— Я свободна? — Саша натягивала джинсы на его кухне с таким видом, будто делала это уже не один десяток раз.

— Можешь остаться на ночь, — отозвался он, окидывая ее взглядом.

— Спасибо, я предпочитаю ночевать дома, — холодно ответила она и, наверное, слегка перестаралась со льдом в голосе, потому что через секунду Тим вновь оказался с ней рядом и достаточно грубо приподнял ее за подбородок так, что ей пришлось встать на цыпочки.

— Мне показалось, или ты мне пытаешься хамить?

— Нет, что ты, — с трудом произнесла Саша.

— Так-то лучше, — он выпустил ее подбородок, и Саша отступила от него назад, потирая покрасневшую скулу.

— Ты со всеми женщинами так общаешься?

— Нет, только с дырками, которых подбираю на дороге, — зло ответил он, но ей почему-то не стало ни жарко, ни холодно от его слов.

— Не подбросишь меня домой? — дернул-таки черт ее за язык.

Тим даже оторопел на некоторое время от такой наглости.

— Ты, кажется, не поняла, что еще легко отделалась? — нарочито вежливо поинтересовался он, снова приближаясь на опасное расстояние.

— Поняла, — Саша подняла руки в знак примирения и отступила на шаг назад.

— Тогда чтоб духу твоего тут через секунду не было! — рявкнул он.

Саша обула ботинки и застыла у двери — та по-прежнему была заперта на ключ.

— Тим? — с тревогой в голосе позвала она.

— Что?! — рявкнул он, появляясь в коридоре.

— Дверь, — тихо произнесла она.

Метнув на нее ненавидящий взгляд, Тим достал из кармана брюк ключ и открыл замок. Саша молча смотрела на него, не смея протиснуться мимо на выход. Немая схватка их взглядов продолжалась, наверное, с минуту, прежде чем он отошел, и Саша скользнула за порог.

— Прощай, — едва слышно бросила она перед тем, как направиться к лифту.

— Пока, — словно эхо отозвался он, а затем Саша услышала, как с грохотом захлопнулась дверь. Чем-то она его приводила в полное бешенство. И еще: она его больше не боялась. А ситуация с Гаем и преследующая изоморфов организация стали казаться Саше чем-то совсем далеким и несущественным. После той встряски, что она пережила, все казалось чужим, даже ее собственное тело. Саша невесело расхохоталась, выйдя во двор и спугнув парочку зажимающихся подростков. В этот момент она почувствовала, что со своим детством и своими мечтами окончательно распрощалась сегодня в этом дворе. И если мир хотел заполучить еще одного бессердечного изоморфа, то он сделал для этого все возможное, теперь пусть пеняет на себя.

* * *

Гай вернулся в отель и без сил рухнул в стоящее у окна кресло. Он видел, как унеслась от него Саша, а ведь, казалось, была практически в его руках. Смотрела на него влюбленными глазами, ждала свиданий, стонала в его руках. Он мог лепить из нее все, что только пожелает. И вот, одного дурацкого разговора с мальчишкой хватило для того, чтобы она после ссоры понеслась все-таки за ним следом. Или он, и правда, слишком задержался в этом теле? Гай оценивающе взглянул на свои руки, идеально пошитый костюм и недовольно хмыкнул. Поднялся, достал из бара себе джин, размешал его с тоником и вновь опустился в кресло, углубляясь в раздумья.

Бешеный стук в дверь вырвал его из состояния легкой прострации, в которой он пребывал. Гай воззрился на дверь с недоумением, а потом широкая улыбка расцвела на его губах.

— Вернулась, дурочка, — подумал он, подходя к двери, чтобы открыть. Но на пороге его ожидал сюрприз в виде уже немолодой и не очень симпатичной горничной.

— Вы что-то хотели? — холодно поинтересовался Гай.

— Это я, — произнесла женщина, едва ли не внося его вместе с собой в номер и захлопывая за собой дверь, — Летиция.

— Летиция?! — в шоке повторил Гай, оглядывая ее заново. — Но зачем? — Ей не надо было пояснять, что он имел в виду ее безобразное тело.

— Да уж не по своей воле, — огрызнулась женщина и упала в его кресло, хватая джин-тоник и делая большой глоток. — Это все из-за Дюпре, — добавила она уже спокойнее.

— Он здесь? Он… — Гай пытался подобрать правильные слова.

— Да, он убил меня, — подтвердила его худшие догадки Летиция.

— Не повезло, — протянул Гай.

— Не то слово, — с горечью отозвалась Летиция. — И ты мой должник, Гай, — строго посмотрела она на него. — И должен мне помочь.

— Чем? — искренне изумился он.

— Пока я уязвима и не могу сменить это чертово тело, позволь мне пожить у тебя, — попросила она. — Я не могу и не хочу быть горничной. Достаточно того, что даже после обморока, мне сунули ведро со всеми этими швабрами и отправили убирать номера. Я еле отделалась от старшей по этажу и пробралась к тебе. Здесь была полиция, они забрали Дюпре, его обвиняют в убийстве. — Выпалила она на одном дыхании. — Ты что, все пропустил? Где ты был, Гай?

Заметив растерянность на его лице, Летиция лишь снисходительно махнула рукой:

— Ну конечно, не отвечай, со своей девчонкой.

— Да, — подтвердил Гай.

— Так вот, ты пропустил все самое интересное.

— Дюпре в тюрьме? — задумчиво переспросил Гай.

— Да, — кивнула горничная, — и это ничем хорошим нам не светит. Я боюсь, как бы произошедшее не заинтересовало остальных членов организации. А мы сейчас с тобой в невыгодном положении: что ты, что я.

— Да, ты права, — согласился Гай.

— Поэтому я прошу у тебя разрешения залечь здесь на некоторое время. Можешь сказать им, что я — твоя любовница, чтобы не приставали. Или заплатить денег.

— Конечно, не вопрос, я разберусь, — отозвался Гай, прохаживаясь по комнате и размышляя.

— Вот и отлично, — Летиция прикрыла глаза, — я так устала за сегодня.

Когда дыхание Летиции выровнялось, Гай осторожно покинул номер, тихонько прикрыв за собой дверь. Затем он с легкостью отклеил ленту с печатью, что преграждала вход в соседний номер и, проведя вынутым из кармана Летиции электронным ключом, вошел внутрь. В номере было накурено и чувствовалось, что совсем недавно тут побывало множество людей. Мелком на полу было аккуратно обведено положение тела. Гай с кривой усмешкой взглянул на раскинутые на рисунке руки. Затем он открыл тумбочку, порылся в найденной шкатулке и вытащил золотое украшение Летиции. Вновь улыбнулся и также незаметно покинул номер.

* * *

Летиция очнулась от стука в дверь и едва не подпрыгнула в кресле. Нервы ее были на пределе, а после сна она вообще плохо ориентировалась в происходящем.

— Гай, ты кого-то ждешь? — бросила она на голландца встревоженный взгляд.

Гай лишь пожал плечами, подымаясь из кресла и идя к двери.

Как только дверь открылась, в номер ввалился запыхавшийся администратор гостиницы и очередной наряд милиции.

— Что происходит? — забеспокоилась Летиция.

— Вот ты где, — накинулся на нее администратор. — А мне Галя и говорит, что полдня тебя не видела.

— Так, что произошло? — строго спросил один из мужчин в форме.

— Ничего, собственно, — спокойно заметил Гай, — я вернулся в свой номер, а тут она — спит в кресле.

— Гай, — пробормотала Летиция, ничего не понимая.

— Я так понимаю, мне повезло, что она не успела меня обчистить. Я просто вернулся сегодня раньше обычного времени. — Милиционеры слушали его с вниманием, один из них даже что-то записывал. А администратор лишь сверлил горничную ненавидящим взглядом.

— Вы нас поймите, мы вынуждены брать всякую шваль, потому что на эти зарплаты приличные люди идти не хотят, — доверительно сообщил он на ухо одному из милиционеров. — Но нам бы не хотелось скандала, поэтому не могли бы вы ее просто забрать.

— Я требую, чтобы с ней поступили по всей строгости закона, — тем временем продолжал Гай, а второй милиционер уже скрутил слабые руки женщины и производил обыск ее карманов. Из одного он с удовлетворенным видом извлек золотое ожерелье и, покачав им перед носом изумленной Летиции, передал его своему напарнику.

— Ну что, — произнес он, обращаясь скорее к коллеге, чем к присутствующим, — тут как бы все понятно, оформляем и забираем.

— Вы ведь не будете подымать шум? — взмолился администратор, вцепившись в рукав пиджака Гая будто клещами. — Гостиница предоставит Вам оплаченный ужин в нашем ресторане, внизу, на первом этаже.

— Благодарю, — коротко кивнул Гай администратору, давая понять, что вопрос закрыт. На измученном лице сотрудника отразилось невыразимое облегчение, и он поспешил убраться из злополучного номера вслед за сотрудниками милиции, тащившими орущую и пытающуюся вырваться Летицию, которая, наконец, поняла, как ее круто подставили.

— Гай, сукин ты сын, я доберусь до тебя, мерзавец! — кричала она.

— Ничего, мы тебя так упрячем, что ты еще нескоро куда-нибудь доберешься, — доверительно поведал ей один из милиционеров, и Летиции пришлось заткнуться, чтобы не навлечь на свою голову еще больших бед. Как она могла поверить этому гаду? Люди ведь не меняются, в особенности, такие беспринципные сволочи, как Гай.

* * *

Дюпре сидел на нарах, закрыв глаза, лишь его большие руки подрагивали, говоря о том, что он не спит. Только теперь осознание совершенного накрыло его с головой. Он впал в бешенство, поддался порыву, это было чистой воды безумие, на какие-то минуты отключившее его сознание, но сейчас уже было ничего не исправить и ничего не вернуть. Необратимость — это слово будто вырисовалось на противоположной стене его камеры кровью. Хотя самой крови в убийстве не было: просто чуть сильнее и дольше, чем нужно, сжатые руки. Дюпре открыл глаза и с ненавистью посмотрел на свои ладони.

Звук открываемых дверей и шагов в коридоре отвлек его от тягостных размышлений. Он услышал грубоватый женский голос, какие-то крики, потом дежурные открыли соседнюю камеру и втолкнули туда какую-то неряшливую женщину в костюме горничной.

— А она-то тут что забыла? — невольно подумал Дюпре, отвлекаясь от своего всепоглощающего горя.

И словно в ответ на его мысли дежурный, захлопывая дверь ее камеры, бросил напоследок:

— Будешь знать, как воровать, шалава.

— Я требую адвоката! — завопила женщина.

— Ты че, фильмов, что ли обсмотрелась? — заржал второй мужик. — Смотри, чтобы по роже не дотребовалась.

И женщина умолкла, и в этой наступившей тишине ощущалась безнадежность, разлившаяся от соседней камеры по полу.

— Слышь, Коля, — раздался еще один мужской голос, — тут к убийце пришли. Пустить?

— С какого… — начал мужик, по-видимому, Коля.

— Так он заплатил нормально, — отозвался голос.

— Тогда че спрашиваешь, пускай, — проворчал тот.

Антуан подобрался и поднялся на ноги. Значит, к нему пришли. Он почти не сомневался в том, кого увидит. И уже через несколько секунд перед ним действительно стоял Коэн. Британец осмотрелся по сторонам, убедившись, что никто из охраны их не слушает.

— Дюпре, — взвешивая каждое слово, сказал он. — Ты провалил задание, ты подверг нашу организацию опасности, выйдя за рамки дозволенного. Ты… — у него будто закончились эпитеты для француза. — Ты повел себя, как последний идиот, — не выдержал он. — И мне стоило прислушаться к мнению других и распрощаться с тобой намного раньше, возможно, тогда последствия не были бы настолько плачевными. Теперь же за твои ошибки вынужден будешь расплачиваться не только ты. Я уже молчу о том, что Хорн только и ждет, чтобы обернуть все это против меня. И знаешь что? — Коэн кивнул, не дожидаясь от Дюпре ответа. — Я рад, наконец, избавиться от тебя. От всех твоих страданий, кирпичами висящих на твоей шее и тянущих тебя на дно.

— Я не сомневался, Джон, что ты не станешь меня спасать, — спокойно произнес Дюпре.

— А ты что, ждал, что я стану тебя спасать после всего? — сегодня Коэн был, как никогда, эмоционален. — Ты хоть понимаешь, что ты наделал? У нас был шанс, шанс заполучить еще одного, а может и больше, изоморфов. А что сделал ты? Ты лишил нас этого шанса, теперь все наши усилия снова сведены к нулю, все исследования, у нас снова нет никого, кроме Гая, и то, в случае, если мы и его из-за тебя не потеряли, — Коэн зло посмотрел на француза.

— Гай вернется, — глухо проговорил Дюпре.

— Ты в этом так уверен, да? — заорал на него Коэн. — Откуда у тебя такая уверенность? Быть может, Одри здесь появилась именно для того, чтобы дать уйти Гаю!

— Он вернется, — упрямо повторил Дюпре, — он здесь встречается с одной девчонкой, она ему зачем-то нужна. Даже если Гай пропал, найдете ее — найдете и его. Сергей и Костя в курсе, как она выглядит.

Коэн взглянул на него в ответ уже менее зло, впитав полученную информацию до последнего слова. Дюпре почти видел, как Коэн выстраивает план действий, мысленно набирая номера телефонов и отдавая распоряжения.

— Мне жаль, что так вышло, — проговорил француз, — но, по крайней мере, теперь одним изоморфом меньше.

— Ты истинный дурак, — устало проговорил Коэн, — если полагаешь, что уничтожил ее. Одри не первый день живет на этом свете, к тому же они очень изворотливы, когда их припирают к стенке. Я читал отчеты пятидесятилетней давности, Дюпре. Ты не убил ее, ты лишь заставил ее сменить носителя. Теперь мы никогда ее не найдем.

— Она не могла выжить, — руки Дюпре с силой сжали решетку.

— Верь, во что хочешь, — заметил на прощание Коэн, глядя на него почти с сожалением. — Боюсь, теперь это единственное, что тебе осталось.

— Коэн, — позвал Дюпре.

— Да? — обернулся тот.

— Не отдавайте французский филиал Хорну.

— Это не в моих интересах, — заверил его глава и без долгих прощаний пошел по коридору на выход.

* * *

— Ты слышишь меня? — сквозь дрему и пришедшее на смену раскаянию спасительное отупение расслышал Дюпре. Он неохотно развернулся на неудобных нарах и посмотрел в стену своего комфортабельного номера на одного. Когда вопрос повторился, он, наконец, понял, что голос этот не мог принадлежать никому иному, как его невзрачной пожилой соседке.

— Слышу, — вздохнул Дюпре, сетуя на то, что ему помешали пребывать в таком драгоценном невесомом и бессмысленном состоянии.

— Я прощаю тебя, — проговорила женщина.

— За что? — пробормотал Дюпре и задумался, не безумна ли она. Только этого ему не хватало: разговоров, или, того хуже, криков всю ночь напролет, прихода охраны, громыхания замков и неизбежно последующих за ними криков боли. В гуманности местного персонала Дюпре не сомневался: здесь любая человечность стоила определенных и немалых денег.

— За то, что ты сделал, — женщина его каким-то чудом все же расслышала или просто решила продолжить свой монолог.

— Ты не знаешь, что я сделал, — скорее, по привычке, чем ради желания на самом деле спорить, возразил Дюпре. Какая-то чокнутая вознамерилась отпустить ему грехи, даже не представляя себе, что он натворил.

— Знаю, — отозвалась она. — И прощаю. Потому что знаю, почему ты это сделал. Мне следовало рассказать тебе все с самого начала, объяснить. А я не сделала этого, и даже больше: не сделала ничего после, просто исчезла. А потом появилась вновь и… и все снова пошло не так.

— О чем ты говоришь? — теперь Дюпре насторожился и, подскочив с кровати, приложился щекой к решетке, чтобы лучше слышать ее слова.

— Антуан, — грубые пальцы просунулись в щель между решеткой и попытались дотянуться до его сжатого на прутьях кулака. Дюпре обомлел и, затаив дыхание, смотрел на эту потрепанную жизнью руку, не в силах ни поверить, ни принять.

— Антуан, прости меня, — прошептала она, и Дюпре расслышал каждое ее слово.

— Одри?

— Да. Вернее, нет, мое настоящее имя — Летиция.

— Летиция, — ошалело повторил он. — Я не хотел этого делать, я не желал… — срывающимся голосом заговорил он, — … не так. Я не мог больше выносить твою ложь, ты понимаешь? — его рука с силой треснула по решетке, так что та жалобно загудела. — Я — не убийца!

— Тише, тише, — попросила его Летиция, с опаской глядя в сторону коридора, но там по-прежнему все было тихо. Или их конвоиры пили и играли в карты, или уже спали.

— Как ты могла? Как могла? — вопросил Дюпре пустоту, не совсем сам понимая, о чем он. Как она могла что: умереть? Или бросить его.

— Ты бы уничтожил меня, приди я к тебе через день в новом теле, — грустно вздохнула Летиция. — А оставаться в старом я больше не могла. Да что говорить, ты уничтожил меня спустя столько месяцев.

— Ты снова лгала мне, — обвиняющим тоном произнес он.

— В чем?! — не выдержала Летиция. — В том, что пыталась скрыть от тебя не мою тайну? Пыталась прикрыть влюбленного, как я полагала, Гая? То, что он оказался бездушной сволочью — это уже отдельная история.

— Ты перешла в тело… горничной? — наконец, осознал Дюпре.

— Да, — просто ответила Одри.

— У тебя не было выхода.

— Ты мне его не оставил, — зло огрызнулась она с той стороны.

— Да, прости, — сдавшись, проговорил он. — Но если бы мне дали еще одну попытку, я бы все равно убил тебя.

— Но почему? — с ужасом произнесла Одри.

— Потому что ты — изоморф, Летиция. — Он впервые назвал ее по настоящему имени, но не забыл тут же навесить на него ярлык.

— Скажи, ты ненавидишь тигра за то, что он убивает лань?

— Не надо, Одри, — попытался остановить ее Антуан.

— А свое правительство, которое посылает солдат на войну? Так почему же меня? Во все времена человечество делает худшие вещи, прикрываясь благими намерениями. У меня нет выбора: убивать или нет, такова моя сущность!

— Вот эту сущность я и ненавижу, — глухо прорычал Дюпре. — Моя работа — бороться с такими, как ты.

— Но ты любил меня, — после мучительной паузы раздалось из-за стены.

— Я любил Одри.

— Та Одри, которую ты любил — это и есть я. Скромная серая мышь, которая была до меня, никогда бы не посмотрела на тебя, даже не заговорила. У нее был жених, который трудился в швейной мастерской своего отца, убогое создание, никогда не прыгавшее выше своей головы, и точно такой же была Одри. Она собиралась выйти за него замуж и нарожать кучу таких же безликих унылых детишек.

— Именно! А что осталось после тебя, кроме холодного тела? Даже та женщина в номере, которую я задушил — она мертва. Она — мертва, но не ты, — он выплюнул последнее слово с какой-то изысканной ненавистью.

— Что ж, прости, что я хочу жить. Это, наверное, так странно. — Одри замолчала, по тихим звукам Дюпре догадался, что она… плачет? Изоморфы ведь не могли испытывать никаких чувств, старые прожженные твари.

— Ты плачешь? — тихо спросил он. Дюпре никогда не мог спокойно переносить ее слезы. Сейчас, совершенно не видя собеседницы, ему представлялось, что по ту сторону стены стоит его Одри. И он снова, болван, довел ее до слез. — Не надо, пожалуйста, — его пальцы протолкнулись в щель и через несколько мучительных секунд дотянулись до ее пальцев.

— Ты не должен был этого делать, Антуан. Нам надо было просто поговорить.

— О чем? — он хотел убрать руку, но она не позволила, ухватив его обеими руками.

— О том, что я никогда не забывала тебя. И, если бы ты не был так категоричен, я через час после перемещения вновь была бы с тобой. Я понимаю, что это звучит жутко, но… у меня, правда, нет иного способа. Ни у кого из нас. Так мы рождаемся, и так живем.

— Вы рождаетесь? — заинтересовался Дюпре.

— Да, и я расскажу тебе все, что захочешь, если ты поймешь главное.

Он молчал, только слышно было в тишине его громкое неровное дыхание.

— Я люблю тебя, Антуан.

— Ты сводишь меня с ума, — шевелюра толкнулась в решетку его клетки.

— Нет, я не знаю, что с нами будет дальше, поэтому… должна была сказать.

— С нами? — Дюпре поднял голову. — Но ведь ты можешь…

— Нет, Антуан, не могу. Я и так потратила слишком много сил во время незапланированного перехода. Ты меня едва не убил, по-настоящему.

— И что теперь?

— Теперь я застряла.

— Как Гай?

— О, нет. Гая держит что-то другое, — она развернулась и присела на пол камеры, оперевшись спиной о решетку. — Ему зачем-то нужна эта девчонка, и теперь я не сомневаюсь, что это не романтические чувства.

— Настолько нужна, что он готов рисковать собой?

— Поверь, я сама не знаю. Увы, я не успела разобраться.

— Да, как ты сюда попала? — спросил Дюпре, присаживаясь на корточки лицом к решетке со своей стороны стены.

— Гай подставил меня.

— Кража? — он не видел, как она кивнула, но догадался по последовавшему молчанию. — Вот подонок.

— Да, он такой.

— Он ведь знает, в каком ты состоянии?

— Знает.

— То есть сознательно обрек тебя на тюрьму.

— Ну, через какое-то время я восстановлюсь, — осторожно заметила Одри.

— Через какое? — уточнил Дюпре.

— Не знаю, месяц-два.

— Месяц? За это время тебя могут еще раз убить.

Одри предпочла промолчать на последнее замечание.

— Но почему ты решила покрыть его, даже будь он сто раз влюблен?

Одри по-прежнему молчала.

— Из-за нас? — неуверенно спросил Антуан.

— Да, — долетело до него тихое, бестелесное эхо.

— Девочка моя, девочка, — горячо прошептал Антуан, и пальцы вновь потянулись к нему. Дюпре поймал их и прикоснулся к ним губами, целуя каждый по очереди. Это были незнакомые ему натруженные руки, но Антуана сейчас это не останавливало. — Мерт, ты должна выбраться отсюда. Я не вынесу, если ты погибнешь.

— Ты непоследователен, Антуан, — грустно засмеялась она.

— Да, — ответил он, продолжая целовать ее руку.