Патрик Сомбревейр получит огромный счет за этот получасовой телефонный разговор между Парижем и Маврикием, но Бени была искренне рада слышать его приветливый голос, который, несмотря на расстояние, подействовал на нее успокаивающе. Она не понимала, как она, пусть даже на мгновение, могла желать, чтобы он исчез из ее жизни; теперь она хотела только одного — чтобы он всегда был рядом и больше никуда не уходил. Именно это она ему и сказала: «Я люблю тебя и не могу без тебя жить. Без тебя со мной происходят одни только ужасы».

В трубке послышался легкий смех польщенного мужчины. Но она говорила совсем не для того, чтобы польстить ему. Именно так она и думала. И пусть она не сумела написать такие же нежные слова, какие он писал ей, но она в нем нуждалась. Патрик был здравомыслящий, жизнерадостный и без всяких тайн. В его власти отодвинуть тени, решить самые сложные проблемы, найти выход из самой запутанной ситуации. Он именно тот мужчина, который ей нужен, чтобы не позволить ей плодить кошмары. Он для нее как киль для судна, ее основа, ее опора, ее хребет. Без него она жалкая байдарка, и понадобилось две недели безумия и изматывающих чар Маврикия, чтобы она осознала это.

Он беспокоился, что не получил ответа на письмо, беспокоился из-за урагана, пронесшегося над Маврикием, из-за того, что не мог в Париже получить точную информацию о разрушениях, поскольку во Франции, передавая новости, говорили только о Реюньоне, как будто всего остального мира просто не существовало. В течение трех дней Патрик Сомбревейр из-за повреждения телефонных линий не мог до нее дозвониться.

Когда его наконец соединили с «Гермионой», он застал Бени в странной растерянности и «серьезной тропической депрессии». Ее слова, вперемежку со всхлипываниями, звучали то замедленно и угрюмо, то лихорадочно и возбужденно, то едва различимо, это был непрерывный монолог, длинная жалоба из старых горестей и новых бед, она говорила, что ураган почти полностью обрушил крышу «Гермионы», об исчезновении ее отца на Таити, о разрушенных подпорках варанга, о Морин, которая уехала в Австралию к торговцу быками, о вырванных с корнем филао и о бабушке, которая теперь лежит на кладбище Ривьер-Нуара, о том, что она, Бени, одна, совсем одна в полуразрушенном доме, и о том, что китаянка из Тамарена, хитро щуря глазки, рассказала, что утром нашли тело ее дяди Гаэтана, утонувшего в паводке на песчаном берегу реки, потому что он не сумел перебраться на ту сторону из-за бурного течения или же из-за выпитого в «Гермионе» шато-шалона, а может быть, и из-за порчи, наведенной Лоренсией, она на это способна, поверь мне, Патрик. «Когда я без тебя, Патрик, моя рука начинает писать сама по себе, каждый вечер ко мне приплывает акула, а портрет моего деда следит за мной. Патрик, когда тебя тут нет, в моей жизни наступают разруха и печали всего мира и Дед Мороз на лыжах плавает по лагуне, ты меня понимаешь?.. Если бы ты знал, как я от всего устала! Я устала от этих странностей, которые я вижу, от того, что я, как говорит моя мать, медиум. Я хочу быть просто твоей женой, Патрик. Женщиной. Обыкновенной женщиной. Женщиной, для которой два плюс два — всегда четыре. Уравновешенной — вам ведь нравятся такие, — без слащавости и без избыточной любознательности, женщиной, которая любит покупать очищенный салат в пластиковых упаковках, которая читает Гонкура, ходит на родительские собрания, занимается аэробикой, катается на лыжах. Хочу быть женщиной, которая смажет твои плечи жиром, чтобы ты не получил солнечного ожога, женщиной, которая говорит «мой муж» или просто «мой», когда рассказывает о себе. Я сделаю все, что ты захочешь, испеку торт татен, буду заниматься йогой, рожать детей. Буду играть в гольф. Я отказываюсь быть демонической Бени де Карноэ, я буду «маленькой милой мадам Сомбревейр». Помоги мне, Патрик, и я стану такой, какую ты хочешь: я буду простой и нормальной».

У нее есть Патрик, и у нее есть Вивьян. И своему двойнику Вивьяну она рассказала то, что не могла рассказать своему будущему мужу Патрику. Эту историю про Бриека Керруэ.

Когда Вивьян вернулся с Реюньона, в один из вечеров она пришла к нему в мастерскую; они лежали на диване, как когда-то в хижине. Тут она и рассказала ему о встрече с Бриеком в «Присунике», и о той ночи, которую они провели в «Гермионе», и о том, что этот парень исчез и с тех пор не давал о себе знать. Затем она вынула из кармана помятую газету и тщательно расправила ее.

— Три дня тому назад я поехала в «Пирамиду» забрать босоножки, которые мне делали на заказ, китаец завернул их в эту страницу «Экспресса». Когда дома я развернула сверток, мне в глаза бросилась фотография Бриека. Вот, посмотри.

Под заголовком «СМЕРТЬ ОПАСНОГО ГАНГСТЕРА» были фотография коротко стриженного темноволосого молодого человека с милой улыбкой и текст заметки:

Некоторое время назад наша служба безопасности напала на след Франсуа Оверне, настоящее имя — Бриек Керруэ, 28 лет, гражданин Франции. Он разыскивался Интерполом и, по нашим сведениям, несколько месяцев назад прибыл на Маврикий. Во Франции этот опасный гангстер был признан виновным в десятке дерзких налетов, в основном на дорогие ювелирные магазины Парижа и Лазурного Берега. На его счету много побегов из различных тюрем, и, несмотря на ориентировку, которая была разослана на все пограничные посты и во все аэропорты, полиция потеряла его след. Но вчера вечером он был замечен в Порт-Луи, а к 11.30 после напряженной погони по Базару ему удалось оторваться от преследования. Он воспользовался машиной, водитель которой по неосторожности оставил ключи в замке зажигания. В 12.05 полиция настигла его на высоте Буа-Маршон по дороге в Памплемусс. Полицейские открыли по машине огонь. Раненному в руку бандиту все же удалось выбраться из машины и укрыться на тростниковом поле. Погоня продолжалась.

Необходимые предупреждения остались без ответа, и офицер полиции Анеруд Сибалук открыл огонь, целясь преступнику в ноги, но в момент выстрела тот неожиданно нагнулся, и пуля из смит-вессона попала ему в спину, причинив тяжелое ранение. По дороге в больницу гангстер умер.

— Это очень печально, — произнес Вивьян. — Я понимаю, ты…

— Да, — ответила Бени, — это действительно печально. Это больше чем просто печально. Но ты не заметил ничего особенного?

— Он был красивый, — отметил Вивьян.

— Нет, — перебила Бени, — я не об этом. Дата. Ты обратил внимание на дату в газете?

— Да, 12 октября…

— А сегодня конец декабря, Вивьян! Я провела с Бриеком ночь на 25 декабря! Через два с лишним месяца после его смерти!

Вивьян снова склонился над газетой.

— Это невозможно. Ты просто ошиблась, — заключил он.

Он взял кузину за руки и заговорил с ней мягко и терпеливо, как с дефективным ребенком, которому пытаются объяснить, что печенье следует класть в рот, а не запихивать в ухо.

— Хорошо, дорогая, просто ты прочла эту газету, тебя поразило лицо этого парня, все это произвело на тебя сильное впечатление. Потом тебе во сне привиделось, что ты провела с ним ночь…

— А это что, — воскликнула Бени, срывая с шеи платок, — это тоже привиделось мне? Ты видишь, что это?

— Да, — растерялся Вивьян.

— Это засос, вернее, то, что от него осталось. Не хочешь ли ты сказать, что я сама поставила себе засос на шее? Сегодня 31 декабря, Вивьян. Прошла всего неделя! Я клянусь, что это правда, и клянусь, я не сошла с ума! Эта история покоя мне не дает, уже два дня я пытаюсь понять, что же произошло. Я даже расследование провела: два человека должны были видеть меня с ним в «Присунике» — Лора Маньер, с ней я говорила, когда Бриек стоял рядом со мной, и твоя мать, она ждала, чтобы припарковаться на моем месте, когда я разговаривала с Бриеком. Я позвонила Лоре, но она уверяет, что никогда его не видела. А твоя мать послала меня ко всем чертям и сказала, что не обязана следить за моим поведением на улице и что нет, она не видела в тот день рядом со мной парня в белой рубашке. Но есть еще одна вещь, — таинственно произнесла она, — пещера!

Вивьян начал нервничать.

— Пещера Бриека, — продолжала она. — Я рассказала ему историю о кладе Шарлотты в Суйаке, а он в подарок рассказал мне о сокровище в пещере, которое дарит мне, при условии, что десять лет я не прикоснусь к нему, теперь я понимаю, почему он настаивал на этом! Ты знаешь эту пещеру в тростниках, на дороге Бо-Сонж?

— Нет, — ответил Вивьян, — но мы можем съездить туда, если ты хочешь.

— Прямо сейчас?

— Поехали.

Эта история захватила его, превращаясь в какую-то игру.

— Хорошо, что сейчас темно, — решила Бени, — нас никто не увидит. Следует быть осторожными. Надо взять электрический фонарик и лом.

— А лом зачем?

— Бриек замуровал сокровище под большим и тяжелым камнем, его руками не сдвинешь. Инструмент мы возьмем в мастерской отца, в «Гермионе», там их полно.

— Но, — предостерег Вивьян, — ты же не можешь трогать его раньше, чем через десять лет…

— А мы и не будем ничего трогать, — заверила Бени. — Я только взгляну, есть ли под камнем бетон.

Хотя было темно и дорога в этот час была почти пустая, из осторожности они оставили машину, не доезжая перекрестка, и дальше отправились пешком. Посреди поля действительно росло единственное дерево. В свете фонарика они продирались сквозь тростник по неровностям раскисшей после урагана почвы. Вход в пещеру оказался широким. Вивьян первый скользнул туда и помог спуститься Бени. Большая и глубокая пещера, с трехметровым сводом, была загромождена грязными камнями. Влажные стены блестели в луче фонарика. Метрах в тридцати в лунном свете был заметен еще один выход. Влажная земля чавкала под ногами, местами растекаясь жидкой грязью.

Бени вернулась к входу, через который они проникли в пещеру, отсчитала десять шагов, как говорил Бриек, и увидела большой плоский камень. Они разгребли камешки и землю вокруг него, и Вивьян подсунул под камень железный лом, пытаясь сдвинуть его с места, он поддавался с трудом. Больше часа они давили и скреблись, чтобы заложить клин под камень, который с таким трудом, но все-таки поддавался. Когда с одного бока камень был поднят сантиметров на десять, Бени встала на колени и направила под него луч фонаря.

— Смотри, Вивьян!

Вивьян наклонился и увидел свежезацементированную яму, в точности, как описывал Бриек.

— Теперь ты мне веришь?

— Я верю тебе.

Они поставили камень на место, вокруг накидали землю.

— Остается подождать десять лет. Эти драгоценности принадлежат нам. Мы их поделим. Если я умру, прошу тебя, не забудь прийти и забрать их.

— Я есть хочу, — признался Вивьян. — У тебя в «Гермионе» есть какая-нибудь еда?

— Пойдем, разумеется, Лоренсия что-нибудь приготовила.

Дом был изуродован, полусорванную крышу накрыли брезентом, пока не заменят балки и не покроют ее дранкой. Растерзанный варанг выглядел мрачно, в лунном свете громоздились тени рухнувших столбов. На лужайке свалили в кучу сломанные балки, а от прогнившей соломы ветиверии исходил запах шафрана.

— А ты в это время в доме была? — спросил Вивьян.

— Да, — сказала Бени, — я очень испугалась, когда разбивались окна в гостиной. Я отказалась идти с Лоренсией к ней домой. А когда захотела выйти во время «глаза бури», то не смогла открыть дверь. Крыша варанга обрушилась и завалила все выходы. Было жутко смотреть. К счастью, Линдси и Лоренсия пришли утром и вытащили меня.

— Вот увидишь, с дранкой будет очень красиво.

— Это будет уже не то, — жалобно протянула Бени. — Больше не будет птиц в соломе.

Они поджарили и съели омлет. Бени вдруг взглянула на часы.

— Время, — произнесла она. — Она сейчас придет.

— Кто?

— Акула. Ночью мы с Бриеком заметили акулу, она доплыла до края лагуны. Бриек погладил ее, и она уплыла. С тех пор она каждую ночь возвращается в это время, ты сейчас ее увидишь. Я каждый вечер даю ей рыбу, Лоренсия оставляет мне ее. Она думает, что это я ее съедаю.

Вивьян пошел вслед за Бени на пляж. Когда появился плавник, Бени зашла в воду, держа за жабры рыбку. Вивьян видел, как приближается акула. Осторожно Бени опустила рыбку в воду, в водовороте что-то скользнуло под ее рукой, один, два, три раза, и акула уплыла в открытое море.

Они поднялись на пляж. Вивьян подошел к ней, и Бени опустила голову ему на плечо. Расчищенное ураганными ветрами небо было усеяно звездами. Он вдруг отодвинулся и рассмеялся.

— Ты знаешь, что в этот момент происходит в Керпипе? — спросил он.

— Нет, — ответила Бени.

— Бал Додо, — ответил Вивьян.

— А я забыла, — говорит Бени. — 31 декабря, бал Додо! А ты знаешь, что я выхожу замуж?

— Да, — ответил Вивьян. — Знаю.

— И это все, что ты мне скажешь?

— Да, — ответил Вивьян. — Потому что по крайней мере есть две вещи, в которых я уверен: первая — что ни я, ни ты никогда не пойдем на бал Додо; а вторая — что ты и я никогда не расстанемся.

Париж, 7 февраля, 1989