал суперчеловеком? — прямо спросил военный.

— Нет… не думаю…пока об этом говорить рано, — неуверенно ответил медик.

Он подошел к экрану, на который проецировали фото Джека Флейвора, сделанное в операционной. Забинтованное лицо и неподвижное тело производили жалкое впечатление.

— Посмотрите на него. Сейчас этот человек вряд ли может претендовать на звание суперчеловека. — указывая рукой на Флейвора, сказал врач.

В зале повисла тишина.

— Еще раз обращаю ваше внимание на то, что пока рано делать какие-либо выводы. Сначала надо вернуть Флейвору его облик, но прежде, безусловно, здоровье. Сейчас его состояние можно назвать стабильно устойчивым. Мы делаем все, что возможно при нашем уровне медицины и, я надеюсь, что Джек Флейвор пойдет на поправку. Во всяком случае, пока аргументов «за» больше, чем «против», — оптимистично закончил врач свой доклад.

Возражения медиков о возможности мутации астронавта после облучения, как они утверждали — неизвестным видом энергии, не произвели на военных впечатления и за Джеком Флейвором установили особый контроль, объявив самого астронавта секретным объектом.

Джек пришел в сознание. Он хотел открыть глаза, но не смог: что-то ватно-тяжелое давило на веки. Лицо зудело. Он сглотнул и потянул носом воздух: медленно, едва поднимая грудь при вдохе. Воздух в помещении оказался легким, как после дождя в горах, только теплым. Джек наслаждался им, не спеша с выдохом.

— Он очнулся, — послышался незнакомый голос: женский, звонкий.

Должно быть, это сказала медсестра. Ей ответил мужчина:

— Хорошо, наблюдайте за приборами, — и потом ему — Джек это понял, потому что говорящий произнес его имя: — Джек, вы меня слышите? — Пауза. — Если слышите, надавите на мою руку, — и он, приподняв руку Джека, положил свою снизу.

Джек надавил. Пошевелил пальцами.

— Вы чувствуете боль? — снова спросил мужчина.

Джек снова напряг руку.

— Ничего, все уже позади, не беспокойтесь, — спокойно говорил врач, как догадался Джек, — у вас ожог лица, но не сильный, скоро мы снимем повязки, и вы увидите сами, что волноваться не о чем.

Голос врача звучал тихо и уверенно. Постепенно боль утихла, видимо, ему ввели анальгетик. Вот и хорошо. Так лучше думается. Джек сосредоточился. Последнее, что он мог вспомнить, было белое облако, движущееся к ним с Павлом. И огни. Потом яркая вспышка в белой пелене, голос Павла… какие-то люди… все одинаково одетые… и это не экипаж МКС…

Джек погрузился в сон.

— Кажется, он уснул, доктор, — медсестра проверила капельницу и, поправив одеяло пациента, наклонилась к его лицу. — Дыхание ровное.

— Отлично, Мерил, наблюдайте. Если что, зовите.

Доктор Вашевски вышел из палаты. Его не меньше, чем других — тех, кто по долгу службы занимался Джеком Флейвором, — интересовал вопрос: Что же с ним произошло?

«Интересно, а помнит ли он все? — эта мысль раньше не приходила в голову Вашевски. — А если он действительно вступил в контакт с иной формой жизни, с инопланетянами? Вполне может быть… Тогда ситуация может сложиться и так, что Флейвор не расскажет ничего. И причин тому две: ничего не помнит или все помнит, но ничего не скажет. Хотя, контакт — это вряд ли. Всего лишь облако неизвестного происхождения. Астрофизики до сих пор не сказали ничего вразумительного о его природе. А Флейвор…, — Вашевски остановился. — Флейвор попал в облако не один: с ним рядом находился русский космонавт. Да, жаль, что нет возможности исследовать русского. Им бы устроить встречу, очную ставку, так сказать».

Вашевски озадаченно потер подбородок. Узкий, несколько выдающийся вперед, он придавал лицу доктора детское выражение капризности, что никак не вязалось с широким лбом и обширной проплешиной, украшенной в центре пучком редких волос.

Майкл Вашевски — амбициозный и настырный человек — уверенно забирался вверх по служебной лестнице благодаря своему таланту аналитика и поразительному трудолюбию. Более того, он был просто трудоголиком. Работа в Центре космических исследований занимала все его время. Сейчас, когда подвернулся удачный случай многопланово исследовать астронавта, подвергшегося действию силы, неизвестной ученым, Майкл решил использовать все свои наработки в области психоанализа и космической медицины.

Внутреннее чутье подсказывало ему, что астронавт не знает, что с ним произошло. Потому доктор Вашевски решил не просто обследовать его организм, но залезть в его голову настолько глубоко, насколько позволяли современные средства исследования головного мозга и гипноз, которым он владел как никто другой. Но прежде астронавт должен выздороветь физически. Повреждения кожи Джека Флейвора не были столь глубоки, чтобы беспокоиться о его жизни, но пересадку тканей все же придется сделать. Этим занимались хирурги. А доктор Вашевски ждал, когда пациент поправится настолько, что с ним можно будет работать. Интерес военных к астронавту был на руку Майклу. Не усугубляя ситуации, он может просто намекать на то, что возможность контакта с инопланетянами не исключена, и выпускать Джека Флейвора в мир Земли еще рановато, да и опасно. А вдруг он теперь вовсе не он? Таким образом, у доктора Вашевски появлялся неограниченный простор для деятельности. Пациент всегда на месте и не требуется специальных разрешений на глубинные исследования мозга, как, впрочем, и других органов.

Наблюдения за астронавтом вели в комнате, которая располагалась этажом выше над палатой Джека Флейвора. Камеры, установленные в палате, показывали его двадцать четыре часа в сутки. Все было под контролем — и манипуляции медицинских сестер, и врачебный осмотр, и каждое движение астронавта, пока лежащего на широкой кровати практически неподвижно. Но доктор Вашевски работал в своем кабинете, на его компьютер поступали все сведения о Флейворе, включая и показания приборов, которые фиксировали работу всех жизненно важных органов.

Вашевски сел перед монитором и, упершись кулаками в подбородок, уставился на экран.

«Кто ты, Джек Флейвор?» — мысленно вопрошал он, пристально вглядываясь в лицо астронавта, закрытое бинтами.

Ответа на этот вопрос у доктора пока не было. Но он умел ждать. Что-что, а спокойствия ему не занимать!

«Всему свое время!» — эта фраза стала девизом Майкла с детских лет. Он дождется того часа, когда Флейвор откроет ему все секреты, даже те, о которых и сам не догадывается. А пока… пока надо подумать, как подобраться к русскому. Майкл Вашевски интуитивно чувствовал, что раскрутить клубок без Павла Курлясова ему будет намного труднее.

Павел на удивление легко и быстро прошел стадию адаптации к земному притяжению. После возвращения космонавтов из длительных полетов она занимала не меньше месяца. Павел же восстановился за неделю.

— Что ж, голубчик, — заключил профессор Даринов, просматривая последние результаты обследования космонавта, — все у вас хорошо, даже замечательно!

— Спасибо, доктор! — Павел искренне обрадовался.

— Замечательно, замечательно… Но именно это меня и настораживает, Паша, — Даринов отложил бумаги и снял очки. Интеллигент во всем, потомок чудом уцелевшего в России древнего дворянского рода, Василий Иванович Даринов относился к своим пациентам по-отечески. — Вы слишком быстро восстановились. Ваш организм, словно, — Василий Иванович потеребил редкий клинышек бородки, подыскивая слово для выражения своей мысли, — словно помолодел лет, эдак, на пятнадцать!

Павел растерянно улыбнулся.

— Мне всего то тридцать семь…

— Вот именно! Гормональный фон подростка, усиленная выработка гемоглобина, мышечная сила — все это не похоже на состояние других космонавтов, да и на вашего коллегу — американского астронавта — тоже. Мне вчера звонил его наблюдающий врач. Молодой, но умница, я вам скажу. Интересовался вашим самочувствием. И знаете, что он рассказал мне о своем пациенте?

Павел напрягся.

— Что ему далеко не так хорошо, как вам. — Даринов откинулся на спинку стула, внимательно разглядывая Курлясова.

— Что с ним, профессор?

— Ну, у него ожог лица, это вы помните. С этим как раз проблем нет, лечат. Потом сделают пластику по фотографии — американцы, знаете ли, мастера на этот счет — и будет ваш Джек как новенький. Но вот общее самочувствие… Депрессия, в отличие от вас. Да, у него психическое истощение, а вы — как огурчик!

Павел выдержал пронзительный взгляд профессора и, улыбнувшись, ответил:

— Все дело в медицине, доктор, куда американцам до нас!

Даринов уловил нотки лести, но, довольный, расплылся в улыбке. Он всегда считал, что традиции российской медицины, заложенные еще при царе-батюшке, выведут ее на самый высокий уровень, несмотря на некоторые отставания в технической оснащенности.

— Скажите, Василий Иванович, откровенно, что вы думаете о том, что с нами произошло?

— Ну-у, батенька, это вопрос не ко мне, это к тем специалистам, — профессор заговорщически указал большим пальцем на дверь, за которой дежурили охранники из Комитета государственной безопасности, — я только медик. И считаю, что в вашем состоянии медицина бессильна — ничто не поможет, потому как вы абсолютно здоровы! — Василий Иванович хитро улыбнулся, довольный своей шуткой, но тут же задумался. — Хотя, настораживают изменения крови, да и спинной мозг у вас, Павел Николаевич, больше напоминает мозг приматов. Да, да, знаете ли, удивительно! Но это… это не вредит общему состояния, напротив, даже делает вас этаким суперменом!

Павел засмеялся.

— Приматы и супермены, уважаемый Василий Иванович, как-то не стыкуется.

— О-о! Еще как стыкуется! — воскликнул профессор. — Сочетание физической силы, превышающей силу обычного человека и способности высокоразвитого разумного существа — это ли не мечта человечества, ну, скажем, некоторых его представителей, — Даринов понизил голос, — но давайте не будем распространяться на этот счет. Но, скажу вам откровенно: я бы мог попробовать выудить кое-какую информацию из вашей головы, если позволите.

— Вы имеет в виду гипноз?

— Да! Именно гипноз! Мне, знаете ли, очень интересно, что у вас там, — профессор кивнул, поглядывая на голову Павла, — зафиксировалось.

— Так, я не против, — Павел пожал плечами, — если после этого меня досрочно выпустят! — пошутил он. — На волю хочется, в горы. Я сплю и вижу белые вершины, бурные реки… Я провел юность в Средней Азии, студентом облазил все в пригородах Ташкента, был на Памире… да вы, наверное, все обо мне знаете…

Павел умолк, а профессор, внимательно слушая, пока он говорил, продолжал вглядываться в его лицо. Ему нравился этот открытый, умный человек. Без лишней суеты, с хорошим багажом знаний. Да, он читал биографию Курлясова, знал о нем, может быть, даже больше, чем Павел мог предполагать и потому сочувствовал ему. У молчаливого и спокойного с виду человека не было никого, кто бы ждал его сейчас, хотел бы поскорее увидеть. Жена ушла за полгода до его последнего полета, мать умерла, когда он еще учился в Ташкенте, отца не было рядом никогда.

«Как порой складывается жизнь! — думал Василий Иванович. — Вот ведь — красавец: глаза, в бирюзовой зелени которых просто неземная задумчивость, строгие черты лица, упрямый подбородок… К тому же — космонавт, слава! А грусть во взгляде… Нет, надо с этим что-то делать!» — профессор решил помочь.

— Вот что, голубчик вы мой, то, что я о вас знаю, не имеет значения, а вот положительные эмоции после пережитого стресса — я знаю, что говорю! — вам необходимы! Так что давайте проведем несколько сеансов, — профессор повысил голос и глазами указал на дверь, — посмотрим, каковы они, тайники вашей души, и — на природу!

Павел расцвел. Он с благодарностью посмотрел на Даринова.

— Ну, пансионат на Черном море, это само собой, входит в общую программу оздоровления, а потом, через месяц, другой, можете и в горы, — продолжил профессор, — Кстати, в Ташкенте у вас кто-то есть?

— Друзья. Близкие друзья. Мы давно не виделись — работа… Но они будут рады, я уверен!

Даринов встал.

— Что ж, программа намечена. Завтра же приступим к гипнотическим сеансам… и вот еще что, — профессор вспомнил о просьбе Вашевски, — тут американская сторона предлагает встречу для вас и Джека Флейвора.

Павел откровенно удивился.

— Нет, нет, вы не то подумали! — поспешил успокоить его Василий Иванович. — Встреча заочная, телемост, знаете ли. Пока наши структуры безопасности решат, что да как, вы подумайте, о чем будете говорить. — Он пристально посмотрел на Павла и дал ему понять о важности того, что сказал, покачивая головой и выразительно подняв брови, — Что ж, доброго дня, Павел, завтра начнем! — Даринов вышел и прикрыл за собой дверь.

Вашевски широкими шагам мерил свой кабинет по диагонали — от одного угла к другому.

«Раз, два, три, четыре, пять, шесть, — разворот, и в обратную сторону, — раз, два… — тут Майкл остановился на полушаге и замер. — Нет, так нельзя! Надо успокоиться!»

Он уперся руками о стол, пошарил по нему глазами. Его внимание привлек сувенир — маленькая, чуть больше кулака, стеклянная модель земного шара. Он взял шар в руку, повертел, сломал ось, удерживающую его на подставке. Швырнул обломки в дальний угол.

«Так-то лучше! — Майкл сел, внимательно рассматривая модель, поворачивая ее в руках. — Какой ты маленький, наш дом! Такой маленький, но как легко на тебе потеряться! По-те-рять-ся… — по слогам повторил он, — как в тайниках сознания. Да, наш мозг тоже не так велик, и полутора килограмм не весит, но, сколько тайн он хранит, сколько тайн!»

Доктор Вашевски ходил мрачнее ночи после того, как провалился телемост, а вместе с ним и его надежды. Как он рассчитывал на обмен информацией, который мог иметь место при контакте двух астронавтов, пусть даже виртуальном! Но эти пентагонщики, будь они неладны! Майкл зашвырнул стеклянную Землю в тот же угол, что и ось с подставкой.

Он почувствовал, что и его опора уплывает из-под ног.

«Прервать телемост из-за одного жеста русского! Идиоты! Они со своей бдительностью совсем ум потеряли. Что, что опасного было в этом жесте?! Что он мог означать? Да… что? — Вашевски осенило. — А ведь он мог что-то значить! Так, так, так, не потерять мысль!»

Доктор снова зашагал по кабинету. Он прокрутил в памяти эпизод за эпизодом. Во время гипнотических сеансов Флейвор описывал одно и то же — туман, облако, мигающие огни.

Вот огни и не давали исследователю подсознания покоя. Именно огни, похожие на свет навигационных приборов, наводили на мысль, что то облако не было каким-то космическим телом, а вполне вероятно, прикрывало некий объект, созданный иным разумом. Далее: два астронавта изменились после контакта с ним настолько, что Джек Флейвор — весельчак, балагур, явный холерик — и русский — молчун, спокойный, рассудительный — словно поменялись местами. Вашевски очень внимательно наблюдал за обоими те десять минут, которые они, так сказать, общались. Флейвор не вымолвил ни слова, был напряжен, тогда как Курлясов выглядел совершенно расслабленным, раскрепощенным! Если предположить, что тот жест приветствия, который себе позволил Курлясов, был попыткой установить контакт, связь на энергетическом или ментальном уровне, то они действительно не люди, а те, кто умеет контролировать поток мыслей и устанавливать защиту от нежелательного проникновения. Вашевски ударил кулаком по столу.

— Меня вы не проведете! Я вас вижу, хоть вы и прикрываетесь этим чертовым облаком!

В дверь постучали.

— Кого там … несет… — Майкл оглянулся на дверь.

— Разрешите?

Дверь распахнулась и в кабинет, не дожидаясь приглашения, вошел полковник Стикс.

— Что это вы такой взъерошенный, док? — Стивен Стикс стрельнул глазами в угол, заметил разбитый шар, не ускользнули от его внимания и смятые бумаги в урне сбоку от стола. Полковник сел в кресло для посетителей, закинул руку на мягкую спинку и уставился на Вашевски, буравя его маленькими глазами, которые в прищуре превратились в тонкие щелочки. Майкл подумал: «До чего же хамски могут вести себя некоторые типы, вроде этого мужлана!»

У доктора не было никакого желания отвечать на вопросы полковника, тем более дружески беседовать, и он, сев за свой стол, спросил безо всяких предисловий:

— Что вам угодно?

Полковник проглотил холодность Вашевски. Что ж, не желает доктор сотрудничать на равных, и не надо! Но доложить о результатах своих экспериментов с Флейвором он обязан. Стикс собрался, сменив вальяжность на подчеркнутую серьезность, и, чуть привстав, протянул папку, которую держал в руке.

— Вот, ознакомьтесь.

— Что это? — спросил Вашевски, открывая пластиковую обложку.

Внутри находилось три документа. Пока Стикс говорил, доктор просматривал один за другим плотные листы, расчерченные размашистыми подписями под текстом, напечатанным жирным шрифтом.

— Это документы, обязующие вас ежедневно в письменном виде докладывать о результатах вашей работы с известным объектом.

Майкл исподлобья взглянул на полковника.

— Я каждый день сообщаю вам о том, что делаю.

Полковник перебил его:

— Теперь будете делать это в письменном виде. Мое руководство недовольно вашей работой и требует результатов, понимаете — ре-зуль-та-тов!

— Результатов? — вспылил Вашевски. — Да вы не даете мне работать! Мало того, что свернули телемост, когда, вполне возможно, могло что-то всплыть, какие-то намеки, подробности, так еще и общаться с русским профессором не даете! А откуда, скажите на милость, я могу знать, что делает Курлясов, какие сведения получают русские от него?

— Успокойтесь, доктор! — полковник встал и подошел к окну; приоткрыл жалюзи и яркий свет брызнул в глаза. Недовольно сожмурившись, он закрыл жалюзи и повернулся к Вашевски. Тот сидел, положив руки на стол, и смотрел в одну точку перед собой.

— Читайте дальше, — почти приказал Стикс. В его голосе прозвучали стальные нотки, от которых Вашевски стало не по себе. Но он, не возражая, принялся за следующую бумагу.

«Разрешить Джулиане Флейвор посещение ее мужа, Джека Флейвора. Полковнику Стиксу обеспечить контроль встреч. Доктору Вашевски включить в список ежедневных занятий с Флейвором час на общение астронавта с женой».

— Наконец-то! — прочитав, воскликнул Майкл. — Сколько я вам говорил, что эти встречи могут дать обширный материал для анализа мышления Флейвора, для установления его личности.

— Личности?

Вашевски осекся.

— Да, он должен вспомнить семью, какие-то эпизоды свой жизни до полета, а это позволит расслабить, так сказать, и вытащить из его сознания то, что он сейчас не помнит, какие-то дополнительные факты, возможно, общения с инопланетным разумом, — выкрутился Вашевски.

Полковник с пониманием кивнул, поджав тонкие ниточки губ.

— Вот видите, мы идем вам навстречу, а вы не хотите с нами сотрудничать в полной мере, доверительно, — с нажимом на слове «доверительно», сказал Стикс.

Доктор пожал плечами.

— Я обо всем докладываю…

Но полковник перебил его:

— Вот и разрешение на переписку с профессором Дариновым, — он указал пальцем на папку, возвращая внимание доктора к документам. — Вам дозволено общение через электронную почту, под нашим контролем, конечно.

«Хоть так!» — подумал Вашевски.

— Кроме того, мне поручено сообщить вам, что русского космонавта на днях отправят в пансионат на Черное море. У них там центр реабилитации космонавтов. Возможно, вам также будет интересно знать, что Павел Курлясов попросил свое руководство разрешить ему посетить азиатский регион, точнее, поехать к друзьям юности, в столицу одного из государств бывшего СССР. А профессор Даринов поддержал его.

— И что? — Майкл словно превратился в любознательного подростка, для которого ответ на вопрос мог открыть истину.

— Пока ничего. Как только мы что-нибудь узнаем, то непременно сообщим вам, доктор, — тон полковника оставался назидательным, — а, возможно, и вы поделитесь с нами своими соображениями, если профессор Даринов соизволит рассказать вам о своих планах относительно Курлясова. Так что, пишите ему, делитесь профессиональными штучками, но будьте хитрее, Майкл — русские не так просты, как кажется.

Вашевски с пониманием кивнул.

— Что ж, мне пора. Жду ваш отчет к восьми часам вечера, — Стикс решительно вышел из кабинета.

«Хитрее! Еще посмотрим, кто окажется хитрее!» — доктор Вашевски презрительно усмехнулся, проводив взглядом прямую спину полковника. Потом перечитал документы и, отложив папку в сторону, включил компьютер.

Весенний дождь желейной стеной встал на пути. Крупные капли тысячами колотушек барабанили по крыше машины, перекрывая звуки клаксонов, которыми встревоженные водители автомобилей надеялись оградить себя от возможных столкновений. Джулиана ехала на первую встречу с мужем. Сердце замирало от мысли о долгожданном свидании и учащено билось в тревоге, предчувствуя, что она увидит Джека не совсем таким, каким она его знает. Так ей сказали в приемной чиновника, через которого она, наконец, получила разрешение на свидание.

Джулиана волновалась. Мысли путались, потоки дождя и машин, медленно бредущих в нем, как слепые с поводырем, не давали сосредоточиться. Свет фар, прорывающийся сквозь занавес струй, освещал незначительную часть дороги, и Джулиана ехала медленно, чтобы ненароком не врезаться в кого-нибудь. Наконец, она свернула с магистрали и вскоре оказалась перед воротами, за которыми на одном из этажей высотного здания, теряющегося в сером небе, ее ждал Джек. Молоденький сержант проверил пропуск и, как только ворота распахнулись, Джулиана сорвалась с места, с силой нажав на педаль скорости, вложив в это движение все свое нетерпение.

«Все хорошо, — успокаивала она себя, — я уже здесь, еще немного и я увижу Джека».

Оказавшись в холле, куда ее проводил дежурный, Джулиана присела на диван и закрыла глаза. Она вспомнила про дождь и, следуя привычке, укоренившейся в сознании каждой женщины, выпрямилась, достала из сумочки зеркальце, расческу. Поправила прическу, расчесав каштановые волосы, крупными волнами падающие на плечи, всмотрелась в свое отражение в маленьком зеркальном круге, уголком платочка провела под ресницами, стирая едва заметный след туши, попавший на кожу то ли от капель дождя, то ли от слезы.

— Госпожа Флейвор! — услышала Джулиана вкрадчивый голос.

— Да, это я! — она подняла глаза, судорожно пытаясь спрятать в сумочку зеркальце. Встала.

Зеркало упало на пол. — Ой! — Джулиана наклонилась, но рука невысокого мужчины в очках, остановила ее.

— Не волнуйтесь, присядьте! — мужчина настойчиво усадил ее обратно на диван, поднял зеркальце, протянул ей. — Я — доктор Вашевски, можете звать меня Майкл.

— Очень приятно, — Джулиана протянула руку.

Майкл пожал ее, ощутив холод кончиков пальцев. Доктор разглядывал женщину, стоя напротив. Не отпуская ее руки, он слегка потянул ее на себя, предлагая таким образом встать.

— Давайте пройдем в мой кабинет. Поговорим, вы успокоитесь. Да?

Джулиана смотрела на этого молодого, и уже лысоватого человека, пытаясь понять, что он от нее хочет. Его глаза волновали еще больше. Он, казалось, пытался проникнуть в самую душу, прочитать мысли. Джулиана опустила глаза, собралась духом и, окончательно взяв себя в руки, согласно кивнула, одновременно высвобождая свою руку.

— Конечно, доктор…

— Майкл, просто Майкл, — ответил он на ее вопрошающий взгляд.

— Да, Майкл. Мне сказали, что вы — наблюдающий врач моего мужа. Конечно, давайте поговорим, — и Джулиана сделала шаг в направлении, куда Вашевский указал ей рукой.

В кабинете Вашевски было светло и тихо. Никакие звуки не проникали через толстые стекла окна, закрытого солнцезащитными жалюзями. Искусственный свет заполнял пространство кабинета, падая из невидимых источников откуда-то с потолка. Джулиана с удовольствием опустилась в мягкое кресло и, сложив руки на коленях, осматривала помещение. Майкл Вашевски с интересом профессионала наблюдал за женщиной. Плотно сжатые губы, впалые щеки и небольшая складка меж тонкими бровями говорили о том, что она волновалась, но старалась скрыть это, напрягая мышцы лица, отчего его красота приобретала холодность маски.

— Джулиана. Можно мне называть вас так? — спросил Вашевски, присаживаясь на стол.

Джулиана подняла на него глаза, и за махровыми ресницами Майкл увидел голубую бездну, полную тайн. Томление ожидания, беспокойство затмевали все чувства, и Майкл не мог прочитать в ее глазах ничего более.

— Пожалуйста, если вам так удобно, — слова женщины прозвучали отказом, но Майкл знал, что она на все согласится, лишь бы поскорее увидеть мужа.

— Я думаю, миссис Флейвор, — доктор сделал особое ударение на слове «миссис», — что нам лучше стать друзьями. Это в ваших интересах, не так ли?

Губы Джулианы изобразили улыбку, и она с нарочитой вежливостью кивнула в ответ.

— Так вот, Джулиана, я хочу сказать вам, что с самого начала настаивал на ваших свиданиях с мужем, поскольку считаю, что общение с близким человеком пойдет ему на пользу. Он быстрее восстановится, вспоминая с вами свою прошлую жизнь.

Джулиана напряглась, но не произнесла ни слова, лишь ее глаза сузились, и улыбка мгновенно сошла с лица. Вашевски заметил это и поспешил успокоить:

— Нет, вы не то подумали, дорогая! С ним все в порядке. Он помнит вас и ваших замечательных деток… Кстати, как они? У вас же дочка и сын?

— Да, у нас дочь и сын, — подтвердила Джулиана, не сводя глаз с доктора, который ей совершенно не нравился. Более того, она чувствовала от него опасность. Он явно хитрил и что-то хотел от нее. — Майкл… Давайте начистоту, — она пошла в наступление, — что вы от меня хотите?

Доктор Вашевски заметил перемену в лице женщины.

«А ты не так проста, милочка, как кажешься!» — заключил он.

— Что ж, давайте сразу к делу, — Майкл встал и, повернувшись к столу, развернул экран монитора, а сам прошел на свое место. — Вот, смотрите — это ваш муж сейчас.

На экране появилось изображение небольшой комнаты. Джулиана сразу увидела Джека, стоявшего лицом к окну, по стеклу которого стекали струи дождя. Она замерла, вглядываясь в спину мужа, беспокойно пробежав глазами по его плечам, шее, затылку. Джек, словно почувствовав ее взгляд, обернулся. Джулиана вскрикнула — на нее смотрел человек с обезображенным лицом, в котором она не признала Джека. Слезы заполнили ее глаза и усилием воли, женщина остановила подкатившие к горлу рыдания.

— Ничего, ничего, успокойтесь! Это все поправимо, мы сделаем все, чтобы ваш муж выглядел, как и прежде. Но это не раньше, чем через полгода, а пока вам надо привыкнуть к его облику и при встрече не показывать, что вас это… удручает, — Майкл встал и подошел к Джулиане. — Миссис Флейвор, вы готовы к встрече с мужем? — сказал он заглядывая в ее лицо. Она кивнула в ответ. — Тогда приведите себя в порядок, — Вашевски указал на дверь, ведущую в туалетную комнату, — и я провожу вас. Да, плащ можете оставить здесь. После вашего свидания мы еще поговорим. И помните, что за вами наблюдают, и не только я.

Джулиана сдержала себя от резкости, медленно вздохнув и одарив Вашевски недобрым взглядом. В ее глазах он прочитал и презрение, и недоверие, и злость.

«Что ж, дорогая, тебе ничего не остается, как молчать! — мысленно ответил ей Майкл. — Здесь я хозяин и я диктую правила!»

— Прошу вас! — он проводил ее до двери, а сам уставился на экран. Джек Флейвор уже сидел на диване перед маленьким столиком, ожидая прихода жены. На его лице Майкл не мог прочитать никаких чувств. Но он догадывался, что его пациент тоже волнуется.

Поначалу Флейвор наотрез отказался от встречи с женой. Это и понятно. Но, когда-то она должна была произойти! Джек боялся встречи. Он знал, что его внешний вид может оттолкнуть Джулиану, но в глубине души надеялся на то, что любовь, связывающая их многие годы, возьмет верх над отвращением, и его уродство не перечеркнет будущее. Но все же первая встреча волновала его.

Вашевски тоже был не так спокоен, как старался это показать. Он не знал, что может дать ему, как исследователю, эта встреча, но интуитивно чувствовал, что она многое изменит. Последние сеансы гипноза повергли Майкла в депрессию. Мало того, что ничего нового он не мог выудить из головы Флейвора, так он сам начал ощущать попытки проникновения в свой разум. Как только начинался сеанс гипноза, Майкл натыкался на непреодолимую стену, через которую Флейвор по капле выдавал ему информацию, ничего не значащую — картинки детства, семейные сцены, какая-то возня на МКС и неизменное облако тумана. Вашевски начинало казаться, что он сам окончательно завяз в этом белом безмолвии и никогда из него не выберется. Вместо того, чтобы проникать в глубины подсознания Флейвора, он был вынужден ставить свою защиту, ограждая свое сознание от чьих-то лап, пробирающихся внутрь его тайного хранилища.

Доктор очень надеялся, что Джек Флейвор разговорится с женой и скажет ей что-то такое, что даст ему, Майклу Вашевски, ключ для дальнейших поисков истины, открывающей дорогу в мир неведомого, непознанного — того, что скрывает и Флейвор, и его русский друг — Павел Курлясов. Или — Вашевски также не исключал и такого поворота событий — жена Джека Флейвора вычислит, что он, не тот, за кого себя выдает. Женщину не обманешь. Она чувствует. Причем, на глубинном, интуитивном уровне. Тем более, любящая женщина. Она помнит все тонкости, все штрихи поведения, она видит дальше внешнего облика, она видит в мужчине суть, его внутренний мир. Вот поэтому Вашевски с нетерпением ожидал встречи астронавта с супругой.

— Я готова, — Джулиана вышла посвежевшей, с накрашенными губами и заметными следами пудры на щеках.

— Вы прекрасно выглядите! — Майкл не лукавил, Джулиана действительно была красива.

— Спасибо! — холодно ответила она и уставилась на врача с вопросом во взгляде.

Вашевски, улыбаясь, показал ей на дверь:

— Прошу! А… позвольте ваш плащ.

Бросив его на спинку кресла, Майкл открыл дверь своего кабинета и, пропустив вперед Джулиану, вышел вслед за ней.

Мозг Милана напряженно работал. Он узнал все — весь багаж знаний землянина стал понятен ему. Теперь осталось убедить врачей, что он здоров и период адаптации к условиям земного притяжения прошел успешно. Успокоить военных, которые опасались внедрения инопланетного разума в среду землян, не составляло труда. Сила внушения лиринийца оказалась столь высока, что одним напряжением воли, он мог отправить мысль сразу нескольким людям. Этого оказалось достаточно, чтобы не только охранники, но и руководство секретной службы поверили в его земное происхождение. Теперь Милану предстояло придумать такой план своего проникновения в пустыню азиатского континента, который не вызовет лишних подозрений и станет понятен с точки зрения людей. У него было два варианта: воспользоваться дружбой русского космонавта с жителями одной из азиатских стран, на территории которой и находилась пустыня Кызыл-Кум, или купить туристическую путевку в этот регион, включив в пакет услуг посещение пустыни. Средства человека, за которого он себя выдавал, позволяли такое путешествие. Но Милан не торопился действовать. У него было в запасе три месяца, и большую часть этого времени он решил посвятить людям, в судьбу которых он вторгся и тем самым нарушил привычный уклад их жизни. Милан установил мысленный контакт со вторым человеком, оказавшимся в момент вторжения в открытом космосе. И через него узнал дополнительную информацию о жизни землян. Но, главное — он сумел убедить его сотрудничать, не раскрыв своей тайны, а поделившись знаниями об опасности, угрожающей Земле. Они общались телепатически, причем Милан обучал своего товарища защите от проникновения чужого разума, догадываясь, что и его психолог зомбирует мозг, подвергая гипнозу. Княжич поставил себе целью вернуть человека к его обычной жизни.

Джек сидел на диване, обхватив голову руками. Он ждал встречи с Джулианой, но сейчас поймал себя на мысли, что именно в этот момент, когда она вот-вот должна войти, ему отчаянно хочется бежать. Бежать без оглядки, сломя голову, так далеко, где не будет никого из людей, где ему не придется прятать свое лицо, думая о том, как он страшен. Мысленные беседы с Павлом помогали ему держать себя в руках. Ощущая недюжинную силу в теле, он едва сдерживал себя, чтобы в моменты нервного срыва не разнести все вокруг в пух и прах. Он доводил себя до изнеможения, крутя педали тренажера или поднимая штангу, выбрасывая вместе с потом огромный энергетический потенциал. Душа рвалась на свободу. Ему было тесно в комнате, в постели, в спортивном комплексе. Он, как и Павел, попросил руководство дать ему отпуск, чтобы отправиться в горы, туда, где восхождение заберет все его силы, а простор даст свободу, о которой он мечтает. Павел как-то рассказывал Джеку о восхождении на семитысячник. И сейчас Джек воочию представлял себе, как он шаг за шагом поднимается по заснеженному леднику, преодолевая трещины, обходя крутые склоны, над которыми нависли шапки спрессованного снега, готовые от резкого звука ринуться вниз, рассыпая по пути облака снежной пыли.

В дверь постучали. Джек поднял голову. Дверь распахнулась, и он увидел доктора Вашевски. Хохолок на его проплешине торчал как гребешок задиристого петуха. Не успел Джек и слова сказать, как Вашевски посторонился, и в комнату вошла Джулиана. Серый костюм из тонкой шерсти ладно сидел на ее фигуре, обтягивая грудь и бедра. Воротничок розовой блузки был расстегнут, и в проеме выреза поблескивала золотая звездочка, которую он подарил ей в день тридцатилетия. Джулиана молчала и смотрела на него, не мигая. В ее глазах Джек увидел ту жалость, которая сродни любви, которая обволакивает, даруя силы и уверенность в себе.

— Вот… я теперь такой… — первым заговорил он, беспомощно опустив руки.

От звука его голоса Джулиана очнулась, как спящая красавица от поцелуя. Она повернулась к двери, закрыла ее, оставляя Майкла Вашевски в коридоре, и подошла к мужу. Он смотрел на нее сверху вниз, с волнением вдыхая аромат новых духов. Джулиана прислонилась к его груди, скользнув руками к спине. Он крепко обнял ее, опустив лицо к макушке. Мягкие волосы жены шелком окутали стянутую ожогом кожу. Джулиана прижалась к Джеку, вновь почувствовав себя защищенной от всех жизненных невзгод, укрытой его сильными руками и спиной, как стеной оградившей ее от суеты, страданий и беспокойства.

— Вот и хорошо, все у нас теперь хорошо, — шептала она, забыв о времени, желая только, чтобы момент счастья длился долго, как сама жизнь.

— Джули… — Джек не знал, что делать со своей нежностью, потоком идущей от сердца. Она переполнила его.

Джулиана подняла голову, целуя его шею, он наклонился, ловя ее губы, и вдруг отстранился, как ужаленный, и отошел к окну.

— Прости, я и поцеловать тебя не могу…

Джулиана подошла к нему, развернула, прикоснулась ладонями к его лицу, приподнялась на цыпочки и покрыла поцелуями лоб, щеки, обезображенные губы.

— Зато я могу…

Майкл выключил монитор и закрыл глаза.

«Все. Все понятно. Я ошибался. Флевор просто жертва. Он тот, кто и был, он на самом деле Джек Флейвор. Несчастный человек, попавший в страшную переделку судьбы. Сейчас ему нужна семья, любовь… Любовь, — Майкл вздохнул, — мне тоже нужна любовь, такая, как Джулиана Флейвор… Красивая и такая… понимающая».

Вдруг Майкл вспомнил медсестру Мерил. Он замечал зовущие взгляды девушки. Его даже волновала ее полная фигура, она вся дышала здоровьем и желанием.

«А почему нет? — подумал Майкл. — Служебный роман… и пусть! Увезу ее куда-нибудь на океан, на Майами, на Карибы, а потом… потом видно будет! Как говорит мой русский коллега: „Надо переваривать неприятности по мере их поступления!“»

Через час Майкл Вашевски беседовал с Джулианой Флейвор, убеждая ее, что он сделает все возможное, чтобы ее мужу Джеку Флейвору позволили провести остаток времени, необходимого для адаптации после космического полета, в их собственном доме. Он не задал женщине ни одного вопроса, а проводил ее с улыбкой, в искренности которой Джулиана не могла усомниться.