Из двери с табличкой «Djudi Taun. Vice President» вышла бывшая секретарша. Она прошла в кабинет Алекс, где разместилась Саша.

Та по обыкновению сидела с бутылкой, мрачно уставившись в экран телевизора. Вид у нее был не слишком ухоженный, взгляд — привычно равнодушный.

— Алекс, ты опять пьешь. Доналд, по-моему, уже перестал тобой интересоваться. Работает на свой страх и риск, — укоризненно сказала Джуди.

Саша вяло отмахнулась.

— Пусть… Ты у нас вице-президент, вот и работай! Сколько наработаешь, столько твое. А мне хватит того, что есть…

Она отхлебнула из бутылки.

— После поездки в Москву тебя словно подменили, — заметила Джуди. — Я тебя просто не узнаю! И все остальные тоже!

— Не напоминай мне про Москву! — вздрогнула Саша.

Они помолчали.

— «Майкрософт» опять падает, — сказала Джуди. — Будем избавляться?

Саша отозвалась безразлично:

— Поинтересуйся у Доналда. — Она задумалась и добавила безразлично: — Хотя нет, будем покупать. «Майкрософт» всегда падает. Знаешь, сто пятьдесят лет назад жил такой европейский философ, Карл Маркс. Он уверял, что капитализм вошел в свою последнюю стадию и начал разлагаться.

Джуди непонимающе посмотрела на Сашу.

— Так вот, Карла Маркса давно нет, а капитализм до сих пор разлагается. Так же и «Майкрософт».

Джуди захрустела чипсами. Саша молчала, но наливалась злобой. Наконец она не выдержала.

— Что ты опять жрешь эту дрянь?

— Извини.

— Неужели тебе нравится? Все эти гамбургеры, чизбургеры? Ты хоть когда-нибудь нормальную еду пробовала?

— Я бывала в русском ресторане.

Русский ресторан в Америке, хо-хо! Его держат поляки, которых в пятилетнем возрасте вывезли из Кракова! Я попросила у них печеной картошки в мундире, а они мне принесли гору чипсов. Я их спрашиваю: «Это что?» А эти придурки: «О, yeah, yeah!» Да за такое убивать надо! — Она перешла на русский язык. — Не могу уже видеть все это! Эти тупые морды, эти прямые улицы, эти скотские разговоры… Три слова на уме: мани, паркинг и фак! Фак — паркинг, паркинг — мани! Я сдохну здесь, сдохну, и никто слова доброго обо мне не скажет! Не могу больше, не могу! Хочу домой! В Москву! На Арбат! Картошечки с маслицем, воблы хочу! Всего хочу! Мамочка, забери меня отсюда!..

Она зашлась в истерике. Джуди перестала жевать и уставилась на нее со страхом. Внезапно Саша прекратила истерику, нажала селекторную связь и, всхлипывая, сказала:

— Хиллари!

— Да, мисс Алекс, — отозвалась секретарша.

— Закажи мне билет в Россию. Срочно!

— Куда именно, мисс Алекс?

— В Москву, конечно, дура, в Москву! Знать должна, а не переспрашивать, как попугай!

По родному городу Саша шла с сумкой через плечо, робко озираясь вокруг, словно все видела впервые. Она не понимала толком, зачем вдруг рванулась сюда. Но тоска, злая, страшная тоска не давала ей дышать, улыбаться, жить…

Саша повернула за угол и наткнулась на вывеску «Крошка-картошка». Зашла… Быстро наевшись печеной картошкой с американскими наполнителями, Саша вышла на улицу и остановилась в замешательстве. В глазах у нее застыла легкая растерянность: что делать дальше, она не очень представляла. Для чего она все же на этот раз пожаловала в Москву?..

Вокруг нее шагали люди, звучали голоса, звенел смех… Жизнь шла, словно обходя Сашу стороной…

Неожиданно перед ее глазами возник бомж.

— Девушка, можно вас на минуточку? Мы, кажется, где-то встречались. Видимо, в другой жизни. У вас до боли знакомое лицо…

Саша вгляделась в бомжа и узнала его. Это был тот самый, который разговаривал с Сашей и Алекс.

Он тоже всматривался в Сашу, покачивая головой.

— Я бы сказал, вы — ужасно привлекательная. Не хотите сделать жизнь ближнего чудесной, как и ваш внешний вид? Хотя бы на время.

— Вы, наверное, забыли: там, где можно жить, можно жить хорошо. Это ваши слова? Тогда вперед…

Саша протянула ему доллар. Бомж с достоинством взял деньги.

— Спасибо. Но я такие глупости не говорю. Это каждый дурак знает.

— Знать, может, знает, а живет все равно плохо… — Саша усмехнулась, махнула рукой и, заметив телефон-автомат, направилась к нему.

На Чистопрудном бульваре старая квартира стояла уже полупустая. Здесь уже практически никто не жил. Все было готово к переезду: на полу громоздились коробки, ящики, упакованные вещи… Женя, Гошка и Анна Денисовна на кухне собирали на стол.

— Ну, где наша мама? — заныл Гошка. — Почему ее так долго нет?

И бросился в прихожую, услышав долгожданный звонок в дверь.

— Мама!

Все, включая Анну Денисовну, тоже побежали в прихожую. Гошка открыл дверь и прилип к Алекс. Она улыбнулась и осторожно коснулась своего большого живота. Женя помог ей раздеться.

— Ну что, дочка? Кто у нас будет? Мальчик или девочка? — нетерпеливо спросила Анна Денисовна.

— Только не падайте в обморок. Там двойня… — усмехнулась Алекс и снова осторожно положила ладонь на живот. — Наследственность…

Женя подхватил Алекс и закружил.

— Ну, хватит, осторожно! Медведь! Уронишь или толкнешь детей, — строго остановила его Анна Денисовна.

— Не толкну…

Зазвонил телефон. Анна Денисовна сняла трубку.

— Тебя, Сашенька…

Алекс взяла трубку из рук свекрови.

— Да… Кто?! — Она изменилась в лице и помолчала. — Ладно, — наконец нехотя пробормотала Алекс.

Она положила трубку и вернулась в кухню, где ее ждала вся семья. Женя глянул вопросительно.

— Кто это?

— Она… — пробурчала Алекс, хмуро глядя в стол.

— Кто — она? — не поняла Анна Денисовна.

— Она… Саша… Александра. Моя сестра. Женя помрачнел и беспокойно поправил очки. Хотя теперь они были в дорогой модной оправе и не имели привычки съезжать с носа.

— У тебя есть сестра? Я даже не знала. И что, тоже Саша? Вот удивительно… Двоюродная? — всплеснула руками Анна Денисовна.

— Нет. Родная. Но я сама узнала о ней недавно.

— Старшая или младшая?

— Честно говоря, не знаю, надо спросить у Жени…

— У Жени? А при чем тут Женя? Это же не его сестра! — вновь изумилась Анна Денисовна.

— Не его… Но он должен знать.

Анна Денисовна собиралась еще что-то спросить, но заметила, что Женя и Алекс чем-то озабочены. И, быстро оценив ситуацию, взяла инициативу в свои руки.

— Гошенька, пойдем-ка в твою комнату! Я почитаю тебе книжку.

— Нет там никакой книжки! — логично заявил Гошка. — Они все в коробке. Мы же переезжаем!

— Не важно, я тебе без книжки почитаю, на чистом энтузиазме.

Она увела Гошу.

— Что ей здесь надо? — хмуро спросил Женя. — Опять свалилась нам на голову… Я уже почти о ней забыл…

Алекс помолчала. Звонок сестры действительно был неожиданным и поставил ее в тупик.

— Скоро узнаем. — Она взглянула на часы. — Потерпи полчаса…

Время до приезда Саши они провели беспокойно, почти не разговаривая друг с другом.

Дверь Саше открыл Женя.

— Здравствуй… — прошептала она, переминаясь на пороге.

— Здравствуй… Какими судьбами?.. — Женя насмешливо прищурился и поправил очки. — Никак, соскучилась по Первопрестольной?

Саша помялась.

— Я вообще-то на секунду. Проездом… Решила вот заглянуть. — Она оглядела квартиру. — А вас что — переселяют? Реконструкция?

— Да нет, мы сами переезжаем. Решили не дожидаться, пока попросят. — Женя поколебался. — Может, зайдешь?

В этот момент в прихожую выбежал Гошка.

— Здрасте! Я Гоша, помните?

Саша не выдержала и бросилась к нему. На глаза ее навернулись слезы. Губы дрожали. Она села на корточки рядом с сыном, положила ему руки на плечи и заглянула в глаза.

— Я помню, Гошенька… Я все помню…

— А вы опять приехали или уезжаете?

В этот момент в прихожей появилась Алекс и остановилась рядом с сыном, положив руку ему на вихрастую макушку.

Саша оглядела сестру и, упираясь взглядом в ее живот, медленно поднялась.

— Я уезжаю, малыш, уезжаю… Навсегда…

Сестры вглядывались друг в друга и молчали… У каждой из них теперь своя, окончательно своя жизнь.

Родственный обмен.

В аэропорту Шереметьево-2 Саша стояла на регистрации снова в темных очках, ничего не замечая вокруг. К соседней стойке подошел мужчина, тоже в темных очках. В руках он держал небольшой чемодан, придерживая сумку на плече. Рядом с ним вертелась хорошенькая белокурая девочка лет четырех. Мужчина занял очередь для получения посадочного талона и тут внезапно заметил Сашу. Долго смотрел, колебался… Затем решительно подошел и тронул ее за локоть.

— Прости, можно тебя на секунду?

Он снял темные очки и ждал от нее ответа. Он волновался…

Саша смотрела на Игоря и молчала. Она узнала его. Ее измученное лицо ничего не выражало, тем более что глаза были надежно скрыты большими очками. Хорошая защита…

Наконец она произнесла:

— Простите?.. Игорь сказал грустно:

— Ну вот, видишь, ты даже узнавать меня не хочешь. Как тогда, в самолете… Только в тот раз у тебя была другая причина, уважительная. Ты действительно не знала. А теперь… Скажи — я так и остался в твоих глазах подонком?

Саша молчала, продолжая вопросительно смотреть на Игоря. В этот момент девочка потянула отца за руку.

— П-а-а-а-п, ну, пошли… Самолет один полетит, а мы не догоним.

Саша невесело усмехнулась.

— Так ты и здесь успел нагадить? Игорь не вполне понял ее последнюю реплику.

— Алекс, прости меня! Я полный кретин! Я звонил тебе все время, но ты не хотела говорить… Я изменился. И, поверь, в лучшую сторону. Я… у меня после того, как ты… как мы… В общем, все покатилось куда-то… И я решил сделать паузу, отойти от дел…

— А ты куда чаще звонил? В Москву или в Нью-Йорк? И кому из нас? — спокойно спросила Саша.

Она сняла очки и глянула в глаза Милованова. У него стало медленно вытягиваться лицо. Он ничего уже не понимал. Кто же перед ним: Саша или Алекс? Его терзали сомнения. Он пытался что-то произнести, но слова застревали у него в горле.

— Кто это? — Саша глянула на девочку.

Игорь постепенно приходил в себя, неотрывно продолжая всматриваться в Сашу.

— Катя. Моя дочка. Мое благосостояние и счастье. С женой я наконец развелся. А за Катю держусь…

Саша села на корточки и спросила у девочки:

— И куда же вы летите, принцесса?

— На Цилон. Папа говоит, там много сонца в соёной воде. А еще он говоит, там нету бьёкеов, акций, дьюзей и вьягов… А я не пьинцесса, пьинцессы в мультиках.

Игорь продолжал, отрешенно глядя перед собой, что-то говорить, говорить, говорить….

Саша молча слушала его. Она плохо осознавала суть происходящего, но почему-то продолжала слушать. Непрерывная речь Милованова ее даже успокаивала.

Девочка, устав от отцовского невнимания, протянула руки к Саше. И та внезапно улыбнулась и погладила ребенка по волосам. С лица ее постепенно сползала маска равнодушия, горечи и недоумения. Игорь замолк и с надеждой посмотрел на Сашу и дочку…

Послышался рев самолета. Этот звук, поначалу громкий и внятный, смешивался с другими, постепенно перекрываясь продолжительными автомобильными гудками: одним, другим, третьим…

Они продолжали разрывать воздух… Они врывались в окно кухни, в которой семья Алекс и Жени собралась в последний раз в ожидании машины для переезда в новое жилье. Алекс через распахнутое настежь окно кухни выглянула во двор.

У подъезда уже тормозил мебельный автофургон со знакомым водителем — веселым курносым парнем. Тот, беспрерывно сигналя, высунулся из открытого окна кабины и крикнул, завидев в окне Алекс:

— Ну, чего, семья? Не опоздал? Едем в новую жизнь?

Алекс из окна улыбнулась в ответ.

— Плавно переезжаем! Давай своих ребят! Четвертый этаж! Без лифта!

— Не впервой, хозяйка! Управимся в лучшем виде! — Курносый захохотал. — А ты пока президентиков своих готовь! Я им скоро приговор выносить буду!

Тетя Катя бросилась вниз за грузчиками.

— Сейчас, родненькие, погодите, уже иду…

В полупустой квартире зазвонил телефон. Алекс сняла трубку.

— Да? А-а-а, здравствуй. Да… Да. — Она помолчала. — Я подумаю. Да, понимаю, не сомневайся. Хорошо, обязательно перезвоню…

Она опустила трубку, задумчиво разглядывая стертый пол.

— Ну а кто звонил на этот раз? — спросил Женя. — Что за странный день…

— Тобольцев, — тихо отозвалась Алекс.

— И что ему от тебя надо?

Алекс, продолжая раздумывать, ответила очень медленно:

— Предложил возглавить канал… Стать генеральным директором… Его человеком и доверенным лицом…

Наступила минутная тишина…

— В смысле, тебе, что ли, предложил? — недоверчиво спросил Женя. •

Алекс стояла в раздумье.

— Мне. Если честно, я этого ждала. И даже была уверена, что он сделает мне такое предложение.

Женя насторожился.

— Какое самомнение!.. Тебе неймется даже теперь, когда все это нам больше не нужно! Бизнес-вумен несчастная!

Алекс не слушала его и размышляла вслух:

— Ну и что в этом такого особенного? Поеду, налажу контакты… Будет своя региональная сеть…

— Я никуда тебя не пущу! — жестко заявил Женя. — Куда ты поедешь, с таким животом?! И зачем? У нас и так все есть. Новая квартира вон какая — всю Москву видно будет! Чего тебе еще надо?! Хватит со всей этой братвой контачить! Мы их сделали, и теперь проживем без них! В лучшем виде!

Алекс словно не услышала его слова про «все есть».

— Знаешь, я ведь теперь очень закаленная… Потом ты будешь рядом. И Гошка. И девочки. — Она похлопала себя по животу.

Женя стал безрадостным.

— Ну, зачем это нам, скажи?..

— Зачем? Зачем, зачем… Затем, что этот канал отдала Тобольцеву я. И если там начнутся грязные игры, и людям снова будут морочить голову, то ни ты, ни я, ни Гошка, ни наши близнецы не сможем жить здесь нормально. По-человечески…

Женя смотрел на Алекс долгим ироническим взглядом, постепенно становившимся все теплее. Он привлек жену к себе, обнял и ответил уже иначе:

— Ну что ж… Пусть будет по-твоему! Нормальная жизнь в нормальной стране…

В дверь позвонили — это тетя Катя привела грузчиков. Они подхватили вещи и начали выносить их из квартиры сестер Тимофеевых…

И вот здесь уже практически пусто… Уже нет никого в большой старой квартире… Сквозняком хлопает входная дверь в опустевшем жилье… Туда в последний раз заходит беременная Алекс…

Она прошла квартиру насквозь, прощаясь с домом, где родилась ее мать, с домом, куда саму ее забросило по воле случая, по прихоти судьбы.

Зашла в спальню. Там осталась кровать. Ее они не увезут с собой в новую жизнь. Эта кровать останется здесь после них.

За окном громыхнул трамвай. Все тот же привычный номер. «Аннушка». Только сейчас он ходит по сокращенному маршруту.

Алекс вынула из кармана что-то и положила на краешек полосатого матраса.

Это «что-то» — две монетки на шнурках. Две позелененные временем однокопеечные медные монетки с цифрами 1952 и с маленькими, аккуратно просверленными дырочками поверх советских гербов.

Пусть они тоже останутся здесь теперь навсегда. В этом доме на Чистопрудном бульваре… На ее — Алекс — новой или старой, малой или великой Родине.