Сознание возвращалось к Вовану медленно. Создавалось впечатление, что до этого оно долго шаталось по чужим головам, пытаясь найти себе пристанище поприличнее, но не найдя ничего подходящего, было вынуждено возвратиться к прежнему хозяину – хотя и без особого удовольствия.

Наконец сознание утвердилось в Вовановой голове, привычно устроившись перед телевизором с банкой пива, и Вован получил возможность слабо простонать и открыть глаза. Картина, представшая перед ним, была настолько странной, что Вован поспешил вновь закрыть глаза и стал мучительно вспоминать, не курил ли он накануне чего-нибудь термоядерного.

Было раннее утро. Похоже было на то, что он провалялся без сознания всю ночь. В лазурном небе среди белоснежных пушистых облачков нежилось чистое сияющее солнце.

Перед Вованом вместо знакомой автомагистрали вилась узенькая, протоптанная в высокой траве тропинка. Шагов через сто тропинка упиралась в синюю стену леса.

Ни указателей, ни каких бы то ни было других ориентиров не было. Местность была совершенно незнакома Вовану, и ни малейшего представления о том, как он сюда попал и что ему делать дальше, у Вована не было.

Пока Вован раздумывает, не сошел ли он с ума, у нас есть несколько минут, чтобы представить мир, в который попал Вован. Право, этот мир стоит того, чтобы его представить.

Полусредний мир, или по-научному, Семимедье, представляет собой один из бесконечного множества волшебных миров, которыми битком набита наша Вселенная.

Как известно, существование волшебства нисколько не противоречит современным научным знаниям. Знаменитый физик Альберт Эйнштейн утверждал, что волшебные миры столь же реальны, как и наш мир (обычно рассуждения о волшебных мирах шли сразу после рассказов о маленьких зеленых человечках, пьющих по ночам чернила из авторучек и непосредственно перед размышлениями о грядущем в 1999 году нашествии инопланетян с Альфы Центавра).

Современная физика уверяет, что разнообразных миров бесконечное множество, а значит, где-нибудь непременно существуют и бесконечно разнообразные волшебные миры. Среди множества миров существует мир, населенный Мальвиной, Буратино, Пьеро и псом Артемоном, мир, заполненный героями Андерсена, мир Гарри Поттера и прочие миры, существование которых ранее, в эпоху достоверных знаний об окружающей действительности, считалось абсолютно невозможным.

На самом деле ничего необычного в волшебных мирах нет, какими бы странными и невозможными они не казались. С учетом бесконечности Вселенной и составляющих ее миров поверить в существование мира, подобного тому, куда попал Вован, не так уж сложно. А если к тому же учесть, каким был наш собственный мир сотню миллионов лет назад, то следует признать, что подобное разнообразие придет не во всякую больную голову. Выступи современный палеонтолог с докладом об эволюции динозавров где-нибудь на вселенском соборе в тринадцатом веке – и ему крышка. В лучшем случае он был бы признан неизлечимым сумасшедшим и провел бы остаток дней в монастырской больнице, отбивая земные поклоны и размышляя о своих заблуждениях.

В худшем – святые отцы просто забили бы его евангелиями. А ведь он говорил чистейшую правду! Да по сравнению с миром ортоцерасов и траходонов Полусредний мир просто обязан существовать!

И потом, согласитесь: зная о бесконечном разнообразии миров, намного приятнее верить в существование мира, населенного волшебниками, гномами и троллями, чем в существование мира, в котором лично у вас, единственного на Земле, вырос длинный чешуйчатый хвост или ветвистые рога.

К слову говоря, наша Земля тоже имела шанс стать волшебной. И было это совсем недавно. Еще в эпоху раннего средневековья на Земле в изобилии водились оборотни, во множестве попадались инкубы и суккубы всех мастей, а также духи, призраки и приведения.

В это самое время жил на Земле эльф. Этот эльф должен был дать начало целому поколению волшебных существ – фей, гномов, троллей и прочих, а также стать родоначальником племени могущественных волшебников, которые должны были населять Землю сегодня.

Был он, как и положено эльфу, прекрасен собою. Иногда он превращался в волшебной красоты бабочку и летал с цветка на цветок, лакомясь нектаром и распевая серенады. Это его и погубило.

Ибо в то же самое время на земле появился первый энтомолог.

Это был монах Брамгершлейц – тощий, прыщавый, очкастый любитель бабочек, мотыльков и стрекоз. Именно в его лысую голову пришла идея собрать первую в мире коллекцию насекомых.

Сутками напролет шатался он по лугам, размахивая сачком и наводя ужас на членистоногих.

Однажды, когда он, вдоволь напрыгавшись по полю за гигантской стрекозой, возвращался в свою келью, внимание его привлек странный шевелящийся цветок.

Монах осторожно подкрался к цветку, близоруко прищурился – и ахнул.

На цветке сидела невероятной красоты бабочка. Огромные крылья напоминали диковинные разноцветные паруса, грациозно раскрывшиеся навстречу свежему ветру.

Поглощенная благородной трапезой, бабочка не замечала опасности.

Монах задрожал от возбуждения, и трясущимися руками схватил сачок.

Над эльфом повисла зловещая тень.

Мелькнул сачок – и эльф беспомощно забился в сетке.

Где-то в кустах увяла в бесплодной старости, не дождавшись его, одинокая эльфийка.

А эльф теперь выставлен в музее естественной истории. Висит он на деревянной дощечке, пришпиленный булавкой, с табличкой "Масhaon Bramgerschleizi", и посетители, любуясь прекрасной бабочкой, даже не подозревают, что перед ними тупиковое звено магической эволюции.

К счастью, в Полусреднем мире все пошло другим путем. Монах, бегущий по полю с сачком, споткнулся о корень и свернул себе шею. Жажда знаний осталась неутоленной, а эльф – невредимым. И теперь в Полусреднем мире есть все, что полагается иметь в приличном волшебном мире, и что могло бы быть на Земле, если бы не проклятый монах-природовед.

Долгое время наши миры развивались независимо и даже не подозревали о существовании друг друга. Но блуждающим мирам тесно даже в бесконечной Вселенной.

Время от времени они встречаются и пересекаются.

Так, во время пересечения нашего мира с одним из многочисленных параллельных миров с нашей планеты исчезли динозавры. Их просто вынесло потоком времени в другой мир. И теперь в этом мире только одна проблема – динозавры. Исконные обитатели планеты – миролюбивые травоядные скримсы – почти полностью истреблены хищными тираннозаврами и аллозаврами. Гигантские бронтозавры и диплодоки вытоптали всю траву и вдобавок обожрали вкусные молодые побеги лавриконсов, которыми питались гуалы и киливцы. А уж сколько скримсов и гриммеров было заживо погребено под гигантскими кучами динозаврового навоза – и сосчитать невозможно.

А в нашем мире динозавров не стало. Взамен к нам засосало пару первобытных хорьков. Глуповатых, жадных, но исключительно плодовитых. Последнее обстоятельство сыграло решающую роль в эволюции млекопитающих.

И вот прошли миллионы лет, и момент пересечения миров снова настал. Пересыпались последние песчинки в часах Времени, миры сошлись, дверца между ними на мгновение приоткрылась, и в открывшуюся щель затянуло Вована и Керамира.

Вован остался лежать на траве у входа в Черный лес, а Керамир очутился в придорожной канаве неподалеку от столицы. Дверца захлопнулась. Миры стали стремительно разлетаться. Вован и Керамир застряли в чужих мирах.

Но, разумеется, Вован ничего этого не знал. Он просто хотел есть. И потому поплелся по тропинке в надежде встретить кого-нибудь, кого можно было бы обо всем расспросить или хотя бы ограбить.

На его пути вставал лес. Это был тот самый Черный лес, до которого не доехал Керамир.

У Вована было два варианта действий – либо обойти лес, причем дорожка услужливо поворачивала в обход, либо идти напрямик. Вован, всегда предпочитавший короткий путь, не раздумывая, вошел в лес.

Некоторое время он петлял среди густого ольховника, но вот деревья разошлись, и Вован выбрался на опушку.

На опушке он был встречен отвратительного вида старухой, с ног до головы черной, как ворона. Старуха глянула на него совиным глазом и сладким голосом осведомилась, не поможет ли Вован донести ей вязанку хвороста до избушки.

Если бы Вован хотя бы иногда читал книжки, он бы знал, что отказывать старушкам с вязанками хвороста, которые просят у вас помощи в лесу, не следует. Во-первых, это невежливо, а во-вторых, такие старушки довольно часто оказываются местными колдуньями, и притом не всегда добрыми. Но Вован книжек не читал, и поэтому остаток пути до ведьминой избушки был вынужден проделать в образе осла, волоча на спине те самые вязанки, и сверх того, проклятую старуху, взгромоздившуюся поверх вязанок и нещадно пинавшую его в бока своими костлявыми ногами. Каждое движение старухиных ног сопровождалось густой волной исходившего от нее зловония.

Судя по всему, старуха считала мытье глупым и недостойным занятием. В самом деле, какой смысл сегодня тереть мочалкой шею, если завтра она снова будет грязной?

Совершенно осовевший от вязанок, вони и пинков, Вован потерял всякое представление о времени, поэтому, когда он довез старуху до избушки, то не мог внятно осознать ни кто он, ни где находится, ни сколько тащит проклятую ношу.

Старуха же слезла с осла-Вована, стянула свои вязанки, и в качестве благодарности съездила ему по спине метлой так, что у бедного Вована подогнулись ноги, а в спине что-то громко хрустнуло. После этого она наконец взмахнула метлой, пробормотала заклятие, и Вован почувствовал, что ослиные копыта превращаются в привычные руки и ноги.

Получив первоначальный вид, униженный и обесчещенный Вован залаял и побежал прочь от избушки в густой лес. Продираясь сквозь заросли и отчаянно матерясь, Вован долго блуждал по чаще. Он не знал, сколько верст уже отмахал, и где находится, и не имел ни малейшего представления, куда ему идти дальше. Вокруг был только лес, и ничего кроме леса. Вован заблудился.

Солнце между тем подбиралось к зениту. Несмотря на густые кроны деревьев, в лесу было жарко. Вован быстро вспотел и ужасно устал, его терзали голод и жажда.

Несколько раз Вовану мерещились в чаще очертания знакомого ресторана "Весельчак У", где можно было так славно провести время, но стоило ему подойти поближе, как оказывалось, что это просто переплетение густых ветвей. Дважды он видел в солнечных бликах роскошное здание пятизвездочного отеля "Савой", но снова и снова убеждался, что это всего лишь мираж.

Бесцельно проблуждав по чаще около трех часов, смертельно уставший Вован наконец набрел на узенькую тропинку, едва заметную среди густой травы. Тем не менее это была несомненная удача. Даже Вовану было известно, что тропинки как правило откуда-то идут и куда-то приводят. Поэтому Вован рысью припустил по тропинке, искренне желая, чтобы та привела его если не к пятизвездочному отелю, то хотя бы к приличному ресторану. Тропинка вначале петляла среди высоких сосен, потом нырнула в березнячок, после провела Вована через осиновую рощицу, и, наконец, вывела на большую поляну, ярко освещенную солнцем.

Вован разочарованно оглядел поляну. Увы, ни отелей, ни ресторанов на поляне не намечалось, как не было вообще никаких следов пребывания человека. Поляна была пустынна.

Делать было нечего. Опечаленный Вован поплелся к холму, возвышавшемуся посреди поляны, намереваясь вскарабкаться на него и осмотреть местность с высоты.

Однако чем ближе он подходил к холму, тем более странным тот казался. Вначале у подножия холма обнаружились прогнившие деревянные ступеньки. Потом удивленный Вован заметил на вершине холма глиняную трубу, из которой курился легкий дымок.

Внутри холма явно топили печь! До этого Вовану никогда не приходилось видеть холмов, оснащенных печами, и это его сильно озадачило. И, наконец, у холма обнаружилась дверь и два косых окна, грязных настолько, что заметить их можно было лишь подойдя совсем близко.

Поразмыслив, Вованом пришел к выводу, что перед ним жилище человека – нечто среднее между избушкой и земляным погребом.

Правда, сооружение это меньше всего походило на пятизвездочный отель. На четырехзвездочный тоже. Даже на провинциальную гостиницу оно было не очень похоже. Больше всего оно походило на заброшенный хлев.

Фундамент, подпертый камнями и поленьями едва удерживал на весу уродливое строение. Стены, сложенные из грубых почерневших бревен, казалось, вот-вот рухнут. И стены, и земляная крыша избушки с криво торчащей трубой густо поросли зеленым мхом, отчего издали избушка совершенно сливалась с окружающим пейзажем, и не было ничего удивительного, что Вован вначале принял ее за холм.

Но Вован все равно обрадовался избушке. Обнаружить следы человека в этом негостеприимном мире было чрезвычайно приятно. А топившаяся в избушке печь навела голодного Вована на мысль, что там, возможно, готовят обед.

И Вован поспешил к избушке.

***

Старый Сам-Баровский оракул, предсказатель и вещун Нунстрадамус разлил кофе.

Когда-то, много лет назад кофе был другим. Он был черным, густым, терпким и ароматным. Его было приятно пить. Теперь кофе был мутным, рыжим, жидким и отдавал болотной тиной.

В этом не было ничего удивительного, если учесть, что после каждого кофепития оракул тщательно собирал кофейную гущу, высушивал ее и заваривал повторно.

Да-а-а… Раньше кофе был другим. Но и оракул раньше был другим. Он был смелым, решительным, никого не боялся и говорил правду, не взирая на лица.

О-о-о, тогда его боялись! Его боялся сам король. А он никого не боялся.

Ежедневно выходил он на главную городскую площадь, влезал на специально поставленную для него большую бочку из-под селедки и пророчествовал. В ветхом дырявом балахоне, босой, простоволосый, презирающий богатство и равнодушный к почестям, он выкрикивал со своей бочки предсказания, и ветер трепал его длинные волосы, и разносил по площади грозные слова пророчеств.

Послушать его собирались тысячные толпы. Он вещал, указывал, разоблачал и прорицал. Он мог предсказать какому-нибудь боярину ужасную смерть, и перепуганный боярин, прислушиваясь к нарастающим в организме изменениям, хирел и чах на глазах. Иногда он предсказывал какому-нибудь нищему сказочное богатство – и лучшие люди города спешили ко вчерашнему бедняку со щедрыми подношениями, надеясь в будущем заполучить дружбу и покровительство богатея, а купцы спокойно доверяли ему астрономические суммы под смехотворные проценты. Никому и в голову не приходило сомневаться в том, что бедняк вскоре разбогатеет – ведь это предсказал сам знаменитый вещун Нунстрадамус. Пророчества и в самом деле неизменно исполнялись – через годик-другой оборотистый экс-бедняк уже владел тремя мануфактурами, десятком кораблей с товаром и торговым рядом на центральном базаре, через два – ему принадлежала половина всех товаров на рынке, а через пять лет в его шкатулке для бумаг хранились долговые расписки от самого короля.

Все это неизменно увеличивало и укрепляло веру горожан в Нунстрадамуса. А Нунстрадамус верил только волшебной книге. И прорицал только правду.

Но однажды после очередного выступления, когда Нунстрадамус уже слез со своей бочки, к нему подошел королевский казначей. По его просьбе вещун развернул волшебную книгу и прочитал пророчество насчет казначея. Книга сулила казначею страшные несчастья: немилость у короля, бедность и ужасную смерть на плахе.

Опечаленный казначей вздохнул, посетовал на судьбу, и предложил Нунстрадамусу разделить с ним скромную трапезу.

Отдельный кабинет, накрытый во "Взбесившемся еже" специально по этому случаю, произвел на оракула неизгладимое впечатление. До этого он никогда не бывал в кабаках.

Столы ломились от изысканных яств. Привыкший к лебеде и грубому черному хлебу, Нунстрадамус с удивлением взирал на нежную аквальскую стерлядь, заливную осетрину, огромные миски драгоценной икры, горы всевозможной дичи, копченые медвежьи окорока, диковинные заморские фрукты и даже два кусочка исключительно редкой в Полусреднем мире брюквы кормовой.

Казначей лично наполнил бокал оракула, и тот впервые в жизни попробовал вина.

Вино произвело на него удивительное действие. Нунстрадамус испытал странную легкость, как бывало только в самые лучшие дни его вдохновений, ощущение радости и довольства заполнило его целиком, а казначей что-то говорил, и подливал еще вина…

В тот вечер оракул был весел, речист, пророчества так и сыпались из него, а когда в кабинет по сигналу казначея неслышно впорхнули две красавицы и устроились на коленях у Нунстрадамуса, ум его улетел из головы, и оракул погрузился в сладкую негу…

Он даже не заметил, как в карман его скользнул тяжелый мешочек.

Утром, проснувшись с тяжелой головой и пытаясь вспомнить, что же произошло накануне, Нунстрадамус сунул руку в карман и обнаружил мешочек.

Изумленный, он развязал мешочек и вытряс на грязную ладонь горсть золотых монет.

Некоторое время он недоуменно смотрел на золото. Потом решительно встал и направился в город.

Через два часа изумленные граждане, собравшиеся на Рыночной площади, провожали взглядом своего пророка. Нунстрадамус был выряжен в новый бархатный балахон, подпоясанный модным золотистым шнурком. На ногах у него были зеленые башмаки с серебряными пряжками. Это были первые башмаки в его жизни.

Когда же настало время выходить на площадь, к Нунстрадамусу снова подошел казначей, и попросил глянуть пророчество насчет него еще раз. Оракул послушно открыл книгу и с удивлением обнаружил, что строки, касавшиеся казначея, можно прочесть совсем иначе. По всему выходило, что казначею не только не грозила опала, но и выпадало большое везение, возвышение у короля и сказочное богатство.

Обо всем этом Нунстрадамус не замедлил сообщить собравшейся толпе в ближайшем выступлении.

После выступления к нему подошли двое купцов. Последовал банкет во "Взбесившемся еже" и уже привычный мешочек. На следующий день Нунстрадамус огласил пророчество про купцов, посулив им несметные богатства и титулы первых негоциантов королевства.

С этого момента жизнь его изменилась до неузнаваемости. Он больше не ходил оборванным и грязным. Он покупал самые лучшие наряды и самые дорогие башмаки, он увлекся золотыми и серебряными безделушками. Он перестал заглядывать в волшебную книгу, сообразуя свои пророчества только с тяжестью мешочков с золотом.

Нунстрадамус кутил, не жалея денег. Он выступал теперь в роскошной собольей шубе и башмаках с золотыми подковками. От него несло дорогими винами и лучшим флориановским табаком.

Но увы! Его пророчества перестали сбываться.

Первый провал случился, когда он предсказал стопятнадцатилетнему церемониймейстеру еще пятьдесят лет жизни (это стоило старику всего тридцать монет – из уважения к его почтенному возрасту). Старик, присутствовавший тут же на площади, и с удовлетворением слушавший пророчество через большую слуховую трубу, тихо почил от старости, не дождавшись окончания касающихся его предсказаний.

В толпе возник ропот. Люди переговаривались, с большим подозрением косясь на новые сафьяновые башмаки оракула с золотыми шпорами и изумрудными застежками.

Через три дня после этого печального события королевский казначей крупно проворовался, был разоблачен, лишен всех богатств и казнен.

Нунстрадамусу перестали верить. И хотя его выступления по-прежнему собрали толпы народу, в основном это были заезжие провинциалы, не знавшие о последних изменениях в судьбе Нунстрадамуса и продолжавшие верить его предсказаниям.

Однако и это длилось недолго. Вскоре разразилась катастрофа.

Незадолго до истории со стариком-церемониймейстером к Нунстрадамусу обратился королевский военный министр. Король, отправлявшийся в большой военный поход, хотел получить правдивое пророчество касательно перспектив предстоящей кампании.

От рекомендаций оракула зависели не только некоторые тактические расчеты, вроде количества боевых слонов или копченых сардинок, необходимых для снабжения королевского войска, но и вся стратегия похода. Из полудюжины соседних государств королю предстояло выбрать пару-тройку врагов, которых следовало завоевать, и столько же союзников, с которыми потом предстояло делить добычу. И если с общим количеством друзей и недругов определились почти сразу, то с конкретными кандидатурами на завоевание и дележ ясности пока не было. Потому от Нунстрадамуса и его предсказаний ждали многого.

Оракул, за последние месяцы с помощью купцов и чиновников в основном решивший свои материальные проблемы, теперь обратил свой взор к благам духовным и всерьез интересовался возможностью приобщиться к высшему придворному обществу. Министр, будучи человеком неглупым и предприимчивым, быстро сошелся с Нунстрадамусом в цене и заверил, что за правильное пророчество король готов пожаловать его потомственным дворянством. Оракул, у которого не было потомства, но были большие амбиции, согласился, и охотно предсказал королю славную победу, причем уверил, что тот может воевать в одиночку со всеми государствами сразу, и вовсе не нуждается ни в каких союзниках.

Обрадованный король, счастливый оттого, что не придется ни с кем делиться добычей, объявил войну всем соседям одновременно и немедленно выступил в поход.

Вскоре королевское войско было наголову разбито в битве при Людавке, а сам король чудом спасся, долгое время скитался, ночевал в болоте, питался мышами и едва живой добрался до своего дворца. Государству пришлось заключить унизительный мир, отдать соседям половину территорий, выплатить колоссальную контрибуцию, и сверх того, отдать триста самых знатных придворных дам в бордели стран-победительниц.

Разгневанный король приказал схватить Нунстрадамуса, публично высечь его на городской площади и навсегда изгнать из города.

Опозоренный и униженный прорицатель, вынужденный бежать и скрываться в лесной чаще, затаил злобу. Вот уже много лет он жил бобылем в кособокой избушке на лесной окраине. Старела и дряхлела избушка, старел и дряхлел оракул. Избушка покрывалась мохом, Нунстрадамус – плешами и морщинами. Мир давно позабыл о нем, и только старики иногда вспоминали о некогда всесильном прорицателе и о его бесславном падении.

Нунстрадамус бережно достал из старого сундука ветхую книгу, завернутую в изъеденную молью лисью шкуру. Отдельных страниц в книге не хватало, что отражало сложный период в жизни оракула, характеризовавшийся острой нехваткой папиросной и туалетной бумаги.

Нунстрадамус вздохнул и бережно открыл драгоценную книгу.

Страницы, интересовавшие его, были особенно замусолены. От многократного открывания и закрывания они были засалены столь сильно, что на них можно было зажарить яичницу. Со временем рукописный текст истерся, а бумага потемнела, поэтому прочесть что-либо было уже невозможно. Но Нунстрадамус хорошо помнил, что именно на этих страницах содержалось пророчество о Золотом Рыцаре.

Если верить книге, то самым драматическим моментом в истории Полусреднего мира должно было стать явление Золотого Рыцаря. Вообще пророчество насчет Золотого Рыцаря в книге было изложено весьма туманно. Это объяснялось тем, что пятидесятипятилетняя девственница-пифия, ответственная за прорицание, сослепу перепутала ингредиенты Эликсира Будущего и вместо трех унций сахара и одной щепотки гашиша ухнула в чашу три унции гашиша и щепотку сахара. Результатом ее халатности стала безобразная трехчасовая оргия, в которую пифия вовлекла все мужское население храмового монастыря, включая восьмидесятилетнего старика-настоятеля.

Слова, которые пифия выкрикивала во время омерзительного действа, никоим образом нельзя было отнести к пророчествам, поскольку они напрямую относились к происходящему безобразию, к его непосредственным участникам, а некоторые – даже не к ним целиком, а к их отдельным органам. Но в самом конце, когда измочаленные монахи уже валились с ног от усталости, малодушно помышляя о бегстве, пифия вдруг замерла, потом вскочила на измятом ложе, вытянула руки к заходящему солнцу и закричала: "Я вижу! Я слышу! Я прорицаю!". Мутные глаза ее на мгновение прояснились. Монахи замерли в благоговейном ужасе, понимая, что присутствуют при историческом событии.

Пифия обвела присутствующих невидящими глазами, устремила пустой взгляд в пространство и четко произнесла: "Ништяк, фраера! Брателло весовой канает. Зырю, бакланы, беспредел в натуре, разборки нефуфельные, мочилово наглушняк. Кранты сявкам и лохам сохатым. Век воли не видать!", после чего рухнула на ложе и захрапела.

Ни на другой день, ни в течение последующих нескольких веков расшифровать произнесенное пифией пророчество не удалось.

Со временем таинственное пророчество обросло слухами и домыслами. Невозможность правильно истолковать загадочные слова "беспредел", "мочилово" и "кранты" породила колоссальное количество легенд, которые в конце концов оформились в пророчество о Золотом Рыцаре. Согласно последней версии, в наиболее сложный период истории Полусреднего мира следовало ожидать появления Золотого Рыцаря – средоточия добродетелей и носителя высшей справедливости. Золотому Рыцарю надлежало вступить в решительный бой с несправедливостью, низвергнуть тиранов, одержать победу над злом и стать мудрым и справедливым правителем Полусреднего мира.

Впрочем, единодушия по поводу трактовки пророчества мудрецы Семимедья так и не достигли. Для примера скажем, что существовала альтернативная версия известного астролога и проскописта Андрофага Юковского, согласно которой загадочное пророчество просто возвещало самый обыкновенный конец света. При этом "канание брателлы" означало 12-бальное землетрясение, а "мочилово" – всемирный потоп. (Кстати сказать, еще одним побочным одним следствием ошибочной трактовки пророчества стало то, что сохатые лоси были повсеместно объявлены священными животными; в городах и деревнях возникали многочисленные секты, члены которых поклонялись сохатым и в качестве оберега таскали на голове тяжеленные лосиные рога).

К сожалению, точная дата появления Золотого Рыцаря была неизвестна, но прикинув на кофейной гуще и крысиных костях, Нунстрадамус выяснил, что это скорее всего случится в нынешнем тысячелетии. Правда, тысячелетие только-только началось, но оракул надеялся, что чудесное явление не задержится – по крайней мере, он ожидал его не позднее чем лет через семьсот-восемьсот. Сам он, понятно, не надеялся дожить до этого великого события, но мысль о том, что если не коварному королю, то его правнукам придется натерпеться от Золотого Рыцаря, согревала его.

Другая легенда, сопровождавшая пророчество о Золотом Рыцаре утверждала, что при своем появлении Рыцарь произнесет Великое Пророчество, в котором будет предсказана судьба всего Полусреднего мира вплоть до конца света.

Разумеется, о том, чтобы присутствовать при таком эпохальном событии, Нунстрадамус не смел и мечтать. Но когда-нибудь это произойдет. Когда-нибудь…

Оракул задумчиво повесил голову, и незаметно для себя задремал.

Разбудил его какой-то странный шум. Нунстрадамус вздрогнул и открыл глаза. Какая-то странная тень маячила перед ним. Нунстрадамус помотал головой. Сонный туман сгустился и слепился в рыцаря. У оракула невольно отвисла челюсть.

Рыцарь был великолепен. Бритая голова уходила под потолок. Могучий торс выпирал из расстегнутой рубахи. На шее у рыцаря висела массивная золотая цепь, увенчанная талисманом Познания Добра и Зла. Во рту рыцаря алой звездочкой вспыхивал огонь, и время от времени рыцарь погружался в клубы ароматного дыма.

Старик охнул. Боги напоследок посылали ему величайшее чудо. Неужели это не сон?

Неужели он и впрямь будет первым человеком, удостоившимся созерцать лик Золотого Рыцаря?! Нет, в это он не мог поверить.

– Слышь, братан, – изрек Золотой Рыцарь громовым голосом. – Это… короче… бухло, хавку давай!

Нунстрадамус, затаив дыхание, внимал загадочным словам.

Несомненно, он удостоился немыслимой чести – присутствовать при произнесении Великого Пророчества. Об этом он не смел даже мечтать.

Речь рыцаря была туманна и непонятна, но Нунстрадамус ничуть не удивился. Ведь всем известно, что рыцари разговаривают на Высоком слоге, а его в наше низменное и паскудное время никто не понимает.

Нунстрадамус, разинув рот, в восхищении созерцал Золотого Рыцаря, не в силах вымолвить ни слова, и Рыцарь начал проявлять признаки раздражения:

– Ты чё, лох старый, в натуре, не рубишь? Я те реально базарю, бухла, хавки дай!

Или прикалываешься, в натуре?

Оракул ничего не понял. Золотой Рыцарь требует что-то рубить… Дрова? Или головы?!!

У оракула подкосились ноги. Он рухнул на колени и заголосил:

– Приветствую тебя, о великий и грозный Золотой Рыцарь! Прости своего дерзновенного слугу за то, что оскверняет своими жалкими словами твои величественные уши. Пророчество о тебе дошло до нашей скромной обители, и мы ждали тебя с великим нетерпением! О, надежда Полусреднего мира! Да умножатся твои славные подвиги!

Вован, перед которым еще никто и никогда не падал ниц, был так поражен поведением оракула, что на время потерял дар речи, и только молча открывал и закрывал рот. А Нунстрадамус, не замечая ничего, упоенно продолжал:

– Великий миг настал! Ты явился! Теперь зло будет побеждено! Ты поразишь коварного тирана-короля и воцаришься на престоле предков. И тогда сразу же наступит эра процветания и всеобщего благоденствия!

До Вована наконец дошло, что перед ним сумасшедший, и что ждать от него разумных действий по организации его, Вованова, питания не приходится.

А прорицатель распалялся все больше и больше:

– О светозарный воитель! О солнцеликий мудрец! Да осияет тебя светоч разума и божественной силы! Вперед, о храбрый рыцарь! На бой с несправедливостью!

Благословляю тебя!

И Нунстрадамус в немом экстазе распластался на грязном полу перед Вованом.

Вован плюнул, повернулся и пошагал прочь из избушки.

За ним, жалобно причитая, поплелся пророк.