Гиллиам прижал Николь к себе, когда она тихо застонала и пошатнулась, и окликнул Уолтера.

– Что сказал этот мужчина?

– Милорд, Ральф Вуд просит крестьян не обращать внимания на протесты вашей невесты, он считает, что вы должны соединиться. Остальные последуют его примеру.

Гиллиам в благодарственной молитве ненадолго закрыл глаза. Вот оно, последнее испытание, ради которого он так усердно работал. Те же люди, которые умоляли вернуть им их леди, не вняли ее мольбам: они решили дело в его пользу. Хорошее начало для его планов относительно Эшби.

Но его невеста снова заговорила на странном гортанном языке крестьян. Ему не нужен был перевод, он и так знал, о чем она их просит: не отдавать ее ему. Священник покачал головой и шагнул вперед.

Гиллиам снова вздохнул с глубоким облегчением. Эшби будет его. И леди Николь тоже.

Боже, оказывается, желание заполучить ее, как пожар, разрасталось во всем теле Их недолгое путешествие верхом едва не доконало его. Одежда не была преградой, и когда Николь откинулась ему на грудь, Гиллиам взглянул вниз и увидел под кольчугой и туникой соблазнительные округлости. В такт движению лошади ее тело прижималось к его телу, оголенная полоска ее шеи звала к поцелуям. К концу путешествия он был как пьяный.

Но она-то не хочет его. Гиллиам с мучительным недоверием покачал головой. Может, именно потому, что она так ненавидит его, жажда обладания столь нестерпима? Подобная мысль показалась ему порочной.

Священник повернулся к Гиллиаму.

– Милорд, все согласились, что госпожа страдает сейчас временным помутнением разума. Поэтому она отказывает вам. Не стоит обращать внимания на ее протесты против насильственного брака. Люди надеются, что вы согласитесь взять ее в жены, несмотря на нынешнее помрачение рассудка.

Гиллиам посмотрел на стоявшую рядом женщину. Если жена Джефа действительно страдала умственным расстройством, то Николь в отличие от нее была совершенно нормальна. Единственное наваждение, которое ею владело, – это желание не быть такой, какой ее хотят видеть.

– Да, я возьму леди Николь в жены.

– Нет! – жалобно и тихо выдохнула она.

Гиллиам взял ее за другую руку и повернул к себе так, что они оказались лицом к лицу. Когда Николь посмотрела на него, он понял, как глубоко ранило ее решение крестьян. Девушка была потрясена. Карие глаза блестели от непролившихся слез. Они горели, как драгоценные камни, губы дрожали.

У Гиллиама перехватило дыхание.

Дева Мария, как же она хороша, когда не сердится! Ему хотелось немедленно коснуться нежной бархатистой щеки, приникнуть поцелуем к изящной стройной шее и почувствовать, как Николь тает от наслаждения. Конечно, она стерла бы этот поцелуй, нет такой ласки, которая могла бы победить ее ненависть.

Стоя у них за спиной, отец Рейнард откашлялся.

– Милорд, я не такой уж выдающийся служитель церкви и не способен произнести длинную речь. Разве что я попрошу вас обменяться клятвами.

Гиллиам посмотрел на священника.

– Думаю, это единственное, что имеет значение. Так ведь?

Согласно кивнув, священник начал говорить, пропустив вопрос о желании молодых вступить в брак.

– Мне известны размеры наследства жениха и невесты, и я заявляю, что здесь нет никаких помех для воссоединения. Кроме того, я знаю содержание брачного договора, согласно которому лорд Гиллиам внес вполне подходящий вклад, деревню Эйлингтон. Вы даете свою клятву, милорд?

Гиллиам крепче сжал руки Николь в своих, но девушка отвернулась, отказываясь смотреть на жениха, когда он произносил:

– Я, Гиллиам Фицхенри, владелец Эйлингтона, беру тебя, Николь, наследницу Эшби, в законные жены, чтобы с этого дня всегда быть вместе с тобой в горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, до самой смерти. В этом я даю свою клятву.

Священник повернулся к Николь.

– Миледи?

Девушка не отрываясь смотрела на пламя.

– Я не буду произносить никаких клятв. Если я так поступлю, то опозорю память отца.

Слова ее прозвучали бы спокойно и холодно, если бы не прервались тихими всхлипываниями. Рейнард посмотрел на крестьян.

– Из-за временного умопомрачения наша леди вдобавок потеряла дар речи. Кто скажет за нее?

– Я, – ответил управляющий Томас.

– Нет! – выкрикнула Николь, как будто ее смертельно ранили. – Только не ты, Томас!

– Дайте мне сказать за нее. – Женщина на сносях, с огромным животом, вышла, переваливаясь, из толпы. Волосы ее были медно-красного цвета. – Я хорошо знаю язык господ.

– Элис!

Прежде чем Гиллиам понял ее намерения, Николь вырвалась у него из рук. Когда он снова схватил ее за кольчугу, высокая девушка уже обняла женщину с огромным животом. Элис спокойно улыбнулась, довольная поведением госпожи. Николь тихо и настойчиво заговорила с ней по-английски.

– Леди Николь, но все уже решено. С нашей помощью вы выполните свою обязанность, – произнес управляющий по-французски.

Гиллиам заметил, что Томас говорит почти как Рэналф, когда надо принять неотложное решение.

– Если вы не произнесете клятву, люди не захотят больше видеть вас в своих домах. Это я вам говорю.

Николь посмотрела на мужчину расширившимися от страха и волнения глазами. Гиллиам покачал головой. Что такое говорит ей этот простолюдин? Николь скорее готова умереть, чем оказаться отвергнутой.

Отец Рейнард поднял руку.

– Мы все видели, что леди Николь назначила Элис своей доверенной. – Священник повернулся лицом к беременной женщине. – Элис, если хочешь говорить, говори. Может, нам еще удастся хоть немного поспать.

Гиллиам повернул к себе лицом свою высокую невесту.

– Я бы хотел услышать эти слова от тебя, – сказал он, сжимая в руках ее пальцы. Они были длинные, тонкие и холодные как лед. Гиллиам гладил их, согревая, но Николь лишь покачала головой и отвела глаза.

– Я, Николь, леди Эшби, беру тебя, лорда Гиллиама Фицхенри, отныне Эшби, в свои законные мужья. – Голос Элис звенел, как колокольчик, акцент был едва заметен. – Клянусь быть вместе с этого дня в горе и в радости, в бедности и богатстве, в болезни и в здравии, пока нас не разлучит смерть, если так суждено. В этом я даю свою клятву.

Отец Рейнард удовлетворенно кивнул.

– У вас есть кольцо, милорд?

– Есть, – ответил Гиллиам, отпуская одну руку Николь и развязывая мешочек на поясе.

Он протянул священнику золотое колечко, на котором был выгравирован геометрический узор. Отец Рейнард благословил его и вернул обратно.

Николь спрятала руку за спину.

– Я его не возьму, – предупредила она.

– Не заставляй меня причинять тебе боль.

– Мне все равно, но я твое кольцо не возьму.

Гиллиам схватил руку девушки и выдернул из-за спины. Николь сопротивлялась изо всех сил: ее рука была в его руке, но она крепко стиснула пальцы в кулак, мешая надеть кольцо, как полагалось по ритуалу. Рыцарь умолял ее раскрыть руку. Потом прикоснулся золотым кольцом к каждому пальцу, а надел на тот, который вел к сердцу.

– Этим кольцом я тебя обручаю, а своим телом оказываю тебе честь.

– Нет! – Николь сбросила кольцо и отшатнулась, вырвавшись у него из рук.

Гиллиам прыгнул за ней, схватил за талию, но кольчуга оказалась такой гладкой, что девушка выскользнула, словно змейка, и, тяжело хромая, обошла священника, пытаясь скрыться в толпе.

Но ей не дали убежать. Из толпы посыпались упреки, Николь окружили. Несколько женщин оставили своих мужей и столпились вокруг нее. Николь яростно мотала головой, отметая все доводы. Гиллиам стоял в напряженном ожидании, боясь, что она вот-вот растолкает всех и кинется бежать. К своему удивлению, он увидел, что женщины постарше повели ее, уже не сопротивляющуюся, к воротам.

– Все! Сделано! – громко закричал отец Рейнард, чтобы все слышали. – Я заявляю, брак совершен, мы все были свидетелями. – Он повернулся к новому господину. – Женщины, идите и приготовьте ее к ночи. Мы пойдем следом, милорд. Я хотел бы успеть вернуться домой и немного отдохнуть.

Гиллиам смотрел в спину Николь, пока высокая стройная фигура не исчезла в темноте. Последний шаг на его пути к овладению Эшби. Но она не хочет его, Гиллиама. А брак вряд ли должен начинаться с насилия.

Испытывая горечь и досаду, Гиллиам взглянул на священника, стараясь за улыбкой скрыть свои истинные чувства.

– Спасибо, отец Рейнард, спасибо всем вам. А теперь идите с миром. Знайте, я благодарен вам за то, что вы разделили со мной мою радость.

Когда его слова перевели тем, кто не понимал французского, люди засмеялись. Расходясь по домам, все поздравляли его с женитьбой и желали побольше детей.

Гиллиам повернулся к Уолтеру.

– Найди кольцо, – приказал он усталым голосом. – Это кольцо моей матери, оно мне очень дорого. Когда найдешь, проследи, чтобы все слуги вернулись за стены, и вели запереть ворота. Это маловероятно, но кто знает, может быть, сегодня ночью де Окслейд станет искать меня и мою жену.

Гиллиам вместе с отцом Рейнардом направился к воротам замка. Если на севере и на востоке границей владений Эшби служила река, то здесь замок защищал ров, склоны которого были утыканы заостренными кольями. Они прошли вдоль рва, потом вдоль недавно восстановленной южной стены. В такой поздний час ворота обычно запирали, но сейчас деревянный висячий мост был перекинут через ров между двумя маленькими башенками, а ворота широко распахнуты. Двое часовых стояли на страже.

Узкий мостик загромыхал цепями, на которых висел, когда Гиллиам со священником ступили на него. После того как они прошли, охранники оставили свой пост, поздравив нового господина. Гиллиам благодарно кивнул и быстро вошел во двор замка в сопровождении отца Рейнарда.

В отличие от Грейстена, где было мало земли, в Эшби было просторно, и поэтому там много всего выращивалось: живность, фрукты, овощи. Собирали мед, даже рыба плавала в мельничном пруду. Они прошли по хорошо утоптанной дороге, ведущей к двум высоким мельницам, где крестьяне мололи муку.

Его крестьяне. Вдруг Гиллиам остановился. Гордость за обретенную землю охватила его. Впервые в жизни он почувствовал себя по-настоящему дома. Это ощущение немного сгладило впечатление от столь невеселой свадьбы.

– Милорд? – спросил священник, тоже остановившись.

– Подождите-ка минуту, святой отец, – сказал Гиллиам, после того как несколько слуг прошли мимо, высказывая добрые пожелания. Они направлялись к длинному узкому строению, которое в эту зиму должно было служить ему главным залом.

В общем, это строение было достаточно просторным, чтобы приютить всех, кого он должен обеспечивать едой и кровом. Ничего особенного оно собой не представляло: деревянные стены, соломенная крыша, как у всех крестьянских домов. Только пол более ровный. Для человека, выросшего под защитой каменных стен толщиной больше его роста, это строение казалось совершенно негодным для обороны и довольно неприспособленным для жизни. Гиллиам посмотрел на главную сторожевую башню Эшби. Она могла служить лишь последним убежищем на случай войны. Квадратное каменное строение было тесным, совершенно неподходящим для жизни. Когда-то к этой башне примыкал главный зал Эшби, но после пожара осталась лишь башня с зияющей дырой в потолке, служившей явным доказательством непрочности деревянного строения.

Для себя Гиллиам давно решил, что у него будет каменный зал. Придет весна, и он начнет строительство. А до того времени верхняя комната в башне, в которой когда-то был заключен Рэналф, послужит ему пристанищем. Именно там Николь сейчас ждет его.

Гиллиам отвернулся от башни и направился к строению, которое пока считалось залом.

– Святой отец, мне надо поесть и помыться перед тем, как пойти к невесте. Могу и вам предложить чего-нибудь согревающего.

Гиллиам немного терялся и сам понимал это. Но он должен найти в себе силы сделать то, что должен.

– Дядя, я думаю, мы опоздали.

Хью де Окслейд бросил на Уильяма нетерпеливый взгляд, прежде чем снова посмотреть на ярко освещенную церковь. Его младший племянник мог и не говорить об очевидном. Хью, Уильям и пятнадцать его людей остановили лошадей на южной окраине поля, принадлежавшего Эшби. За спиной Хью простирался луг, а за ним лес, прекрасное убежище в случае атаки Гиллиама. Другой племянник Окслейда, Осберт, остался на пересечении дорог, ожидая, пока Хью будет возвращаться в свое имение. Хью приятно удивился, обнаружив, что надменного брата Грейстена не так легко провести. Это добавляло изюминку в их противостояние. Конечно же, он вытащит глупую суку из постели брата лорда Рэналфа.

Хью благодарил Бога, что у него есть племянники, которых можно женить на ней.

– Да, Уильям, но они только что закончили обряд. – Хью наблюдал, как крестьяне тушили костры. – Хоть бы этот Уотт не изувечил лошадь.

Племянник фыркнул.

– Эту ошибку он не повторит дважды. – Ошибка Уотта стоила тому жизни.

– Никогда нельзя найти оправдание поражению, – согласился Хью. – Мертвецы редко меня подводили. Ну ладно, бедняга Осберт будет разочарован, он лишился невесты. Как ты думаешь, он не против заполучить вместо нее вдовушку? – Хью мрачно ухмыльнулся.

– Что ты собираешься сделать?

– Думаю, мы дадим этому человеку день-другой, чтобы он развлекся с новобрачной. А потом пошлем в леса Эшби воров вроде тех, которые украли леди Эшби у моей шлюхи. Только на этот раз они будут куда более злобными, очень осторожными, не оставят после себя столько следов. Надменный лорд, конечно, постарается выяснить, кто опустошает его леса, теперь-то он будет яростно защищать свои новые земли.

Племянник нахмурился, обдумывая сказанное.

– Что-то я не понимаю, как невеста превратится во вдову.

Хью укоризненно покачал головой, недовольный тупостью Уильяма.

– Единственное, что я сегодня заметил, – это гордость и надменность нового хозяина Эшби. Он считает себя очень сильным и способным. Не так ли? Когда поднимется тревога, я думаю, он прибежит к моим воротам с криком, что, мол, это дело моих рук, а не воров. Его оскорбления вынудят меня объявить ему войну. А когда Гиллиам Фицхенри умрет в бою, меня никто не сможет обвинить.

– Да, но если он погибнет от твоей руки, лорд Грейстен не отдаст Осберту Эшби, раз ты убил его брата, – заявил молодой рыцарь.

Хью рассмеялся.

– Грейстен сам подсказал мне мысль о наследнике. Он прав, если у нее будет ребенок, о чем тут можно говорить? Кто отец ребенка, тот и муж. Ладно, поехали, пора домой, погреться у огня.

Хью повернул лошадь и направил ее через луг.

– Дядя, твою девку здорово отделали. Она вся в синяках. Может, уступишь мне ее на ночь?

– Нет, пока еще нет. Лицо заживет, не в первый раз. Я ее пока придержу, она неплохо исполняет приказы, особенно если у нее перед носом позвенеть монетами. И еще лучше, когда она думает, что крадет их у меня.