Казалось, судья Ахупам ничуть не удивился, когда Конан появился вновь. На этот раз в сопровождении еще большей толпы и не менее пестрой.

— Снова ты! — причмокнул губами Ахупам. — Кого ты поймал на этот раз?

— На этот раз поймали его! — заявила торговка.

— Он хотел надругаться надо мной! — добавила женщина с косичками. — Его нужно оскопить и бросить в море.

Судья пожевал губами.

— Подданные царя Нилама находятся под защитой справедливого закона. Ты, варвар, колокол назад совершил благородный поступок, но теперь ты поступил дурно и будешь наказан.

От щелкнул пальцами, делая знак стражникам.

Воины, вооруженные палками, подскочили к Конану и попытались заставить его опуститься на колени, но киммериец вырвал палку одного из них, пнул ею в живот другого, а потом сломал об колено. Это мгновенно прояснило умы нападавших.

— Я требую справедливости! — заявил Конан, отбросив в сторону обломки.

— И ты получишь ее, страждущий! — уверенно сказал судья. — Только надо сначала разобраться, кто пострадал, в чем, и от кого. Это вопросы, требующие однозначного ответа, и никто не вправе посягнуть на саму суть правосудия, которая заключается в том, чтобы отличить правду от лжи. Женщина, поведай нам, что стряслось? — спросил судья, обратившись к торговке.

Она тяжко вздохнула.

— Он хотел расплатиться со мной ненастоящими монетами, господин судья. Он посягал на мою честь, и хотел осквернить мою невинную плоть грязными прикосновениями!

Брови Ахупама приподнялись.

— Как тебя зовут, красавица? — спросил он.

— Меропа. Меня все знают на рынке. Я никогда не лгу! — ответила торговка.

— Я верю тебе, Меропа. Ты очень похожа на ту женщину, которую я наблюдал чуть раньше. Это сходство говорит мне, что и твой разум столь ничтожен, что ты просто не умеешь лгать. Значит, ты сможешь ответить мне правду без промедления. Скажи, как именно обвиняемый хотел осквернить твою невинную плоть?

— Он собирался прикоснуться ко мне! — с искренним возмущением воскликнула Меропа.

— Ты вся такая округлая и прекрасная, что трудно выбрать в тебе что-то одно. Тебя хочется сразу всю, красавица! Но скажи мне, не стесняйся, какое именно место хотел потрогать чужеземец?

Меропа опустила глаза, и ее лицо, и прежде румяное, сделалось багровым, как заходящее солнце.

— Я не могу ответить, господин судья, — смущенно произнесла она, принявшись водить по земле толстой ножкой, облаченной в грубую кожаную сандалию.

— Она лжет! — вдруг не выдержала дама с косичками.

— Я никогда не лгу! — взвизгнула Меропа. — Господин судья, прикажите высечь эту выскочку. Посмотрите на ее порочное лицо! У нее совсем нет совести!

— Зато у тебя этой совести столько, что ей можно накормить всех шакалов в городе. Совесть из тебя со всех сторон выпирает. Ее так много, что ты можешь в любой момент лопнуть!

— Сама не лопни от злости, уродина! — возразила Меропа.

С улицы вдруг раздались ритмичные звуки и выкрики.

— Стража царя! — вскрикнул судья Ахупам и встал с кресла. Росту в нем было меньше, чем казалось, когда он сидел.

С ритмичными выкриками в ворота суда вошли солдаты и построились. Их облачение могло бы вызвать зависть многих владык Хайбории: темные одеяния, кожаные нагрудники, бронзовые птичьи маски, и остроконечные шлемы. Они казались воплощением небесного воинства и были вооружены мечами, похожими на плавники летучих рыб. На поясе у каждого красовались ножны с тремя кинжалами различной формы.

Офицер в шлеме с двумя сверкающими перьями птиц римуза — знак особых полномочий — отделился от остальных, и подошел к судье. Поклонившись, он протянул ему небольшую дощечку с письменами.

Читая, Ахупам преобразился. На его лице последовательно промелькнули: гордость, недоумение и просветленное понимание.

— Царь Нилам милостив, — радостно сказал он. — Он заботится о нас, как о своих собственных детях. Его мудрость безгранична. Его справедливость достойна всяческого восхищения. Никто не мог бы вернее рассудить любой спор, чем наш добрый владыка.

Ахупам еще раз поклонился и прижал руки к груди, изъявляя глубочайшее почтение.

Офицер повернулся к Конану:

— Ты пойдешь со мной, варвар. Тебя будет судить сам царь! Он прослышал о твоих деяниях, и хочет видеть тебя лично! Солдаты, взять его!

Те с лязгом вытащили из ножен мечи и окружили Конана. Тот и не думал сопротивляться.

Вряд ли стоило присылать отряд солдат только для того, чтобы отправить его в чертоги Крома. В любом случае познакомиться с владыкой этого странного местечка было явно не лишнее.

— Как же так? — возмутилась женщина с косичками. — Господин офицер, почему его не судят обычным судом? Он нанес мне ущерб и я требую справедливости!

— Ты сомневаешься в справедливости царя? — поднял бровь офицер.

— Она сомневается! — подлила масла в огонь Меропа. — Хватайте ее!

— Нет, нет, я ничуть не сомневаюсь! — заголосила дама, прячась за спины рабов.

— Солдаты, вперед! — приказал офицер.

Воины замаршировали, заголосив свой странный однословный клич. Конан пожал плечами и невозмутимо двинулся вперед, окруженный птицеголовыми конвоирами.

Они направились в ту же сторону, куда увели вора. Миновали узкую кривую улочку, ведущую к рынку, поднялись по лестнице с широкими ступенями, прошли под высокой широкой аркой с нишами, в которых стояли статуи людей и зверей из черного базальта, и вышли на улицу, самую широкую из всех, виденных Конаном в городе. К тому же, она, в отличие от остальных была пряма, как стрела, и устремлялась вверх, к торчащим в небеса двум черным башням. Эта улица была безлюдна, если не считать лежащих по обочинам грязных калек, которые стонали и протягивали к солдатам руки. Поодаль копошились их голые дети. Они выглядели еще отрешеннее, чем взрослые, и смотрели бессмысленным взглядом, будто опоенные пыльцой черного лотоса.

Улочка заканчивалась большой пустой площадью, на которой- лишь кое-где мелькали живые островки людей — все тех же нищих. По обеим сторонам площади высились черные башни, одна из которых смотрела на Восход, другая на Закат.

Вблизи стало заметно что башни выглядели по разному. Создавалось впечатление, что их возвели с промежутком в сотни зим. Стены левой были закопчены и выщерблены до дресвы, штукатурка отвалилась, и орнаменты на ней потускнели от времени. Правая же выглядела так, будто ее только что построили. Роспись была яркой и свежей, над стенами покачивались верхушки деревьев, у входа были натянуты разноцветные полотнища.