Риму — Рим, а миру — мир. «У моря рому я дал главу, вал гладя: и лавры вырвал, обид ибо боле, чем в мече лоб. Я — рог горя…» Витии пером он речь. Черно море, пиит, и в зореве роз закат — ак аз.

Озеро Резо — дур пруд, зал глаз. Хохот — ох, ох! «Мыло — голым!» О-хо-хо! А-ха-ха! У Гере — баня на берегу, а стен — нет-с. Тела — балет! Мужи — жум, и нагиши — шигани! А бабы — баба: гам, шуму шмаг, хохот — ох, ох! И-хи-хи! К избе — бзик, топот и того — гогот.

И тут Овидий и диво видит и див. А диво вида — лун краше. Шаркнул. Косы девы — веды сок, нежен! Тело — полет! Им от сил истоми меня — я нем. Ноги — на лани гон. И волос соловьи у живота-то вижу. Но соло голоса выводит и довыв: «Алела я раз, как заря алела…»

В черепе — речь; в речи — червь: «А ведь дева…» Череп, перечь! Но он черен мне речь. А, зараза! Не диво — виден пуп да зад, а розы зора. У девы ведь и розы — зори. Ен не лето хотел иметь теми, а тело лета — дебело лебедь.

Овидий и диво, яд жаждя, от семи и место: — А буду у дуба. — Будь, дуб… — Буду дуб.

Нищ — нежь женщин.

И дара ради у скифа на фиксу липу купил. Ладе дал, Ладе дал. Е-хе-хе! Жадна баба. Бандаж. И след делси: не муж умен, а баба.

Лебедь Ясе сяде бел на кукан. Ударит тираду он теперь трепетно, во! — соло голосов. Тени нет, а ниши тишина. Речевой, о вечер! И ало — колокола… А золото то — лоза.

А кара рака, а кара рака… Во — миф Ефимов. — Тю! А вызяб он! — Обязывают… — Бузина — ни зуб. — Кабы, рыбак, бацнуть тунца б… — А цо? Хоца? То иди, идиот, и деву веди… — Кабы решить тише, рыбак, а то неучем мечу енота. — И тропу веди, и деву порти! — Тс!.. У, куст!.. — Хорошо… (Шорох). Учел — лечу.

Ё-о-о м-о-о-ё!.. Дева Вед! Идет — еди. К балке текла б… А соло голоса выводит и довыв: «Алела я раз, как заря алела…» И лад вдали. А диво вида: тога, фагот и — рог гори. Фуга — «Гуф»! Коря теку — букет ярок: — Королева! Навело рок на вас, как саван! Увижу — живу. Удубени и не буду я стараться… — Пить, тип, вино нив будем?.. — Мадам, меду б!.. Голоден! — Не долог… Дался слад. О, ласкал ак сало! Не девы в пуп пуп выведен, а розы зора. А ценил сам — масленица.

А в два — утро ко рту. Казак! Бур, груб едет, еде. Бережно — конь жереб. — Я — Славич! (Наказ заканчивался). Чиж, Ян, Княжич. Он ревнив, ин верно: в оке — вытупь путы веков Яр псарь. Распря. И он розог озорно, кипу пик и лавры вырвал. Ужас: сирень — не рис сажу. Дарениям я и не рад.

Плотно кокон толп. — Ирой, ори! (Увидел еле Диву). — Нагы цыган, ударь Раду!.. Сунь им в минус! Так, кат? Но за ними — Назон: — Вы — раздора народ… зарыв… Они к нему. Но он — умен. (Кино!) — Я, дядя… — А куды, дука, зело лез? — Я не лез в зеленя, я нем… а меня… — А для лапал, ялда? — Ен не лапал!.. (и-хи-хи…) Я — рев зверя. — Цыц! Вершит, ишь, рев. Удивлял, а валял виду. Обмен нем бо и на день не дан. — И о перси с репой не облажал боен и чести: бить, сечи! Еще и еще. И били б. Не зело полезен. Но он, казак, лишил о лед дело. Иже в сентябре все свербят не свежи, а тут ак беда — все свадебка. И рок кори, и беду судеб. А Риму — Рим, и миру — мир: мол, сам жен нежь маслом. Как бы б как.