Ребята! Товарищи! Снова мы вместе. В квартире Кайтановых шум и веселье. Споемте московских строителей песню, Как пели отцы — с подголоском, артелью. Попразднуй немножко, мое поколенье, Осталось для праздников времени мало. Уфимцев поет. У него на коленях Наследник Кайтановых двухгодовалый. Он гладит пшеничные волосы тезки Могучею лапищей против прически. «Я кем прихожусь ему? Дядькой, наверно? А если по-старому — крестным примерно. Сказали б, что парень, какого он роста — Привез бы ему кое-что из одежи. Ведь этот костюмчик — сплошное уродство. И эти ботинки — страшилища тоже. Насчет барахла, я скажу вам по чести, От стран заграничных мы очень отстали». «Нам, Славушка, адрес был твой неизвестен, А знали б его, о другом бы писали: Спросили бы про самолеты и танки, Спросили б еще, хороши ли испанки». Но Леля смекнула, что шутка не к месту, Что Славик никак не забудет невесту, И, чтобы уйти от безрадостной темы, Сказала: «Вот премию выдали Коле, Приемник трехламповый новой системы. Давайте послушаем радио, что ли!» В приемнике, будто бы шелест снаряда, Сигналы тревоги я отблеск зарницы: Нарушена мирная жизнь Ленинграда — Снаряд разорвался на финской границе. …На вокзале Ленинградском Ждут отправки поезда, «Здравствуй, Женька!» «Колька, здравствуй!» «Ты куда?» «А ты куда?» «Я туда, куда и ты». «Ты туда, куда и я». Собрались без суеты Неразлучные друзья. Свет на штык снежинки нижет. Комсомольский эскадрон В тесный тамбур вносит лыжи, Занимает свой вагон. Эти палки из бамбука — Замечательная штука, А заплечные мешки Удивительно легки. Леля два часа на кухне Коле жарила гуся. У нее глаза опухли, Извелась, бедняжка, вся. «Знаешь, — говорит мне Коля, — Я по дому дал приказ: Лельке просто не позволил Провожать на поезд нас. Полагаю, при отъезде Ни к чему бойцу слеза, А у ней на мокром месте Ненаглядные глаза». Добровольцы из Москвы, Полушубочки новы. Все в хрустящих, как капуста, Свежих кожаных ремнях. На перроне стало пусто, Стук колес, и путь в огнях… А когда огни погасли, Тень рванулась вслед, неся, Как снаряд в застывшем масле, Тяжеленного гуся. Тень одна стоит, рыдая, Весь в слезах несчастный гусь. Литеров не предъявляя, Увязалась с нами грусть… Мы расстались в Сестрорецке. Я в редакцию был взят. К западу, сквозь ветер резкий, Лыжный двинулся отряд. Край гранитный, край озерный, Предстоит немало мук, Но я верю — пустит корни Воткнутый в сугроб бамбук. Мог бы я вести рассказ О редакции армейской, Что стоит у перелеска, Возле Райволы как раз. Полчаса езды до боя. Грузовик, когда рассвет, Лирика берет с собою Вместе с пачками газет. Но, друзья, в романе этом Речь идет не обо мне. Всем известно, что поэтам Побывать пришлось в огне. Пусть о том другие пишут. Ты служи, мое перо, Жизни выросших мальчишек, Что построили метро. Ночь… В разрывах и ракетах Фронтовые небеса. Мне приказано в газету О разведке написать. Словно балахонов клочья — Облака. И ветер лют. В тыл врага сегодня ночью Десять лыжников пойдут. Им придется разобраться, Что за крепость залегла Перед войском ленинградским, Как бетонная скала. Эта сложная задача Добровольцам по плечу. Старшим кто у них назначен? С ним я встретиться хочу. Я приполз на край передний, Но, к несчастью, опоздал. Только что боец последний Дал фонариком сигнал: Мол, порядок, до свиданья, Ряд траншей прошли уже. Мне осталось ожиданье: Хочешь — грейся в блиндаже. Хочешь — наблюдай отсюда, Спрятавшись за валуны. Мир — серебряное чудо В свете северной луны. Кто в разведке этой старший? Кто ползет через снега, Силой меряется, вставши Перед крепостью врага? Никаких известий нету. Вьюга зализала след. Время близится к рассвету, Меркнет мертвый свет ракет. Край передний виден плохо. Различить во мгле могу Лишь кусты чертополоха Черной жестью на снегу. Только у луны в орбите, В смутном небе января Мерно ходит истребитель, На себя огонь беря. С финской линии зенитки К «чайке», словно для игры, Тянут золотые нитки, Мечут красные шары. Что за «чайка»? Что за летчик В небе ходит без конца? Вьется, вьется, словно хочет На земле прикрыть птенца? Вот и утренние пули Серый воздух рвут, как шелк. Все разведчики вернулись, Только старший не пришел.