Смеркалось, только диссиденты руками разгоняли мрак, любви прекрасные моменты не приближалися никак, когда, помыслив хорошенько, не срам, не пасквиль, не донос, всемирный голубь Евтушенко письмо за пазухой принес. Я над ответом хлопотала, письмо вертела так и сяк, но что-то в воздухе витало, один лексический пустяк, чего ждала, уж не команды ль — спаси меня и сохрани, но все твердили — Эмка Мандель, и было отчество в тени. Кого спрошу, никто не дышит в окошко дома моего, и каждый пишет, да не слышит, кругом не слышит ничего. Обременен нездешней славой, любимец всех концов Земли, наш письмоносец величавый исчез в сапфировой дали. На всякий случай на пожарный я в Шереметьево приду с цветами глупыми, пожалуй, стоять в каком-то там ряду. Смеркалось — да — но тих и светел приемник "голоса" ловил. Один Коржавин нас заметил и чуточку благословил.