Вендийские горы — не лучшее место для человека. Особенно, если учесть, что у него при двух ногах две головы. Кроме того, ветер, холод и отсутствие воды тоже не способствовали оптимизму.

Одна голова была скрыта капюшоном, а на лице второй ясно читались сомнения в правильности выбранного пути. Несмотря на обещания, серый камень никак не желал переходить в цветущую долину со звонкими прозрачными ручьями.

— Что-то мне это начинает надоедать, — сказала одна голова.

— Ты говорил то же самое и утром, — заметили из-под капюшона.

— Все равно, не мог бы ты все-таки идти своими ногами? Почему я все время тебя несу?

— Потому что только я знаю, как добраться до города Хорто, Конан, — с ясным сознанием правоты ответила вторая голова.

Конан промолчал.

— Кроме того, — подумав, ответила вторая голова, — у тебя гораздо больше сил, ты молод и здоров, и хоть ты и проводил свое время в объятиях женщин, которые, как известно, служат богине смерти, ты все равно способен преодолеть то, что мне давно уже не по силам, да и к тому же ты можешь меня нести, а я тебя нет.

— Признаю твою правоту, Серзак, — сказал Конан. — Но, насколько я помню, ты ведь и сам не отказывался от женщин, по крайней мере, от тех, которых привезли люди Харборда? Ты живо болтал с ними и гладил их ноги.

— Увы, мой юный друг, и я не лишен пороков. Женщина, как сказал один мудрый человек, это — кусок мяса, зато какой вкусный! Признаюсь тебе, в юности я был падок до женщин, ни одной ночи я не проводил без их сладких объятий, и вот результат — я стал слаб и немощен, мужская моя сила сошла на нет, я только и могу, что говорить с женщинами, гладить и ласкать их, но больше ничего… — последние слова Серзак сказал таким печальным голосом, что Конан смутился.

— Говорят, в этих горах живет змея, которая обладает двумя головами, — сказал он, задумчиво глядя поверх гор. — Одна голова у нее с лицом человеческого ребенка, другая — как у скорпиона. Когда одна голова спит, другая бодрствует. Если человек увидит ее первым, то змея умрет.

— Где ты услышал подобную глупость? — осведомился Серзак. — Наверное, — задумчиво предположил он, — это рассказал тебе какой-нибудь собутыльник или шлюха, которая решила поработать языком не только в известном смысле.

Конан неопределенно кивнул, а Серзак с удовольствием принялся развивать свое предположение:

— Она сказала это специально, желая поразить тебя необычным рассказом, чтобы и в следующий раз ты воспользовался именно ее услугами в решении личных проблем, запомнив ее по рассказу. Интересно, как ее звали? И где ты пользовался ей?

— Тише, — вдруг сказал Конан.

— Что… — по инерции продолжил Серзак, но сразу осознал неуместность каких-либо вопросов сейчас. Ясно было, что северянин не шутит.

Конан пригнулся, как пантера, готовящаяся к прыжку, и ссадил старика на землю. Хищные глаза варвара уставились на груду камней справа. Много лет назад эта груда, похоже, была пограничной крепостью. До сих пор остались железные столбы ворот.

Конан вынул меч и, держа его перед собой так, чтобы можно было отбить летящую стрелу, пошел к остаткам ворот. За большим камнем с полустертым рисунком птицы, как ему показалось, он недавно заметил движение. Чутье подсказывало ему, что это не было движение животного. Шаг за шагом, вкрадчиво ступая, словно снежный барс, Конан приближался к камню.

Неожиданно из-за камня вылетел меч в ножнах. Он упал на мерзлый песок, и в створе ворот сначала появилась высокая человеческая тень, а затем и сам человек. Он был черен кожей и бел головою как лунь. Седые волосы завязаны в тоненькую жалко торчащую косичку, заплетенную черной лентой. Желтые глаза излучали жесткость, впитанную с молоком матери. Одет он был в кожу. Серую мертвенно бледную кожу какого-то странного животного. Конан никогда прежде не видел одежды из такой кожи.

— Я не желаю вам зла, — с белозубой улыбкой сказал незнакомец.

— Ты следил за нами, пес? — осведомился Конан.

Улыбка сползла с лица человека как тень облака, но сразу вернулась вновь. Только взгляд стал еще более жестким.

— Нет, вы напрасно обвиняете меня, — произнес он. — Я спрятался здесь только потому, что испугался, увидев в горах незнакомых людей. Но теперь я вижу, что у вас нет злых намерений. Вы — не убийцы и не грабители.

— Да, мы мирные люди, — подтвердил Конан, задумчиво глядя на свой меч. — По крайней мере, до того момента, когда нас пытаются одурачить. — Он с гулом крутанул меч перед собой. Но то, что могло произвести неизгладимое впечатление в Шангаре, в Вендийских горах выглядело глупой бравадой. — Впрочем, это сейчас неважно, — смущенно добавил он.

— Чего же вы испугались двух мирно беседующих людей? — спросил подошедший Серзак, с сомнением оглядывая мощную пропорционально сложенную фигуру незнакомца.

Серзаку сразу не понравилась подчеркнутая почтительность, с которой старался держаться чернокожий. Такие люди, как правило, либо мошенники, либо убийцы, а если не то и не другое, то уж, значит, за их душами водится что-то ужасное.

— Я не знал, что вы мирно беседуете, — ответил негр.

— Ладно, — сказал Конан. — Бери свое оружие. А вообще-то бросаться им нехорошо. Не знаю, как там принято у вас, а в Киммерии, человек, бросивший оружие, даже не попытавшись сразиться, считался бы за женщину и лишился бы всех прав. Впрочем, киммериец такого никогда не сделает. Скорее уж солнце пойдет в обратную сторону или пламя станет холодным!

Конан сильным движением вернул меч в ножны, отвернулся и быстро зашагал прочь. Вниз, в прежнем направлении.

Незнакомец некоторое время стоял не двигаясь. Улыбка вновь покинула его лицо, на этот раз — более основательно. Толстые губы превратились в сомкнувшиеся крепостные валы.

— Слова не сдвинут гору с места, — наконец сказал он, нагнулся и поднял оружие. — Я — Горкан из Кешана. Похоже, нам с вами по пути. Я рад, что обрел таких спутников. Мне еще не приходилось видеть людей более достойных.

— Я верю тебе, — сказал Серзак, улыбаясь довольно, как кот, получивший на завтрак большую свежую рыбу. — А теперь у меня к тебе будет одно маленькое предложение.