Судья Ахупам развалился в огромном резном кресле с высокой спинкой, в окружении стоящих советников и слуг. Он был благостен и находился в состоянии сонливой мечтательности. Советникам приходилось хуже. Они были вынуждены стоять и томиться на солнцепеке. Советники с завистью смотрели на судью и исподтишка толкали друг друга, стараясь занять местечко поближе к нему. И дело было не столько в почтительности к благонравному Ахупаму, сколько в опахале из перьев оликса, которое держал над судьей высокий и жилистый раб.

Перед Ахупамом на низком столике, с изогнутыми ножками в виде бодейских змей, стояли разные яства: шербет, сладкие сливы, орехи разных сортов, мелкие кхитайские груши, виноград с пятнистыми ягодами, напоминавшими перепелиные яйца.

Ахупам пошевелил пальцами — и юный слуга с лицом девочки и округлыми бедрами оторвал от кисти виноградину и поднес ее ко рту господина. Судья причмокнул и лениво приоткрыл глаза. Но на этот раз сполна насладиться вкусом винограда ему не удалось, ибо он увидел то, что весьма его раздосадовало. К нему приближалась разношерстная толпа, состоящая из ремесленников, торговцев, слуг, и одного огромного варвара.

— Кто ты? — спросил судья, когда варвар приблизился. — И что это за люди с тобой?

Конан ответил не сразу, ибо был поражен даже больше уважаемого судьи, который сильно напоминал Дханпата. И если бы варвар не был уверен, что его бывший хозяин, вместе со своими юными наложницами, сейчас кормит рыб, то вполне мог бы подумать, что тот милостью богов перенесся на остров и заделался городским судьей.

— Я поймал вора. А эти люди пришли, чтобы подтвердить его вину. Мы требуем справедливого суда, ибо воровство должно быть наказано, а добродетель — поощрена.

— Ты выглядишь, как грубый варвар, — сказал судья. — Но изъясняешься, как цивилизованный человек. Сколько же времени понадобилось твоему хозяину, чтобы научить тебя говорить?

Конан сжал кулаки, но тут вперед выступил любитель фазанов, моря и бурь.

— Да, он — варвар! Но этот варвар поступил благородно — поймал вора! Это случилось в одном из достойнейших наших домов, где добрые люди обычно отдыхают! Но разве могли бы мы впредь отдыхать спокойно, если бы узнали, что у одного из посетителей украли кошелек?

— Я знаю тебя, достойный господин Нубар и твое мнение значит немало, — прищурился судья. — Но для начала мне нужно знать, кто пострадавший.

— Мы все пострадали! — с жаром заявил Нубар.

— Но ведь не мог же вор украсть все ваши кошельки одновременно? — усмехнулся Ахупам. — Для этого у него должно было бы быть гораздо больше рук. А я вижу только пару.

— Он украл один кошелек, — сказал Нубар. — Но это все равно, как если бы он украл.

Он опозорил уважаемое заведение!

— Я знаю, о каком уважаемом заведении говоришь ты, Нубар, — сообщил судья. — И это прискорбно, что такой невзрачный тип, чье лицо отягощено всеми мыслимыми пороками, позарился на отраду страждущих и вопиющих. Но все-таки кто же пострадавший?

Нубар обернулся и показал на флегматичного плотника.

— Я — плотник, — представился бородач.

— Это сейчас неважно. А скажи-ка нам, плотник, у тебя действительно украли кошелек, и вот этот варвар вернул его тебе?

— Да, судья Ахупам.

— А где сейчас этот кошелек?

— У меня на поясе, судья Ахупам.

— Кто еще может подтвердить слова Нубара и плотника? — судья привстал. — Кто видел, как вор украл кошелек у плотника? А потом этот варвар поймал вора с кошельком, и вернул украденное владельцу?

— Я могу подтвердить, — сказала дородная женщина в мужской одежде. — Я видела. — Она с глупой ухмылкой подмигнула Конану, и вытянула губы.

— Датарфа, я давно знаю тебя. И помню, что ты не способна лгать, поскольку разум твой подобен разуму ребенка. — Ахупам снова опустился на кресло. — Что ж! Я убедился, что тот, на кого вы все указываете, виноват. Хорошо, будь по вашему, — сказал он и щелкнул пальцами. — Стража, ведите злодея сюда!

Стражники с длинными палками подхватили вора, подволокли к судье и заставили опуститься на колени.

— Признаешь ли ты свою вину?

— Нет! — отрезал вор с лицом суровым, как у отца, который застал невинную дочь с любовником.

Брови Ахупама приподнялись.

— Значит, несмотря на то что было здесь сказано, несмотря на свидетельства уважаемых горожан славного Терена, ты, несчастный, все еще отрицаешь свою вину? В своем ли ты уме, или Нергал лишил тебя рассудка? Ты знаешь, где находишься?

— Вполне. Я нахожусь в грязнейшем и отвратительнейшем из городов Хайбории, который населяют трусы, шлюхи, чревоугодники и лгуны. Я весь, с головы до ног, запачкан вашими грязными подозрениями! Вы отравили меня ядом своих уст, ядом смертельнее, чем у самой злобной из вендийских змей!

Ахупам покачал головой.

— Ты складно говоришь, но тебе это не поможет. Ты виновен, а значит — понесешь наказание. Но за эту луну ты третий, кого я приговариваю к смерти, а значит, по нашим мудрым законам, ты имеешь право выбрать себе способ казни. Как ты хочешь умереть?

— Я бы хотел умереть от старости, — заявил стигиец.

Ахупам рассмеялся.

— Браво, юноша! — сказал он. — Ты не потерял способность к веселыо даже перед лицом смерти! Ты отважный человек, раз шутишь, вместо того, чтобы дрожать от страха. За это я исполню твое желание. Я могу оценить добрую шутку и докажу это тебе. И ты сполна это оценишь, когда узришь палача.

Ахупам снова рассмеялся. Вор захотел сказать что-то еще, но быстро получил по губам палкой.

— С тобой все решено, но надо и другим воздать по заслугам, — произнес судья и сложил руки на животе. — Мой приговор будет справедливым! Подойди сюда, плотник. И вручи мне твой кошелек, дабы я мог пересчитать монеты, находящиеся в нем.

Плотнику явно не хотелось снова расставаться со своим добром, но он пересилил себя и поплелся к судье, протягивая тому кошелек. Судья развязал его, высыпал монеты, пересчитал их и разделил на три равные кучки. Плотник с ужасом наблюдал за его манипуляциями.

— Нашедший утерянное имущество имеет право на треть этого имущества, а поскольку кошелек был потерян тобой по глупости, а чужеземец, нашедший его, проявил смелость и доблесть, ему полагается дополнительное вознаграждение в одну треть. Таким образом, тебе остается треть твоих денег, и ты должен быть благодарен мне за мудрое решение.

У бородача отвисла челюсть, когда он услышал слова судьи. Про первую треть он знал, а вот вторая совсем не казалась ему справедливой. Но спорить было бесполезно, поэтому он угрюмо кивнул.

Ахупам взял одну горстку монет и, ссыпав ее в кошелек плотника, завязал его.

— Возьми то, что принадлежит тебе по праву.

Рука бородача дрожала, когда он забирал кошелек, но он сумел скрыть досаду.

Ахупам подозвал Конана.

— Как тебя зовут, варвар? — спросил Ахупам.

— Конан, но иногда меня называют и другими именами. Например, Амра, что значит Лев, — ответил Конан.

— Подойди, Амра. Я хочу воздать тебе по заслугам.

Ахупам поманил к себе одного из советников, прошептал ему что-то на ухо, и советник быстро удалился. Вернулся он еще быстрее. В руке у него был пустой кошелек, который он передал судье. Тот насыпал в него монеты и протянул Конану.

— Возьми, это твое, — произнес он.

Конан не стал возражать.

Затем судья обратился к все еще стоящему на коленях стигийцу.

— А тебе пора! — грозным голосом заявил он. — Раз ты хочешь умереть от старости, ты умрешь от нее! Готовьте плаху!

Стигиец снова получил удар палкой: просто так, на всякий случай. От такого предупреждения из рассеченной губы брызнула кровь, а стражники рывком подняли его на ноги, и погнали к выходу. Толпа загудела в предвкушении зрелища.

В воротах суда вор обернулся и посмотрел на Конана и усмехнулся. Словно он знал нечто, чего не знали другие.

Конан тоже направился к выходу.

Вслед киммерийцу раздался голос Ахупама.

— Надеюсь, мы скоро встретимся, Конан, Лев Из Иных Земель, — сказал он.