– О, Джон, я так испугалась!

Джон Катлер нежно обнял свою прекрасную женщину, коснулся губами ее волос. Шеннон дрожала всем телом. Как всегда, он почувствовал себя потерянным. Он знал, что нужен ей. Ему было больно от собственного бессилия. Он не знал, чем помочь ей, как прогнать раз и навсегда ее бред, галлюцинации.

Казалось, она в смятении.

– А где Кахнаваки? – наконец, спросила Шеннон, поглаживая Принца.

Джон внимательно смотрел на нее.

– Кахнаваки там, где ему надлежит быть – дома со своим новорожденным сыном. Эти вести принес мне… нам его посланец.

– Вести? – В глазах Шеннон засветились понимание и облегчение. – Малыш! Да, понимаю, конечно! О Джон, как замечательно! Какая радость! А я уж испугалась…

Джон безнадежно покачал головой. Когда же, в конце концов, в душе этой безгрешной, терзаемой тревогами женщины наступит покой? Он ломал себе голову в поисках выхода. Ему хотелось быть ее защитником… если она позволит, отбросит свои необоснованные страхи.

Даст ли доктор Маршан ответ на эти вопросы? Если нет, что тогда делать? Как поступить? Другие врачи? Обманчивые надежды, мучения для Шеннон?

– Кто принес вести? Где он? Должно быть, он умирает от голода.

– Он не захотел остаться. Кахнаваки предупредил его о странных привычках моей матери, – Джон с трудом улыбнулся, надеясь отвлечь ее от пугающих мыслей и перенести в мир любви, тепла, безопасности. – Пойдем в дом, Шеннон, попрощаемся с мамой, и я уложу тебя спать. Тебе нужно отдохнуть.

– Уложишь меня? – спросила она. – Наша последняя ночь перед разлукой. Помнишь, я обещала быть твоей рабой любви? – Шеннон с надеждой обняла его за шею. – Ты не передумал ехать?

– Нет. Я уезжаю на рассвете.

– Можно, я поеду с тобой? – Она безнадежно вздохнула. – Окей, я знаю, что ты скажешь. Но я слишком взволнована, чтобы спать одной… по крайней мере, сейчас. – В синих глазах мерцал намек. – Расскажи мне о малыше. Он родился в ту ночь, когда я видела сон?

Джону не хотелось подтверждать этого, но он никогда не лгал этой женщине и не стоило начинать.

– Да, в ту самую ночь. Совпадение. Но для вас с Кахнаваки это, несомненно, предвидение?

– Его назвали Джон Катлер?

– Церемонию именин отложили до нашего возвращения. Но мне сказали, что Малиновка выбрала имя Coutean Noir.

– Что? Ведь собирались назвать «Джоном»?

Джон не смог сдержаться, рассмеялся. Он предполагал, что Шеннон возмутится.

– В некотором смысле ребенка назвали в мою честь. Ты помнишь нож, каким Кахнаваки порезал тебе руку? Это – мой подарок. Нож с черной рукояткой.

– «Coutean Noir», – повторила Шеннон. – Черный нож? Но почему так, вместо Джон?

– Малиновка учла желание мужа назвать ребенка в мою честь. Но ей хотелось выразить свою любовь к французскому языку. Прекрасное имя, по-моему. Ты согласна?

– Да. Но поверишь ли, я видела во сне этот нож. Кахнаваки разрезал им пуповину.

– Потрясающе. Пора в постель.

– Мне нужно попрощаться с гостями. Не хочу разбить Гастону сердце пренебрежительным обращением.

– Он мне противен, – с жаром сказал Джон. – Поговори, пожалуйста, с Мередит о нем.

– Он очарователен, – пошутила Шеннон.

Джон почувствовал облегчение.

– Надеюсь, ты не воспринимаешь всерьез его комплименты.

– Не серьезнее, чем твои шуточки. Ты назвал мой акцент «отвратительным».

Джон прижал ее к себе.

– Твое знание французского становится опасным, – его губы коснулись шеи, уха. Он знал, что перед этим она не устоит.

– М-мм… возьми меня с собой. Завтра утром мы займемся любовью в лесу. Это так прекрасно.

– Лес будет с нами всегда. Наберись терпения, cherie.

– Нет, он не будет с нами всегда.

Джон напрягся, уловив признаки приближающегося приступа отчаяния. Когда же это кончится?

– Шеннон, скажи, что случилось?

– Там не всегда будет лес, – повторила она печально. – Все эти деревья срубят… Однажды придет человек и уничтожит лес.

Джон не мог видеть ее отчаяние. Он схватил ее за плечи и встряхнул.

– Человек срубит деревья, но на их месте вырастут новые. Так устроен мир. Это не значит – смерть. И не только человек уничтожает деревья, но и бобер…

– Когда ему необходимо, как ты говорил. Только человек способен очистить от леса землю, построить поместье и оставить свой след на земле. И грядущие поколения будут помнить о нем, наследовать, владеть. Как больно!

– Вздор!

– Разве? А что ты скажешь о Пенсильвании?

– О чем?

– Да ладно, – Шеннон на минуту задумалась. – Лет через двадцать человек по имени Уильям Пени назовет в свою честь тысячи акров земли. Через триста лет каждый школьник в Америке будет знать о лесах Пенна, но эти леса нужно будет лишь представлять себе в своем воображении. Их нет, но в веках осталось имя, его имя. – Шеннон прижалась к Джону. – Не станет не только деревьев. Сюда придут тысячи людей. Они будут охотиться на животных, чтобы есть… и для развлечения. Из-за их жадности и неумеренности будут полностью уничтожены некоторые виды животных.

Он взял ее лицо своими большими руками и серьезно сказал:

– Шеннон, я не допущу этого. Клянусь жизнью сына Кахнаваки.

Сначала глаза Шеннон засияли, потом погасли.

– Один человек не сможет помешать, Джон. Даже такой удивительный, как ты.

– А одна женщина сможет?

– Нет.

– Тогда почему ты обвиняешь себя? Ты только женщина, к тому же ненормальная.

– О, Джон…

Он поднял ее на руки и прошептал:

– Мы поднимемся по черной лестнице. Тебе пора отдохнуть, любимая. Мне нужно выехать пораньше.

– Я буду тосковать по тебе.

– Постараюсь побыстрее вернуться.

– В июне мы должны быть вместе. Это важно. Знаю, это глупо…

Шеннон была в изнеможении. Теперь она заснет, как в трансе, на несколько часов. Неужели эти чары никогда не рассеются? Периоды ясного ума и здравого смысла становились все продолжительнее, и Джону показалось, что она поправляется. «Но сегодня, – подумал он печально, – надежды рухнули». Шеннон уверена, что они пробудут вместе несколько недель, потом она «исчезнет». Ее странный рассказ о двадцатом веке, где женщины становятся адвокатами, а леса лишаются деревьев; утверждение, что ее сестра от нее на расстоянии в триста лет… Все так пугающе мрачно, будто в ее короткой жизни с ней обходились жестоко, а ее сокровенные желания после травмы превратились в бред. Шеннон удалилась от своего «дома» на такое расстояние, – не физическое, а временное – какое придумал ее ум.

Если она, наконец, выздоровеет, она сможет подробно рассказать ему о прошлой жизни. Он разуверит ее раз и навсегда, убедит, что у нее было временное помрачение сознания.

«Все в прошлом», – скажет он, а в настоящем и навсегда с нею Джон Катлер, Кахнаваки, клан Волка и весь саскуэханнокский народ. И они никому не позволят обращаться с ней жестоко.

«Но что делать, если доктор Маршан скажет, что надежды на выздоровление нет?» – спросил себя Джон. Он накрыл Шеннон одеялом, ласково поцеловал в щеку. Вдруг он скажет, что это не бред, а настоящее помешательство?

«Тогда мы с Кахнаваки отведем ее к людям с «лживыми лицами» и попросим вылечить ее с помощью их магии», – пообещал Джон себе. Он никогда не откажется от этой женщины.

Джон смотрел на спящую Шеннон и вспоминал их первую встречу. Даже издали ее взгляд казался теплым, ласковым, а изумрудные глаза – чарующими. Волосы до пояса цвета зрелой пшеницы. Ноги, обтянутые отвратительными «джинсами», такие длинные, стройные, что две ночи его мысли возвращались к ним, мешая заснуть. Он мечтал оказаться в их плену. А голос…

Шеннон, женственная и грациозная даже без таких женских атрибутов, как зонтик или трепетные ресницы. Сначала она боялась его, а ему нравилось ее пугать. Потом они почувствовали друг к другу симпатию, стали подшучивать друг над другом… И их охватил и понес горячий вал любви…

Он всегда был здоровым, крепким мужчиной, влюбленным в жизнь, но только дважды ему пришлось по-настоящему почувствовать, что он полон жизнью – когда сражался рядом со своим братом в неравном бою и когда занимался любовью с Шеннон Клиэри, ощущая ее крепкое, гибкое, податливое тело, слышал ее низкий грудной голос, полный желания, разделяя с ней радости любви…

Шеннон поразительно здорова. Вот только ее бред…

Никогда в жизни он не встречал женщины – ни из Европы, ни индианки – с такой легкой, грациозной походкой. Она могла идти без устали весь день. Казалось, с каждым шагом у нее прибавляется сил, энергии. Ее щеки покрылись румянцем, сапфировые глаза сияли счастьем. Раздавалось ли пение птицы, или крохотная зверушка шуршала в траве, Шеннон останавливалась и прислушивалась, затаив дыхание.

Джону никогда не приходило в голову, что ему придется встретить спутницу, так поразительно подходящую для жизни в его лесном раю. И он не допустит, чтобы другой мужчина или обстоятельства вырвали ее из его сердца и объятий. Без нее жизнь потеряет смысл. В ней его сила.

Шеннон дышала ровно, спокойно. Надо пойти извиниться перед гостями матери. Но Джон не мог оставить ее одну. Его взгляд остановился на «спортивной сумке» – странной принадлежностью для молодой красивой женщины – и он подумал, что ее следует взять с собой и показать врачу. Может быть, она послужит ключом к разгадке тайны Шеннон.

Печально улыбаясь, Джон открыл сумку и стал рассматривать вещи. Мазь, которую Шеннон намазывала на чисто вымытое лицо… Мыло с запахом сосны, напоминавшее ему любимый лес… И записи, нацарапанные в потрепанной записной книжке…

Ее почерк был понятен. Слова притягивали его взгляд. Если бы он прочел их раньше! Это была разгадка всех ее страхов. Так просто было разубедить ее! У него много фактов, которые могли рассеять эти нелепые гипотезы!

Кахнаваки никогда не позволит своим людям пить спирт, да еще в присутствии врача, такого, как французы!

Какая нелепость! Смешно представить такое! Мысль о том, что одна из сестер Кахнаваки может влюбиться в английского офицера вообще была возмутительной…

И все же Шеннон верила всему – начиная с тайной встречи и попойки, и кончая дикой ревностью Кахнаваки и битвой, унесшей с земли гордый миролюбивый народ. Она действительно верила, что близился их час. Если бы Шеннон сказала ему об этом! Он смог бы разогнать ее страхи…

Лишь одно вызывало у него тревогу, но ему казалось, что это такое же совпадение, как и сон Шеннон в ночь рождения сына вождя. В заметках говорилось о тайной встрече саскуэханноков с французами. В этом была крупица правды. Посланец Кахнаваки, помимо вести о рождении ребенка, сообщил, что французы прислали Кахнаваки вампум, обещавший военную поддержку. Молодой вождь велел сообщить Джону, что намерен вернуть его французам осторожно и вежливо, так как время для заключения союза еще не пришло, а ирокезы не полностью отказались от сотрудничества с англичанами.

Десятки раз Джон и Кахнаваки обсуждали такую возможность. Сейчас он далеко от брата, но тот правильно поступил.

Посланец Кахнаваки передал его слова: «Оставайся со своей женщиной, пока она не поправится».

16 июня 1656 года. Бедная милая Шеннон. Теперь он понял: она боялась, что в этот день они будут вдали друг от друга.

– Клянусь тебе, моя любовь, ничто не разлучит нас. Этот день пройдет спокойно, без кровавой бойни, и тогда ты освободишься от своих страхов и будешь верить мне. Надеюсь, Маршан знает, как облегчить твои страдания. Скоро я снова буду рядом с тобой. – Джон поцеловал Шеннон и вышел из комнаты. Он хотел извиниться перед гостями и вернуться к своей прекрасной невесте, чтобы провести с ней несколько часов до рассвета.

* * *

– Когда я уеду, Шеннон впадет в меланхолию, – предположил Джон, когда ушел последний гость, и Мередит отправилась спать. – Мама, я рассчитываю на тебя. Присматривай за ней. Не позволяй ей бродить одной. Проследи, чтобы Принц спал у нее под кроватью.

– Ей будет с нами хорошо, – Элейн нежно улыбнулась сыну. – Собаке совсем не обязательно спать в доме. Питер и я будем бдительны, Джонни, а ты уезжаешь всего на одну неделю. Не волнуйся. Мы любим ее, несмотря на странности. Она самая очаровательная женщина на свете.

– Ее нетрудно полюбить. Странности, как ты их называешь, украшают ее. И все же, с головой у нее не все в порядке.

– Будем надеяться, доктор Маршан сможет помочь.

– Попробуем. Я видел ее счастливой. В первые дни после встречи, пока я не привел ее в саскуэханнокскую деревню. От ушиба у нее болела голова, но она светилась от счастья. Даже ветерок радовал ее. Хотелось бы снова увидеть ее такой. Это нужно мне. Она мне нужна, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы доставить ей радость.

– Я уверена, она выздоровеет. Наберись терпения, сынок.

– Больше не могу.

– Ты похож… – Элейн прикусила язычок. Выражение ее лица стало виноватым.

– На своего отца? Ты хочешь сказать, я – своенравный?

– Своеволие твоего отца увело его от меня. Твое – привязывает тебя к Шеннон.

– Напомни ей об этом, – Элейн необходимо было понять, что Шеннон будет в панике, даже может последовать за ним. За ней нужно следить каждую минуту. Кажется, она в здравом уме, но вдруг…

– Мы не будем оставлять ее одну, и Принц пусть ночует в ее комнате, – Элейн ласково погладила прядь волос, упавшую на лоб сына. – Пойди к ней, Джонни, обними ее. Это успокоит вас обоих.

Джон удивленно улыбнулся. Мать посылает его в комнату Шеннон ночью! Разрешение было беспрецедентным. Он погладил мать по щеке и быстро вышел.

– Прошло всего два дня, как уехал Джон, а ты уже так ужасно тоскуешь, – Шеннон молча кивнула. – Я понимаю твои чувства. Я не виделась с Гастоном два дня.

– Вы встречались вчера, – она с трудом улыбнулась. – Служанка Энн принесла перчатки, которые ты забыла у них.

– О, господи! – простонала девушка. – Мама ничего не подозревает?

– Нет, но мне все это не нравится. Он интересный мужчина, Мерри, но вы мало знаете друг друга, чтобы встречаться тайно.

– Кто бы говорил о тайных встречах! – Мередит хихикнула. – Я знаю, что Джонни провел с тобой ночь перед отъездом. Это нехорошо. Шеннон, скажи, что случилось? Было жутко романтично, да?

– Твой брат и я помолвлены, – холодно сказала Шеннон. – Джон-романтик. Нежный, любящий, внимательный… И мы помолвлены, в этом все дело.

– Гастон и я тоже помолвлены, – девушке было приятно удивление Шеннон. – Только не говори маме.

Шеннон перевела дыхание. Новость потрясла ее, она просто лишилась дара речи. Впервые за два дня она забыла о Джоне Катлере. Шеннон почувствовала приближение опасности.

Что бы это значило? Выходит, она неправильно поняла Гастона? Казалось, он относился к Мередит снисходительно, почти презрительно… Но если он сказал, что любит ее и намерен жениться…

Может, его предложение – лишь хитрый ход, чтобы заманить Мередит в постель?

Тревога охватила Шеннон.

– Надеюсь, он не прикасался к тебе?

– Гастон целовал меня, – быстро ответила Мередит. – Три раза… и еще один раз. – Она простодушно смотрела на невесту брата. – Было так приятно… Я думала, что умру.

– Когда я сказала, что для Джона и меня нормально заниматься любовью, раз мы обручены, я не имела в виду… – она замолчала, встревоженная.

Девушка ловила ртом воздух.

– В чем дело, Мередит?

– Ты и Джонни занимались любовью? – ошеломленная девушка упала на постель и выкрикнула, спрятав лицо в подушку. – Не могу поверить этому! О Шеннон, расскажи мне! Было приятно? А это больно? Ты испугалась? Вы были голыми?

Шеннон улыбнулась с облегчением.

– Обещаю как-нибудь ответить на все твои вопросы. Но сейчас мы говорим о тебе и Гастоне.

– Что? – Мередит не верила своим ушам. – Ты думаешь, что Гастон и я… О, Шеннон, ты совсем не знаешь его! Он настоящий джентльмен. Не то, что Джонни, конечно, но… нет!

– Гастон не принуждал тебя? Совсем?

– Он сказал, что наша брачная ночь будет незабываема, а сейчас мы должны сохранять целомудрие.

Если он целомудрен, то я – сумасшедшая, – подумала Шеннон. – Какой скользкий тип! Но какую цель он преследует?»

Она взглянула на Мередит – густые золотисто-каштановые волосы, гладкая кожа, стройная фигурка и сияющие глаза. Почему она не допускает мысли, что Гастон может полюбить эту милую девушку? Разве найдется мужчина, который устоит перед этой жизнерадостной, сердечной красавицей? Разве можно в это поверить?

– Рада за тебя, Мерри. Я ошеломлена, но рада. Расскажи мне все подробно.

Девушка взволнованно вздыхала. Шеннон мысленно бранила себя. Ты считаешь, что это невозможно потому, что Колин Марсалис не сделал тебе предложения? Ты высокомерна, Шеннон Клиэри. Колин никогда не любил тебя. Честно говоря, ты была просто девушкой на уик-энд. А Гастон проводит с Мередит много времени. И я уверена, в семнадцатом веке ни один молодой человек не станет делать предложение богатой изнеженной непорочной девушке, если не собирается жениться на ней.

В противном случае, его просто пристрелят. Он знает, Мередит может во всем признаться матери, и все же сделал предложение. Он не соблазнял ее… Гастон такой же тщеславный фанатик, как Колин. Но на этом их сходство кончается.

Шеннон часто думала, как бы сложилась ее жизнь, если бы Колин полюбил ее. Был бы их брак счастливым? Сохранял бы он ей верность? Ответ всегда был одинаковым: если бы он любил ее, он бы женился на ней и не изменял никогда. Брак был бы прочным. Возможно, отношения не были бы такими прекрасными, как с Джоном Катлером. Такое случается только раз в каждом веке. Допустим, Гастон любит Мередит… Если, конечно, такие люди, как Гастон и Колин умеют любить…

– Рада за тебя, – повторила Шеннон тихо. – Предвижу, тебя ждут большие неприятности с Джоном и твоей матерью. Если смогу, помогу тебе.

– О, Шеннон! – девушка бросилась ей на шею. – Я так боялась, что Гастон не понравится тебе. Но ты его полюбила.

– Мужчина, который любит тебя, не может быть плохим человеком. Думаю, мы найдем в нем хорошие качества. – «Конечно, все, кроме Джона. Его ждет удар!» – подумала она.

* * *

Когда два дня спустя Питер и Элейн попросили Шеннон спуститься в гостиную, она не усомнилась, что им известно о помолвке и приготовилась к худшему. Конечно, она страдала от разлуки с Джоном, но мысли о Мередит и Гастоне тоже не давали ей покоя. Сейчас Шеннон была убеждена, что если бы Гастон пришел в дом и заявил о своей любви и честных намерениях, ему бы позволили ухаживать за влюбленной девушкой. Ей было больно думать о грядущем столкновении.

– Присядь, дорогая, – в голосе матери Джона звучала искренняя любовь. – Питер и я хотим тебе сообщить кое-что. Обещай сохранять спокойствие и рассудительность.

Шеннон вздохнула с облегчением. По крайней мере, им неизвестно, что она давно обо всем знает.

– У тебя слишком серьезный вид, – Элейн заботливо протянула ей чашку чая.

– Обещаю не волноваться. Что стряслось?

– Джонни задерживается. Неожиданно…

– Что? – Шеннон вскочила, опрокинув чашку с чаем на бургундский ковер. – Задерживается? Вы хотите сказать, что получили известие? Я считала, он приедет сегодня вечером, или, в крайнем случае, завтра!

Питер обнял ее за плечи и заставил сесть.

– Он задерживается не больше, чем на день-два. Успокойся, дитя, нет причин для тревоги, иначе я бы сам отправился за ним.

– Джон прислал записку? Могу я взглянуть на нее?

– Конечно, – Элейн протянула ей листок бумаги и наклонилась над ее плечом, чтобы помочь прочесть неразборчиво написанные слова.

«Дорогая Шеннон. Маршана нет в Ренселервике. Он едет на север. Мне кажется, было бы логично последовать за ним. Посылаю записку, чтобы ты не беспокоилась, я не задержусь надолго. Обязательно вернусь до первого июня. Я люблю тебя. Оставайся с мамой. Верь мне. Любящий тебя Джон».

– Уже девятнадцатое мая, – в ужасе простонала Шеннон. – Дни летят все быстрее и быстрее! Он не осознает опасности.

– Несомненно, осознает, – уверенно сказала Элейн. – Слышала бы ты его перед отъездом. Его мучают все эти сложности, Шеннон, и откровенно говоря… – она умолкла и взглянула на Питера. Тот укоризненно покачал головой.

– Что «откровенно говоря?» – Шеннон испытующе смотрела на них. – Вы думаете, я неверна Джону? Я не давала повода так думать, Элейн. – В ее изумрудных глазах застыли слезы разочарования и безысходности. – Я знаю, я – самое худшее, что могло встретиться Джону в жизни. Но я также знаю… – У нее перехватило горло. – Верно то, что мне ничего неизвестно. Просто я стараюсь поступать так, как нужно. И хочу проводить с Джоном как можно больше времени. Если я кажусь вам эгоисткой… – Она наклонилась и стала стирать носовым платком чай с ковра. – У вас нет повода.

– Никто не называет тебя эгоисткой, – твердо сказал Питер. – Элейн, как и я, полагает, что пока твое состояние не улучшится, тебе следует позволить нам решать за тебя. Это в твоих интересах, дорогая.

– Знаю, – Шеннон еще раз прочла записку Джона.

День или два… значит, он вернется не раньше двадцать первого мая, но, скорее всего, двадцать пятого, в день, который она назвала «Днем паники». Она была бы довольна, вернись он к тому времени, но первого июня? Могла ли она предоставить судьбе столько времени на возможные ошибки?

– Со мной все в порядке, – печально улыбнулась Шеннон, – извините, я так расстроилась. Пожалуй, пойду прогуляюсь. Вернусь к ужину.

– Мне кажется, не стоит делать этого, – поспешно сказал Питер.

– Как? Почему? О! Я возьму с собой Принца.

– Если ты подождешь пару минут, я закончу проверять счета и прогуляюсь с тобой.

– Вряд ли в этом есть необходимость, – взгляд Шеннон стал необычайно холоден. – Вы хотите сказать, что мне нельзя пойти на прогулку без сопровождения?

– Предпочел бы, чтобы ты не ходила одна.

– Шеннон не пленница, Питер, – Мередит встала напротив отчима. – Ты обращаешься со мной подобным образом, потому что ты – мой опекун. Шеннон взрослая женщина, и если ей хочется на прогулку, она пойдет.

– Мередит Катлер, – голос Элейн стал строг и сух. – Иди в свою комнату.

– Не пойду! – в глазах девушки горела решительность. – Вы запрещаете мне встречаться с друзьями, Гастоном, которого я люблю! Мы здесь, словно заключенные…

– Замолчите, юная леди!

– Шеннон, защищай свои права! Они тебе не опекуны!

Шеннон смотрела Питеру прямо в глаза.

– Я хочу знать, вольна ли я поступать, как хочу. Обещаю, что не убегу. Мне хочется прогуляться одной и подумать. Вспомнить Джона.

– Ты можешь вспоминать о нем и в своей комнате, – Питер поморщился. – Я обещал Джону, что не позволю тебе отправиться за ним вслед.

– А я даю слово… – Шеннон криво усмехнулась. – Впрочем, мое слово ничего не значит для вас. Вы это хотели сказать?

– Если бы ты была в здравом уме, дорогая, – проворковала Элейн, – все было бы по-другому.

– Понятно. Прошу извинить меня. Я иду в свою комнату.

– Тебе не обязательно сидеть там целый день… И Питер сходит с тобой на прогулку.

– Спасибо, не надо. Мне неплохо и в моей комнате.

– Тогда встретимся за обедом.

– Нет, – Шеннон резко повернулась и бросилась в свою комнату. Она понимала их положение.

Джон просил присматривать за ней. Он помнил о побеге из саскуэханнокской деревни. Возможно, они правы, что не доверяют ей. Однако чувство клаустрофобии, дурное предчувствие и беспомощность были нестерпимы. Вернется Джон и это недоразумение забудется, или…

Или он не приедет вовремя.

– Нечестно! – сетовала Мередит спустя несколько часов, услыхав план Шеннон. – Почему ты не хочешь, чтобы я попросила Гастона? Он такой умный! Он поможет тебе бежать.

– Он ненадежен. Извини, Мерри, но это правда. Я желаю вам счастья, но довериться Гастону не могу. Мне нужен Бен Шиллер. Он предан Джону. У него умная голова. Пригласи его на обед.

– Не могу.

– Нет, можешь, – настаивала Шеннон.

– Если Гастон узнает…

– Ты все расскажешь Гастону, после того, как Бен поможет мне. Можешь даже представить его героем. Пусть он первым обнаружит, что я пропала.

Мередит предложение понравилось.

– Думаю, это лучше, чем ничего. Боюсь, только, маме покажется подозрительным, если я попрошу пригласить на обед Бена Шиллера.

– Она будет в восторге и ничего не заметит. Мама поймет, что ты ничего против него не имеешь и даешь шанс Бену, пусть даже любишь Гастона.

– Мне нравится твой план. Но мне надоело все время слышать, что Бен Шиллер будет хорошим мужем, станет заботиться обо мне всю мою жизнь, – девушка крепко обняла Шеннон. – Ты не забыла о своем обещании? Я помогу тебе, ты поможешь нам с Гастоном, когда мы объявим об обручении. Договорились?

– Помогу, если буду здесь, – Шеннон лгала.

Она была уверена, что уйдет далеко от них. На расстояние в триста лет.

* * *

В первую встречу, Бен Шиллер очаровал Шеннон. Этим вечером он поразил ее. Элейн и Питер явно сожалели о разладе с Шеннон, но радовались перемене отношения дочери к избранному ими претенденту на ее руку. Бен, не подозревавший о коварстве девушек, был околдован любезностью Мередит.

Снова вспомнился роман с Колином. Тогда Шеннон совсем забыла об остальных представителях мужской половины населения Земли, и, особенно, о мальчиках из своего класса. Возможно, хоть один из них напоминал Бена. Был косноязычен, неловким, робко бродил незамеченным вокруг нее. А она мечтала о придуманном идеальном герое.

Мередит повезло. У нее был выбор. Речистый фанатик, льстящий и возбуждающий ее… или честный молодой джентльмен, который утешит ее, если роман окажется неудачным, как у нее с Колином.

После обеда Шеннон, играя роль компаньонки юной девушки, отправилась с молодыми людьми в гостиную. Мередит следила за родителями, чтобы предупредить невесту брата, когда Элейн и Питер захотят присоединиться к ним.

– Бен, извините меня за смелость, – осторожно начала разговор Шеннон. – Могу я попросить вас оказать мне любезность?

Юноша застенчиво улыбнулся.

– Просите что угодно, Шеннон. Я к вашим услугам, пока Джон в отъезде.

– Мне необходимо срочно поехать к Джону.

– Простите, не понял?

– Он отправился на север вслед за этим знаменитым врачом. Мне необходимо увидеть его. Я в отчаянии, – Шеннон пустила в ход самую обольстительную из своих улыбок. – И я в здравом уме.

– Всегда рад услужить вам, Шеннон, но… – Бен вспыхнул.

– Дело неотложное. Клянусь, Джон будет благодарен вам. Он сказал, что вы его друг.

– Это правда, – глаза Бена сузились. – Почему вы обращаетесь ко мне, а не к Питеру?

– Потому что Питер плохой! – прошипела Мередит. – Бен Шиллер, ради всего святого, сделай, что тебя просят. Или ты не слушаешь, что тебе говорят? Дело безотлагательное!

Слова юной леди обеспокоили Бена. Он смутился, закашлялся. Шеннон с сочувствием смотрела на него. Молодой человек мог отказать белокурой модели, но не девушке с золотисто-каштановыми волосами.

– Хорошо, я поеду к Джону, но поеду один, – сказал Бен.

Мередит гневно уставилась на него.

– Не годится, Бен Шиллер. Ты разобьешь сердце Шеннон.

Юноша огорчился. Несомненно, ему хотелось сказать, что она разбивает его сердце. И Шеннон торопливо произнесла:

– Дело в том, Бен, что мне необходимо быть рядом с Джоном. Опасен каждый день разлуки. Для него, для нашего будущего.

– Я уговорю его вернуться. Отказаться от погони за врачом. Это все, что я могу сделать для вас.

Несмотря на разочарование, Шеннон восхищалась Беном. Ему только девятнадцать, но он такой сильный, надежный, решительный. Поистине, Мередит или слепа, или глупа.

– Окей. Мне нравится ваше предложение, Бен. Скажите Джону, что я боюсь. Он мне нужен. Скажите, я отказываюсь от врача, лечения. Не стоит искать его. Скажите, что это вопрос жизни и смерти.

– Я ему все передам. Мы вернемся к концу недели. Прошу вас, не волнуйтесь. Я заставлю его все понять.

– Спасибо, Бен, – она бросила взгляд на Мередит. – Мы обе благодарны вам.

Мередит фыркнула и двинулась к двери.

– Пойду скажу маме, что мистер Шиллер уходит.

– Она слепа, – тихо произнесла Шеннон. – Наберитесь терпения.

Бен скорбно улыбнулся.

– Не тратьте попусту слова, Шеннон. Когда миссис Ван Хорн пригласила меня и сказала, что таково желание Мередит, у меня появилась надежда. Теперь я вижу, она пошла на это ради вас, – он поднял руку, чтобы не дать ей извиниться. – Все в порядке. Мне было тяжело видеть ее с французом. Я должен выдержать и это. Она не интересуется мною, даже если вокруг нет ни одного другого парня.

Бедный Бен. Шеннон встала на цыпочки и поцеловала его.

– Бен Шиллер, вы – мой герой. Приведите побыстрее Джона и, кто знает, может быть, это произведет впечатление на Мередит.

– Достаточно, что я на вас произвел впечатление, – Бен прикоснулся пальцем к своей щеке. – Мы не задержимся, Шеннон.

С ласковой улыбкой она смотрела вслед юноше. И тут на нее налетела Мередит и выпалила раздраженным тоном:

– Мне все ясно. Теперь он влюблен в тебя! Вот и прекрасно, вот и прекрасно… – обиженно бормотала девушка, взбегая по лестнице.

А Шеннон думала, что через несколько дней Джон будет здесь, и этот дом снова наполнится романтикой и любовью.