— Перестань отвлекаться, Луиза, — нетерпеливо сказал Тим. — Сядь и расскажи мне все об этой невероятной истории, в которую я никак не могу до конца поверить. Ты ничего не прибавляешь? Может, на тебя слишком большое впечатление произвели датские сказки?

— Да. Иногда я сама ощущала себя в волшебной сказке.

— Но во всех сказках существует скрытое зло.

— Вероятно. И не смотри на меня так. Отто обманул бы и тебя.

— Но не до такой степени, чтобы я вышел за него замуж, дорогая. Итак, что произошло после того, как продавец воздушных шаров был выловлен из канала?

— Ничего. Это случилось сегодня утром. Сразу после этого я позвонила тебе и пообещала прилететь дневным рейсом.

Я уселась в кресло, а Тим подошел ко мне и коснулся шрама на моем лбу.

— Сейчас это не имеет для меня значения, — равнодушно произнесла я. — Мне гораздо больше необходима консультация у хорошего гинеколога.

— Ты же сказала, что не беременна!

— Более того, я, вероятно, стерильна. Не ужасайся, все нормально. Со мной не случилось никакого эмоционального срыва. Оставим это на совести Отто. А сейчас, после того как ты выслушал мою часть истории, поведай мне свою.

— Это в общем-то не моя история, — сухо заметил Тим. — Она принадлежит человеку по имени Алан Мельбурн, офицеру-летчику, который выпрыгнул из горящего самолета после воздушного налета на штаб-квартиру гестапо в одном из городов Дании. Его подобрал какой-то рыбак и перевез на остров Самсё, где он скрывался до тех пор, пока его не переправили в Швецию.

— Рыбак привез его в Монеборг! — воскликнула я.

— Ты знала! — разочарованно протянул Тим.

— Нет, не знала. Просто догадалась. Где еще он мог скрываться? Замок — превосходное место для такой цели. Столько комнат, да еще подземелье. Продолжай, Тим. Когда я смогу увидеть Алана Мельбурна?

— Никогда. Год назад он умер. Он торговал антиквариатом в Солсбери. Я сразу же вспомнил о нем, когда ты сказала мне, что Отто — граф. После войны ходило много историй о чудесных спасениях, и одной из них была история Мельбурна. Он рассказал о датчанке, муж которой граф Отто Винтер, подозревался в сотрудничестве с гестапо. Но графиня была истинной патриоткой. Она взялась спрятать Мельбурна в замке и сама ухаживала за ним — он сильно обгорел — до тех пор, пока тот не поправился настолько, чтобы перебраться в более безопасное место. Я нашел эту историю в подшивке "Скетча".

— Но Алан Мельбурн мертв, — простонала я.

— Неужели это так важно?

— Конечно! Он мог рассказать мне о Монеборге, об Отто… Теперь я понимаю, почему все становились такими замороженными, когда я упоминала его имя. Человек, сотрудничавший с гестапо! Мужчина, за которого я вышла замуж!

— Он только подозревался в сотрудничестве, — поправил меня Тим. — В противном случае, когда война закончилась, с ним бы рассчитались.

— Это вполне может быть правдой, — возбужденно проговорила я. — Поэтому его так ненавидит Нильс. И Эрик именно поэтому так осторожно говорил о нем. Видимо, это и хотел мне рассказать Йенс Ларсен. — Я разочарованно стукнула кулаком по столу. — Почему Алан Мельбурн умер!

— Я могу поделиться с тобой еще кое-какой информацией, но тебе следует быть спокойнее, дорогая. Помни, ты покончила с Винтерами.

— Не томи, рассказывай!

— Ну, хорошо, как, по-твоему, я узнал, что Мельбурн умер? Я поехал в Солсбери повидаться с ним. Но, поскольку по понятным причинам поговорить нам не удалось, я встретился с его вдовой, хотя сначала она не хотела меня видеть. Не думаю, что ей нравился "датский" эпизод из жизни мужа. Он явно влюбился в графиню Винтер. Он рассказывал, что та была красивой и печальной, и замужество приносило ей только горе, поскольку ее муж был эпилептиком.

— И предателем! — гневно добавила я.

— Он не предполагал этого. Мельбурн ни разу не покинул комнату, в которой прятался, за все время своего пребывания в замке. Видимо, она произвела на него неизгладимое впечатление, потому что, когда он умирал, то, по словам жены, думал, что вернулся туда. В бреду он твердил о гобеленах и каком-то карлике с фрески. Единственной полезной для нас вещью может оказаться письмо, которое жена нашла после смерти Алана. Он бережно хранил его, поэтому она решила, что там что-то важное. Это очень короткая записка на бумаге с гербом.

— И что в ней было? — Я затаила дыхание.

— Ничего особенного. Всего несколько слов: "Твой подарок прибыл. Он прекрасен, и я буду наслаждаться им всю мою жизнь".

— Подарок?

— Да. Поскольку Мельбурн торговал старинными вещами, жена предположила, что речь, возможно, шла о картине или каком-либо другом произведении искусства. Графиня, несомненно, спасла ему жизнь, поэтому вполне естественно, Алану захотелось как-то отблагодарить ее.

— Но что бы сказал Отто, увидев подарок?

— Она, должно быть, спрятала его.

— В комнате в башне, — предположила я. — Где?

— Это место, где Кристина провела последние годы перед смертью. Сейчас комната заперта. Там находится что-то, чего не хочет видеть Отто.

— Но если это обычная картина, разве он не мог ее выбросить?

— Не знаю, что и думать. — Я прижала руки к вискам. — Слишком много странного. Интересно, скольких офицеров британской армии прятала графиня. Видимо, это происходило, когда их брак уже фактически распался. Кристина, должно быть, презирала Отто, даже если его сотрудничество с гестапо осталось недоказанным. Именно поэтому старые дамы говорили о графской совести. Ты знаешь, что половина замка отведена под дом престарелых?

— Нет сомнений, что твой Отто пытался реабилитировать себя, когда в войне победила противная сторона.

— Я бы хотела, чтобы ты посмотрел на него, Тим. Он такой веселый, улыбчивый и красивый, несмотря на то, что весит немного больше, чем нужно. И свою болезнь он держал от меня в тайне.

— Это научит тебя не выскакивать сломя голову замуж за иностранцев. А я-то считал тебя взрослой.

— Но импульсивной, — вздохнула я. — И не говори, что я получила урок. Я их тех людей, которые никогда не извлекают пользы из случившегося. До сих пор в голове у меня путаница. Я все еще не совсем уверена в том, что я не замужем. Я чувствую себя призраком, тенью.

Добродушное лицо Тима помрачнело.

— Советую тебе взять недельный отпуск и съездить еще куда-нибудь. Что ты скажешь про Багамы? Или в Австралию, навестить братьев?

— Так далеко!

— Чем дальше, тем лучше. В Австралии, по крайней мере, нет замков. Там, если захочешь, можешь выйти замуж за фермера, разводящего овец.

— И стать двоемужницей!

— О, Боже!

— Нет, Тим, все не так просто. Сначала я должна выяснить все до конца.

— Но ты же не собираешься вернуться в Данию?

— Не знаю. Я приму твой совет относительно недельного отдыха… но мне чрезвычайно интересно узнать, что за подарок получила Кристина.

— Какое тебе до этого дело?

— Ты так думал и тогда, когда срочно вызвал меня в Англию?

— Я нашел единственный способ вернуть тебя домой. Мы с Барбарой беспокоились о тебе.

— Ну, теперь-то я дома, — устало произнесла я. — Но все, что ты раскопал, ничего не прояснило, даже наоборот.

Тим не сводил с меня проницательных глаз.

— А что его брат? — вдруг спросил он.

— Эрик? Честно говоря, он дал мне тот же самый совет: вернуться в Англию и остаться здесь.

— Я имел в виду, что он собой представляет?

— О, он совсем другой. На десять лет моложе Отто, и у него такое милое открытое лицо. Уверена, что он очень талантливый архитектор. — Я перехватила странный взгляд Тима и сказала: — Нет, я не влюбилась в него. С меня достаточно семейства Винтер.

— Ты уверена?

— Ну, ты должен согласиться, что они необыкновенно интересны для изучения.

— Ты имеешь в виду социолога? Или психиатра?

— О, только не Эрик. Невозможно быть более нормальным.

— Ты так же когда-то думала и о его брате.

— Да, знаю. Но Эрик совершенно другой. Если бы ты увидел его… — Я оборвала себя и сердито проворчала: — Чем ты занимаешься, Тим? Устраиваешь мне допрос с пристрастием?

— Просто пытаюсь удержать тебя дома, дорогая. Оградить от всех этих нацистских пособников, самоубийц…

— Ты имеешь в виду Йенса Ларсена? Нет, это не было самоубийство. Веселым пьяницам вряд ли знакомо чувство депрессии. Это, скорее всего, несчастный случай.

— Или убийство.

— И это говоришь ты, хороший газетчик, чья религия — факты! Ты слишком мелодраматичен, дорогой Тим. А разве тебе самому не интересно, что спрятано в башенной комнате?

— Интересно. Но как это можно узнать? Твой так называемый муж выставил тебя, после того как чуть не убил. Какой предлог ты найдешь для возвращения?

— Помолвка Нильса. — Эта мысль пришла ко мне на волне воодушевления. — Меня очень приглашали на это торжество.

В Тиме проснулся азарт газетчика. Он не поднял глаз, пытаясь скрыть свой растущий интерес.

— И когда это будет?

— В конце месяца.

— Ты остановишься в замке?

— Конечно.

— И проведешь неофициальное расследование?

От моей усталости не осталось и следа. Я даже не понимала до этой минуты, как мне хочется вернуться в Монеборг. Я порывисто наклонилась вперед.

— Там есть старая женщина по имени Хельга Блом, служившая горничной графини в течение многих лет. Она должна была быть с ней во время войны, когда Алан Мельбурн и, возможно, другие британские офицеры, скрывались в замке. Говорят, она выжила из ума, но я уверена, что ее держали от меня подальше, чтобы она не проговорилась. Вероятно, она до такой степени стара, что может утратить благоразумие. Если бы я могла побеседовать с ней…

— Но ты не поставишь себя в ложное положение? Ведь Хельга Блом и ее секреты не имеют к тебе никакого отношения.

— Имеют, если с их помощью можно будет объяснить поведение Отто по отношению ко мне, — упрямо заявила я. — Уверена, что все это как-то связано с его первой женой. Фру Доротея поможет мне. Я говорила тебе, что она по-дружески относится ко мне. Как и дети Отто. И как Эрик.

— Я думал, Эрик не жаждет твоего возвращения.

— Да, конечно. Но он был встревожен из-за смерти продавца воздушных шаров. К моему возвращению все это уже утрясется.

Тим подошел ко мне и положил руки мне на плечи.

— Луиза, обдумай все хорошенько. Подожди недельку или две.

— Разумеется. Я же сказала, что мне требуется консультация у гинеколога. И я хочу взглянуть на свою квартиру. И, возможно, отказаться от аренды.

— Не спеши.

— Я не спешу. Просто знаю, что не смогу больше там жить. Сначала Айвор, теперь эта история с Отто. Если я вернусь в Англию, то начну все снова.

— Если?

— Я хотела сказать "когда". — Я почувствовала, что устала от въедливости Тима. — Ты пытаешься управлять моей жизнью, — упрекнула его я.

— Кто-то должен это делать. Мы с Барбарой переживаем за тебя.

— Не заставляй меня чувствовать угрызения совести.

— Но у тебя просто какая-то мания.

— Согласна. Хотя я назвала бы это "травмой". И я должна преодолеть ее последствия. Любой ценой.