«Теперь я точно умру от воспаления лёгких», — была первая мысль, когда морозное осеннее утро пробудило её ото сна под развесистым уже почти облетевшим дубом в живописном, сказочном лесу. Все её члены могли чувствовать лишь холод, а кончики пальцев ног и рук — даже боль от холода. Выбравшись из-под вороха листвы, она принялась приседать и подпрыгивать. Тут же упала. Ноги и руки не слушались. «Наверное, отморозила». Повторяя попытку за попыткой, она вернула себе способность ходить и пошла. Очень быстро. Медленно не получалось, холод пробирал до костей, от холода дрожали даже внутренности…

Но скоро походка стала увереннее, дыхание свободнее, удалось унять внутреннее дрожание, на лбу появилась испарина. «Когда вчера я убегала, закатное солнце светило мне в глаза. Всадник ускакал на север, мне — туда же».

Солнце всё выше поднималось над горизонтом, светило сквозь оголившиеся ветви, наполняя необъяснимой радостью её душу. Холод, уже вполне ощутимый голод, абсолютная неизвестность — нет причин для веселья. Но незнакомый вкус приключений вызывал небывалый аппетит, и, чтобы утолить этот голод, следовало идти, не взирая на неизвестность и очевидную опасность происходящего.

На дорогу она больше не выходила: вполне достаточно было трёх вчерашних встреч… Пробираясь сквозь заросли кустарника и подлеска и совсем не чувствуя боли от царапин, не могла не констатировать тот факт, что каким-то чудом стала гораздо выносливее и неприхотливее. Ни ночь в осеннем лесу, ни отсутствие пищи, ни второй день на ногах, в холоде и дискомфорте — ничто почти не беспокоило её. Хотелось лишь побыстрее определённости и ответов на вопросы: почему и зачем я здесь? Ответы можно получить только среди людей.

Скорее, скорее туда, где люди!.. Не те чудовища, которые вчера навели ужас на её и без того помутившийся разум, а обычные люди. Должны же быть здесь какие-нибудь смертные существа? На каком бы языке они ни говорили, какой бы образ жизни ни вели, она сможет притвориться такой же. Выбирать не приходится. Что-то подсказывало, что вернуться назад, в тепло и привычный уют её дома, доведётся ещё не скоро.

Солнце стояло уже высоко над головой, и усталость давала о себе знать, когда она почувствовала запах дыма и чего-то съестного. Остановившись и прислушавшись, она пыталась различить голоса сидящих вокруг костра людей. Ведь что ещё, кроме расположившихся на привал путников, могло стать причиной расползающегося по лесу аромата? Голосов слышно не было. Только тишина и лёгкое потрескивание сухой древесины — вот то, что можно услышать в засыпающем предзимнем лесу. Неужели пожар?

И снова страх охватил её. Только теперь это не был животный страх смерти. Стоит ли бояться смерти? Да и есть ли она — смерть? Преодолевая все законы естества, она изменила свой облик и одежду, оказалась здесь — в этом лесу, через который запросто скачут на своих гигантских вороных мистические чудовища… Время ли заботить себя бренностью жизни? Главное — узнать, почему это случилось с ней, и зачем судьба забросила её в этот таинственный мир. Никогда не удовлетворить любопытства — вот чего она боялась теперь больше всего.

Она ускорила шаг в надежде на то, что конец этому лесу всё же будет. Главное не сбиваться с курса — идти строго на север. Солнце уже клонилось к горизонту, когда ноги вынесли её к источнику вкусного аромата с дымком. Это был не костёр и не пылающий лес. Это было селение: большое и бесформенное, раскинувшееся перед нею, вышедшей из леса и остановившейся на высоком холме. Подножие холма и всё пространство, до самого горизонта было усыпано каменными и деревянными строениями, серыми и унылыми. Дорожки между ними бежали беспорядочно и извилисто, как струйки воды неглубокого ручья пробираются между валунами, омывая каждый камень.

В этот момент ей снова стало не по себе. Что она скажет первому встретившемуся на пути? На каком языке будет говорить? Как объяснит причину своего путешествия? Мысли пролетали в голове с невероятной скоростью, она уже строила планы и сочиняла ответы, придумывала и изменяла придуманное. Но ещё быстрее одновременно с этим она неслась вниз с вершины холма. Вот уже стали различимы в лучах заходящего солнца силуэты людей, таких же уныло-серых, как и их жилища.

Безудержный поток мыслей в голове закружился водоворотом вокруг одной: «Как я смогла унюхать дым из очагов этих строений, когда была так далеко от них»? Она шла полдня на его запах, преодолев огромное расстояние. Человек не может обладать таким обонянием. И в тот момент, когда было найдено единственное кажущееся реальным объяснение: она, скорее всего, кружила вокруг деревни, потеряв ориентацию, — перед нею выросла фигура одетой не по сезону, потной и широкой дамы со зловонными помоями в ведре, которые пролетели мимо, едва не обдав с ног до головы.

Хорошая примета: с полным…

Дама вошла в большой двухэтажный дом через маленькую покосившуюся дверцу сбоку. И это показалось чудом, ибо дверца была, по меньшей мере, на половину меньше, чем сама дама. В другую дверь: повыше и поровнее, вошли двое мужчин угрюмых, в тёмных одеждах и с тёмными лицами. Потом выскочил рыжий коренастый парнишка, закутался в плащ и побежал по улице.

Сердце колотилось как перед кабинетом экзаменатора, руки похолодели, и голова полностью освободилась от мыслей. Скрипнула дверь, брякнул колокольчик, и она оказалась в сильно натопленном, душном, освещённом свечами помещении с земляным полом, невысокими потолками, где было людно, но не очень шумно. Тёмная мужская масса кое-где разбавлена женскими фигурками в довольно ярких нарядах. За стойкой — высокий мужчина с золотыми волосами. Никто, кроме него, не обратил внимания на гостью. Его пронзительно-синие глаза осматривали фигуру, которая вся с ног до головы в сухой листве и веточках. Выбившиеся из-под чепца волосы, размазанная по исцарапанному лицу грязь. Только теперь под вопрошающим взглядом хозяина заведения она поняла, как должно быть подозрительно выглядит путешествующая особа без багажа и в столь боевом обличии.

— Что желает мадам? — на удивление приветливо прозвучали первые слова на неизвестном, но понятном языке. Язык был похож на английский, но казался более простым. Всё произносилось протяжнее и мелодичнее.

— Если можно, воды.

Синие глаза метнулись в сторону загремевшего посудой дверного проёма слева и снова уставились на совершенно растерявшуюся и поникшую гостью. Руки человека за стойкой, казалось, независимо от него быстро зачерпнули ковшом воду из ведра и налили её в глиняную чашу, чуть расплескав по столешнице.

Увидев блеск влаги, она почувствовала такую жажду, как будто не пила целую вечность. Осушив чашу, она поняла, что, возможно, это единственное, что бесплатно можно получить в этом месте. А где взять деньги, чтобы расплатиться за еду и ночлег — это самый важный вопрос, ответ на который надо найти сейчас.

— Мадам путешествует? — Глаза по-прежнему пытались увидеть то, что скрывала гостья, а руки хлопотали, переставляя и протирая самые разнообразные предметы. О назначении некоторых трудно было даже догадаться.

— Да…

И тут её понесло. Она услышала за одним из столов название какого-то населённого пункта: Оттела. Кто знает, далеко ли он, и что за люди в нём живут? Но выбирать не приходится.

— Я иду из Оттела. В лесу на меня напали разбойники, всё отобрали… Мой спутник погиб. Мне с трудом удалось уйти. Не будете ли вы так добры, позволить мне переночевать и… — И дальше её язык решительно отказался просить еду. А есть очень хотелось. Она сглотнула слюну, предательски раскрывшую эту охоту.

— Я так понимаю, что вам нечем заплатить за ночлег. Это плохо. Мне жаль, мадам, но принимать бродяг — не в моих правилах. — Это говорил не человек с золотыми волосами, а та полная дама, что минуту назад выливала помои в канаву. Она хлопотала вокруг стола с грудой грязной посуды, объедков и лужами тёмной жидкости, за которым, наверное, только что была окончена трапеза.

— Не ворчи, Нэнси. Мадам попала в беду, и разве не долг каждого порядочного человека помогать ближнему. — Синие глаза теперь любовно осматривали обширное тело Нэнси и пытались заглянуть ей в лицо.

Надо сказать, что это лицо было довольно симпатичным: розовые щёки без единой морщины; большие глаза, яркие и очень выразительные; алые губы. А в свете огня, который полыхал в очаге, грива пышных волос отливала медным блеском, делая голову толстухи настоящей находкой для художника.

— Вам ещё повезло, мадам. — Теперь синие глаза почти так же благожелательно смотрели на гостью. — Чума гонит людей с насиженных мест. Это на руку негодяям, что наживаются на их горе. Как, вы сказали, ваше имя?

— Мария, сэр.

— Вот я и говорю, мадам Мария из Оттела, вам повезло, что удалось уйти далеко от чумы, скрыться от разбойников и попасть на наш постоялый двор. Ни я, ни мой отец, ни мой дед никогда не оставляли путника без приюта, особенно в такие лихие времена… А Нэнси… Не обращайте на неё внимание. Она добрая женщина — моя Нэнси. Сегодня у неё не очень хороший день, вот она и сердится.

— Можно подумать, у тебя этот день был хорошим. Займись лучше делом. — Нэнси подтолкнула мужа к очагу, где в котелке кипело какое-то варево. — А вы…. мадам, — «мадам» прозвучало, мягко сказать, снисходительно, — если не можете заплатить за ночлег и еду, то идите на кухню и помогите Оливии мыть посуду.

Пусть так. Пусть мыть посуду, но зато сегодня ей дадут поесть, и она будет спать не в лесу.

…Этой ночью ей впервые пришлось разделить соломенное ложе с Оливией в тёмном и вонючем, но тёплом хлеву, рядом с хозяйскими коровами, овцами и лошадьми.

Перед сном она немного поболтала с простоватой, всегда улыбающейся малышкой Оливией. Питер и Нэнси — хозяева этого постоялого двора — самого знаменитого в округе. Здесь многие путешествующие с севера на юг и с юга на север находят приют. У них двое сыновей: старшему — Роланду шестнадцать, и он — копия мать; а младший Сэмюель вот уже десять лет прикован к инвалидному креслу. Малыш так и не научился ходить, родился слабым и болезненным, но душа у мальчика ангельская. Он никому не причинял неудобства: целыми днями сидел в своей комнате или на заднем дворе, что-то мастерил из дерева, веток и соломы. Иногда старший брат вывозил Сэма на берег реки, что живо спускалась с холма за Хайхиллом — так называлась деревня, и огибала его с востока.

И ещё, перейдя на таинственный шёпот, Оливия поведала Марии, что вот уже несколько дней по лесу, наводя ужас на жителей Хайхилла и ближайших хуторов, носятся таинственные слуги Тёмного Лорда Берингрифа, живущего на Севере. Один из них заживо испепелил женщину из соседнего Лоухилла, только взглянув на неё. Да, наверное, люди врут.

Уже почти уснувшая Мария, слушающая доносящуюся издалека трогательную историю об ангелочке Сэмюеле, вдруг перестала дышать: жар, вмиг охвативший её во время встречи с третьим всадником вчера в лесу, теперь грозил перекинуться на солому, которая служила пастелью, и сжечь всё деревянное строение. Мария резко села, огляделась вокруг: в глазах полыхал огонь, слёзы едва успевали тушить языки этого фантастического пламени. Но она скоро поняла, что огня нет. Он живёт лишь в её воображении.

— Кто этот Берингриф? И почему…?

Оливия спала как ребёнок, разбросав руки и ноги и едва слышно дыша. Столько вопросов останется до утра без ответов. Сон как рукой сняло, и Мария углубилась в размышления. Стоит ли проявлять любопытство, тем самым выказывая свою полную неосведомлённость и вызывая подозрение у окружающих? Завтра с восходом солнца она отправится дальше на север и узнает всё сама… И вот уже снова: голубое небо, жёлтые листья и она, вся в белом, летит над лесом, меж ветвей, над ворохом опавшей листвы. Страшно… Она не умеет летать. Ноги поднимаются выше головы, и её тело переворачивается в воздухе. Она не может снова принять удобное положение. Надо как бы уйти в себя, начать сон заново, чтобы выйти из отвратительно пугающего кульбита…