Кит и Крисси вернулись домой ранним вечером на следующий день. Их машина длинно и хрипло посигналила, остановившись во дворе «Милл-Хаус». Эмма, услышав гудок, подбежала к окну и тут же поспешно выбежала на улицу.

Они оба смеялись. Кит опустил стекло вниз, и Крисси высунулась наружу:

– Мы только что видели маму. Она сказала, что ты вернулась. Это здорово!

– И это все? – спросила Эмма. – Вы хорошо выглядите, вы оба. Брак пошел вам на пользу.

– Рекомендуем, – сказал Кит.

– У нас был изумительный отпуск, – продолжала Крисси. – Что само по себе подозрительно и ничего не доказывает. – Она снова засмеялась. – И конечно, я еще не была у нас дома! Как там наша небольшая чудесная квартирка?

– Ожидает вас, – сказала Эмма и добавила: – Разве вы не зайдете хоть на минутку?

Кит снова завел двигатель.

– Мы лучше съездим туда и разгрузимся. Как папа?

– Он ушел на почту, мимо которой вы поедете. – Почтовое отделение было в центре деревни, как раз перед поворотом туда, где располагалась квартира Крисси и Кита.

В квартире Эммой был сервирован стол для двоих – тонкие красные свечи, бутылка шампанского ждала в холодильнике, там же стояла и кастрюля с цыпленком, приготовленным в духовке. Она сказала:

– Увидимся завтра, ладно?

– Почему не сегодня вечером? – поинтересовался Кит.

– Но это же ваш первый вечер в новом доме, вам не захочется…

– Мы были одни в течение целых двух недель, – сказала Крисси так, как если путешествие было приятным, однако долгим. – Во всяком случае, мы уже пригласили друзей семьи. – Приглашено было ее семейство: мать, отец, пара сестер и брат. Еще одна ее сестра, замужняя, жила почти по соседству. Возможно, также придет она, ее муж и маленькая дочь. Вряд ли будет еще кто-нибудь. – Конечно, ты должна прийти.

Эмма была разочарована. Тет-а-тет, который она хотела создать для них, нарушался.

Собралась большая компания. Маленькая комната была полна родственниками. Когда время перевалило за десять, Эмма решила, что с отца довольно. Мать Крисси – веселая душа – громко хохотала. А Томас Чандлер всякий раз зычно призывал всех вести себя потише, когда шум нарастал.

Эмма извинилась:

– Я иду на новую работу завтра. Думаю, нам пора. Не хочется опаздывать.

Ее отец с готовностью встал, и Крисси отвела Эмму в спальню, чтобы взять пальто.

– Так много грязной посуды, – сказала Эмма, – и у вас было такое долгое путешествие. Возможно, я бы лучше…

– О, мы отложим это на завтра, – отмахнулась Крисси, целуя Эмму. – Пока, Эмма, – попрощалась она, – спасибо, что все так хорошо устроила. Все выглядело прекрасно, но ты и не представляла, насколько тут тесно. Пока не пригласишь несколько человек, это не видно, правда?

Тон у нее был задумчивым и напомнил Эмме о клиентке, возвратившей ей как-то платье.

«Когда я принесла его домой и надела, то выглядела в нем как-то не так. Теперь я не уверена в том, что оно мне нравится», – сказала тогда клиентка.

Итак, новая квартира для них, новая работа для Эммы. Следующее утро стало для нее своего рода испытанием – встреча с новыми коллегами. Она уже встречалась с управляющей на собеседовании. Паула Матеус, изящная блондинка, представила Эмму другим пяти работницам.

Магазин был отделан в приглушенных тонах, устлан толстыми коврами – вообще все здесь служило тому, чтобы богатые клиенты могли покупать себе дорогую, качественную одежду.

В течение дня Эмма и ее коллеги перезнакомились. Девушки засыпали ее вопросами – они хотели знать о ней. Эмма рассказала им о своей предыдущей деятельности, что не замужем, что живет с отцом в Хардичах.

Дженни, одна из девушек, воскликнула:

– Хардичи! О да, мисс Хардич наша постоянная клиентка. – Затем более сдержанно добавила: – Миссис Хардич тоже была…

Это не удивило Эмму. Сара Хардич была требовательна к одежде, но здесь были модели, способные удовлетворить ее.

В одной из витрин был выставлен костюм из бархата цвета тутовых ягод. На единственной фотографии Гиллиан, которую видела Эмма, та была одета в бархатное вечернее платье. Был ли бархат ее любимым материалом? Подходила ли она к этому костюму, касалась ли его тонкими пальцами?

Дженни спросила:

– Вы знали ее? – И, приняв слабое движение головы Эммы за кивок, она продолжала: – Как же она была красива! Всегда так счастлива, всегда улыбалась. Как же это все ужасно вышло!

– Да, ужасно, – сказала Эмма. Лицо с фотографии ярко всплыло в ее памяти – светлые густые волосы, собранные на затылке в узел, – улыбающаяся Гиллиан в бархатном платье…

Темп жизни здесь был более спокойным, чем в Лондоне. Эмма закончила свой первый трудовой день усталой, но не обессиленной. Корби обещал, что приготовит ужин в «Милл-Хаус» сегодня. Она купила отбивные в полдень на случай, если он не выполнит обещание или просто забудет. Но когда она зашла в кухню, она нашла его там, и что-то булькало в кастрюле.

– Ах, работница наша! – сказал Корби.

– Что это?

На плите булькали сосиски. Он открыл духовку, демонстрируя почки, помидоры и ветчину.

Эмма сказала:

– Я не уверена, что хочу видеть вас в моей кухне. – Она поставила корзину на стул, сняла пальто и повесила его за дверью. – Вы зашли к нам в субботу только для того, чтобы помешать, не так ли?

– Не совсем так. Я не видел Марка Хардича несколько месяцев, не считая свадьбы в церкви. Он мог бы измениться к лучшему.

Свадьба была первым случаем появления Марка на людях после несчастного случая. Она спросила:

– Вы имеете в виду, что не видели его с тех пор, как его жена была убита?

– Именно.

– И вы ожидали, что несчастье изменит его к лучшему? – с горечью произнесла она.

– Это могло случиться.

Эмма даже вздрогнула от его грубости. Плохо он знал Марка. Марк Хардич гордый и одинокий человек, познавший большое горе, а Корби видел в нем только раздражение.

– Я работаю в магазине, где постоянной клиенткой является Сара Хардич.

– Она знает? – Он снял тарелки с сушилки.

– Гиллиан также покупала там одежду, – продолжила она. Эта информация, похоже, не произвела на него впечатления. – Мне сказали, что Гиллиан была всегда счастлива, всегда улыбалась.

Она наблюдала за лицом Корби. Он не реагировал. Поставив тарелки на стол, он наконец сказал:

– Будет лучше, если вы помоете посуду. Все-таки это ваша кухня.

– Действительно ли она была счастлива? Как вы думаете, она была счастлива?

Он обернулся, посмотрел на нее своими жесткими темными глазами и так же жестко спросил:

– Что вы хотите услышать? Что Марк Хардич не любил свою жену?

– Нет! – поспешила опровергнуть она, подумав, что Корби может решить, что Эмма ревнует к Гиллиан.

– Все, что я знаю, – сказал Корби, – это что он поклонялся земле, по которой она ходила.

– Тогда она, должно быть, была счастлива, – задумчиво сказала Эмма.

– Это ответ на ваш вопрос. И не спрашивайте меня о Гиллиан Хардич. Я не одобряю ваше соревнование с ней.

Это было ужасно, но Гиллиан не давала ей покоя. Однако Корби нечего было о ней и спрашивать. А также Марка Хардича, если это будет в ее силах.

Они ели. Эмма рассказала им, как прошел у нее день. Ее отец был занят счетами, которые принес Марк, копируя их, чтобы дополнить свои материалы. Корби сказал, что он пишет «Ужас пришел улыбаясь».

– А вид Реонского холма? – спросил Томас Чандлер. – Вы весь полдень провели там, не так ли?

Корби пояснил Эмме:

– Это для выставки.

– О да, – сказала Эмма, – я слышала, что у вас будет выставка весной.

– Давайте сначала проживем зиму, – сказал Корби.

Марк не позвонил вечером. Эмма спрашивала сама себя, мог ли он позвонить. Она решила, что, если он объявится, она не допустит его встречи с Корби. Маневрировать было легко, потому что Корби, Кит и Крисси были их единственные посетители.

Кит бодро приветствовал Корби, Крисси поздоровалась спокойно. Она вела себя с Корби сдержанно. Крисси легко общалась со всеми. Эмма не могла вспомнить никого, даже мисс Хардич не была исключением, кого бы Крисси не одобряла. Но она была предана всему, связанному с конным заводом Хардичей, и, если бы могла, избежала бы разговора или встречи с Корби.

Кит относился шутливо к этому. Корби, казалось, вообще ничего не замечал. Он был учтив с Крисси, но редко адресовал замечания непосредственно ей, и это было, вероятно, правильно.

Несколько недель прошло. Марк Хардич не появлялся. Эмма была обеспокоена. «Хардич-Хаус» стоял на том же месте, она все так же смотрела на него из окна спальни, но Марк не выходил из своих владений.

Крисси рассказала ей некоторые новости о работе. Крисси заглядывала почти каждый вечер. Она заканчивала работу на пару часов раньше Кита и часто приходила в «Милл-Хаус» одновременно с Эммой. Они выпивали по чашечке чаю, и, пока Эмма, скинув обувь, отдыхала полчасика, Крисси обдумывала, что приготовить на ужин, листая кулинарную книгу «Шаг за шагом».

Крисси всегда думала, что у нее еще куча времени до замужества и она успеет научиться готовить, и теперь Кит мог часами рассказывать истории о кулинарных успехах Крисси. Такие, как: «Мы не наливаем наш соус. Он у Крисси получается такой густой, что мы нарезаем его вместе с мясом».

Часто она уходила из «Милл-Хаус» с пирогом, испеченным Эммой. Хорошо, что Кит не был привередлив. Если блюдо и было несъедобно, он просто заглатывал его. «Ест как конь, – говорила Крисси, трепля рыжие волосы Кита. – Именно поэтому я и влюбилась в него. И внешне также похож на коня, не так ли?»

Вторая любовь Крисси были лошади. Она по-настоящему любила свою работу в конюшнях. Восторженные рассказы Крисси не утомляли Эмму, потому что это был и мир Марка Хардича – конюшни-то были его.

Следующая суббота у Эммы была рабочей наполовину, и она решила пойти и встретить Крисси. Хорошо бы столкнуться с Марком. Если это не получится, она придумает что-нибудь еще. Не могла же она вечно ждать прихода Марка в «Милл-Хаус»! Слишком вяло он проявлял инициативу.

В следующую субботу, в эту субботу, намечала она для себя.

Телефон зазвонил вскоре после завтрака. Властным, графским голосом было сказано:

– Эмма? Как вы? – Это могла быть только Сара Хардич. – Приглашаем вас на чай сегодня в половине четвертого, – сказала Сара, и Эмма чуть не выронила трубку телефона. Она сразу поняла, что Сара никогда не сделала бы этого по собственной инициативе. Марк, должно быть, попросил ее позвонить, и в сердце Эммы затеплилась надежда.

Сара сумела подчеркнуть, что время приема назначено и что Эмма не должна опаздывать. Но Эмма больше не боялась Сары. Сейчас она почти любила ее. Она обернулась, чтобы сообщить отцу:

– Вот так дела! Сара Хардич пригласила меня на чай.

Он также догадался, что это была инициатива Марка.

– Ты идешь? – спросил он.

– Почему нет?

– Нет причин, чтобы отказываться, – сказал Томас Чандлер, а сам подумал: «Этот человек причинил тебе боль три года назад, и я боюсь за тебя теперь».

Но как мог он сказать это? И лишь добавил язвительно:

– Ранний ужин и чай с мисс Хардич. Ну что ж, королевская компания!

Самый короткий путь от «Милл-Хаус» до дома Хардичей был через Корби, по лугу Кемпсона и вдоль забора. Но Эмма решила выбрать другой путь. Окна мельницы выходили туда, и будет неприятно, если он позовет ее, тем более что она не знала, что сказать.

Фасад дома Марка привлекал внимание при взгляде с шоссе, но давил при приближении. Впечатление величественности терялось. Это был большой, серого камня дом с парадной дверью в центре, к которой вела широкая лестница.

Эмма поднялась по ступеням и постучала. Не много изменилось в облике этого дома за столетия. За исключением того, что дверь открыл не слуга в ливрее, а Пэгги Станнинг, дочь начальника почтового отделения деревни. Она позволила себе, слегка улыбаясь, узнать Эмму. В детстве Пэгги, Эмма и Кит играли вместе на старой мельнице.

Она сказала торжественно:

– Мисс Хардич ожидает вас, – и двинулась через холл к двери, за которой мисс Хардич ожидала Эмму Чандлер. Пэгги находила ситуацию презабавной. Она работала здесь только три месяца, но уже хлебнула достаточно с мисс Хардич, узнав ее своенравие.

В гостиной была красивая мебель и красивые ковры. Стены были оливково-зеленые, лепнина на потолке времен короля Георга, панели под золото. Это была длинная комната. Сара Хардич сидела у камина в дальнем конце на стуле с высокой спинкой, который показался Эмме, сдерживающей смех с момента встречи с Пэгги, очень похожим на трон.

Она не сделала никакой попытки встать. Сидела там и ждала, когда Эмма подойдет. Ее глаза глядели изучающе.

За три года Сара Хардич изменилась. Ее кожа казалась более натянутой, чем Эмма помнила. Она была похожа на Марка, и все же он был красив, в то время как она выглядела вечно чем-то недовольной. Но этот нос с высокой переносицей был фирменной чертой Хардичей.

– Садитесь, Эмма. Пэгги, чай, пожалуйста, – отчеканила Сара.

Пэгги отправилась за чаем, а Эмма уселась на удобный стул и стала осматриваться. Прежде ее никогда не приглашали. Даже в течение тех двух месяцев, когда Марк встречался с ней, он никогда не приглашал ее в дом. Она была здесь только на благотворительном обеде, который проходил десять лет назад.

Ничего не изменилось в доме с тех пор, насколько она помнила. Мебель и картины, казалось, те же самые. Эмма остановила взгляд на хозяйке. Ее окружала атмосфера богатства и достатка. Она заметила на Саре одну из тех юбок, что продавались в ее магазине, – твидовую из смешанной шерсти и в тон ей сиреневый двубортный пиджак из кашемира. Жемчуг был, конечно, натуральный.

– Итак, вы возвратились в Хардичи, – сказала Сара.

Это звучало как старая песня, и Эмма просто ответила, что да.

– Вы хорошо выглядите. – Это было произнесено с удивлением, будто та жизнь, которую Эмма вела в Лондоне, должна была наложить свой отпечаток.

– Вы также, – сказала Эмма серьезно.

Беседа не клеилась. Сара Хардич держала себя холодно. Эмма коснулась погоды, потом своей работы. Рассказала, как узнала о покровительстве Сары магазину, и удостоилась в ответ холодной слабой улыбки, как если бы она допустила бестактность, рекламируя свою работу.

Пэгги принесла чай, а Сара сама налила его из серебряного чайника. Эмма взяла бутерброд, украшенный кусочком огурца. Сара проговорила:

– Я слышала, что свадьба прошла гладко. – Она казалась удивленной, и Эмма услышала свой голос:

– Не упали в грязь лицом. Вы это хотели сказать?

Это было глупое замечание. Сара замигала и продолжала, как если бы она не слышала его:

– Жаль, что я пропустила это событие. Но я была далеко на отдыхе в то время. Гостила у наших друзей. У них вилла на юге Франции – Беннингтоны, сэр Ричард и Марго. Вы их знаете? – Она сделала паузу.

– Нет.

– Нет. – Сара натянуто улыбнулась. – В прошлом году Гиллиан и Марк тоже были там. Вы не были знакомы с Гиллиан, правда?

Эмма покачала головой.

Тонкое лицо Сары внешне располагало, но злой умысел был очевиден.

– Она была – о, невозможно описать ее – само совершенство. Она излучала свет! Дом кажется теперь темным. Она заполняла его цветами. Желтыми цветами: нарциссами, мимозой, розами, в любое время года – желтые цветы. Марк называл это солнечным сиянием. – Она протяжно вздохнула, давая Эмме время представить девушку, заполняющую дом желтыми цветами, и Марка, с улыбкой наблюдающего за этим. – Бедный Марк, – продолжила Сара уже тише, – она поклонялась ему. Ни одного грубого слова не было сказано между ними после свадьбы. Он никогда не смирится с ее потерей. Никто не заменит ее Марку.

Вот почему Сара пригласила Эмму! Марк даже не знал о ее планах. Три года назад Сара появилась, чтобы сообщить Эмме о Гиллиан – невесте Марка. Теперь она предупреждала о золотом призраке. Не из сострадания, конечно. Саре Хардич были безразличны чужие страдания. Просто ей хотелось дать понять Эмме, что Марк Хардич недосягаем для нее.

Сара говорила о Гиллиан, а Эмма слушала, побледнев. Действительно, Гиллиан от рождения была одарена всем: красотой, богатством. Она происходила из рода, по древности равного Хардичам. Судьба благоволила к ней до одного весеннего утра, когда ее лошадь споткнулась.

Сару, казалось, не остановить. Можно было только резко изменить тему беседы, но это было равносильно признанию, что тема приносит боль. Эмма сидела тихо. Вскоре она решила найти какой-нибудь благовидный предлог, чтобы уйти. Сара не будет ее задерживать. Цель достигнута.

Вдруг Сара посмотрела на наручные часы и сказала:

– Скоро придет Марк.

Неужели, подумала Эмма. Получается, Сара просто использовала время, пока они были наедине, чтобы навредить.

– Еще одно. Это был стул Гиллиан, и мы не сидим на нем, – добавила Сара. – Не думаю, что Марку понравится, что вы сидите на этом стуле.

Эмма быстро встала. Это был стул с полированными подлокотниками красного дерева, обитый парчой цвета сливок. Она переместилась на стул, стоящий рядом. Настроение ухудшилось. То, как Сара сгущала краски, развлекало ее в первые минуты. Но сейчас она больше не забавлялась. Она испытывала чувство страха. С нее хватит.

Когда дверь открылась и Марк вошел в комнату, она затаила дыхание на мгновение.

– Эмма, я рад, что ты смогла прийти, – сказал он и подошел, чтобы поздороваться за руку.

Сара нахмурилась. Когда Марк хмурился, он выглядел внушительно; Сара выглядела просто злой.

Марк сел около Эммы.

– Как ты устроилась? Как дела на новом месте?

– Прекрасно. – Она была счастлива.

– Моя сестра в числе ваших постоянных клиентов.

– Гиллиан тоже была, – сказала Сара.

Она подала нарезанный пирог. Эмма больше получаса мусолила маленький бутерброд, но он не лез в горло. Она взяла пирог и начала есть его. Потом заметила, что Сара ковыряет пирог вилкой. «Аристократичные манеры», – сказал бы отец Эммы, улыбаясь. Она сомневалась, ела ли когда-нибудь Сара пирог руками.

Марк спросил Эмму о самочувствии отца.

– Все хорошо, – сказала она. И спасибо за те документы. Он нашел их очень интересными.

– Ваш бедный отец, – вздохнула Сара.

Эмма была озадачена.

– Сейчас у него все хорошо с сердцем.

– Я не говорю про болезнь, – сказала Сара.

– Тогда о чем вы?

– Я о продаже земли и мельницы тому ужасному человеку. Я не обвиняю вашего отца, я уверена, что он и не думал о продаже, пока с ним не заговорили об этом.

Выходило, будто отец не смог противостоять натиску Корби Кемпсона. Эмме пришлось более или менее вразумительно объяснить, что она тоже сначала не поверила в продажу. Она дала понять Саре Хардич, что не позволит выставлять отца идиотом.

Сара наклонилась вперед, от удивления и негодования ее голос сделался пронзительным:

– Вы знали, что все было улажено за полдня? Ваш отец встретил этого Кемпсона, а следующим утром поверенные подготовили документы. Мы и не знали ничего до появления строителей на мельнице.

– Я тоже ничего не знала, – сказала Эмма для Марка, а не для Сары.

– Вы видели его, конечно, – сказала Сара. – Я знаю, что он часто бывает в вашем доме.

– Вы говорите о Корби? Да, он бывает.

– Что вы думаете о нем? – требовательно спросила Сара, и Эмма поняла, что это вопрос с подвохом. Марк ненавидел Корби, а Сара подчеркивала, что Корби и Эмма, вероятно, друзья. «На чьей вы стороне?» – вот как на самом деле звучал вопрос. И Марк также ожидал ответа.

Эмма и Корби не были близкими друзьями, хотя теперь она заскучала бы без его визитов в «Милл-Хаус». Но сказать о симпатии означало прекратить любое общение с Марком. Никто не смог бы дружить с этими двоими людьми одновременно. Она почти слышала голос Корби: «Выбирайте, дорогая Эмма».

У нее не было выбора. Она любила Марка слишком долго. Никто не шел в сравнение с ним. Несмотря на гнев тонкогубой Сары, с неодобрением смотревшей на все происходящее, Эмма все-таки была здесь. И все из-за Марка, который велел сестре пригласить ее. Марк Хардич – сильный и гордый, полный достоинства. И Корби – беспокойный и безжалостный. Марк Хардич, как и его дом, противостоял шторму. Корби был частью шторма.

Она услышала свой собственный голос, холодно произносящий:

– Я едва знаю этого человека. Этого недостаточно, чтобы составить свое мнение о нем.

Тактика была правильной. Она показала свое безразличие, а Марк закивал с таким выражением лица, как если бы это был тот ответ, который он хотел услышать.

Она же мысленно спрашивала себя, будет ли Корби смеяться, узнав все это. Вероятно, он скажет: «Вы правы. Вы не знаете меня достаточно».

Сара не успокоилась. Она опять принялась за свое:

– Но конечно, такой постоянный посетитель…

Марк бросил:

– Сара, моя дорогая, я думаю, что мы исчерпали этот предмет.

Выражение лица Сары красноречиво говорило, что они даже не приблизились к нему. «И не подумайте заканчивать эту тему», – казалось, кричали глаза Сары, смотрящие на Эмму.

Марк поставил на стол пустую чайную чашку.

– Не хочешь ли взглянуть на конюшни? – спросил он Эмму.

Эмма ухватилась бы за любое предложение, которое позволило бы оставить Сару и уйти. Она пошла бы знакомиться даже со слесарным делом, предложи он это.

Когда ей было девятнадцать, она притворно интересовалась скаковыми лошадьми, все из-за конного завода, которым владел Марк. Но она не была на скачках с той поры, как уехала из дома в Лондон. Она не могла помнить клички лошадей, завоевавших Главный национальный приз или выигравших Дерби. Но совершенно точно, они не принадлежали Хардичу.

Они вышли из дома во внутренний двор, где стояли конюшни. Марк сказал:

– У сестры добрые намерения, но наш разговор зашел куда-то не туда.

– Нет, – тихо сказала Эмма. Он мог принять это за вежливое опровержение. Однако Эмма просто хотела сказать: «Добрые намерения – неужели?!»

В ярком дневном свете все, казалось, сверкало: от булыжников под ногами и без того блестящих крупов лошадей. Все улыбалось. Марк Хардич не был в дружеских отношениях со своими работниками, они слегка побаивались его, но все, казалось, были рады видеть его с Эммой. Это не было связано лично с ней. Просто все были рады, что он занят с кем-то, а не контролирует их работу. Она стала первым посетителем конного завода в этот день.

Крисси, в бриджах, резиновых сапогах, с расстегнутым воротом рубашки, мыла шваброй пустое стойло. Она бодро сказала:

– Привет, пришли, чтобы посмотреть, как я зарабатываю на хлеб? – А за спиной Марка изобразила Эмме, что умирает от любопытства. Как только работа закончится, Крисси с нетерпением будет ждать в «Милл-Хаус» Эмму с рассказом.

Три лошади вереницей влетели во внутренний двор после прогулки. Они все были роскошные животные, но один, темно-каштановый, атласно-блестящий, был особенно хорош.

– Ну что за красавец! – воскликнула Эмма. Она протянула руку, чтобы погладить его сверкающий бок, но Марк резко сказал:

– Не касайся его!

Повернувшись к нему, Эмма увидела, что на его щеке дергалась нервная жилка. Вокруг поднялась суматоха, лошадей поспешно увели. Марк спокойно сказал:

– Возвратимся назад?

Двигаясь по проходу, который вел мимо кухонь в зал, снова в гостиную, Эмма спросила:

– Ты ведешь меня назад, к Саре?

– Да.

– Думаю, что мне пора домой. Извини за лошадь.

Марк остановился:

– Ты поняла…

Она поняла, что это, должно быть, была лошадь, которая убила Гиллиан.

– Извини, – сказал он. – Конечно, ты не могла знать. – Он говорил с усилием. – Я не могу заставить себя избавиться от животного. Она очень любила его.

Если это был любимец Гиллиан, конечно, она обращалась с ним нежно, гладила его, как и Эмма собиралась сделать. Видимо вид девушки, стоящей рядом с этой лошадью, ласкающей именно это животное, возбудил в Марке болезненные воспоминания, тщательно запрятанные в глубины его сознания.

Довольно узкий проход был темен, и лицо Эммы оказалось затенено. Марк встал напротив Эммы, смотря на нее сверху вниз, и она осторожно спросила:

– Что ты собираешься делать теперь?

– У меня есть работа.

– Конечно есть. – Она столько раз мечтала быть рядом с Марком, иметь возможность успокаивать, помогать ему. – Но ты не должен замыкаться в себе. Не должен отгораживаться от людей.

Он поднял голову, она ждала его возражений, но Марк почувствовал, что тревога Эммы искренна, а мало кто из мужчин мог остаться равнодушным к ее трепетному вниманию.

– Пообедаешь со мной сегодня вечером? – Марк сказал это довольно резко.

– Если пригласишь.

– Я приглашаю.

Она почувствовала, что всю жизнь ждала этого момента – момента, когда она станет нужна Марку Хардичу. Если бы она могла помочь ему в его одиночестве! Для нее больше ничего и не надо. Она была бы так нежна, так осторожна, чтобы не причинять ему боли. Должно быть, судьба привела ее сюда в нужный момент. Она чуть не заплакала от счастья.

– В восемь, хорошо? – сказал Марк.

Она кивнула и улыбнулась, и они двигались по коридору дальше.

– Я только попрощаюсь с Сарой, – сказала Эмма.

– Я провожу.

– Не надо. У тебя много работы. Расстояние до моего дома не так уж велико. – Особенно через луг, но она лучше не пойдет через луг.

Как только они подошли к холлу, зазвонил телефон. В то время как Марк снимал трубку, чтобы ответить на звонок, Эмма вошла в гостиную. Сара все еще сидела у камина, но чашки уже были убраны, и она листала журнал. Увидев Эмму, она вытянула шею, ища Марка.

Эмма прошла через комнату.

– Спасибо за приглашение. Заходите теперь вы ко мне на чай, когда сочтете возможным.

В ответ Сара вскинула брови так, если бы ей предложили чай в доме, пользующемся дурной славой.

– Спасибо, – промолвила Сара Хардич холодно, – это восхитительно. Но у меня не будет свободной минуты в ближайшие дни…

– Понимаю, – сказала Эмма.

– Очевидно, вы опять увидитесь с Марком.

Эмма знала, что пылающие щеки выдают ее. Она ответила:

– Да.

Дверь в холл была открыта. Сара сидела, а Эмма стояла на некотором расстояний от нее. Сара говорила негромко, однако неистово.

– Вы – дура. Все будет как и в прошлый раз. – Она захлопнула журнал и уронила его на пол. – При виде вас он всегда будет думать о Гиллиан. Пока он с вами, он всегда будет думать о ней.

– Как в прошлый раз? – Голос Эммы был еще тише, чем у Сары, едва слышен. – Гиллиан мертва.

– Не для Марка, – сказала Сара.

Входя в комнату, он улыбнулся. Это была серьезная улыбка, обращенная к ним обеим, и Эмма спросила сама себя, случайно ли он поглядел сначала на пустой стул Гиллиан, прежде чем посмотрел на живых женщин.

Отец Эммы смотрел телевизор, когда она вернулась. Он оторвался, чтобы спросить:

– Чай у Хардичей оправдал ожидания? – И улыбнулся так, что она не смогла не улыбнуться в ответ. Его улыбка была улыбкой поддержки.

Она сказала:

– Фантастично! – И описала длинную комнату и Сару Хардич в ее резном кресле. Потом Эмма взгромоздилась на подлокотник его кресла. – Я пригласила Сару Хардич на чай, но не волнуйся, она не придет.

– Только ты и Сара Хардич, не так ли? – спросил отец с хитринкой.

– И Марк. – Тон Эммы был как бы небрежен. Она взяла газету, посмотрела программу телевидения и добавила: – Я обедаю с Марком сегодня, – равнодушно так, между прочим.

– М-м-м… ты? – пробормотал отец. Он не забыл, как Эмма покинула дом, убегая от неразделенной любви к Марку Хардичу, от его помолвки и его обручения. Однако он поинтересовался, куда они отправляются.

– Понятия не имею, – сказала Эмма беспечно. – Но постараюсь вернуться не очень поздно. – Она слезла с подлокотника. Душа ее пела, глаза светились. Радость переполняла ее. – Ложись спать, не дожидаясь меня, – сказала она и тут же рассмеялась: – Ты все сделаешь наоборот, конечно.

– Нет, – сказал отец. – Вспомни прошлый раз, когда ты ездила с Корби на ярмарку.

– Обстоятельства меняются, – сказала Эмма.

Она чувствовала вину по отношению к Корби. Ей было почти жаль, что она не сказала Саре: «Он не обманул моего отца. А вы не нуждаетесь в земле». Но Сара бы использовала это в своих целях, а это нарушило бы отношения с Марком.

Ситуация была достаточно опасной. Марк мог или замкнуться, или вернуться снова к своим друзьям и коллегам. У него было множество друзей. Эмма не сомневалась, они сделают все, чтобы он вернулся в свой круг общения. Они принадлежали, как говорила Сара, к одной социальной прослойке. И Гиллиан также.

Так как Эмма Чандлер собиралась стать главной женщиной в жизни Марка Хардича, ей необходимо было быть дипломатичной. Встать на защиту человека, которого Марк ненавидит так сильно, – это была бы большая глупость.

Да Корби и не нуждался в ее защите. Ему не было дела до Хардичей. Он тоже ненавидел их. Марка, по крайней мере. Эмма не участвовала в этой схватке. Она ничего не сказала против Корби. Она оказалась в таком положении, что вообще не смогла ничего сказать.

– Корби… – прервал отец ее размышления. – Я сказал… О, ничего, не имеет значения… – покачал головой.

– Говорили о Корби, – сказала Эмма. – Сара Хардич считает, что ты был не в своем уме, когда продал ему луг и мельницу, и она не винит тебя. Она также думает, что между Корби и мной что-то есть. Ей кажется, что он слишком много времени проводит в нашем доме.

Оба этих сообщения весьма развлекли отца: прощение и подозрения Сары. Он рассмеялся:

– Интересно, что на это скажет Корби.

– Не говори ему. – Эмма пожалела, что проболталась. – Это глупо, но я не хочу, чтобы он думал, что мы обсуждали его.

– Но вы обсуждали?

– Нет. Говорила Сара. Сара вела разговор во время чая. Она начала с продажи мельницы, и это привело прямо к Корби. Она не сказала так прямо, что он и я закадычные друзья, но, конечно, подразумевала это.

Отец извлек из кармана трубку и зажег спичку:

– О чем же вы говорили?

– Ни о чем, – сказала Эмма. – Марк молчал. Болтала только Сара.

– А потом Марк Хардич пригласил тебя на ужин, значит, ты сумела разубедить его.

– Разубедить? – отозвалась она эхом. Она знала, что он подразумевал. Он высказал ее собственные мысли.

– Не поверю, чтобы Марк хорошо относился к тому, кто дружит с Корби.

– Я не легкомысленная девчонка! – буркнула Эмма, думая, что он рассмеется.

Но он не засмеялся. Он сказал:

– Не торопись терять, Эмми. Прежде выясни, что ты приобретешь.

Она сказала тихо:

– Я иду на ужин со старым другом. Не может быть разговоров о потерях и приобретениях.

– Все равно надо все хорошенько взвесить, – сказал отец.

Когда неизвестно, куда вы пойдете на ужин, выбор одежды усложняется. Эмма осмотрела платяной шкаф. Неизвестно, будут ли они ужинать в ресторане или каком-нибудь кафе. Она решила одеться просто и со вкусом. В платье и жакете, которые она выбрала, трудновато было повернуться, но сидела эта одежда изящно, и в ней был какой-то шарм. Она знала, что Марк Хардич не приветствует, если дама вертится по сторонам.

Она была возбуждена, конечно. То, что должно произойти вечером, будет иметь важное значение. Это был второй шанс, который выпадает немногим.

Она лежала в ванне. Волосы накручены на бигуди. Просто убивала время, отмокая в воде, когда услышала вопль Крисси:

– Эмма!

Черт бы побрал Крисси! Эмма отозвалась:

– Сейчас! – И неохотно вышла.

Когда она вошла в гостиную, Крисси нетерпеливо потребовала:

– Ну? Что вы делали в конюшнях в полдень?

– Сара Хардич пригласила меня на чай.

– Я не могу поверить в это! – Глаза Крисси блестели. – А может это было приглашение мистера Хардича?

– Сара пригласила меня. – Эмма любила Крисси. Она была очень симпатичная девочка, щедрая, любящая, но бестактная. Эмма чувствовала сильное нежелание обсуждать Марка Хардича с нею. Но было бы неприятно, если бы ей не поверили, что у нее сегодня свидание с Марком. Эмма сказала: – Я увижу Марка в восемь часов.

– О! – Крисси причмокнула губами. – Высший класс!

– Мы только ужинаем вместе. – Это она сказала уже для отца. – Не стоит поднимать шум из-за этого.

– Но… – Крисси была решительна, – уже несколько месяцев мистер Хардич никуда не выходит. После несчастного случая. У него, конечно, с тех пор не было девушки.

Боже, как они все раздували случившееся! Если Марк узнает, то все закончится. Эмма попросила:

– Пожалуйста, не говори никому, Крисси.

Крисси обещала:

– Ни слова. Куда вы идете?

– Я не знаю.

– Что ты наденешь?

– О, костюм, платье. Я не знаю.

Крисси сказала внезапно:

– С волосами, уложенными так, ты похожа на нее.

Волосы Эммы все еще были весьма неаккуратно собраны в пучок и кое-как заколоты шпильками. Ее губы внезапно пересохли.

– На кого?

– На госпожу Хардич.

– Гиллиан? – Она припомнила фотографию и не увидела никакого сходства. Никто не говорил об этом. Она сказала: – Но она была блондинка.

– Да, – сказал Крисси. Она закусила губу, глубокомысленно изучая Эмму. – Не могу объяснить… Возможно, форма твоего носа. Какое-то неуловимое сходство.

Томас Чандлер вошел в комнату, и Крисси сказала:

– Посмотри, папа, когда у Эммы закручены волосы, разве не походит она на госпожу Хардич?

Возможно, в этом была причина, по которой Марк заметил Эмму три года назад и пригласил ее сегодня вечером?

– Я этого не нахожу, – безапелляционно произнес отец.

– Высокие скулы, – продолжала Крисси. – Возможно, они.

Эмму вдруг забил озноб. Ей было как-то неприятно походить на жену Марка. Ей хотелось, чтобы Крисси наконец остановилась.

– Не хочешь чашечку чаю? Поставь чайник, сделай милость, а я поищу журнал, который у меня есть для тебя. – И Эмма ушла в гостиную.

Журнал был где-то здесь, но, главное, она ушла от Крисси. Она подошла к журнальному столику. Зеркало висело над ним, и она подняла голову, чтобы посмотреть на свое отражение.

Она видела свое собственное лицо, видела комнату за собой, камин. И Корби, сидящего около него.

– Жаль, мой цветочек, но сравнение не поможет. Последняя госпожа Хардич была сама красота, – сказал он.

– Почему вы не сидите дома вечером? – вспылила она.

– Кто бы говорил!

– Кто вам сказал? – Это было уже чересчур. – Мой отец, полагаю. – Она стала раздраженно рыться в кипе журналов, ища номер для Крисси. – И если вы будете все еще здесь, когда Марк позвонит, пожалуйста, держитесь вне его поля зрения!

Корби усмехнулся и нарочито смиренно ссутулил плечи:

– Не подобает мне вставать на пути господина Хардича.

Эмма нашла журнал, свернула его в трубочку и, смеясь, швырнула вверх, так что он просвистел мимо головы Корби.

– Говорил ли вам кто-нибудь, что вы – особо тяжелый случай?

– Мне все равно, что обо мне говорят.

– Это заметно.

Она пошла к двери, а он тихо сказал:

– Эмма…

– Да?

– Не верьте всему, что слышите.

– Слышу о чем?

Он не улыбался. Он сидел не двигаясь. И внезапно она почувствовала такую тяжесть, как если бы она никогда не видела его раньше, а тут зашла в эту комнату в собственном доме и вдруг нашла там этого загорелого человека, ожидающего ее.

Она быстро вышла, не дожидаясь ответа на свой вопрос.