Сидя у окна, Элейн Ван Хорн уже оценила обстановку и теперь, невозмутимая и уверенная, ожидала, когда они войдут в дом. Это была миниатюрная женщина с копной пышных золотисто-каштановых волос, словно прошитых серебряными нитями. В синих глазах светилось ожидание. Она неясно обняла своего единственного сына.

– Ну, Джонни, я правильно поняла, – ты женился?

Джон с любовью поцеловал мать в щеку.

– В этом месяце, мама. Это Шеннон Клиэри. Я нашел ее в лесу…

– Перестань дурачиться, – строго сказала она. – Я вижу, ты ничуть не изменился. Шеннон, – Элейн взяла гостью за руки, – ты поразительно красива. Сегодня самый счастливый день в моей жизни.

Шеннон вздохнула с облегчением.

– Я очень хотела познакомиться с вами, миссис Ван Хорн. Джон много рассказывал о вас.

– А теперь ты узнаешь – правду ли, – она хмыкнула, но в глазах светилась любовь к сыну. – Хорошо одет и сапоги начищены. Шеннон, да ты волшебница!

– У нее есть рубашка, на которой так и написано, – рассмеялся Джон. – Пусть она покажет ее тебе, мама.

– Довольно. Шеннон, идем в гостиную, и ты расскажешь о себе. Мой муж, Питер, подойдет немного позже.

– Питер дома в такой час? – удивился Джон. – Он болен?

– Конечно, нет. Раз ты хочешь знать, я скажу. Он принес мне подарок. – Элейн показала на зеркало, прислоненное к чайному столику. – Разве оно не изумительно?

– Еще одно зеркало? Шеннон, я когда-нибудь говорил тебе, что у моей мамы зеркал больше, чем у любой женщины на континенте?

– Ты выставляешь меня в дурном свете, – быстро сказала Элейн. – Мне просто нравится хорошо выглядеть.

Шеннон вздрогнула, представив себе, что могла бы подумать будущая свекровь, увидев ее в джинсах и футболке, а Джона – с рыжей косматой бородой. Она насмешливо взглянула на возлюбленного. Джон незаметно подмигнул ей.

– Когда ты встретила моего сына, Шеннон, он был одет прилично, или в своих невозможных оленьих шкурах? – строго спросила Элейн.

– У вас с Шеннон одинаковое мнение о кожаной одежде, мама. Но дело не в моде. Шеннон против убийства беззащитных животных и их использования для таких предметов роскоши, как пища и одежда.

– Опять Джон смеется надо мной, – Шеннон коварно улыбнулась ему. – Я никогда не видела такой красивой комнаты, миссис Ван Хорн. Вазы на камине изумительны.

– Тебе нравится хрусталь? Я покажу свою коллекцию. Она не так богата как коллекция зеркал…

– Мама, что у нас на обед? Шеннон неравнодушна к кролику.

Шеннон пристально смотрела на Джона. Едва переступив порог родного дома, этот суровый человек превратился в озорного мальчишку. Она решала, что лучше: сдерживать свои чувства или потерять самообладание навсегда.

– Как правило, миссис Ван Хорн, я не ем мяса. Но мне пришлось довольствоваться им в последние недели. Уверена, вкусно будет все, что вы подадите на стол.

– Пустяки! Наша кухарка в твоем распоряжении. Ты ешь рыбу? Птицу?

– Я тоже не хочу есть никаких животных, – вдруг заявила Мередит. – Мне всегда это казалось варварством. Но я не знала, – она с восхищением смотрела на Шеннон, – что без мяса можно жить.

– Ты будешь есть мясо и точка, – поспешно сказал Джон. – Не будь ребенком, Мерри.

Его сестра надулась, но тут же весело улыбнулась.

– Если хочешь, можешь называть меня ребенком. Я скучала без тебя, Джонни, – Мередит подбежала к брату и уселась ему на колени. – Ты долго пробудешь дома?

– Шеннон хочет венчаться в церкви. Есть еще какие-то условия, о которых я пока не знаю. Интересно было бы узнать. Лучше сама спроси ее об этом.

– Восхищаюсь тобой, Шеннон, – Элейн лучезарно улыбнулась. – Не позволяй Джону всегда принимать решения, иначе мои внуки родятся в крохотной хижине, переполненной индейцами и волками. Почему бы вам не жить с нами в Нью-Амстердаме?

– Мне нравится хижина Джона, – Шеннон вспыхнула. – Но спасибо за предложение. Мы пробудем здесь до середины июня, и потом… – Она слегка передернула плечами, замолчала и далее встревожилась, заметив на лицах Джона и его матери одинаковое хмурое выражение. Когда придет время, она навсегда покинет эту семью. И ей стало жаль, что они не остались в лесу в своей хижине, даря друг другу радость и любовь.

– До середины июня! – с надеждой воскликнула Мередит. – Больше месяца. Мама, Джонни никогда не гостил у нас так долго. Ведь правда?

– Да, если рассуждать, как ты… О, Питер!

– Не вставай, дорогой, – Питер Ван Хорн подошел к пасынку. – Какой приятный сюрприз, Джон.

Шеннон смотрела на мужчин. Высокий, широкоплечий, с густыми каштановыми волосами Джон был очень красив. Питер тоже красив. Высокий, стройный, холеный блондин. Держится прямо, с чувством собственного достоинства. Черты лица правильные, аккуратные усы и борода. Они были полной противоположностью, как по цвету волос, так и по манере поведения. Их крепкое рукопожатие и искренние улыбки говорили о теплых дружеских отношениях между отчимом и пасынком.

– Питер, ты прекрасно выглядишь. Мама и Мередит вели себя прилично?

– Довольно, Джонни, – засмеялась Элейн. – Питер, это милое создание – невеста Джонни. Ее зовут Шеннон Клиэри.

Питер тепло поздоровался с Шеннон и непосредственно спросил:

– Где вы могли встретиться? Не в лесу же?

– Она бродила по лесу, неподалеку от моей хижины, – весело ответил Джон. – На лбу у нее была шишка с куриное яйцо. Ее нашли саскуэханноки, но не знали, что с ней делать. Они заставили меня взять ее.

– Джонни, ради Бога! – в синих глазах Элейн светилось неудовольствие. – Шеннон, расскажи нам, пожалуйста, как ты встретилась с моим несносным сыном.

Заразительный смех Джона вызвал у Шеннон смущенную улыбку.

– Боюсь, что все было именно так. Джон всегда был любезен. Несносен, но любезен.

– Но откуда ты? Где твой дом?

– От сильного ушиба она потеряла память, – Джон вздохнул и прибавил серьезно: – Я думал, через день-два она все вспомнит… Но теперь мне кажется, что память не вернется к ней никогда.

– О, Боже! – Элейн тяжело вздохнула. – Бедняжка! Может быть, тебе прилечь и отдохнуть? А мы пошлем за врачом…

– Я здорова, миссис Ван Хорн. У меня амнезия, как считает Джон, но у меня ничего не болит.

– И все равно надо послать за нашим врачом – французом, доктором Маршаном, – твердо сказал Питер. – Говорят, он творит чудеса.

– Маршан?

– Правда, – подтвердила Мередит. – У моей подруги Энн есть учитель Гастон Гарнье. Этот Гастон – я хочу сказать, месье Гарнье – говорит, что доктор Маршан очень талантлив. Гастон с ним учился. Питер прав, Джонни. Доктор Маршан вылечит Шеннон.

– Поговорим об этом после обеда. Мама права. Шеннон следует отдохнуть. Я провожу ее в комнату для гостей.

– Мередит проводит Шеннон в комнату для гостей, – Элейн была недовольна Джоном. – Ты останешься здесь и обсудишь с Питером планы на будущее. Пойду и скажу кухарке, чтобы приготовила на обед рыбу. – Она ласково взглянула на Шеннон. – Мы хотим, чтобы тебе было у нас хорошо, дорогая. Это твой дом, пока ты не вспомнишь свою семью.

Шеннон поморщилась. Было бы лучше сказать правду, даже если ей и не поверят. Но Джон выбрал такой путь. Следует с ним посоветоваться и узнать, сказать ли Элейн и Питеру истину.

У Мередит, однако, были другие планы. Не успели двери комнаты закрыться за ними, как она безжалостно набросилась с вопросами на свою будущую невестку.

– Ты никогда не ешь мяса? А как ты вспомнила об этом? Значит, ты должна помнить и другое. Хоть чуть-чуть, намеками. Мой друг, Гастон – умнейший человек на всем свете. Мы сообщим ему все, что ты помнишь о себе, и он сразу же определит, откуда ты. Где он только не был! Даже в Африке!

– Наверное, он очень умен, – согласилась Шеннон. – Давай не будем говорить обо мне. Расскажи мне о себе, Мередит. Тебе шестнадцать? Джон сказал мне, что ты хорошенькая, но он забыл сказать, что у тебя необычайно красивые волосы. Как и у твоей мамы.

– У меня волосы мамы, а глаза папы. А Джонни похож на отца.

– Но борода у него такая же рыжая, как твои волосы.

– Борода? – Мередит покатилась со смеху. – Ты видела его с бородой? Он похож на Питера?

– Нет, – рассмеялась Шеннон. – У него была густая косматая борода. Когда я увидела его впервые, то испугалась.

– Испугалась Джонни? Не могу поверить в это!

– Теперь и я с трудом верю в это. Но тогда…

– Как ты ударилась головой?

– Думаю, упала с лестницы, – Шеннон уклонилась от прямого ответа. – Мы собирались поговорить о тебе, Мередит.

– А! Что можно обо мне сказать? У меня скучная жизнь. Мама и Питер не разрешают мне иметь друзей, бывать в обществе. – Она горестно вздохнула. Шеннон улыбнулась: у шестнадцатилетних девушек одинаковые проблемы, что в семнадцатом, что в двадцатом веке.

– Но у тебя же есть один друг, – напомнила она Мередит. – Гастон?

Девушка вспыхнула и кивнула головой.

– Когда ты с ним познакомишься, поймешь, я не преувеличиваю. Если только тебе удастся встретиться с ним. Питер и мама не разрешают пригласить его на обед. Они считают, что это неприлично.

– Где ты с ним видишься?

– Он учит французскому мою лучшую подругу. Ее зовут Энн. Иногда, когда я бываю у нее, приходит Гастон, и мы болтаем часами.

«Эге, – весело подумала Шеннон. – Кажется, девочка потеряла голову из-за этого Гастона, как шесть лет назад она сама – из-за Колина Марсалиса. Если так, то у Мередит в головке несбыточные мечты переплелись с далекими от реальности хрупкими надеждами. Пожалуй, этот человек играет «чувствами Мередит, как Колин Марсалис играл ее чувствами».

– Он помогает мне заниматься французским, – продолжала Мередит. Ее зеленые глаза сияли от любви. – Ты знаешь, что моя бабушка была француженкой?

– Джон как-то говорил об этом. Может быть, он сможет убедить твою маму пригласить Гастона на обед, пока мы здесь.

– О-оо, было бы замечательно! – Она сжала Шеннон в объятиях. – Я так рада, что ты выходишь замуж за Джона. Мне нужен кто-то, кто будет разговаривать со мной, как со взрослой. Питер такой строгий. Мама еще хуже. Ой, я совсем забыла. Пойду переоденусь к обеду, а то она будет ругаться.

– Переодеваться к обеду? – пробормотала Шеннон. – Как ты думаешь, ничего, если я приду в этом платье?

– Ничего. Но почему ты не хочешь его сменить? В этом ты ехала… – Глаза Мередит остановились на сумке Шеннон, стоявшей на постели. – Это все твои вещи?

– Боюсь, что так.

– Ты действительно бродила по лесу? Как романтично! В чем ты спала в хижине Джона? – В глазах девушки вспыхнули любопытные огоньки. – А Джонни в чем спал? Мне кажется, у него только одна комната…

– Мередит!

– Что?

– Тебе нужно пойти переодеться к обеду. Когда-нибудь я тебе все расскажу, – «идеализированную версию», – подумала Шеннон с улыбкой глядя на уходящую девушку.

Все так усложнилось. Семья Джона радушно приняла ее в своем доме. Ей кажется, нет места лучше на земле, чтобы провести последние дни с Джоном. Здесь они окружены теплом и заботой. Конечно, если Джон выполнит свое обещание найти укромный уголок, где бы они были вдвоем и, когда захотят, занимались любовью… Шеннон считала, что ее план оказался на редкость удачным.

Негромкий стук в дверь был обещанием свидания. Шеннон быстро открыла дверь, втащила Джона в комнату и горячо поцеловала.

– Мне нравится твоя семья.

– Хорошо. Сними платье.

Шеннон нервно рассмеялась.

– Только, если ты будешь вести себя тихо. Внизу твоя мать. Рядом твоя сестра. Она легко поддается дурному влиянию.

– Что? – удивился Джон.

– Она потеряла голову из-за француза. Больше ничего не могу сказать.

– Достаточно и этого, – проворчал Джон. – Потеряла голову? Ты хочешь сказать, она думает, что влюбилась?

– Да, месье.

– Я убью его, если он хоть пальцем притронулся к ней.

– Он не трогает ее, – быстро сказала Шеннон, хотя в душе думала по-другому. – Ты не должен говорить ей об этом. Не будь занудой. Это мило и безвредно. Будь добрее, и она все расскажет тебе сама. Будь хорошим ласковым братом. – Джон двинулся к двери, и Шеннон нахмурилась. – Ты куда идешь? Разве ты не собирался соблазнить меня?

– Пропало желание, – пробормотал он. – Француз! Я должен кое-что сделать.

– Джон Катлер! Если ты скажешь хоть одно слово Мередит или кому-нибудь другому, я никогда тебя не прощу. Она сказала мне об этом по секрету, а я проболталась тебе. Думала, тебе это покажется прелестным.

– Прелестным? Она же ребенок, Шеннон. А он француз.

– Джон, ты становишься глупцом, – она обняла его. – Обещай, что ты ничего не скажешь, и я узнаю у нее подробности. Я скажу тебе, если там что-нибудь не так.

– Обещаешь?

– Конечно. Поцелуй меня, Джон.

– Потом. Пойду посмотрю, как они устроили Принца.

Разочарованно Шеннон смотрела, как он идет к двери, через холл к лестнице. Интересно, как бы он повел себя, если бы у него были собственные дочери? Потом вздохнула: если бы можно было увидеть это!

Борясь с охватывающим ее чувством подавленности, Шеннон поправила прическу и поспешила за Джоном в надежде уговорить его прогуляться по грязным улицам Нью-Амстердама. Джон вошел в кухню, и оттуда тотчас же послышались громкие голоса.

Говорили по-голландски. Шеннон смогла разобрать несколько слов. Часто повторялись слова «docter» и «zieke». Потом Джон перешел на английский.

– Она никогда не была замужем. Сколько раз я должен повторять это?

– Ты не можешь этого знать, – предостерегла Элейн. – Она очень мила, Джонни, но мы ничего не знаем о ее прошлом. Может быть, у нее есть дети…

– Смешно. Ты думаешь, она бы забыла о своих детях? Я хорошо знаю ее, мама. Она не замужем, и у нее никогда не было детей. И закончим этот разговор.

– А если ты ошибаешься? – раздался сочувствующий голос Питера Ван Хорна. – Ты ее любишь, это ясно. И она любит тебя. Я знаю, ты все равно женишься и будешь счастлив всю жизнь, так ведь? Но нельзя же быть таким безрассудным, сын. Ты должен знать ее прошлое, чтобы планировать будущее.

– Она моя. Каким бы ни было ее прошлое, оно в прошлом.

– А если она все вспомнит однажды? – Элейн тяжело вздохнула. – Ударится еще раз головой и снова потеряет память? И забудет тебя, а вспомнит другого мужа?

– Нет никакого другого мужа! Но даже если бы и был, сейчас она выбрала меня.

В голосе Джона звучали боль и замешательство. Ей захотелось подойти к нему, подбодрить и утешить его… но в чем? Нежно напомнить ему, что она незамужняя путешественница во времени? Что она пришла из будущего? Что исчезнет через пять недель? Джон снова не поверит ей, только расстроится еще больше.

– Позволь Питеру послать за доктором Маршаном, – упрашивала Джона Элейн. – Ты будешь знать, что сделал все возможное. Потом ты женишься на ней. И мы будем рядом с тобой, даже если появится целая армия мужей. Пожалуйста, Джонни, сделай это ради меня.

– Я подумаю, – сказал он удрученно. – Я сам собирался найти ей врача, только…

– Джон, скажи, что тебя беспокоит? – спросил Питер.

– Я не думаю, что у нее был муж. Она была очень несчастна. Подавленность и жестокое обращение не позволяют ее уму вспомнить. Если я прав, то такие воспоминания не нужны. Ее воспоминания не перестают мучить ее. Не знаю, как это объяснить, мама, но Шеннон лучше, спокойнее со мной, без ее прошлого. Я чувствую это сердцем.

Шеннон вернулась в комнату, потрясенная глубокой болью и преданностью возлюбленного. Джон стремился помочь ей, но не знал, как. Если бы он только знал! Если бы он знал, как успокаивал и утешал ее! Что она действительно сошла бы с ума, будь она все это время одна среди саскуэханноков.

«Прости меня, Джон, – шептала она. – Если бы я могла избавить тебя от грядущей боли! Но вместо избавления я принесу тебе еще большие страдания». – Она бросилась на постель. Ее тело содрогалось от гнева и любви. Ей хотелось сделать счастливым Джона Катлера. Хотя бы на короткое время. Пусть лишь на эти несколько недель…