Есть одна старая мысль, свидетельствующая, что если продумать до конца все, что мы знаем о человеческом поведении, оно покажется нам всего лишь игрою. Наука о человеке и философская антропология выделяют пять основных феноменов человеческого существования – смерть, труд, господство, любовь и игра. Эти пять феноменов, а по другому названию «престолов», определяют человеческую жизнь и делают ее смыслом жизни. Люди ставили престолы животным, царям, воинам, отцам, матерям и разного рода богам: «сделал царь большой престол из слоновой кости»; «царь встал, поклонился матери своей и поставили престол для матери царя», – говорится о царе Соломоне. Престол показывал, каково главное дело человека в жизни и его отношение к окружающему миру. Всю полноту знания о земных престолах мы можем получить из Библии. В книге Откровение говорится о том, как Иоанн увидел «престол на небе и на престоле был Сидящий», а вокруг главного престола «двадцать четыре престола и сидящих на них двадцать четыре старца». Для нас этими старцами являются ветхие пророки, а их престолы есть учение, через которое мы познаем многие тайны домостроительства Божия в человеческом обществе. Вавилонская башня, тоже является престолом человеческого духа и заблуждения. Ну и конечно, самые глубокие знания о высших престолах вселенной и всего космоса, мы получаем от книги Откровение.

Несомненно, заслуживает серьезного внимания, когда в Слове говорится о «престоле Его (Бога и Агнца)», что это «высший престол славы Божией и освящения», и что «Господь на небесах поставил престол Свой». И мы должны быть очень внимательны, когда говорится о престолах суда, на которых взвешивается человек и его правда, потому что «правосудие и правота основание престола Твоего», – многообразно говорили ветхие пророки и новозаветные апостолы. Нужно было бы говорить подробно об этих престолах, которые философия поставила под определение «господства», но мы только вспомним некоторые высказывания о престолах царей и князей: «Им создано все, престолы ли, господства ли»; «поднял всех царей с престолов их»; «низложил сильных с престолов их» и «ниспровергну престолы царств и истреблю силу царств языческих». И все это было сказано о последних днях, в которые должно было утвердиться престолу славы в сыне Его. А тем ученикам, которые последовали за Ним обещано сесть на двенадцати престолах по числу колен Израиля.

Много любопытного сказано о престоле Давида, как на его престоле восседал Соломон, потом были цари и многие князья на престоле Давида, которые вершили суд иногда правильно, а иногда не очень. Но если «царь сидящий на престоле суда» и у него были «не одинаковые весы и не одинаковая мера», то не устоит престол его, говорится в Писании.

Конечно, если мы будем говорить только о «старых» престолах царств, по учению старцев, то мы рискуем многократно повторяться и тем встать в положение учителей морали. И тогда, вряд ли мы приблизимся к тайнам Бытия, о которых «как бы» намеком, «как бы» не договоренной или не раскрытой фразой говорили пророки и апостолы. В книге Откровение есть любопытная деталь, когда Иоанн услышал «как бы гуслистов, играющих на гуслях своих. И они поют как бы новую песнь пред престолом (Агнца), пред животными и старцами. И никто не мог научиться сей песни, кроме искупленных от земли». Новая песнь «как бы» гуслистов и «как бы» играющих подводит нас к новому пониманию феномена игры, о которой в последнее время стали громко говорить современные исследователи бытия человека. Они сказали много любопытного о тех пяти феноменах человеческой жизни, указанных в начале статьи и замечательно проследили историю развития феномена игры в человеческом обществе.

Игра охватывает всю человеческую жизнь до самого основания и она столь же изначальна, как все другие феномены бытия. Без игры человеческое бытие превратилось бы в растительное существование. Мы играем не ради будущего блаженства, но игра сама по себе уже есть радость и счастье. Всякая игра есть прежде всего и в первую очередь свободное действие. Игра по принуждению не может оставаться игрой, она по сути, избыточна. Потребность играть становится настоятельной лишь постольку, поскольку она вытекает из доставляемого игрой удовольствия. Игра не есть обыденная или настоящая жизнь. Это выход из такой жизни в преходящую сферу деятельности с ее собственным устремлением. При этом с концом игры действие это вовсе не прекращается, но продолжает озарять обыденный внешний мир, укрепляя надежность, порядок, благополучие тех, кто участвовал в празднестве, вплоть до той поры, когда священные дни приблизятся снова. Где священнодействие – это (дроменон), то есть свершаемое. Человечество разыгрывает порядок вещей в природе в той мере, в какой оно его постигает. Принимая изначальное, сущностное тождество игры и обряда, мы тем самым признаем особое священное место в основе своей за игровое пространство, и тогда сбивающие с толку вопросы «почему?» и «зачем?» вообще не могут быть заданы. Освящение, жертвоприношение, священные танцы, сакральные состязания, представления и мистерии, все они обрамляются праздником. Таковы самые основные социальные особенности характерные для игры и для праздника.

В своих исследованиях истории человечества ученые заметили, как игровой элемент развивался в человеческом обществе – в культуре и языке, в суде и ратном деле, в поэзии и мудрствовании, в философии и искусстве. А сам человек превращался из обычного «homo sapiens» – человек разумный в «homo faber» – человек делатель и далее в «homo ludens» – человек играющий. Играют все, играет все – играет природа и дети, играют люди и боги: «Это – верх путей Божиих. Горы принесут ему пищу, и там все звери полевые играют», «и поющие и играющие, – все источники мои в тебе», – восклицали Библейские писатели, когда вглядывались в творение Божие. Рябь на воде и хоровод листьев в саду от ветра – игра природы, которую только недавно начали признавать «разумной». Игровой элемент присутствует в труде и политике, в любви и смерти.

Все народы играют, но есть и отличия, на которых мы коротко остановимся. В языке, кроме общего понятия, у греков игра несет смысловой оттенок радостного, веселого, беззаботного. В китайском языке на первом плане находится слово дань и используются для выражения значений – ощупывание, обследование, обнюхивание, перебирание бисера, наслаждение и беззаботно отдаваться чему-либо. В японском, игра отражает «серьезное» и «не серьезное». Серьезное это когда в игре человек может подражать и учиться у кого-либо или чему-либо. Не серьезное – развлечение и пребывание в праздности. При этом «не серьезное» не противопоставлялось «серьезному» и потому высшие классы, чем бы они ни занимались, старались делать все играючи. Если пристальнее всмотреться в эту пару понятий игра – «серьезное и не серьезное», то игра здесь носит позитивный оттенок, а серьезность негативный. Для большинства из нас наученных и привыкших так думать, смысловое содержание серьезного определяется и исчерпывается отрицанием игры. Но, игра есть нечто своеобразное, более высокого порядка, нежели понятие серьезного. Ибо серьезность стремится исключить игру, игра же с легкостью включает в себя серьезность. Мы привыкли думать, что по настоящему играют только дети, что для взрослых игра нечто несерьезное, предназначенное для развлечения, как способ расслабиться, восстановиться и отстраниться от серьезности жизни и кабалы труда. Но, серьезное вовсе не антоним игры – «если хочешь быть серьезным, играй», – говорил Аристотель, а другие философы ему вторили, что «после изгнания из рая человек живет играя».

Многие языки прибегают к использованию слов игрового характера, придавая им эротическое значение. В санскритское играть часто используется в эротическом смысле: жемчужина игр, означает соитие. В Библии любовная игра особенно ярко выражена к книге Песни Соломона, где описаны такие элементы игры как – ухаживание и флирт. В древней Европе и у славянских народов основное значение игры проявлялось в способности подвергать себя опасности за кого-либо, обязываться, блюсти чьи-либо интересы, заботиться, ухаживать. Игра проявлялась в совершении действий сакрального характера, почитание, благодарность, клятва, траур, труд, возвышенную любовь, чародейство, правосудие.

В семитских языках понятие игры, образует сферу значений, где господствует корень обозначающий смеяться и насмехаться. Латынь выражает всю область игры и игровых действий со специфическим значением литургического и сценического. То есть происходит как бы сближение священного (серьезное) и игры (не серьезное). Платон это тождество игры и священнодействия принимал как безусловную данность. Он включал в категорию игры священные предметы и говорил, что серьезные дела подобает свершать с полной серьезностью. Игровой характер может быть присущ самым возвышенным действиям. Можно ли провести эту линию вплоть до культовых действий и утверждать, что священнослужитель, совершая ритуал жертвоприношения, продолжает оставаться в рамках игры? Кто допускает это в богослужении, допускает это же и относительно всего прочего. Такое понятие игры устраняет различие между верою и притворством, и соотносится с понятием освящения и священного.

Квалифицируя священнодействие как игру, мы вовсе не впадаем в ошибку, – утверждает один из исследователей игры. Оно во всех отношениях есть игра по своей форме, но и по своей сущности оно является ею, коль скоро оно всех, кто в нем участвует, переносит в иной мир, отличный от обыкновенного. Можно подумать, что когда мы говорим и помышляем о священном, то нам приличествует только серьезное. Человек устал и замаран серьезностью, он очень серьезно ждет и просит чуда, и не имеет и не видит его за пеленой серьезного. Сказано в Библии – если не научитесь радоваться, то не войдете в царство Отца. Очевидно, именно в игре человек приобщается к чуду. Любопытно, в современной России возникло движение «симороновцев», они кружатся в танцах и походя, в гротескной игре в их жизни свершаются чудеса. Они сушат белье в общественном транспорте и меняется их жизнь; моют ноги в унитазе и исцеляются; а таракан в банке, начинает приносить в семью прибыль. Но, тогда можно сказать и так, что Бог устал от серьезного и от людей «вечно» серьезно настроенных в жизни, которые все так же продолжают «вопить из под престола» своего понимания священного.

Недооценка игры граничит с переоценкой серьезности. Игра оборачивается серьезностью и серьезность игрою. Игра способна восходить к высотам прекрасного и священного, оставляя серьезность далеко позади. Как бы то ни было, человеческая игра во всех своих высших проявлениях, обретает свое место в сфере праздника, культа, в сфере священного. Переход от священного к самой жизни, праздничной, радостной, игровой по форме и не обремененной степенями религиозности, неизбежен. По этой причине в Библии не найти слова «религия», чтобы она, поставленная от престолов своего понимания, не обрела черты закона и не вошла в жизнь вечную.

Но тогда, как относится к войне, которая часто в человеческом языке зовется «священной». Платон говорит – «Они же, серьезною вещью почитают войну, но в войне нет ни игры, ни становления формы, каковые мы почитаем за вещи серьезные». В Библии, книге царств, можно прочитать историю о том, как Авенир (начальник войска Саулова), сказал Иоаву (начальнику войска Давидова) – пусть встанут юноши и поиграют пред нами. И эта странная игра обернулась гибелью двадцати четырех юношей. Да, есть учителя, которые оправдывают и превозносят войну как непременное условие всех чистых и благородных мирных искусств. Что никакое великое искусство никогда не возникало на земле там, где не было нации солдат. Они допускают созидательную войну и делят человечество на расы – рабочих, воинов и игроков, последние всегда праздны и поэтому постоянно нуждаются в забавах. Для нас же, эта библейская история, всего лишь история игры начальников от своих «священных» престолов войны, когда погибают молодые и неопытные в жизни люди. Так раньше играли боги и гибли целые цивилизации, но не так определено играть в новом Творении. Подводя итог войне, можно заметить, как в современной действительности игровой феномен войны переходит в «чистые» компьютерные игры и мирные танковые соревнования на полигонах.

Игра есть всеобъемлющий способ человеческой деятельности, универсальная категория человеческого существования. Она распространяется буквально на все, в том числе на слово и речь: «Играя, речетворящий дух то и дело перескакивает из области вещественного в область мысли. Всякое абстрактное выражение есть речевой образ, всякий речевой образ есть не что иное, как игра слов». То есть человек не просто играет со смыслами, но и сами смыслы суть продукты и компоненты игры.

Примечательно, что у многих народов с развитой письменность и языком присутствует игровой момент в философии, где часто в форме загадок и ответов поднимаются вопросы о Боге, природе и смысле жизни. Но даже такие игры в древности не обходились без пролития крови. С этой чертой согласуется тот факт, что самой высокой мудростью считается умение задать такой вопрос, на который никто не смог бы ответить. Эти особенности мы находим в древнеиндийском повествовании о царе, который посулил награду в тысячу коров победителю в богословском споре брахманов, пришедших на его праздник жертвоприношения. Царь заранее велит пригнать всех коров к себе и затем одерживает верх над всеми своими противниками. Когда один из них, оказывается не в состоянии дать ответ на один из вопросов, у него тотчас же слетает с плеч голова. Несомненно, в русле понимания такой игры в философии, уникальной является книга Иова. Где автор поднимает феноменальные вопросы всего Сущего и в частности о престоле Творца. Если человек хочет приблизиться к престолу славы Его, как о том помышлял Иов, то перед ним всегда будет стоять вопрос – какую игру он играет и какой ценой? А если человек ставит свои престолы в не познанности Бытия от престола Творца, который по сути проявляется в любви, то от книги Откровение ему долго будет суждено «вопить из под престола» своего.

Современные исследователи сказали много замечательного о прикладной роли игры в человеческом обществе, выявили многие фундаментальные характеристики игры в бытии человека, ее праздничность и устремленность в будущее. И подчеркнули о необходимости игры охватить в себе все другие основные феномены человеческого существования – смерть, труд, господство и любовь (по меркам философской мысли). С повышением образованности человека, в игре стали замечать некий сверхлогический характер нашего положения в космосе, и что через игру человек как бы пеленгует свое положение в космосе. Кантовское выражение о «диалектической игре космологических идей и воображения», тоже заслуживает внимания. Платон тоже видел в игре космическое значение, которая протекает поверх сферы трезвой обыденной жизни и эта была та самая сфера, которую он называл священной игрой, где человек чувствует себя как дома. Игра служит тому, чтобы являть, показывать, сопровождать, воплощать все, что свершается в космосе. Игра, как образное воплощение, продолжает сохранять основу своего существования, будучи выражением чего-то иного, а именно некоей взволнованности космосом.

Современные провидцы и учителя космоса тоже говорят о том, что существуют космические Мастера Игры, которые создали многие цивилизации со многими программами и вариациями. И все существование рассматривается в качестве большой и малой игры. Большая Игра бесконечна, а малая может закончиться, если она осуществляется не по правилам и законам для нее определенных, или изжила старую парадигму времени. В принципе, это все та же игра богов о которой говорили древние, а ее новые правила определены в Библии.

Философской антропологии была вменена обязанность, выйти за пределы эмпирического понимания игры и разработать концепцию принципиальной структуры бытийного строя и имманентного бытийного понимания игры. Что все еще остается открытым вопросом, сетуют те же исследователи. Но таковой вопрос всегда будет открытым для не искупленных от земли по вере своей, которые все так же продолжают играть «как бы» свою и «как бы» новую игру, но со старыми правилами от старых престолов своих. Человек играет тогда, когда он празднует бытие, а там где верх берут часы, хронометры, механизмы для измерения времени, там человечеству остается все меньше времени для настоящего праздника. И его время, как часть вечности всегда будет запаздывать к тому престолу, что называется счастьем. Понять суть Игры от престолов – это одно, или одна из начальных ступеней престола Жизни. Но почувствовать вибрацию и ритм большой Игры – это нечто другое, то есть то, что делает ее радостной и желанной от главного престола Любви.

Если говорить о связи этих феноменов, то пока труд является необходимостью и измеряется прибавочной стоимостью, прибылью и богатством. Пока труд не стал основным делом любви, как о том нас учит Евангелие, трудно сочетать праздничный характер игры с трудом. Пока господство властью не перестанет играть чужими жизнями, а смерть не потеряет свое жало по вере в жизнь вечную, человек все время будет обречен всегда «второй смерти», он будет путаться в концах и началах жизни своей. И пока эти престолы поставлены во имя свое, человеку всегда будет сложно воспринять космическую взволнованность вечной игры и почувствовать себя как дома.