Внезапно Лэнгли улыбнулся:

— Ну, как себя чувствуешь, негодник ты этакий?

— Вполне сносно, — ответил Барни.

— Повезло тебе. А Эмили знает, что ты уже приехал?

— Нет, я сразу пошел сюда, думал, что ты здесь. — Он улыбнулся Сайан. — Пойду доложусь Эмили. А с вами обоими увидимся попозже, хорошо?

— О, ты с нами обоими будешь встречаться очень часто, — сказал Лэнгли.

Сайан чувствовала, что братья любят друг друга, и это было теплое, уютное ощущение. Они казались такими разными — Лэнгли с его вдохновенным лицом художника и Барни, который не только не был похож на художника, но и вообще не выглядел слишком чувствительным. Возле рта у него всегда была складочка, словно он постоянно то ли усмехался, то ли выражал нетерпение или что-то еще непонятное, интригующее.

Когда Барни вышел, Сайан спросила у Лэнгли:

— Как со стульями? Есть чему радоваться?

— Я привез их с собой. Они в хорошем состоянии, я думаю, мы сможем выгодно их продать. Как тебе понравился Барни?

— Почти такой, каким я его себе представляла. Такой, каким все его описывают.

— Надеюсь, с ним все будет в порядке.

— В каком смысле? — Стоило только взглянуть на Барни, чтобы понять, что он идет на поправку, почему же у Лэнгли такой мрачный тон?

— Я все-таки думаю, что он не приехал бы к нам, если бы не был совсем на мели, — сказал Лэнгли.

— Может быть, просто ему пришло время понять, что он должен приложить и свои усилия, чтобы получать часть прибыли от салона, — предположила Сайан. Раньше она никогда об этом не упоминала. Увидев, как Лэнгли нахмурился, она сказала: — Но ведь это всем известно, разве не так? Мне об этом говорили уже не раз.

— Я предпочел бы обойтись без обсуждения этих дел.

— На самом деле я никогда не обсуждаю ни с кем ваших дел, но здесь такая маленькая деревушка, что, похоже, все всё про всех знают. И рады поболтать об этом с каждым встречным. Что я могу поделать?

Конечно, если бы кто-нибудь осмелился сказать что-нибудь оскорбительное про самого Лэнгли, она нашлась бы что ответить, но никто не говорил о нем ничего дурного. Все здесь любили Лэнгли, да и Барни, кажется, тоже. Сплетни о нем были на самом деле добродушными, хотя уже многие говорили ей, что Лэнгли больше отдает, а Барни любит только получать.

Лэнгли жалобно улыбнулся:

— Я знаю. Должен знать, я же здесь родился.

— Все равно, — сказала она, — обещаю, что ни о вас, ни о магазине теперь и слова не скажу.

— Я в этом не сомневался, — сказал он. — Мне представляется, что вы, быть может, самый преданный человек из всех, кого я знаю.

Да, она была предана — своим немногим друзьям, которых сохранила за те годы, пока ухаживала за тетей Мэри. Разумеется, она могла быть предана мужчине, которого любила, а она действительно любила Лэнгли, хотя он не знал об этом.

— Спасибо, — тихо сказала Сайан. Затем она взяла тоненькую кисточку, которой писала миниатюру, и занялась курносым носиком Мелинды Энн.

Салон закрывался на обед с часу до двух, а сейчас было уже половина второго. Но Лэнгли был целиком поглощен привезенными стульями, а Сайан — своей миниатюрой, и ни один из них не позаботился взглянуть на часы. Оба виновато вскочили, когда появилась Эмили — она не любила опаздываний к обеду.

Днем они всегда ели на кухне. Кухня была просторной и уютной: там стоял валлийский кухонный шкаф, украшенный резным изображением ивовых ветвей, на полу лежали коврики из овечьих шкур, покрывавшие отполированные вишнево-красные доски. Стол был длинный, стулья старомодные, с круглыми деревянными спинками. На обед Эмили приготовила бифштекс и пирог с почками, и Барни уже наполовину съел свою порцию. Он улыбнулся, когда они вошли.

— Стряпня Эмили по-прежнему вкуснее всего на свете, — сказал Барни.

— Надо тебе попробовать, как Сайан готовит, — произнесла Эмили. — У нее такая легкая рука, просто чудо. Попробовал бы ты ее бисквит «Виктория»!

Сайан готовила хорошо, но обыкновенно, и со стороны Эмили было очень мило, что она так ее расхвалила. Однако Сайан сомневалась, что в перечне неотразимых для Барни женских достоинств стояло умение готовить, а вот девушка, подходящая Лэнгли, обязательно должна обладать этим качеством.

Эмили заговорила о сценарии, который Барни написал для одного нудного телесериала. Эмили никогда не любила сантиментов:

— Там все не так, как в жизни. Так люди на самом деле не поступают.

— Очень даже поступают, — ответил Барни.

Сайан почувствовала, что он просто насмехается над ними. Может быть, Эмили и не возражала против этого, да и Сайан тоже, но ей казалось несправедливым, чтобы он рисовался этаким пресыщенным космополитом перед Лэнгли, у которого было нисколько не меньше таланта, а, скорее всего, гораздо больше.

— А вы видели последнюю картину Лэнгли? — спросила она у Барни. — Ту, которую он сейчас пишет, — утес в Денистоне?

Картина стояла в студии на мольберте, когда Барни зашел туда утром.

— Я ее видел? — спросил Барни у брата.

— Думаю, да. Я начал ее писать, когда ты был здесь в прошлый раз.

Сайан очень хотела напомнить Барни, что его брат — художник, а не деревенский лавочник. Да и его галерея не деревенская лавка. Сайан упомянула несколько прекрасных предметов, которые были у них сейчас в продаже, — красивые вещи, оставшиеся еще от тех времен, когда уклад жизни был неторопливым и изысканным.

— А как вам та лошадка-качалка, которая стоит в студии? — спросила она. — Вы бы видели, как она выглядела, когда к нам попала! А теперь — разве она не прелесть?

— Выглядит она чудесно, — согласился Барни, и Эмили прибавила, что у нее самой в детстве была такая же, а Лэнгли пояснил, что они даже намерены поставить ее в витрину, чтобы она привлекала внимание прохожих.

— А если человек будет ехать на машине, да еще за рулем, и вдруг увидит огромную лошадь с розовыми пятнами — вам не кажется, что у него есть реальный шанс врезаться прямо в вашу витрину? — спросил Барни. Он наверняка потешался над ними, а может быть, просто хотел рассмешить. Сайан надеялась на последнее и поэтому сказала:

— Мы расставим вдоль дороги предупреждающие знаки. Но вместо знака «Осторожно, домашний скот» или чего-нибудь подобного на наших будет написано: «Розовый в яблоках конь, вздыбленный».

— А он встанет на дыбы? — спросил Барни.

— Еще как! — сказала Сайан.

Барни захохотал, и Сайан вместе с ним, и вдруг она заметила, что Лэнгли не смеется. Так же как и сегодня утром, он смотрел на них и был весьма мрачен. Барни проследил за ее взглядом, потом отодвинул свою тарелку, теперь уже пустую, и встал.

— Пожалуй, пойду погуляю по деревне, — сказал он.

— А ты в состоянии? — спросил его Лэнгли.

— Ну, это же не поход по пересеченной местности — так, скорее неторопливая прогулка неверными, шаркающими шагами.

— Когда тебя ждать?

— Не беспокойтесь обо мне, когда-нибудь вернусь. И не пытайся приготовить для меня что-нибудь особенное, душка Эмили, — я все еще без ума от твоей печеной фасоли.

Эмили с неудовольствием покачала головой, но ничего не сказала. Когда дверь за Барни закрылась, Лэнгли возмутился:

— Он же еще не выздоровел, ему полагается полный покой!

— Хватит за него волноваться, — ответила Эмили. — Все самое страшное уже позади, а вы себя беспокойством в гроб вгоните, на этом все и закончится.

Если Барни и вернулся засветло, в студию он не заглянул. Входной колокольчик не звенел — сели батарейки, и Сайан пообещала купить их у Джорджа. А пока они оставили дверь в студию открытой, чтобы Сайан, работавшая над миниатюрой, могла видеть входную дверь в салон. Молодая пара купила у них жирного белого купидона, примостившегося на краю широкой подставки для свечи. Вид у него был такой, будто он объелся сладостей. Налетел шквал американцев — их было на самом деле всего пять, но казалось, что их набился целый магазин, так они громко переговаривались, бродя по салону и трогая все, что там было. Каждый купил по две маленькие безделушки. В целом день прошел хорошо.

Сразу после обеда раздался телефонный звонок. Трубку взял Лэнгли, девушка сказала, что ее зовут Натали, и попросила передать Барни, что она звонила. У нее был чистый, звонкий голос, и Сайан слышала почти каждое ее слово.

— Вы не думаете, что стоит его поискать? — спросила она у Лэнгли, когда тот положил трубку. — Может быть, ему хочется с ней поговорить.

Лэнгли улыбнулся:

— Она сама перезвонит. Они всегда перезванивают.

— Ах вот как? — небрежно отозвалась Сайан.

— Да. — Лэнгли посмотрел ей в глаза, словно желая, чтобы она взяла это на заметку.

Салон закрывался в половине шестого, а все магазины в деревне — в шесть, так что, когда Сайан пришла домой, Фиона и Джордж еще работали, и никто из них не заметил Сайан. Она поднялась по лестнице на верхний этаж и вошла в свою комнату. Ей нравилось возвращаться домой. Все там было так, как она оставила, — чистым, убранным и сияющим. Она сбросила сандалии и растянулась на постели. Сначала она примет душ, а потом уже займется чаем. Еще оставалось добрых полчаса, прежде чем Фионе или Джорджу может понадобиться ванная, а день выдался теплым и нелегким. Сайан развязала пояс и начала расстегивать пуговицы на платье. Она расстегнула уже третью пуговицу, когда раздался голос Барни Холлиза:

— Полагаю, мне следует предупредить вас, что вы здесь не одни.

Он стоял в проеме комнаты Нелли. Сайан схватилась за воротничок платья и крикнула:

— Опять вы! Уже второй раз за день вы чуть не довели меня до сердечного приступа!

— Да, похоже, это начинает входить у меня в привычку.

— И эту привычку вам стоит бросить в наших обоюдных интересах. — Она снова застегнула платье. — Потому что если так будет продолжаться и дальше, то я либо свалюсь замертво, либо ударю вас, и пребольно. Итак, что вы вообще здесь делаете?

— Работаю.

— Что? Вы еще не в том состоянии, чтобы передвигать тяжелые ящики.

— Я пишу.

— На складе у Джорджа?

— В спальне Нелли, — поправил он.

— Это было триста лет тому назад, а скорее всего, этого вообще не было.

— Конечно, было. — Он печально оглядел ее. — Вы живете здесь уже три месяца, спите в нескольких ярдах от этого места и еще говорите мне, будто не верите в то, что здесь была Нелл Гвин. Здесь все дышит атмосферой тех лет.

Сайан прошла под арку, увидела ящики и полки с товарами, которые скоро могли понадобиться в магазине, а также вещи, отложенные до следующего сезона: зимнюю одежду, игрушки, хлопушки и елочные украшения. В комнате не осталось и намека на те события, которые происходили здесь когда-то, если вы только сами не вызвали из своего воображения широкую кровать под балдахином, темные дубовые лари и шкафы, ковры на полу и пылающие свечи. Тогда можно было увидеть Нелл, с белыми плечами и знаменитой копной распущенных ярко-рыжих волос.

— Наверное, ничего этого не было, — вздохнула Сайан, — но я всегда надеялась, что было.

— Уже лучше. — В голосе Барни звучало одобрение. — Продолжайте в том же духе, и вы не успеете оглянуться, как поверите в эту историю.

В углу Сайан заметила печатную машинку и магнитофон.

— Так вы действительно здесь работаете, — с изумлением проговорила она. — Но почему, здесь ведь так неудобно?

— Когда я только начинал писать, отец Джорджа отдал мне эту комнату. Никто, кроме Джорджа и его родителей, не знал, что я здесь. — Он бросил на нее хищный косой взгляд. — Нелл Гвин была моей первой вдохновительницей.

— Легко могу в это поверить, — сказала Сайан. — Вам звонила девушка, ее зовут Натали. Ваша теперешняя вдохновительница?

— Временами — да, но на свой манер я все еще верен Нелл.

Все это было очень хорошо, но Сайан вовсе не хотелось, чтобы он писал сценарий в комнате, которая была продолжением ее спальни.

— Мы могли бы заложить проем ящиками, — любезно предложил Барни.

Если бы я имела право голоса, подумала Сайан, то вообще запретила бы ему здесь работать. Барни словно прочитал ее мысли:

— Мне нужны деньги, а значит, нужно работать, а это место кажется мне очень удачным, потому что здесь меня никто не отвлекает.

— Тихая, спокойная заводь! — воскликнула Сайан. — Так Лэнгли и сказал. Он очень забеспокоился, когда вы собрались сюда приехать, потому что считал, что вы, должно быть, совершенно на мели. Вы действительно на мели?

— Конечно, — возмущенно ответил Барни. — Я всегда сажусь на мель, когда перестаю шумно кутить и вообще веселиться.

Вдруг послышались легкие шаги хозяйки, бегом поднимающейся по деревянной лестнице. Фиона пролетела через открытую дверь спальни и замерла на месте, увидев Барни с Сайан в пролете арки комнаты Нелли.

— Я так и подумала, что ты проскочила мимо меня, — сказала Фиона. — Я хотела перехватить тебя, прежде чем ты сюда поднимешься.

— Да, ты знаешь, это было бы неплохо, — ответила Сайан. — Я начала уже было раздеваться, чтобы принять ванну.

Фиона хлопнула себя ладошкой по рту:

— Боже мой! И как далеко ты зашла?

— Успела расстегнуть только три пуговицы…

— Я подал голос, как истинный джентльмен, — с достоинством заявил Барни.

— Не может быть! — Фиона отступила на шаг в театральном изумлении. — Джордж никогда в это не поверит. Ты теперь предстанешь в глазах Джорджа совершенно в новом свете.

— Доктор сказал, что мне нельзя волноваться, — вздохнул Барни. — Полный покой. Напомни, пожалуйста, Джорджу, что я теперь инвалид. И передай ему: Сайан пригрозила, что, если я еще раз выскочу откуда-нибудь, как чертик из табакерки, она за себя не ручается и может нечаянно отвесить мне тумака. При моем состоянии здоровья один хороший удар может меня запросто прикончить.

— Вас никакой, даже очень хороший удар не прикончит, — сказала Сайан. — Эмили говорит, что, если вас сбросить вниз со скалы, вы все равно удачно приземлитесь.

Фиона согласно закивала.

— Очень мило! — сказал Барни. — Вот истинное сочувствие к человеку, которому прописали меньше работать и больше отдыхать в ближайшие шесть месяцев.

— Шесть месяцев? — вздрогнула Сайан.

Он пожал плечами:

— Ну… шесть… три… какая разница? Месяц туда, сюда — какой может быть счет между друзьями?

— Если такой друг намерен работать почти у меня в спальне, то, пожалуй, на этом стоит остановиться подробнее.

Он, конечно, не собирался работать прямо у нее в спальне, и на самом деле они просто дурачились. Сайан даже и не льстила себе надеждой, что ей грозит какая-нибудь опасность со стороны Барни Холлиза.

— Не выгоняйте меня из комнаты Нелли, пожалуйста, — взмолился он. — Я буду приходить сюда днем, пока вы на работе. Как только вы войдете в одну дверь, я тут же выйду в другую.

Сайан тут же представила себе, как она облокачивается на его пишущую машинку и говорит: «Все вон, я пришла домой». И вообще, это была комната Джорджа с Фионой и они могли делать с ней все, что угодно. Но Фиона все же очень деликатно и вполне серьезно обратилась к Сайан:

— Ты не против?

— Конечно нет, — вздохнула Сайан, и они оба — и Фиона, и Барни — явно почувствовали облегчение, как будто ее слово здесь было решающим.

— Спасибо, — сказал Барни.

— Я сегодня же вечером повешу здесь занавеску, — заявила Фиона.

— Дай мне ткань, — попросила Сайан. — Я сама все сделаю. Надеюсь, Нелли по-прежнему будет давать вам вдохновение, — сказала она Барни.

— Не сомневаюсь, — ответил он. — Такую женщину, как она, я ищу всю жизнь.

Сайан пошла с Фионой вниз. Ванну можно принять позже, а сейчас, подумала она, лучше выпить чаю. Пока Сайан резала хлеб, они болтали о Барни Холлизе. Фиона знала, что раньше он всегда приходил в ту комнату, где сейчас был склад.

— Я не думала, что он снова захочет там работать. Но, как бы то ни было, Джордж согласился, так что, надеюсь, Барни тебе не будет мешать. Днем ведь тебя не бывает, а он всегда работает в дневные часы.

Сайан намазала хлеб толстым слоем масла и сказала:

— Ты действительно считаешь, что мне нечего бояться Барни, ну, ты меня понимаешь?

— Да ты что, конечно нет! — ответила Фиона. Она сказала это так уверенно, что Сайан с трудом скрыла улыбку. Все-таки это было бестактно: Фиона даже представить не могла, что Сайан удастся отвлечь Барни от его писательских трудов.

Она вспомнила Натали, ее чистый уверенный голос по телефону, — девушка, привыкшая к тому, чтобы ее слушали. А он даже не потрудился перезвонить ей.

— Пожалуй, Нелл Гвин была бы ему подходящей подружкой, — сказала Сайан.

Фиона хихикнула:

— А разве тогда не приравнивалось к государственной измене посягательство на Нелл Гвин?

— С его-то везением, — заметила Сайан, — ему и это сошло бы с рук.

Джордж поднялся по лестнице с нижнего этажа.

— Чай готов? — сразу спросил он.

— Поставь чайник на плиту, и скоро будет готов, — сказала Фиона. — Сайан пошла к себе наверх, а я ее не предупредила, что там был Барни, и знаешь, что случилось?

— Что? — спросил Джордж, открыв рот.

— Ничего, — вступила в разговор Сайан.

— Какое невезение, — хмыкнул Джордж. — Это вы для меня приготовили бутерброды?

— Нет, — сказала Сайан, — но можешь взять один, чтобы не умереть с голоду до чая.

Джордж взял два.

— Она меня совсем не кормит, представляешь, — пожаловался он.

— Да будешь ты прощен, — сказала Фиона, выуживая из холодильника колбасу, котлеты, ветчину и яйца.

Сайан взяла поднос и тихонько поднялась к себе. Она молча заглянула в складскую комнату. Барни сидел у окна, но не печатал и ничего не диктовал в микрофон. Он оперся подбородком на руку, и если думал сейчас о своей работе, то Сайан не хотела ему мешать. Если бы он нахмурился или посмотрел бы на нее пустыми глазами, она не сказала бы ни слова, просто ушла бы к себе и занялась своим чаем.

— Привет! — сказал Барни довольно дружелюбным тоном.

— Хочешь чашечку? — спросила Сайан.

— Спасибо. — Он встал и подошел к ней. — Можно считать, что меня пригласили войти?

— Формально — да, — сказала она, и он ступил в ее комнату, с грубых, корявых досок на другие — лакированные под светлый дуб. На ковре стоял ярко-алый ларь, который она использовала в качестве столика. Кроватью ей служил диван с черно-белыми подушками и красными круглыми валиками по бокам. Еще у нее была пара плетеных кресел с такими же подушками, как и те, что лежали на диване. Барни пододвинул одно из кресел, а Сайан села на диван. Она разлила чай, разложила бутерброды и спросила:

— Как идет работа?

— Пока не очень. Я только начал, когда случилась эта авария. Теперь мне надо снова поймать настроение. — Барни не торопясь огляделся, поднялся и пошел в угол, где она иногда лепила, просто для развлечения. Это была совсем не ее стезя, она могла только копировать чужие работы, но ей нравилось это — ощущение глины в руках было целебным и отрадным, успокаивающим. Она понимала, что у нее нет в этом деле никакого таланта. В художественной школе они не проходили лепку. Только когда Сайан обзавелась собственным домом, она купила немного глины и попыталась кое-что слепить. Потом она сминала свои работы и делала другие — это было все равно что чертить что-нибудь или разгадывать кроссворды.

— Не смотри туда, — сказала Сайан.

— Почему? А что это такое?

— Кошка. — На самом деле это могло быть что угодно. Оно было квадратным, сидящим, и у него было два острых ушка.

— Вы продаете их в салоне? — спросил Барни, и Сайан тут же зашлась смехом:

— Ты шутишь! Лэнгли не дотронулся бы до такого произведения даже длинной-предлинной палкой. Я их делаю просто так, для развлечения.

— И кого ты этим развлекаешь?

— Себя! Я же их делаю. Потом смеюсь над ними как сумасшедшая и снова сминаю в комок.

— Похоже на садизм.

— Не больше, чем делать снеговика или замок из песка. А ты разве никогда не писал что-нибудь, а потом не рвал это и не засовывал в корзинку для мусора?

— Очень даже часто.

— Ну вот, это то же самое.

— Понятно, — сказал он. — Только, пожалуйста, не расплющивай его, пока я здесь, ладно? Он немножко похож на одного моего друга.

— У тебя, наверное, очень смешные друзья.

— Это точно. — Он вернулся и допил свой чай. — Тебе нравится Лэнгли, да?

— Конечно. — Сайан слегка порозовела. Она попыталась скрыть это, тряхнув головой, так что волосы упали ей на лицо и почти закрыли его.

— А насколько?

— Это уже мое дело.

— Ты собираешься за него замуж?

Это был очень прямой разговор, но обижаться было невозможно, потому что Барни тоже испытывал к Лэнгли сильные чувства. Конечно, это было не его дело, но нельзя было винить его за то, что он проявлял интерес.

— Мы знакомы всего три месяца, — сказала Сайан. — Еще рано о чем-то говорить.

— Девяносто дней.

— И что? — спросила она. — Это может показаться большим сроком при твоем ритме жизни, но для меня этого мало.

Он улыбнулся:

— Желаю тебе удачи. Мне кажется, ты как раз та девушка, которая ему нужна.

Может, он и насмехался над ней — хотя, если так, его издевка была хорошо замаскирована. Сайан сказала, намеренно откровенно во всем признаваясь:

— Надеюсь, Лэнгли тоже так думает.

— А ты не знаешь, как он к тебе относится?

— Нет.

— Есть очень мало вещей, которых невозможно добиться, если только ты серьезно нацелишься.

Все просто — загадай желание и осуществи его. Ему все доставалось поразительно легко, поэтому, хотя пишет он о вещах реальных и суровых, сам он еще мечтатель, подумала Сайан.

— Ты можешь манипулировать персонажами в своих сценариях, — сказала она, — но не всегда можно поступать так, как тебе хочется, с людьми из плоти и крови.

— Ты знаешь, можно. — Он поставил свою чашку и подался вперед, как человек, готовый доказать свою правоту. — Возьмем вашу ситуацию. — Он говорил так, будто она предложила ему тему для очередной серии телесериала. — Ты и Лэнгли. Он тебе небезразличен, и, скажу тебе как сторонний наблюдатель, у вас с ним много общего. Я готов был бы благословить вас в любой момент.

— Спасибо, — пробормотала она, и на этот раз в ее голосе чувствовалась насмешка.

Он не обратил на это внимания и продолжал:

— Лэнгли нужно немножко встряхнуть, ради его же блага. Пока он будет раздумывать, тебе сделает предложение еще кто-нибудь или ты надумаешь переехать отсюда.

— Оба варианта маловероятны, — сказала Сайан.

— Но Лэнгли должен понимать, что обе эти возможности существуют. И я думаю, что лучший ответ на это — немного соперничества.

Она подождала. Затем отпила чаю и спросила:

— И кто будет с кем соперничать и за что?

— Я буду соперничать с Лэнгли. За тебя.

Она хрюкнула от смеха в чашку. Но Барни не стал смеяться:

— Я говорю серьезно. Если Лэнгли сам не видит, до чего ты привлекательная девушка, то кто-то должен внятно и доходчиво ему это разъяснить.

— Что ж, если ты можешь сделать это деликатно, пожалуй, я не против. Ты ему можешь, например, намекнуть, что я неплохая хозяйка.

— И готовишь превосходный бисквит «Виктория»!

— Думаю, об этом он уже знает. — Она сморщилась. — Не слишком изысканно, да?

— Зато питательно.

Она снова засмеялась, хотя где-то внутри нее смех замер. Не слишком изящно, зато питательно — вот что можно сказать про Сайан Роуэн.

— Пожалуйста, бери еще бутерброды, — сказала она.

Барни взял бутерброд и, мешая сахар в чашке, сказал:

— А можно мне побыть в комнате Нелли еще час или около того?

— Это не моя комната. Скорее уж это я буду тебя беспокоить, а не ты меня. Иногда я включаю радио. А еще всем известно, что я передвигаю мебель туда-сюда.

Он усмехнулся:

— Это меня не будет беспокоить. Видела бы ты места, где мне приходится обычно работать.

— Что, там бывает шумно?

— Самого себя порой не слышу.

Наверное, там много отвлекающих моментов — Сайан не сомневалась в этом. Как, например, та девушка по имени Натали. Она спросила:

— А ты не собираешься звонить Натали?

— Как только приду домой. — Он имел в виду — когда вернется в салон. Джордж разрешил ему пользоваться своим телефоном, но наверняка Натали потерпит, пока он закончит работу. — Ты не возражаешь, если я заберу чай с собой и допью в той комнате?

— Конечно нет. Мне все равно надо шить занавеску.

— Очень символично, — сказал Барни. — Если все пойдет по плану, скоро Лэнгли начнет настаивать на том, чтобы между нашими комнатами установили дверь, запирающуюся с двух сторон.

— А Фиона мне это уже предлагала, — весело ответила Сайан.

Она слышала медленный негромкий стук пишущей машинки из соседней комнаты, пока допивала свой чай. Потом подошла к глиняной фигурке. У нее было нечто вроде лица, и теперь она сделала ей длинный носик, рот и брови, посадила фигурку на пятки и тихо про себя посмеялась над ней. Она не станет сминать ее, пусть сначала Барни на нее посмотрит. Теперь, когда он придал ей характер, сходство с живым человеком, вряд ли у нее хватит духу уничтожить ее.

В тот вечер она сшила занавеску, а Джордж принес болты и укрепил проволочный карниз. Теперь комната Нелли была отделена от спальни Сайан. Правда, если ее прежняя владелица захочет побыть в этом доме, наверняка она проскользнет и через несколько слоев полотна. Сайан лежала в постели и смотрела на штору в лунном свете, улыбаясь про себя своей маленькой шутке: она спрашивает у Нелл Гвин, как ей сделать так, чтобы Лэнгли Холлиз влюбился в нее. Нелли ничего ей не ответила, зато Барни подал идею, которая действительно могла сработать. Сайан продолжала улыбаться. «Девушка как раз мне по сердцу», — сказал Барни про Нелл. И если уж говорить о соперничестве, Натали не повезло — сама Нелл Гвин, ни больше ни меньше…

На следующее утро Лэнгли был уже внизу, когда Сайан вошла на кухню. Барни нигде не было видно, но Эмили, естественно, уже была на ногах. Пока Эмили наливала девушке чашку кофе, Лэнгли сказал:

— Барни, оказывается, работает в лавке Джорджа.

— А вы разве не знали, что он всегда раньше там работал? Он пишет в комнате Нелли.

— В чьей комнате? — нахмурился Лэнгли. — А, ты имеешь в виду эту заднюю комнату, где у них склад. Нет, я впервые об этом слышу.

Выражение лица Эмили говорило о том, что она тоже узнала об этом впервые.

— А почему он не может работать в своей комнате здесь, в доме? — спросил Лэнгли.

— Не знаю, — ответила Сайан. — А вы у него спрашивали?

— Он сказал, что в складской комнате вид из окна лучше.

— Вообще-то да. — Окно выходило на улицу и дальше — на крыши окрестных домов. Вдали открывалась довольно длинная перспектива, так как дом, где находилась лавка, был единственным трехэтажным зданием в деревне. А из окна Барни, как она сейчас вспомнила, было мало что видно.

— Надеюсь, он отдает себе отчет в своих действиях, — сказал Лэнгли. — Однако мне это кажется лишними осложнениями, при том что у нас в доме есть достаточно места.

Сайан, как обычно, подняла почту с коврика возле двери, когда заходила в салон. Теперь она передала письма Лэнгли, он просмотрел их и пересказал Сайан. Она сделала заметки по поводу двух писем, на которые нужно было ответить. Барни вошел, когда почта была аккуратно сложена у локтя Сайан и та доедала последний тост. Он поздоровался со всеми и потянулся за кофейником.

— Мы все тут пытаемся разгадать, почему ты предпочел работать в деревне, — сказал Лэнгли.

— Я же сказал тебе, мне там нравится вид из окна. — Барни посмотрел на Сайан и усмехнулся. Она быстро отвернулась, потому что его усмешка застала ее врасплох. Лэнгли должен быть совсем слепым, чтобы не заподозрить во всем этом какого-то двойного смысла.

Ей захотелось сказать, что она не имеет к этому никакого отношения, но ее слова только привлекли бы всеобщее внимание к ухмылке Барни, так что она торопливо спросила:

— Открывать магазин? Кстати, я принесла новую батарейку для нашего звонка.

— Спасибо, — сказал Лэнгли.

— Пока, — сказал Барни.

Сайан открыла магазин, заменила батарейку, потом взяла письма и прошла в студию. Она уже заканчивала печатать ответ на первое из них, когда подошел Лэнгли.

— Сайан, я знаю, мне не обязательно это говорить, но, пожалуйста, не относись слишком серьезно к тому, что говорит Барни, хорошо? Ему здесь быстро надоест, а ты очень привлекательная девушка, так что…

— Правда? — спросила она, улыбнувшись.

— Ну конечно.

Это уже был прогресс. Сайан сказала, скрывая свою радость:

— Уверена, что там, откуда он приехал, девушки много симпатичнее меня, а если бы он стал это отрицать, я бы ему ни за что не поверила.

Было видно, как Лэнгли сразу успокоился при этих словах, и Сайан весь остаток дня летала от счастья. Она почти закончила миниатюру и перед закрытием успела нанести еще одно розовое пятно на коня-качалку.

Вернувшись к себе, она села в кресло и какое-то время слушала стук машинки — в нем прослеживался какой-то странный, неровный ритм, умиротворяющий, похожий на хаотичное стаккато. Когда стук прекратился, ей даже стало его не хватать, и она заставила себя выпрямиться на стуле и подумать о том, что надо бы приготовить чай.

— Эй, там! — крикнул Барни.

— Да? — откликнулась Сайан.

— Ты в приличном виде? Можно мне войти?

— Да.

Он заглянул через занавеску:

— Как прошел день?

— Хорошо. Я почти закончила миниатюру, а Лэнгли предупредил меня на твой счет.

— Это уже кое-что.

— Я тоже так думаю.

— Хорошо, а теперь ты не против со мной где-нибудь поужинать?

Сайан не знала, что ответить.

— А куда мы могли бы пойти? — спросила она. — Здесь ничего нет, а автобусы ходят ужасно.

— Мы вызовем такси, — терпеливо объяснил Барни, — и можем попробовать попасть в «Ройял».

Это была гостиница в соседнем городке. Сайан очень хотелось бы поужинать где-нибудь в дорогом заведении. Хотя она, конечно, ни за что в этом не призналась бы, ее никогда в жизни еще не приглашали никуда на ужин. Если она и ходила в ресторан, то только с тетушкой Мэри или с кем-нибудь из своих подружек. Она улыбнулась:

— У тебя такой вид, как будто ты побывал в хорошей драке. Тебя ни за что не пустят в «Ройял».

Он дотронулся до шрама на щеке:

— Просто у меня мужественный вид, это, я думаю, даже ускорит обслуживание. Сколько тебе нужно времени, чтобы собраться?

— Полчаса.

— Идет.

Он отпустил занавеску. Сайан услышала, как он спускается по лестнице. Ей было интересно, скажет ли он Лэнгли об их планах. Сайан подумала, что, наверное, скажет, во всяком случае, она на это надеялась, потому что тогда, возможно, Лэнгли в свою очередь тоже пригласит ее на ужин, или в театр, или еще куда-нибудь.

Все можно получить, сказал ей Барни, если как следует захотеть.