Будничной, хлопотливой, далеко не безмятежной жизнью живет Подвысокое. Круглосуточно дежурят агрономы в диспетчерской колхоза «Дружба», с рассвета заняты кол­хозники на фермах, в ранний час по улицам и тропинкам идут ребята в новую, мало чем отличающуюся от столич­ных, светлую и просторную школу, тепло дышит и позва­нивает металлом кузница, пофыркивают тракторы... При­ветливы утренние дымы над хатами, а плывущие в юж­ном небе облака словно паруса на мачтах телевизионных антенн...

По графику прибывает из районного центра крытая полуторка, останавливается у домика почты. Сгружают газеты, журналы, посылки, письма. Индекс, знакомый многим,— 317551.

Есть почти в каждом постпакете конверты с цвети­стыми иностранными марками — они адресованы КИД, то есть клубу интернациональной дружбы.

Обращает на себя внимание, но уже давно не удив­ляет подвысоцких почтарей приход писем без точного адреса — пишут в Подвысокое, будто это не село, а че­ловек такой и можно к нему обратиться, как к другу или старому знакомому.

Попадается корреспонденция и с адресом и адреса­том Зеленая брама, словно это женское имя и фамилия.

Много приходит запросов от родственников воинов, пропавших без вести. Уже известно, что надо их напра­вить председателю сельсовета для проверки по скудным спискам захороненных в братских могилах, ну и конечно в школу и в музей — учителям Фартушняку и Симоненко. Придется педагогам и старшим школьникам-экскурсоводам до ночи разбирать музейный архив: вдруг что-то, хотя бы косвенно содействующее поиску, найдется, обнару­жится.

Другая категория писем обращена ко всему селу: вот и читают их многие — старые и молодые его жители.

Подобные письма получают и редакции центральных и украинских газет, а после опубликования ряда статей о боях сорок первого года стал получать и я.

Приведу отрывки из некоторых писем:

«Я решил приехать 9 мая к вам и еще раз повидать тот памятный клочок земли, оставшийся дорогим мне на всю жизнь... Мне кажется, прожившему в нормальных условиях жизнь не так дорого прошлое, как прожившему в тяжелых условиях... Может, и кто из моих однокашников приедет»,— пишет в Подвысокое Иван Белобрысов из Новограда-Волынского. Белобрысов — это фамилия, которую ему дали в детском доме. Он стал сыном полка в 44-й стрел­ковой дивизии, музыкантом, и оказался в эпицентре тяжких боев. Потом мальчика спрятали колхозники, но уберечь не смогли — он был увезен на работы в Германию, четыре раза бежал, угодил в тюрьму, был освобожден американцами и вернулся на родину. Много пришлось пережить Белобрысову после боя в Подвысоком, а вот осталась эта земля ему не просто памятной, но дорогой...

Еще письмо:

«В сентябре собираюсь побывать в Умани и Подвы­соком. Хочу поклониться тем, кто отдал жизнь за Родину в этих известных нам с вами местах»,— пишет мне агро­ном Митрофан Афанасьевич Патронников из Краснодара. (Он приезжал в Москву, мы познакомились, подружи­лись.)

Политрук, комсомольский работник дивизии, он в сорок первом хлебнул лиха, а в сорок третьем участвовал в движе­нии Сопротивления в Руре. Там, в неволе, обуревавшие его чувства нашли выход в поэзии; его стихи и песни распрост­ранялись среди «острабочих» и в лагерях военнопленных. Многим пришлись по сердцу строки:

«...Надо продолжить исследование этого сражения — говорю и от себя и, набравшись смелости, от имени пав­ших»,— обращается в «Литературную газету» инвалид войны, награжденный орденом Ленина, А. В. Богомолов из Красногорска.

Участник штыковых боев в браме, бывший политбоец-доброволец, киевский инженер Владимир Пивова­ров делится своими планами:

«Я принял решение уйти на пенсию в следующем году, в День Победы выехать на неделю в село Копенковатое и разыскать штабную землянку полка».

Письмо из города Владимира:

«Родственники и жены погибших офицеров интере­суются и просят узнать: не намечается ли на июль — август встреча ветеранов 6-й и 12-й армий?»

«К вам обращается учительница 8«А» класса. Мои ученики, действующие по маршруту «никто не забыт, ничто не забыто», выражают настойчиво желание на время ве­сенних каникул поехать в Зеленобрамский район Кирово­градской области и ознакомиться с историей сражения, происходившего в сорок первом году.

Убедительная просьба сообщить, в Москве или в Киеве можно приобрести путевки, на сколько дней рассчиты­вать поездку и ее стоимость. От Чернигова до Киева детей довезут автобусом».

Я ответил, что никаких путевок не существует, да и время поездки выбрано не очень удачно. Может быть, лучше летом отправиться в места, названные в письме Зеленобрамским районом, но надо предварительно списать­ся с подвысоцкими учителями и сельсоветом.

Интересное послание получил я от участника граждан­ской войны, проживающего ныне на Урале. Он вспоминает, что конники под командованием Григория Котовского в мирное время дислоцировались вокруг Умани, и просит опубликовать в печати, что это — историческое место. Ста­рый воин запомнил названия сел — Терновка, Нерубайка, Подвысокое. Здесь встречался он с самим Григорием Котовским, а недавно узнал, что в Отечественную новое поко­ление воинов прославило эти края.

Вот почему старый кавалерист мечтает побывать в ис­торических местах, да только придерживают, мешают пу­тешествию годы — а их уже девяносто.

Передо мной еще одно письмо.

Оно глубоко меня взволновало.

Сын пропавшего без вести батальонного комиссара Вахрушева — Валерий Иванович — всю свою жизнь ищет следы отца, который был заместителем начальника полит­отдела 45-й танковой дивизии. Известно лишь, что танки­сты, оставшись без танков, дрались отчаянно в пешем строю, что Ивана Матвеевича Вахрушева видели под­нимавшим товарищей в атаку на опушке дубравы в один из первых дней августа. (Я могу понять и простить товарищей, не могущих точно назвать число: все те дни и ночи соединились в один сплошной и нескончае­мый бой.)

Долгие годы проработавший на Севере Валерий Ива­нович Вахрушев сообщает:

«Девятого мая поеду в село Подвысокое, чтобы взять горсть земли — в моих руках она никогда не засохнет. Если уточню место гибели отца, поеду жить постоянно в село Подвысокое».

(Из Подвысокого мне позвонили по телефону.

В села, расположенные вокруг Зеленой брамы, съехалось несколько десятков участников событий 1941 года. Были даже товарищи, которые специально прибыли с Дальнего Востока и из Сибири.

Был и Вахрушев Валерий Иванович...

При помощи красных следопытов он определил место гибели своего отца и нашел его могилу...)

Так распространяется память...

Народный музей в Подвысоком уже посетило более сорока тысяч человек. Серьезная и солидная цифра, особенно если принять во внимание, что село далеко от железнодорожных станций и добираться туда сложно.

Но для Подвысокого, Копенковатого, Терновки память войны не ограничивается жестокой панорамой августов­ского сражения, и не только тех боев герои останутся в истории края. У этих нив и дубрав, у этих сел и деревень есть еще и свой, если можно так выразиться, личный счет военных времен.

В колхозе «Дружба» составлены списки; из них явст­вует, что шестьсот восемьдесят шесть мужчин Подвысо­кого (и прилегающих к нему, а ныне объединенных кол­хозом деревень Россоховатки и Владимировки) в сорок первом и сорок четвертом по мобилизации, а еще чаще добровольцами пошли в ряды Красной Армии и сражались на разных участках фронта — от Белого до Черного моря.

Но и те из местных жителей, кто в период оккупации работал в подполье и партизанил, тоже далеко не все дей­ствовали именно в этих краях: есть среди колхозников Подвысокого ставшие — по обстоятельствам — и псков­скими, и керченскими, и чешскими, и французскими парти­занами. Жива память о тех, кто не вернулся...

А не вернулись в хаты, стоящие на опушке Зеленой брамы, триста восемьдесят граждан села. Вдали от дома лежат они в братских могилах на берегах Волги и Миуса, Нарева и Дуная. Им приносят цветы памяти и благодар­ности в Праге, Будапеште, Белграде...

Но память о них и здесь, на родных холмах.

В центре села, на устремленной к небу стеле,— их имена и фамилии.

Стела в память об односельчанах тем и отличается от обелисков, установленных по соседству и рядом на могилах воинов 6-й и 12-й армий, что на обелисках совсем мало имен, но, увы, много безвестных спят в глубине земли, под ними. А стела с плотно выстроив­шимися на граните именами высится тоже над захо­ронением неизвестных солдат, погибших в августе со­рок первого при защите этой земли, а вот имена и фамилии — здешние, и невыносимо тяжко их читать. Пишутся они столбиком, как стихи, но не стихотворный прием повтора, если в Подвысоком фамилия Со­рока, например, одиннадцать раз написана, словно для рифмы.

Страшно читать пять раз подряд фамилию Попильняк, если и Кирилл, и Владимир, и Митрофан, и Иван Попильняки — все Федоровичи.

Подряд они пишутся, как на поверке в строю,— одно­сельчане:

Вдовиченко — Николай и Сергей Онисимовичи...

Вытяганец — Андрей и Василий Михайловичи...

Вовк — Иван Андронович и Кирилл Андронович...

Гижко — Иван и Николай Емельяновичи...

Гижко — Иван и Антон Куприяновичи...

Гончарук — Павел и Яков Митрофановичи...

Григораш — Иван и Григорий Аверкиевичи...

Только две литеры алфавита, а сколько братьев по­гибли!

Не было в тот период проблемы отцов и детей, была только проблема спасения Родины. Ушли на фронт из Подвысокого вместе и отцы и сыновья, а вернулись лишь их имена, чтоб рядом встать на обелиске:

Бурдейный Василий Яковлевич,

Бурдейный Иван Васильевич.

Или:

Дихтяр Тимофей Дементьевич,

Дихтяр Степан Тимофеевич...

А если не братья, не отцы и сыны, все равно родня, все равно двоюродные и троюродные либо соседи в несколь­ких поколениях. Все из одного гнезда...

Вот и получилось, что и защитники и жители Под­высокого так горестно породнились, встали в одну ше­ренгу на последней поверке.

И фигура скорбящей матери, изваянная над могиль­ными плитами, и склонившаяся рядом пожилая хозяйка хаты, стоящей по соседству, так схожи...

Потому что 93 солдатских вдовы в Подвысоком.

Правление колхоза приняло решение установить им свою, из колхозных фондов надбавку к пенсии и прово­дить ежегодно всем селом День вдов.

Летним утром, сопровождаемые детьми и внуками, сходятся они к Дому культуры, тому самому, в чьих за­лах — народный музей.

За теми, кто живет на окраинах села, председатель посылает легковые машины.

Вдовы с корзинами цветов шествуют к братской мо­гиле воинов 6-й и 12-й армий — защитников села и к обелиску Славы, на мраморе которого — имена их мужей, погибших на фронтах Великой Отечественной.

А по обеим сторонам шествия почетным караулом выстроились пионеры и комсомольцы. Они поднимают и смыкают над седыми головами в белых платках ветви дубов, принесенные из Зеленой брамы.

Весь день ласково чествуют этих женщин, и любая из них — матерь всех в Подвысоком, а вокруг сыны и дочки, внуки и правнуки каждой из них.

Если находятся здесь в этот день гости — воины 6-й и 12-й армий, они принимают участие в церемонии, как свои, здешние.

Преклонив головы, целуют мужчины смуглые, креп­кие еще, святые руки матерей.

Здесь и собрание, как раньше говорили,— сходка, здесь и банкет, как раньше говорили,— тризна.

А завершается День вдов тем, что комсомольцы села получают письмо — «наказ матерей» — с призывом бе­речь мир и украшать землю своими деяниями.

Подвысоцкая традиция уже распространилась по селам Украины...

По таким большим праздникам фронтовики надева­ют свои награды. Триста девяносто два жителя села удо­стоены орденов и медалей, а один земляк, носящий очень распространенную здесь фамилию — Сливко (она несколько раз выгравирована и на обелиске),— Герой Советского Союза и генерал.

Только Антон Романович Сливко в родительском доме бывает не часто. В народном музее есть его фотография — он в полярных летчицких доспехах и с двумя белыми медвежатами на руках — они как справка с места службы.

Зато и на праздники и в будни едут и едут сюда и те, чья кровь вошла в эту землю, и родившиеся позже и не потерявшие надежды найти след близких или хотя бы весть о них, и юные историки, и жители соседних обла­стей...

Однако для участников былых боев путешествие в Подвысокое — далеко не простое дело. Тянет туда вете­ранов, как магнитом, а в то же время какой-то тормоз сдерживает, а то и не пускает. Знаю по себе, нередко от сотоварищей получаю подтверждение: трудно ехать туда на праздник.

Резануло по сердцу короткое письмо из Чувашской АССР. Оно обращено к школьникам Подвысокого:

«Дорогие красные следопыты!

Я не заслуживаю, чтобы моя фотокарточка висела в вашем музее, потому что нам не удалось тогда защитить Подвысокое и победить. Враг оказался сильнее нас.

Алексей Ефимов».

Что за человек автор этого письма? Может, он пря­тался от пули? Может, он в тихом месте пересидел вой­ну, а теперь испытывает муки совести?

Нет.

Я собрал сведения о нем. Это достойнейший чело­век! В составе 99-й дивизии он участвовал в самом пер­вом бою за Перемышль. После неудавшегося прорыва из окружения в районе Подвысокого ушел в партизаны, а когда партизанский отряд соединился с уже наступавшей Красной Армией, вновь стал в ряды своей 99-й (такое на войне бывало не часто, это просто счастливый случай). Освобождал многие из украинских городов и сел, за кото­рые сражался в сорок первом, потом — города и страны Европы.

С горестью и какой-то труднообъяснимой стыдливо­стью думает о том злосчастном августе не один Алексей Ефимов. Тихон Краснобородько из Уфы признается: «Если уж быть предельно откровенным, скажу: иные товарищи стараются забыть тяжелые дни, не хотят говорить о них».

Петр Андреевич Кулаков из села Софиевка в Запо­рожье был политруком роты в 115-м отдельном сапер­ном батальоне и не раз бросался в штыковую атаку в Зеленой браме. Вырваться ему удалось, но лишь глубо­кой осенью с группой бойцов он перешел линию фронта.

Он пишет: «Вернулся в сорок пятом, после третьего тяжелого ранения — инвалидом. Выбрали председателем

колхоза, и тридцать лет занимал этот пост. Приходилось рассказывать свою биографию довольно часто. Как упомя­ну письменно или устно про окружение, находится кто- нибудь, подает реплику: «Значит, плохо воевали...»

Тяжело было выслушивать несправедливый укор».

Да, разное приходилось слышать! Я знавал одного ма­ленького, но важничавшего начальника, который каждому побывавшему в окружении задавал вопрос: «Почему вы не застрелились?»

Но жители Подвысокого помогают ветеранам найти себя в истории, понять глубинный смысл событий авгу­ста 1941 года. Вот что пишет председатель колхоза «Друж­ба» Степан Трофимович Кривописский, участник Сталин­градской битвы: «Слились и породнились наши судьбы!»

На одну из встреч ветеранов 6-й и 12-й армий, состо­явшуюся в праздник Победы в его родном селе, Степан Трофимович прибыл из Волгограда, со слета своих бое­вых товарищей по 193-й стрелковой дивизии, обороняв­шейся в 1942 году в цехах завода «Красный Октябрь» (тогда председатель колхоза был политруком роты). Он досрочно покинул гостеприимный Волгоград, чтобы успеть принять гостей в своем колхозе.

Гости уже съехались, когда появился председатель колхоза.

Человек очень тонкий, Кривописский сразу почувст­вовал, что встреча в Подвысоком отличается от встречи на берегу Волги. Позже он написал мне: «Мы там гордо прошли по цехам «Красного Октября», по широким про­спектам вновь построенного города-героя... Здесь же, у нас в селе, я замечал, ветераны чувствуют себя как-то угнетен­но, как будто они еще и сейчас виноваты перед нашими людьми, что досталось тогда Подвысокое врагу. Их было 44 только. Они шли по селу на протезах или опираясь на палки. Я такой тост провозгласил:

   —  Выше голову, товарищ ветеран! Здесь в августе сорок первого года ты до конца выполнил свой долг. В фундамен­те Победы сорок пятого года тобой положен тяжелый, но очень важный камень. Не продержись ты тогда две недели у Подвысокого, еще солонее пришлось бы нам в Сталин­граде, а ведь оттуда пришли мы в Берлин!

Это сказал человек, пользующийся безграничным уважением и доверием в Подвысоком, кавалер орденов Славы, Красной Звезды, «Знак Почета».

Подвысокое ласково смотрит на своих защитников:

   —  Выше голову, товарищ ветеран!