Как известно, на нашей родной планете выступают из вод Мирового океана шесть материков – Евразия, Северная Америка, Южная Америка, Африка, Австралия, Антарктида. А где же, спросит читатель, Азия и Европа?

И вопрос этот правомерен. Потому что деление на Европу и Азию – искусственно. В нем больше политики, чем науки. А в действительности существует единый суперконтинент – Евразия, где Европа занимает менее чем 1/5 территории. А самые малоизученные места этого суперконтинента находятся в Азии.

Даже названия азиатских стран – Иран, Китай, Тибет, Монголия, Индия, Непал, Индокитай, Япония – напоминают о древности цивилизаций, множестве тайн и загадок, скрытых в дебрях, песках и развалинах.

Но исследователи Азии, как правило, европейцы. Какие имена! Марко Поло, Семенов-Тян-Шанский, Пржевальский, Козлов, Потанин, Обручев… Купцы, разведчики, ученые, военные, а то и люди, совмещающие эти роды деятельности.

Труды их огромны, но неисследованных мест на карте Евразии тоже достаточно…

 

Марко Поло и его родня

Марко Поло (1254–1324), итальянский путешественник. Совершил путешествие в Китай, где прожил около 17 лет. Написанная с его слов «Книга» – один из первых источников знаний европейцев о странах Центральной, Восточной и Южной Азии.

В советском художественном фильме «Дайте жалобную книгу» есть интересный момент. Один из персонажей, роль которого исполнял Анатолий Кузнецов («товарищ Сухов»), утверждает, что важнейшие путешествия и даже географические открытия совершали большей частью купцы, их приказчики, коммерческие агенты – короче говоря, «торговые работники». В этом заявлении содержится немалая доля истины. Даже слово «коммивояжёр» означает не что иное, как «коммерческий путешественник» или «странствующий торговец». Поэтому нет ничего удивительного в том, что, как сообщается в «Очерках…» И.П. и В.И. Магидовичей, даже известный итальянский справочник – путеводитель по странам Азии, составленный в XIV веке флорентийцем Франческо-Бальдуччи Пеголотти, вышел под заглавием «Практика торговли» и с подзаголовком «Книга описания стран».

Вот такие справочники для деловых людей дали начало целой отрасли географии, которая в XIX веке получила название «коммерческая география», а позже, в ХХ веке, стала именоваться как «экономическая география». Правда, самая известная из первых европейских книг этого типа носит название ещё не коммерческое: сначала – «Книга о разнообразии мира», а позже – просто «Книга». Автор её – венецианский путешественник Марко Поло. Его «Книга» значительно отличается от вышеупомянутых справочников, состоящих из сухих пересказов других источников, в первую очередь тем, что она основана на личных наблюдениях и впечатлениях автора. Включённые в неё рассказы его отца Никколо и дяди Маттео – венецианских купцов, которые участвовали в путешествии, а также встречных путников, удачно дополняют содержание.

Описания самого путешествия в книге Марко Поло не так уж много, его подробностям уделяется внимание лишь в «Прологе» и нескольких главах «Книги». Основное содержание сочинения – это характеристики азиатских стран, быта и нравов их населения, городов, особенно Ханбалыка (так назывался тогда Пекин), двора Хубилая – великого хана монголов и по совместительству императора Поднебесной, внука Чингис-хана. Сюда же входят, кроме интересных географических данных, материал, представляющий наибольший интерес, главы с историческими сведениями и несколько легенд.

Сам Марко Поло совершил путешествие в Азию только один раз. Старшие Поло, как называют исследователи братьев-негоциантов Никколо и Маттео, пересекали Азию трижды, причём два раза – с запада на восток и один раз – в обратном направлении. Как следует из «Очерков…», во время первого путешествия Никколо и Маттео оставили Венецию около 1254 года и после шестилетнего пребывания в Константинополе выехали оттуда с торговыми целями в Южный Крым, затем в 1261 году перебрались на Волгу. От средней Волги братья Поло двинулись на юго-восток через земли Золотой Орды, пересекли закаспийские степи, а затем через плато Устюрт прошли в Хорезм, к городу Ургенчу. Дальнейший их путь пролегал в том же юго-восточном направлении вверх по долине Амударьи до низовьев Зарафшана и вверх по нему до Бухары. Там произошла их встреча с направлявшимся к великому хану Хубилаю послом завоевателя Ирана, ильхана Хулагу (брата Хубилая). Посол предложил венецианцам присоединиться к его каравану, на что они охотно согласились – ведь благодаря надёжной охране посла двигаться дальше было намного безопаснее. Правда, при этом снизилась скорость передвижения – посольская экспедиция добиралась до места целый год.

«По долине Зарафшана путники поднялись до Самарканда, перешли в долину Сырдарьи и по ней спустились до города Отрар. Отсюда их путь лежал вдоль предгорий Западного Тянь-Шаня к реке Или. Дальше на Восток они шли либо вверх по долине Или, либо через Джунгарские Ворота, мимо озера Алаколь (восточнее Балхаша). Затем они продвигались но предгорьям Восточного Тянь-Шаня и вышли к оазису Хами, важному этапу на северной ветви Великого шёлкового пути из Китая в Среднюю Азию. От Хами они повернули на юг, в долину реки Сулэхэ. А дальше на восток, ко двору великого хана, они шли по тому же пути, который проделали позднее вместе с Марко. Обратный их путь не выяснен. В Венецию они вернулись в 1269 году» («Очерки…»).

Марко Поло отправился путешествовать в 1271 году, когда ему было 17 лет. Взяв с собой молодого компаньона, купцы Поло отправились в Палестину, затем пересекли центральную часть Малой Азии и Армянское нагорье, повернули на юг, в Курдистан, и по реке Тигр спустились до города Басры. Дальше венецианцы пересекли Иран, двигаясь сначала на север к Тебризу, а затем на юго-восток через Керман до Ормуза, рассчитывая морем добраться (через Индию) до Китая. Но суда в Ормузе показались им очень ненадежными. Путники вернулись в Керман и проделали тяжёлый путь прямо на север через пустыню Деште-Лут к городу Кайен и оттуда долго добирались до Балха. Двигаясъ вдоль южных предгорий Гиндукуша на восток, путники вступили в Афганский Бадахшан и достигли окраин Памира. Описание Памира и Алайской долины в «Книге» Марко Поло отличается большой точностью.

Далее венецианцы спустились в оазис Кашгар, обогнули с юга пустыню Такла-Макан и, двигаясь от оазиса к оазису, от колодца к колодцу мимо северо-западных предгорий Тибета и через пески Кумтаг, прошли в долину реки Сулэхэ и прибыли в город Ганьчжоу. ‘Гам венецианцы прожили целый год. По некоторым сведениям за это время Марко Поло побывал в городе Каракорум (по-монгольски Хара-Хорин) в верховьях реки Орхон. Это была столица державы Чингис-хана, основанная им в 1220 году и просуществовавшая до ХVI века. Из Ганьчжоу венецианцы двинулись на юго-восток через территорию, населённую тангутами (так называли тогда племена северо-восточных тибетцев) в город Синин. От Синина по долине средней Хуанхэ, а затем через степь экспедиция семьи Поло прошла к временной ставке великого хана Клеменфу, находившейся к северу от Ханбалыка (Пекина).

Марко Поло (вместе с отцом и дядей) прожил в Китае около 17 лет. Зная персидский язык и изучив по дороге монгольский, он начал осваивать также китайскую грамоту. Образованный молодой человек завоевал расположение великого хана, который обычно приближал ко двору талантливых иностранцев, и был принят на гражданскую службу. Через короткое время он настолько вошёл в доверие к Хубилаю, что стал членом тайного совета. Выполняя деликатные поручения императора, Марко Поло совершил несколько поездок по стране и в ходе их пересекал Восточный Китай в разных направлениях. При правлении Хубилая в Китае, как и везде в странах, завоёванных Чингис-ханом и его потомками, была организована прекрасная служба связи – конная и пешая (скороходная) почта. Поэтому путешествия по Китаю тогда не представляли никаких трудностей, особенно для гонцов Хубилая.

Судя по «Книге» Марко Поло, наиболее частыми были его поездки по двум маршрутам. Оба начинались от Ханбалыка. Восточный маршрут шёл вдоль приморской полосы прямо на юг через Северный, Центральный и Южный Китай к городам Кинсай (Ханчжоу) и Зейтун (Цюаньчжоу). Некоторые поручения императора требовали от Марко Поло посещения Юньнани и Бирмы. Другой путь вёл на юго-запад, в Восточный Тибет и пограничные с ним области. Подробно описанный венецианцем город Ханчжоу (в «Книге» – Кинсай), лежащий к югу от устья великой реки Янцзы, в средние века был одним из крупнейших городов Китая. Правда, впечатлительный путешественник, описывая достопримечательности Кинсая с его «12 тысячами каменных мостов», допустил немало преувеличений, что впоследствии создало ему репутацию выдумщика и фантазёра. Репутация эта, надо признать, была достаточно обоснованная.

Пробыв много лет на службе у Хубилая, в 1290 году Марко Поло просил императора отпустить его на родину, но получил отказ. Только через два года Марко вместе со старшими Поло смог отправиться домой. Этому помог случай: венецианцам было поручено сопровождать в Тебриз двух царевен – китайскую и монгольскую, выдаваемых замуж за ильхана Абагу, сына Хулагу, и его наследника Аргуна. В 1292 году китайская флотилия двинулась от Зейтуна на юго-запад, через Южно-Китайское морс. Марко во время этого перехода услышал об Индонезии («7448 островах», разбросанных в море»), но побывал только па Суматре, где путешественники прожили пять месяцев. От Суматры флотилия перешла к острову Шри-Ланка мимо Никобарских и Андаманских островов. Хотя Марко Поло ошибочно причисляет Шри-Ланку и Яву к «самым большим на свете» островам, он очень точно описывает быт шриланкийцев. От Шри-Ланки экспедиция двигалась вдоль Западной Индии и Южного Ирана, через Ормузский пролив в Персидский залив.

«Книга» Марко Поло повествует также об африканских странах, прилегающих к Индийскому океану, в которых он, скорее всего, не побывал: это великая страна Абасия (Абиссиния, т. е. Эфиопия), и расположенные близ экватора и южнее его острова «Зангибар» и «Мадей-гаскар». При этом он смешивает Занзибар с Мадагаскаром, а оба острова – с приморской областью Восточной Африки. По этой причине в «Книге» о них много неверных сведений. Однако надо признать, что Марко Поло был первым европейцем, сообщившим о Мадагаскаре.

Маршрут Марко Поло

После трехлетнего плавания, то есть около 1294 года, венецианские купцы-путешественники доставили свой драгоценный «груз» – обеих принцесс – к месту назначения, в Тебриз. Домой они прибыли в 1295 году. По некоторым сведениям, приключения Марко Поло на этом не закончились. Дело в том, что в те времена Италии как таковой не было, а на её территории находились периодически враждовавшие города-государства – Венеция, Генуя, Флоренция… Марко Поло вскоре после возвращения из дальних странствий участвовал в войне с Генуей. Около 1297 года во время морского боя он попал в плен к генуэзцам и был заключён в тюрьму. Среди его сокамерников оказался писатель Рустичелло, автор рыцарских романов. В 1298 году, записав рассказы бывалого путешественника, Рустичелло объединил их в книгу и затем издал её на французском и латинском языках. Позже она выходила на других европейских языках.

Марко Поло был освобожден и вернулся на родину в 1299 году. Дальнейшая его жизнь в литературе практически не отражена. Известно только, что он доживал свой век не бедным, но и не очень богатым венецианским гражданином и умер в 1324 году. Документов о самом Марко и его семье до нашего времени дошло очень мало. Это даёт основания некоторым авторам высказывать гипотезы, согласно которым Марко Поло или вообще не путешествовал, а все изложенные в книге сведения взял из рассказов знакомых моряков и торговцев, или путешествовал, но не в тех местах, о которых рассказывается в «Книге».

Как бы там ни было, «Книга» Марко Поло служила в XIV–XV веках одним из руководств для картографов. Содержащиеся в ней географические названия повторяются на многих картах, в том число таких известных, как Каталонская карта мира 1375 года и «Земной круг» Фра-Мауро 1459 года. Надо учесть, что картографы того времени пользовались и гораздо менее достоверными источниками, чем «Книга» великого венецианца. Она хорошо послужила делу великих географических открытий. Само это сочинение стало настольной книгой для Колумба и других выдающихся мореплавателей. Кроме всего прочего, «Книга» Марко Поло – из тех редких средневековых сочинений, которые, соединяя в себе научные сведения и просто хорошую литературу, издаются, читаются и перечитываются в разных странах в течение всех последующих столетий и в настоящее время. Книга вошла в золотой фонд мировой литературы, а Марко Поло остался в веках одной из самых интересных, загадочных и замечательных исторических личностей.

 

Семеновых много, а Семенов-Тян-Шанский – один

Семенов-Тян-Шанский (до 1906 года просто Семёнов) Петр Петрович (1827–1914), русский географ, статистик, общественный деятель, почётный член Петербургской АН. Вице-председатель и глава Русского географического и энтомологического обществ. Член Государственного совета (1897). Инициатор ряда экспедиций в Центральную Азию, исследователь Тянь-Шаня. Организатор первой переписи населения России (1897). В честь П.П. Семёнова-Тян-Шанского назван ряд географических объектов в Средней и Центральной Азии, на Кавказе, Аляске и Шпицбергене и около 100 новых форм растений и животных. Географическое общество СССР учредило золотую медаль имени Семёнова-Тян-Шанского.

Будущий великий русский географ родился в дворянском поместье отца близ села Урусово, ныне Чаплыгинский район Липецкой области. В 1848 году окончил естественное отделение Петербургского университета, с 1849 уже вёл экспедиционные работы на Восточно-Европейской (Русской) равнине и начинал деятельность в Географическом обществе. В 1853–1855 годах изучал географию и геологию в Германии, Швейцарии, Италии и Франции. Перевёл на русский язык «Землеведение Азии» К.Риттера, дополнив его материалами по азиатской России. В 1856–1857 годах, изучая Тянь-Шань, открыл мощное оледенение при большой высоте снеговой границы, которое связал с сухостью климата. Официально утверждается, что именно за это научное изучение Тянь-Шаня спустя 50 лет указом императора Николая II географ П.П. Семёнов был удостоен добавлением к его фамилии «Тян-Шанский».

В 1859–1860 годах П.П. Семёнов как член-эксперт участвовал в работе Редакционной комиссии по подготовке крестьянской реформы 1861 года, в период с 1864 по 1874 год возглавлял Центральный статистический комитет, а ещё до 1897 года – Статистический совет. Он был организатором 1-го съезда статистиков России и ряда крупных статистических исследований, а также первой в стране всеобщей переписи населения (1897), создатель схемы экономических районов Европейской России. О большом авторитете экономических и статистических работ Семёнова-Тян-Шанского говорит тот факт, что ими пользовались и ссылались на них многие солидные авторы – отечественные и зарубежные, в том числе К.Маркс и В.И. Ленин.

О деятельности П.П. Семёнова-Тян-Шанского в Русском географическом обществе можно судить хотя бы по организации целого ряда крупных экспедиций по исследованию Центральной Азии (начиная с путешествий Н.М. Пржевальского). Тогда же проводились исследования Н.Н. Миклухо-Маклая в Новой Гвинее и многие другие известные работы. Коллекции насекомых, собранные П.П. Семёновым-Тян-Шанским, насчитывающие до 700 тысяч экземпляров, хранятся в Зоологическом музее РАН.

Всё это так. Но никто больше из великих, знаменитых, выдающихся и просто известных русских, российских и советских путешественников не уподобился полководцам, которые стали именоваться по названиям мест их боевой славы. Примеры налицо: Александр Невский, Дмитрий Донской, Румянцев-Задунайский, Потёмкин-Таврический, Суворов-Рымникский… Не были же названы Москвитин – Охотским, Беллинсгаузен и Лазарев Антарктическими, Пржевальский – Гобийским, Миклухо-Маклай – Новогвинейским, Обручев – Джунгарским… Какие заслуги уравняли мирного географа с грозными военачальниками? Ответить на этот вопрос попытался В.И. Евдокимов в статье «Почему Семёнов – Тян-Шанский?» (газета «Дуэль»).

«В середине XIX в. Тянь-Шань оказался между растущими великими империями мира – Британской и Российской. Огибая Небесные горы, британские путешественники с юга, из Индии, уже доходили до Мангышлака, одновременно англичане пытались утвердиться в Бухаре, Хиве, Коканде. С севера в Туркестан активно проникала Россия, менявшая вектор своего развития с восточного на южный» – пишет исследователь. Да, в 1853 году генерал Перовский уже взял Ак-Мечеть, русские моряки из Аральской военной флотилии плавали по Сырдарье, в 1854 году основано укрепление Верное – будущий город Верный, позже – Алма-Ата. Что из этого следует?

«Задача Британии – обезопасить Индию на дальних к ней подступах и втянуть Россию в изнурительное противостояние с зависимыми от Лондона ханствами. Задача России – замирить ханства и «нависнуть» над Индией. Задача осложняется тем, что, потерпев поражение в Крымской войне 1853–1956 гг., Россия унижена и должна быть осторожной».

Автор статьи обращается к биографии П.П. Семёнова, к временам его учёбы в Германии: «Путешествия – это география, величайшие авторитеты которой А. Гумбольдт и К. Риттер преподавали тогда в Берлинском университете. В 1853–55 гг. их лекции слушали П.П. Семенов и 3 его немецких друга: братья Адольф и Герман Шлагинвейты и Фердинанд Рихтгофен. Авторитеты страстно мечтали о Тянь-Шане, но, по преклонному возрасту попасть туда не могли. Мечтали о Тянь-Шане и слушатели, только немцы хотели идти с юга, а Семенов – с севера. Они четверо были друзья, представители близких географических школ, но путь с юга был на пользу Британии, а не России».

К. Риттер упомянут здесь не случайно. Ведь, начиная с 1852 года, Семенов по поручению ИРГО (Императорского Русского Географического Общества) переводил его многотомный труд «Землеведение Азии». Далее, «…выпустив в 1856 г. 1-й том (с объемными дополнениями), 6 мая отправился в свое знаменитое путешествие с целью сбора дополнительных материалов к последующим томам. Это была сущая правда, хотя и не вся – слова «Тянь-Шань» Семенов, вернувшись в Россию, вообще не произносил».

В то время отправиться в Туркестан частным образом было небезопасно. Молодому учёному пришлось ехать в Омск и просить разрешения и помощи у генерал-губернатора Сибири и Семиреченского края Г.Х. Гасфорта. Ссылка на ИРГО сделала своё дело – генерал хорошо знал, что председатель Общества – Великий князь Константин Павлович. Отказать было нельзя…

«В Верном пристав Большой Орды полковник Хоментовский выделил в распоряжение Семенова отряд казаков, с которым Семенов совершил поездку к восточному берегу Иссык-Куля. В конце сентября – на западный берег: через Чуйскую долину и Боамское ущелье. Затем – поездка в юго-восточную часть Джунгарского Алатау, и в Китай (в Кульджу). На зиму Семенов уехал в Барнаул, а в мае 1857 г. вместе с художником П.М. Кошаровым во главе большого каравана двинулся к истокам р. Нарын, а потом – р. Сарыджаз. И, наконец, Хан-Тенгри – сердце Тянь-Шаня!

Поездки были трудные, Тянь-Шань восхищал, был собран гербарий, образцы горных пород, накопились записи… Но сначала – письмо в Петербург. Написал и отправил из Семипалатинска 20 октября 1857 г. Вскоре выехал следом. В письме открыто назвал Тянь-Шань – Тянь-Шанем.

Письмо Семенова – письмо географа и государственного человека. В начале письма он объявил: «Главное мое внимание было обращено на исследование горных проходов…». Потом уточнил: «Число исследованных мною горных проходов значительно, именно 23». И привел список их названий.

Горный проход – это горный перевал, по которому можно пройти. А так как Семенов ехал верхом, а в караване были и верблюды, то ясно, что русская пехота этими проходами безусловно пройдет. Ясно также, что караван мог пройти лишь при доброжелательном отношении местных жителей или хотя бы значительной их части. А это так и было.

В европейских столицах, в первую очередь в Лондоне, Вестник ИРГО читали внимательно. Дело сделано!..

На Тянь-Шань Семенова больше не пустили… Пусть другие едут!»

И другие поехали. В 1857 году была успешная экспедиция в Бухару и Хорасан Н.В. Ханыкова, в 1858 – путешествие через Тянь-Шань в Кашгарию Ч.Ч. Валиханова, а Н.А. Северцова в Коканд.

Автор цитированной статьи делает вполне обоснованный вывод, что путешествие П.П. Семёнова стало ключевым событием в деле освоения русскими Туркестана: «Ханства замиряются, междоусобицы прекращаются, Россия «нависает» над Индией. Ни о каких британских десантах в Крым не может быть и речи».

Подвиг не остался без награды. Государственный ум Семёнова тоже не остался без применения. Он теперь не только «отец современной географии», энтомолог, искусствовед, статистик, государственный деятель. С 1882 г. он – сенатор, с 1897 – член Госсовета. «Заслуг перед Россией много, но в начале XX века слишком хорошо стало заметно, что означало для нее путешествие П.П. Семенова на Тянь-Шань и 10-страничное его письмо из Семипалатинска. В 1906 г. указ Николая II определяет П.П. Семенову и его потомкам уникальную среди русских награду – добавление к фамилии «Тян-Шанский». Такой ранее удостаивались лишь полководцы».

Это не единственный случай, когда учёный, путешественник, писатель – ещё и «боец невидимого фронта». Но здесь уникальность – в масштабе последствий, которые повлекли за собой единственная экспедиция Семёнова и его письмо на десяти страницах…

 

Н. М. Пржевальский: «Душу кочевника даль зовет»

 

Пржевальский Николай Михайлович (1839–1888), русский путешественник, исследователь Центральной Азии, почётный член Петербургской Академии, почётный член Петербургской академии наук, генерал-майор. Руководитель экспедиции в Уссурийский край (1867–1869) и четырёх экспедиций в Центральную Азию (1870–1885). Впервые описал природу многих районов Центральной Азии; открыл ряд хребтов и озёр. Собрал ценные коллекции растений и животных; впервые описал дикого верблюда, дикую лошадь (лошадь Пржевальского) и другие виды позвоночных.

Громадная жизнь была прожита Пржевальским. Громадная не по числу прожитых лет – их-то как раз было очень мало (меньше пятидесяти!), а по количеству пройденных вёрст, по объёму принятой и переработанной информации, по величию дел этого необыкновенного человека. Ему принадлежит известный афоризм: «Душу кочевника даль зовёт». Он же писал, что самое лучшее в путешествии – это возвращение домой. Однако, возвращаясь из очередной экспедиции, сам Пржевальский очень недолго радовался оседлой жизни. С первых же дней душу его звала новая неведомая даль. Видимо, эта страсть была в нём заложена генетически, от запорожских казаков, которым, как известно, кочевой образ жизни был ближе оседлого.

Предком путешественника был запорожский казак Корнило Паровальский. Этот предок, служивший в ХVI веке под знамёнами польских королей, при получении им рыцарского (шляхетского) звания, герба и поместий переиначил фамилию на польский лад и стал именоваться Пржевальским. Два с лишним столетия спустя один из его потомков, Казимир, перешёл в православие и назвался Кузьмой. А уже сын его, Михаил Кузьмич Пржевальский, стал царским офицером и отцом великого русского путешественника.

В нем все было необычным – от внешности до характера и привычек. Это был могучий человек огромного роста, вес которого могла выдержать не каждая лошадь. Подобно своим запорожским предкам, был упрямым и независимым. Как истинный рыцарь, не терпел несправедливости, лжи и лицемерия. Когда Пржевальский был преподавателем военного училища, он принимал юнкеров у себя дома, был хлебосольным хозяином и держался с ними на равных. Но на экзаменах не делал поблажек никому. Будучи убеждённым холостяком, Пржевальский усыновил одного юношу – дальнего родственника, и устроил его в училище. Относясь к нему, как к сыну, он просил диретора учебного заведения держать воспитанника в строгости, а при необходимости «драть как сидорову козу».

Почему великий путешественник был холостяком? Некоторые биографы считают, что у него просто не было времени для ухаживания за барышнями. Кроме того, он ни в одной из них не видел идеала. А идеальным для него был образ его матери – единственной женщины, которую этот суровый человек боготворил. Друзьям, которые пытались его женить, Пржевальский говорил, что дамы его раздражают болтливостью и пристрастиями к пустякам. «А что я буду делать, если жена увяжется за мной в экспедицию? Нет уж, господа, увольте!» Когда знакомый генерал попросил Пржевальского подготовить его дочь к экзамену по географии, тот ограничился тем, что подарил девице свой учебник с таким автографом: «Долби, пока все не выучишь!».

Пржевальский поражал своих гостей тем, что мог за обедом съесть в один присест больше, чем Собакевич из «Мертвых душ» Гоголя. Однако в экспедиции могучий генерал спокойно обходился чёрным сухарём и фляжкой воды. При этом дома он нередко недомогал, зато в самых трудных походах испытывал необыкновенный прилив сил и энергии. С подчиненными, будь то рядовой казак, офицер или проводник из местных жителей, был строг и требователен, но по-отечески заботился о них в походе. С вышестоящим начальством, не исключая особ императорской фамилии, был всегда прям, и держал себя независимо. На одно его резкое замечание в споре с Александром II ответил: «Прощаю тебя только потому, что ты Пржевальский!»

Первым большим путешествием Пржевальского была экспедиция по Уссурийскому краю, организованная в 1867 году при поддержке П.П. Семёнова-Тян-Шанского и Сибирского отдела Русского географического общества. Как писал биограф Пржевальского М.А. Энгельгардт, результаты экспедиции были столь богаты, что все позднейшие исследования могли прибавить к ним лишь весьма немногое. В ходе этого путешествия молодой офицер Генштаба «…доставил интересные сведения о жизни и нравах зверей и птиц, о местном населении, русском и инородческом; исследовал верхнее течение реки Уссури, бассейн озера Ханка, восточный склон хребта Сихотэ-Алинь; наконец собрал тщательные и подробные данные о климате Уссурийского края.

Словом, его экспедиция превзошла всякие ожидания: командированный со специальной статистической целью, обладая ничтожными средствами, отрываемый от занятий служебными обязанностями, он произвёл замечательно полное естественно-историческое исследование малоизвестного края. Результаты он изложил в прекрасной книге «Путешествие в Уссурийском крае», обнаружившей в нем не только энергического и неутомимого путешественника, но и превосходного наблюдателя с широкими интересами, страстной любовью к природе и основательной подготовкой. Чувствовалось, что это – большой корабль, которому предстоит большое плавание».

Уссурийская экспедиция 1867–1869 годов оказалась не только научной. Во время её работы на русскую территорию прорвалась большая банда хунхузов – китайских разбойников, которые истребляли русские поселения и подстрекали китайское население к восстанию. Пржевальскому пришлось отвлечься на эту антитеррористическую операцию, которую он провёл решительно, быстро и успешно. За эти боевые действия он получил капитанский чин и, переведён в Генеральный штаб.

Успех (и не только научный) Уссурийского предприятия определил дальнейшую судьбу воина-путешественника. В 1870 году Русское географическое общество организовало экспедицию в Центральную Азию. Её начальником был назначен Николай Михайлович Пржевальский.

 

Из Урги в Пекин через пустыню Гоби

С ноября до конца декабря 1870 года Н.М. Пржевальский с командой (помощник М.А. Пыльцев и два казака) по пути из Урги в Пекин пересёк монгольские степи и пустыню Гоби. С началом 1871 года экспедиция достигла озера Далайнор, а летом переправилась через Хуанхэ в районе города Баотоу и поднялась на плато Ордос. Вторая половина года ушла на преодоление дикой и бесплодной пустыни Алашань, покрытой сыпучими песками, вплоть до крутого и узкого хребта Хэланьшань (высотой до 1855 м), вытянутого вдоль меридиана.

Новый 1872 год путешественники встретили в Чжанцзякоу. После короткой передышки путники, добравшись до южной части пустыни Алашань, обнаружили, что песчаное пространство сменилось горной системой Наньшань с мощными хребтами высотой от 4053 до 5243 м. Оттуда экспедиция вышла к бессточному солёному озеру Кукунор (площадью около 4200 кв. км), поднятому силами природы на 3200 м над уровнем моря.

После съёмки озера Кукунор и перехода через мощный хребет того же названия Пржевальский обследовал болотистую равнину Цайдам до хребта Бурхан-Будда (высотой до 5200 м) – естественной границы Китая и Тибета. Таким образом, Пржевальский стал первым европейцем, проникшим в глубинную область Северного Тибета. В этом путешествии он прошёл по самым безлюдным и суровым местностям горных и пустынных районов Монголии и Китая более 11 800 км и нанёс на карту около 5700 км. Описание путешествия и его научные результаты вошли в двухтомный труд «Монголия и страна тангутов» (1875–1876 гг.), переведённый на ряд европейских языков.

Как и в Уссурийском путешествии, не обошлось без стрельбы. Населённая местность на пути к Кукунору была охвачена восстанием дунган (китайских мусульман). Но у Пржевальского и его спутников уже сложилась репутация непобедимых богатырей и могучих колдунов. Этому способствовала внешность начальника, а также неукротимая отвага всей русской четвёрки. Сам Пржевальский писал: «Нас четверых разбойники боялись больше, чем всех китайских войск в совокупности, и избегали встречи». А как проходили встречи, описано М.А. Энгельгардтом: «Найдя проводников, двинулись в горы. На третий день пути партия конных дунган человек сто загородила путешественникам выход из ущелья, сделав по ним несколько выстрелов, впрочем, на далёком расстоянии. Четверо смельчаков, с ружьями наготове, продолжали идти вперёд, и, не подпустив их на выстрел, дунгане пустились наутёк».

 

Лобнор и Джунгария

В середине августа 1876 года Пржевальский вместе с помощником Ф.Л. Эклоном, двигаясь вверх по долине реки Или и её притока Кунгеса, преодолели главную цепь Восточного Тянь-Шаня. Пржевальский обнаружил, что эта горная система разделяется на два ответвления, между которыми находятся высокие изолированные плато Их-Юлдуза и Бага-Юлдуза. К югу от пересечённого путниками хребта Куруктаг начиналась пустыня Тарима и Лобнора – самая, по словам Пржевальского, дикая и бесплодная, «хуже даже Алашаньской». Пржевальский описал низовья реки Тарим, установил восточную границу пустыни Такла-Макан. Далее он открыл не известный ранее географам хребет Алтынтаг и предположил, что плато к югу от него представляет собой северную часть Тибетского нагорья.

Совершенно неизученным до Пржевальского было и озеро Лобнор. В феврале 1877 года путешественник достиг озера и затем исследовал его южный и западный берега. Вывод был такой: всё озеро сплошь покрыто зарослями густого мелководного тростника, свободные участки встречаются изредка, а вода в озере светлая и пресная. В то же время, согласно китайским источникам и мнению авторитетного географа Рихтгофена, Лобнор – озеро солёное и лежит оно севернее, чем на карте Пржевальского. Кто был прав, показало время. Как пишет известный географ Э.М. Мурзаев, «Пржевальский был совершенно прав, когда утверждал, что он открыл, описал и правильно определил координаты Лобнора, но и Рихтгофен был прав… Лобнор оказался кочующим водоёмом, ибо он полностью зависит от положения рек, снабжающих его водой».

 

Первая Тибетская экспедиция

В марте 1879 года Пржевальский с помощником В.И. Роборовским и отрядом из двенадцати человек двинулся на юго-восток от Зайсана, пересёк Джунгарскую Гоби и, пройдя восточную окраину Гашунской Гоби, к югу от низовьев реки Данхэ обнаружил «громадный вечноснеговой» хребет Гумбольдта (Улан-Дабан, длина около 250 км, вершины 5300–5400 м). После передышки в оазисе Хами (важном торговом и стратегическом пункте) экспедиция направилась к городу Са-Чжоу через пустыню, со всеми «прелестями» – тяжелой атмосферой, костями животных, горячими вихрями солёной пыли, миражами и почти полным безводьем. После двух недель этого пекла Пржевальский прошёл на юг к равнине Сартым, пересёк её и открыл хребет Риттера (Дакэн-Дабан, длина около 200 км, вершины высотой более 5 тысяч м) и два меньших.

Короткая передышка в посёлке Дзун – и Пржевальский двинулся на юго-запад, где выяснил, что хребет Куэнь-Лунь имеет здесь широтное направление и состоит из двух-трёх параллельных цепей. Были открыты хребты Сасун-Ула и Бокалыктаг (с вершиной 6300 м), названный им в честь Марко Поло. К югу от него Пржевальский обнаружил хребет Бунгбура-Ула (вершина 5800 м), тянущийся вдоль левого берега верховья Янцзы, и широтный хребет Тангла (с вершинами до 6100 м).

Далее к югу простирался уже собственно Тибет, представляющий, как писал Пржевальский, «…грандиозную, нигде более на земном шаре в таких размерах не повторяющуюся стоповидную массу, поднятую… на страшную высоту. И на этом гигантском пьедестале громоздятся… обширные горные хребты… Словно стерегут здесь эти великаны труднодоступный мир заоблачных нагорий, неприветливых для человека по своей природе и климату и в большей части еще совершенно неведомых для науки…».

Экспедиция Н.М. Пржевальского (1879–1880 гг.)

С перевала на высоте около 5000 м, пройдя около 120 км на юг, Пржевальский увидел, что находится примерно в 300 км от Лхасы, закрытой для европейцев. Путешественникам пришлось повернуть обратно: стало известно, что в Лхасе распространился слух, будто русские хотят похитить далай-ламу.

Во время этого путешествия Пржевальский прошёл более 8 тысяч км и произвёл съемку 5 тысяч км путей по не исследованным европейцами районам Центральной Азии, открыл дикую лошадь и медведя-пищухоеда. В.И. Роборовский собрал коллекцию из 12 тысяч экземпляров растений, представляющих полторы тысячи видов. В 1883 году вышла книга Н.М. Пржевальского «Из Зайсана через Хами в Тибет и на верховья Жёлтой реки».

 

Снова в Тибет

В этот поход Пржевальский взял двух помощников – к В.И. Роборовскому присоединился П.К. Козлов. А всего в экспедицию отправился 21 человек. В мае 1884 года экспедиция прибыла в Дзун, чтобы отправиться на юго-восток от Цайдама, где за хребтом Бурхан-Будда было обнаружено солончаковое волнистое плато, на котором паслись многочисленные стада яков, куланов, антилоп и других диких животных.

За время пребывания в этих местностях экспедиция два раза подверглась нападению тангутов и голыков – представителей местных племен. В первый раз бивуак атаковали два конных отряда, но были отбиты. Несмотря на понесённый урон, «тангуты» не оставляли своих намерений. Чтобы показать наглецам, с кем они имеют дело, Пржевальский решился перехватить инициативу, несмотря на отсутствие семерых казаков, отправленных на склад. Четырнадцать русских путешественников сами атаковали лагерь противника! Навстречу им высыпало триста верховых, но при сокращении дистанции до выстрела разбойники пустились наутек.

В другой раз человек 300 конных тангутов атаковали стоянку Пржевальского на берегу открытого им озера Русского. Как это выглядело, описал сам начальник экспедиции:

«Гулко застучали по влажной глинистой почве копыта коней, частоколом замелькали длинные пики всадников, по встречному ветру развевались их суконные плащи и длинные черные волосы… Словно туча неслась на нас эта орда, дикая, кровожадная… С каждым мгновением резче и резче выделялись силуэты коней и всадников… А на другой стороне, впереди нашего бивуака, молча с прицеленными винтовками стояла наша маленькая кучка – четырнадцать человек, для которых не было иного исхода, как смерть или победа…».

Нападающие были встречены залпами, но продолжали скакать, и только когда их главарь, под которым была убита лошадь, побежал назад, вся шайка, повернула в сторону и спряталась за ближайший увал. «Тут они спешились и открыли пальбу по путешественникам, стоявшим на ровном месте. Тогда, оставив на бивуаке шестерых, Пржевальский отправился выбивать тангутов из их убежища. Последние встретили их пальбой, которая, впрочем, скоро затихла, и, когда нападающие взобрались на увал, оказалось, что тангуты бросили свою позицию и скрылись за следующим увалом. Но и отсюда они были выбиты; а в то же время другой отряд, бросившийся на бивуак, был отражён» (М.А. Энгельгардт).

Перевалив хребет Баян-Хара-Ула (водораздел истоков Хуанхэ и Янцзы), отряд Пржевальского очутился в высокогорной стране, где склоны круты, а вершины высоки и труднодоступны. Вернувшись к Цайдаму, Пржевальский открыл на юго-западе узкий, но мощный хребет Чиментаг. За ним, далеко на юге, был обнаружен гигантский хребет Аркатаг. После четвёртой экспедиции карта Центральной Азии обогатилась ещё многими названиями: Долина Ветров, хребты Загадочный (ныне – Пржевальского), с вершиной (7720 м) «Шапка Мономаха», Московский, Русский и примыкающий к нему Музтаг (вершина 7282 м), озеро Незамерзающее (солёное, расположенное на высоте 3867 м).

Четвёртое путешествие Пржевальского было последним. В 1888 году вышла его последняя работа «От Кяхты на истоки Желтой реки».

 

Путешествие длиной в 15 лет

Всего в области Центральноазиатского плоскогорья путешественник провёл 9 лет, 2 месяца и 27 дней, пройдя в своих экспедициях более 30 тысяч вёрст (32 тысячи километров). Подводя общий научный итог четырёх экспедиций Н.М. Пржевальского в Центральной Азии, М.А. Энгельгардт писал:

«Крупнейшими из его географических открытий были: исследование горной системы Куэнь-Лунь, хребтов Северного Тибета, бассейнов Лобнора и Кукунора и истоков Желтой реки… система горных хребтов Куэнь-Лунь… до исследований Пржевальского она была известна только по имени и изображалась в виде почти прямой черты; благодаря его экспедициям прямолинейный Куэнь-Лунь точно ожил, выяснились его важнейшие изгибы, он расчленился на отдельные хребты, связанные горными узлами и разъединенные глубокими долинами».

Открытие хребта Алтынтаг сразу выяснило общее очертание Тибетской ограды, имеющей вид отлогой дуги, изогнутой к северу. Затем были исследованы восточная часть системы (Наныпань), в которой Пржевальским открыты хребты Северно– и Южно-Тэтунгский, Южно-Кукунорский, Гумбольдта и Риттера; центральный Куэнь-Лунь, колоссальное сплетение хребтов, до Пржевальского абсолютно неизвестных (Бурхан-Будда, Го-Ши-ли, Толай, Шуга и Хоросай, хребты Марко Поло, Торай, Гарынга, хребты Колумба и Цайдамский, хребты Пржевальского, Московский и Тогуз-Дабан; западный Куэнь-Лунь, состоящий из хребтов Русского, Кэрийского и гор Текелик-Таг. В этих хребтах нередки отдельные вечно заснеженные вершины, одетые грандиозными ледниками, как, например, гора Царя-Освободителя, горы: Кремль, Джинри, Шапка Мономаха и другие. Таким образом, заполнилось огромное пространство от Памира до истоков Желтой реки – загадочная область, с давних пор интересовавшая географов и подававшая повод к разнообразным, более или менее произвольным гипотезам относительно вида поверхности внутренней Азии.

Исследование северной части Тибета – также из крупнейших географических открытий. Пржевальский дал общее описание этого плоскогорья – единственного в мире по высоте и громадности, – открыл и исследовал ряд хребтов, разбросанных на нем (хребет Куку-Шили и его продолжение Баян Хара, хребет Думбуре, Котин, Тян-Ля и отдельные снеговые вершины Джома, Дарзы, Меду-кун), и открытием вечно заснеженной группы Самтын-Кансыр сомкнул свои исследования с английскими, указав на связь Северно-Тибетских гор с Трансгималайскими.

Озеро Лобнор было им исследовано в двух путешествиях. Пржевальский определил его истинное положение, форму, величину; нанес на карту его притоки, из коих один, Черчен-Дарья, до него был вовсе неизвестен, а другой, Тарим, образующий своими разветвлениями и рукавами довольно сложную сеть, изображался неверно. Обширное озеро Кукунор, известное дотоле лишь по преданиям, принадлежит теперь к числу наиболее известных азиатских озер. Как и Лобнор, оно представляет остаток когда-то огромного бассейна, существовавшего еще в недавнюю геологическую эпоху.

Первый из европейских путешественников, Пржевальский пробрался к верховьям Жёлтой реки, исследовал котловину Одон-Тала, в которой она берет начало, и показал, что она слагается из двух рек, которые, соединившись, вливаются в озеро Экспедиции и следующее за ним озеро Русское.

Далее, им были исследованы наименее доступные участки великой Гоби: пустыня Восточного Туркестана с ее оазисами, пустыни Ордоса и Алашань, южная окраина Гоби от города Калгана до Дынь-Юань-Ина, и центральная часть ее от Алашани до Кяхты. Во всех перечисленных пустынях до него не проходил ни один европеец; кроме того, он пересек Гоби и по другим направлениям, в местностях, уже затронутых отчасти прежними исследователями. В общем, его путешествия дали нам замечательно полную картину великой азиатской пустыни: ее орографии, оазисов, колодцев, озер и ключей; своеобразной флоры и фауны и оригинального климата.

Ему же всецело принадлежит исследование обширного плоскогорья Цайдама, замкнутого со всех сторон хребтами Куэнь-Луня. Это – не вполне пересохшее дно огромного бассейна/ следы которого сохранились в виде соленых озер и болот. Пржевальский исследовал и нанес на карту эти озера/ главную артерию Цайдама – реку Баянгол, его оазисы, урочища и прочее.

Наконец из менее крупных открытий его упомянем об исследовании озера Далайнор в юго-восточной Монголии, реки Урунгу и озера Улюнгур в Джунгарии, верховьев Янцзы-цзян, хребтов Иншаня и Алашаня, течения Желтой реки ниже верховьев и прочее…».

 

Пионер и ученый

Эти открытия поставили имя Пржевальского в один ряд с именами величайших путешественников-географов. Однако путешественник-географ является только пионером, открывающим для науки неведомые области, но для него самого наука не существует. Например, для Стэнли, Ливингстона и других исследования флоры и фауны были чем-то не очень серьёзным. «Постоянные серьезные заботы мешали нам заниматься пустяками», – наивно заявлял Стэнли по поводу собирания коллекций. В Пржевальском соединялись оба типа: пионер и ученый. Любовь к дикой, привольной жизни, жажда сильных ощущений, опасностей, новизны сделали из него путешественника-пионера и авантюриста; страстная любовь к природе и в особенности к тому, что живёт, дышит, движется, – сделали его ученым-путешественником, которого немцы сравнивают с Гумбольдтом.

Зоологические исследования его имеют одинаково важное значение для географии животных, систематики и биологии. Они выяснили состав среднеазиатской фауны, дали возможность разбить ее на частные зоологические области, определить их границы и отношение к фауне уже исследованных областей. Для систематики имеют огромное значение множество новых видов и любопытных местных форм, привезенных им из Азии. Достаточно упомянуть о диком верблюде и яке, о лошади Пржевальского, вызвавшей в свое время фурор среди дарвинистов, о тибетском медведе-пищухоеде, о новых видах антилоп, диких баранов, леммингов, сурков, о множестве новых птиц, рыб, ящериц, насекомых и прочего. Не ограничиваясь собиранием коллекций, он наблюдал жизнь животных. Он составил целые монографии о верблюде, яке, тибетском медведе и других, исследовал пути пролета птиц в Центральной Азии. Им собрано 15–16 тысяч экземпляров растений 1700 видов. В материалах профессора Б.Ф. Поршнева есть сведения о том, что Пржевальский слышал о существовании в дебрях Центральной Азии загадочного примата, которого сейчас называют «снежным человеком», но в книгах самого путешественника об этом не упоминается.

Четыре экспедиции Пржевальского произвели коренной переворот в наших познаниях о природе Центральной Азии. Почти то же сделано им для изучения её климата. «Пока продолжались его путешествия, – писал профессор Воейков, – просвещённейшие и богатейшие страны Западной Европы соперничали в изучении Африки. Конечно, и изучению климата этой части света было уделено место, но наши знания о климате Африки подвинулись трудами этих многочисленных путешественников менее чем наши знания о климате Центральной Азии сведениями, собранными одними экспедициями Пржевальского».

 

Потанин, сибирский казак

Потанин Григорий Николаевич (1835–1920), русский путешественник, этнограф, исследователь Сибири и Центральной Азии. Совершил экспедиции на озеро Зайсан, в горы Тарбагатай, в Монголию, Туву, Северный Китай, Тибет, на Большой Хинган. Собрал ценные этнографические материалы.

Григорий Потанин родился в семье офицера Сибирского казачьего войска, в станице Ямышевской на Иртыше. Окончил Сибирский кадетский корпус (г. Омск), после окончания которого служил в 8-м казачьем полку. Проходя дальнейшую службу в Омске, встретился с П.П. Семеновым (тогда ещё не Тян-Шанским). Знакомство с молодым, но уже известным и авторитетным учёным так подействовало на казачьего офицера, что мысли о военной карьере быстро вытеснились мечтами о высшем образовании. Ходатайство П.П. Семёнова перед генерал-губернатором Г.Х. Гасфордом и рекомендательное письмо политического ссыльного М.А. Бакунина сделали своё дело: в 1859 году Г.Н. Потанин был принят вольнослушателем на факультет естественных наук Петербургского университета.

В Питере Потанин близко сошелся с Н.М. Ядринцевым, который с другими студентами-сибиряками организовал землячество. Потанин быстро стал активным участником деятельности этого своеобразного научно-политического кружка. В 1861 году произошли студенческие волнения, в которых не обошлось без сибирского землячества. Потанин был арестован и выслан в Сибирь. В Омске шла подготовка к экспедиции астронома К.В. Струве, и в её составе Потанин совершил свои первые путешествия – к устью реки Кокбекты, впадающей в озеро Зайсан, и к подножию Тарбагатая.

Но связь с питерскими сибиряками не прерывалась. Напротив, Потанин был увлечен главной из задач организации Н.М. Ядринцева – подготовкой движения за отделение Сибири от России. Надо сказать, что такая тенденция существовала давно, еще с петровских времен, когда по обвинению в подготовке отделения Сибири был казнен Иркутский губернатор князь Гагарин. Да и позже власть была настолько обеспокоена этой проблемой, что в 1865 году Потанин вместе с Ядринцевым и другими был арестован по делу «сибирских сепаратистов» (так называли тогда «областников» – участников движения) и приговорен к пяти годам каторжных работ с последующей пожизненной ссылкой в отдаленные местности Российской империи. С 1874 года, когда Потанин был освобожден от ссылки с правом проживать в любом городе страны, он полностью посвятил себя научной деятельности.

За последующие годы Г.Н. Потанин совершил ряд путешествий по Сибири и Центральной Азии, в которых собрал обширные материалы по географии, ботанике, экономике и этнографии. Наиболее значительные экспедиции: в Монголию (1876–1877 и 1879–1880 гг.), в Тибет, Китай и Центральную Монголию (1892–1893 гг.) и на Большой Хинган (1899 г.). Постоянной спутницей и помощницей в путешествиях была его жена Александра Викторовна Потанина (1843–1893). Первая женщина, проводившая исследования Центральной Азии, этнограф и художница, она стала автором этнографического описания бурят, монголов, китайцев и некоторых других народов.

Григорий Николаевич Потанин был инициатором учреждения в Сибири ученых обществ, музеев, газет, экспедиций и т. д. Именем Потанина названы хребет Нань-Шаня и самый крупный ледник в горном узле Табын-Богдо-Олана (Монгольский Алтай), а также одна из улиц Омска. По решению Президиума АН СССР (1955 г.) сооружен памятник Г.Н. Потанину в Университетской роще Томска – так называется парк, окружающий корпуса университета.

Первая экспедиция Русского географического общества под руководством Г.Н. Потанина была названа Монгольской. Летом 1876 года отряд прошёл от Зайсана через Монгольский Алтай в город Кобдо. ВЕрными спутниками его были Александра Викторовна и топограф Петр Алексеевич Рафаилов. Во время продвижения из Кобдо вдоль северных склонов Монгольского Алтая Потанин открыл несколько хребтов, южных и северных отрогов Монгольского Алтая. Потанин и Рафаилов окончательно установили самостоятельность горных систем Алтая и Тянь-Шаня. Фактически Потанин положил начало научному открытию Монгольского Алтая.

Осенью 1876 года путешественники на пути от южного берега Хубсугула до горько-соленого озера Убсу-Нур открыли хребет Хан-Хухэй-Ула и пески Бориг-Дэл. Далее Потанин направился на юг через Котловину Больших озер в Кобдо, а Рафаилов пересек и впервые исследовал короткие горные хребты между западной частью Монгольского Алтая и Танну-Ола. Вся экспедиция воссоединилась в начале 1878 года.

Вторая экспедиция стартовала в июне 1879 года. После исследования огромной впадины на северо-западе Монголии – Котловины Больших Озер – Потанин пришел к выводу, что озера Хиргис-Нур, Хара-Нур и Хара-Ус-Нур взаимно связаны речной системой, но Убсу-Нур не имеет связи с остальными. Как установил топограф П.Д. Орлов, это озеро является самым большим водоемом Монголии (3350 кв. км).

В конце сентября, перевалив хребет Танну-Ола, экспедиция проследила долины рек Улуг-Хема (верхнего Енисея) и Ка-Хема (Малого Енисея) на 100 км каждую. После пересечения Танну-Ола и маршрута по Тувинской котловине, где экспедиция нанесла на карту очертания главного хребта и его северных отрогов, она поднялась по Улуг-Шивею до верховья, пересекла хребет Сангилен и вышла к западному берегу Хубсугула, вдоль которого простирается хребет Баян-Ула с высотами более 3 тысяч метров. Путешествие закончилось в Иркутске. Дневники двух экспедиций Потанина составили четыре тома «Очерков Северо-Западной Монголии». Два тома содержат этнографические материалы, собранные А.В. Потаниной.

Третья экспедиция Потанина была организована в 1883 году. Началась она с морского путешествия вокруг Европы через Суэцкий канал. Высадившись в порту Чифу, отряд проследовал в Пекин для закупки необходимого снаряжения. В 1884 году экспедиция прошла от Пекина через город Гуйсуй (Хух-Хото) и плато Ордос в Ланьчжоу, где остановилась на зимовку. В течение 1885–1886 годов путешественники дважды пересекли «Тангутско-Тибетскую окраину» Китая, в которой Потанин выделил две части. Северная часть – это нагорье высотой более 3000 м с редкими хребтами и неглубоко врезанными речными долинами, а южная отличается сложным горным рельефом и глубокими долинами рек.

В апреле 1886 года экспедиция прошла от озера Куку-нор к истокам реки Жошуй, которые нанесли на карту, вышла к бессточному озеру Гашун-Нур, а далее, при пересечении Гобийского Алтая, выявила четыре южных невысоких отрога. На обратном пути экспедиция, пройдя по долине Туйн-Гола и перевалив хребет Хангай, через бассейн Орхона в начале ноября 1886 года вышла к Кяхте.

Таким образом, экспедиция Потанина пересекла Центральную Азию приблизительно по 101-му меридиану. Результаты её описаны в работе «Тангутско-Тибетская окраина Китая и Центральная Монголия».

 

Генерал Певцов, астроном и географ

Певцов Михаил Васильевич (1843–1902) – русский путешественник, исследователь Центральной Азии, генерал-майор. Руководил тремя экспедициями по Джунгарии, Монголии, Гоби, Кашгарии, Куэнь-Луню. Автор учебника географии и способа определения географической широты, названного его именем.

Будущий путешественник родился в Новгородской губернии. Вольнослушателем посещал лекции в Санкт-Петербургском университете, затем учился в Воронежском юнкерском училище, после окончания которого служил прапорщиком в Томском полку. Учась далее в Академии Генерального штаба, одновременно слушал курс геодезического отделения и изучал астрономию. После окончания Академии служил в Семипалатинской области и преподавал географию в Сибирском кадетском корпусе (г. Омск).

Первое путешествие от Зайсана до Джунгарии (Певцов совершил в 1876 году. Он исследовал бассейн озера Улюнгур, нанес на карту горько-соленое озеро Бага-Нур и реку Урунгу до предгорий Монгольского Алтая. Результаты путешествия – описание маршрута и карта Восточной Джунгарии – были опубликованы Певцовым в работе «Путевые очерки Джунгарии».

В 1878 г. Певцов отправился в Монголию для изучения пути вдоль северных склонов Монгольского Алтая. Он установил, что горный массив Табын-Богдо-Ола представляет узел всей системы Алтая, обследовал среднее течение реки Дзабхана, пересек реки Байдраг-Гол, Туйн-Гол, Тацын-Гол, Аргын-Гол, Онгин-Гол и выяснил, что все они берут начало в Хангайском хребте. Это открытие в корне изменило представление о гидрографии края.

Южнее Певцов открыл и описал Долину Озер – 500-километровую впадину между Хангаем и Алтаем. В восточной части Гобийского Алтая Певцов обнаружил два коротких горных массива. Установив направление и протяженность Гобийского Алтая, Певцов в основном завершил открытие всей системы Монгольского Алтая.

Весной 1879 года Певцов прошел через Гоби на северо-запад по караванному пути к Урге (ныне Улан-Батор) и оттуда двинулся на запад. В этой части маршрута он определил направление, протяженность (около 700 км) и высоту Хангая, выявил его северные и южные отроги. Двигаясь дальше на запад, Певцов правильно предположил, что ранее вся эта часть Северо-Западной Монголии была покрыта водой и представляла собой единое пресное озеро.

Членами экспедиции были составлены подробное географическое описание и карта местности, собраны зоологические и ботанические коллекции, образцы горных пород, получены данные о границах распределения различных монгольских племен, их образе жизни, культуре и быте. В 1883 г. был издан «Очерк путешествия по Монголии и Северным провинциям Китая», за который Певцов был награжден медалью имени Ф.П. Литке.

В 1889 году Певцов вместо умершего Пржевальского был назначен начальником Тибетской экспедиции 1889–1890. В работе экспедиции принимали активное участие В.И. Роборовский, который был первым заместителем начальника, и П.К. Козлов, а также приглашённый Певцовым известный горный инженер К.И. Богданович. Роль названных коллег М.В. Певцова была весьма значительна. Они самостоятельно выполняли сложные и ответственные поручения руководителя экспедиции и сами стали знаменитыми исследователями Центральной Азии.

Это было самое значительное путешествие Певцова. Результаты его, описанные в работе «Труды Тибетской экспедиции 1889–1890 гг….», были очень велики: установлены границы и размеры пустыни Такла-Макан; исследована горная система Куэнь-Лунь и впервые составлена схематическая карта всего Куэнь-Луня; открыто высокое плато Северо-Западного Тибета и выяснены его приблизительные размеры; завершено открытие хребтов Русского, Пржевальского, Алтынтага и межгорной котловины Культала; открыт ряд новых хребтов; дана характеристика рельефа и гидрографии западной части Центральной Азии; очень продвинулось вперед разрешение «загадки Лобнора».

Были собраны обширные сведения о климате, жизни и быте народов Центральной Азии, ботанические и зоологические коллекции (7000 видов растений, 200 видов млекопитающих, 1200 птиц, 100 рыб, 800 земноводных и пресмыкающихся и около 200 видов насекомых). Большую ценность представляли материалы маршрутной съемки, карта обширной территории Центральной Азии, с определением географических координат ряда пунктов. Экспедиция открыла Токсунскую впадину в западной части Турфанской котловины.

За это путешествие Певцов был награжден Большой Константиновской медалью – высшей наградой Русского Географического Общества – и избран почетным членом-корреспондентом Лондонского королевского географического общества. Разработал метод определения географической широты, получивший применение в геодезии. Именем Певцова названы ледник на Алтае, улица в Омске. В 1975 г. на одном из зданий улицы открыта мемориальная доска. В память об ученом Омским отделением Географического общества СССР учреждена премия его имени.

 

Грумм-Гржимайло, великий собиратель коллекций

Григорий Ефимович Грумм-Гржимайло (1860–1936), географ и зоолог, исследователь Западного Китая, Памира, Тянь-Шаня, Западной Монголии и Тувы, Дальнего Востока. Открыл Турфанскую впадину. Автор трудов по физической, политической, исторической географии и этнографии Центральной Азии.

После окончания Петербургского университета в 1884 году Г.Е. Грумм-Гржимайло отправился в экспедицию, имевшую основной целью энтомологические исследования. Результаты своих работ на Памире и Тянь-Шане Г.Е. Грумм-Гржимайло доложил в Географическом обществе. Отчёт был опубликован в 1890 году. Материалы памирских экспедиций, содержавшие много новых сведений по энтомологической фауне, были переданы в Зоологический музей Академии наук. За Памирские путешествия Русское Географическое общество наградило Грумм-Гржимайло серебряной медалью и избрало его своим действительным членом.

В 1889 году, после смерти Пржевальского, Географическое общество сформировало три экспедиции в Центральную Азию. Одну из них, а именно экспедицию в Восточный Тянь-Шань и Наньшань, было поручено возглавить Григорию Ефимовичу Грумм-Гржимайло. Эта экспедиция оказалась самой важной в его научной деятельности. В ней он проявил способности не только зоолога, но также выдающегося этнографа и географа. Обязанности топографа выполнял его брат, офицер-артиллерист Михаил Ефимович, который и ранее был участником его экспедиции.

В конце мая 1889 года небольшой отряд выступил из Джаркента (Панфилов), перевалил хребет Борохоро и направился на восток. По пути выяснилось, что эти горы имеют очень крутой северный склон и дренируются многочисленными мелкими речками. В поисках перевала на южные склоны Тянь-Шаня путешественники поднялись в верховья реки Манас, начинавшейся с одного из ледников, дающих начало нескольким рекам. Не найдя прохода, они продолжили маршрут на восток и прошли около 300 км вдоль заснеженного хребта Богдо-Ула, а также понижение между ним и горами, среди которых Грумм-Гржимайло выделил хребты Варкельтаг и Карлыктаг.

Пройдя на юго-запад, Г.Е. Грумм-Гржимайло открыл и обследовал Турфанскую материковую впадину, самую глубокую в Центральной Азии – высота ее, по последним данным, 154 м ниже уровня океана. Ее открытие заинтересовало географов всего мира, и уже в 1893 году В.И. Роборовский организовал там регулярные метеорологические наблюдения.

В это же время М.Е. Грумм-Гржимайло направился к югу. Перевалил невысокий кряж Чёльтаг, он вместо показанной на картах «пустыни Хами» обнаружил равнину со степной растительностью, ограниченную на юге хребтом Курук-таг. Таким образом, одно из «белых пятен» континента было «окрашено» в более естественные цвета.

Пройдя более 6 тысяч км по не исследованным ранее местам, Грумм-Гржимайло закончил экспедицию в Джаркенте. Он доставил большую коллекцию насекомых и привез из степей Джунгарии первые четыре экземпляра лошади Пржевальского. Как известно, самому Пржевальскому не удалось тогда самому убить редчайшее животное, и Г.Е. Грумм-Гржимайло оказался первым из европейских естествоиспытателей, добывшим его.

Следующая экспедиция под началом Грумм-Гржимайло работала на территории Западного Китая. Собранные коллекции насчитывали 214 млекопитающих, 1150 птиц, 400 яиц с гнездами, около 100 рыб, 105 пресмыкающихся и земноводных, 35 тысяч насекомых, 800 листов гербария, 850 образцов горных пород. Результаты путешествия оказались настолько богатыми, что отчет о нём вышел в трех томах под названием «Описание путешествия в Западный Китай». Григорий Ефимович Грумм-Гржимайло стал первым лауреатом премии Пржевальского, которую присудило ему Русское Географическое общество. Оно же в 1907 году присудило ему Константиновскую медаль, а Парижская Академия наук удостоила русского путешественника специальной премии.

В 1903 году Грумм-Гржимайло начал путешествие в Западную Монголию и Урянхайский край (Туву). Все собранные материалы он включил в четырёхтомную монографию «Западная Монголия и Урянхайский край».

 

Роборовский, последователь Пржевальского

Роборовский Всеволод Иванович (1856–1910), русский путешественник. Участник экспедиций в Центральную Азию под руководством Н.М. Пржевальского и М.В. Певцова. Руководил экспедициями в Восточный Тянь-Шань, Наншань и Северный Тибет. Собрал зоологические, ботанические и геологические коллекции.

В.И. Роборовский родился и провёл детские годы в родительской усадьбе на берегу реки Волчины (Тверская губерния). Увлекался географией, изучением природы и собиранием разнообразных коллекций. Учась в Гельсингфорском (ныне – Хельсинки) юнкерском училище, с интересом следил за печатными сообщениями о путешествиях и географических открытиях Пржевальского в Центральной Азии. Прочитав о его знаменитом Лобнорском путешествии, юнкер Роборовский решил посвятить свою дальнейшую деятельность изучению природы неизведанных стран.

Воплощению мечты способствовали обстоятельства. Встреча с гимназическим товарищем Ф.Л. Эклоном, участником Лобнорской экспедиции, решила судьбу юного офицера. Эклон представил его непосредственно Николаю Михайловичу, который готовил новую экспедицию, получившую название Первой Тибетской экспедиции Пржевальского.

Заветной целью Пржевальского было дойти до таинственной столицы Тибета – Лхасы и провести рекогносцировочные исследования в Тибете. Как известно, Лхаса в тот раз осталась недоступной для наших путешественников. Несмотря на это, экспедиция Пржевальского по своим научным результатам была одной из наиболее успешных. За ее результаты Русское Географическое общество присудило В.И. Роборовскому «Малую золотую медаль». Он привез из экспедиции большой гербарий, включающий 12 000 экземпляров растений, в том числе новые для науки виды.

В новой Тибетской экспедиции (1883–1885) Пржевальский назначил В.И. Роборовского своим старшим заместителем, а вторым помощником стал П.К. Козлов. Экспедиция двинулась из Кяхты. Были исследованы северо-восточная окраина Тибетского нагорья, верховья рек Хуанхэ и Янцзы, Куэнь-Лунь почти на всем его протяжении и западная окраина пустыни Такла-Макан с пересечением Тянь-Шаня и выходом к Иссык-Кулю. В.И. Роборовский, помимо зарисовок рельефа, типов народностей, животных и растений, впервые использовал фотографирование. Сделанные им фотографические снимки приведены в первом издании путешествия (1888).

В самом начале очередного похода в Центральную Азию Н.М. Пржевальский умер, и его заботы принял на себя М.В. Певцов. Роборовский был его первым заместителем. Все экспедиции Певцова, Роборовского и Козлова, продолжавшие программу, намеченную Пржевальским, продолжались до 1895 года. В работе появились некоторые нововведения – переход к более длительным стационарным наблюдениям и расширению площадных исследований на прежних маршрутах. Однако В.И. Роборовский, последний русский путешественник школы Пржевальского, наиболее полно воплотил в себе классический стиль исследователя-первопроходца.

В первой же экспедиции Певцова Роборовский взял на себя наиболее трудную часть исследований в высокогорных районах Куэнь-Луня и Северного Тибета, проводя работы на высотах свыше 5000 м над уровнем моря. Это были холодные горные пустыни со скалистыми кряжами, совершенно безлюдные, с редкой скудной растительностью, практически без какой-либо живности. Надо ещё учесть затрудненное дыхание из-за разряженного воздуха, что было гибельно для лошадей, несших основной экспедиционный груз.

Но Роборовский провел исследования и в пустыне Такла-Макан, и в южных предгорьях Восточного Тянь-Шаня. В этих диких местах нередко бывает настоящий самум и возникают таинственные миражи. За результаты этой экспедиции Роборовский получил от Географического общества «Большую серебряную медаль имени Н.М. Пржевальского».

Русское Географическое Общество, где В.И. Роборовский занял положение, ранее принадлежавшее Пржевальскому, возлагало на него большие надежды в деле дальнейшего изучения географии и природы Внутренней Азии. Намечалась длительная экспедиция в Восточный Тянь-Шань с проникновением в совершенно неисследованную центральную область Большого Юлдуса. Предстояло также обследование Люкчунской впадины к югу от Турфана, впервые открытой братьями Г.Е. и М.Е. Грумм-Гржимайло в 1889 году, и изучение Наньшаня, где В.А. Обручев уже проводил первые геологические исследования.

В июне 1893 г. экспедиция вышла из Каракола (Иссык-Куль). В Люкчунской впадине Роборовский и его спутники провели геодезические работы, была организована метеорологическая станция. Впервые был определен абсолютный уровень озерной котловины, лежащей на 130 м (по современным данным – на 154 м) ниже уровня моря, что стало мировой сенсацией, поскольку в нескольких десятках километров к северу от озера Люкчун возвышается горный массив Богдо-Ула с вершинами до 5600 метров, а бурные потоки рек несут во впадину огромное количество воды, которая, не достигая лёссового поля котловины, поглощается предгорными галечниками.

Далее экспедиции предстояло решить новые задачи, что требовало разделения экспедиции на самостоятельные группы. В Люкчуне остался наблюдателем подготовленный Роборовским Шестаков. Сам В.И. Роборовский занялся изучением Нань-шаня. Этот горный массив с его сложными хребтами, огромная дикая Цайдамская впадина с озером Куку-нор и прилегающие нагорья Северного Тибета оказались особенно трудными для исследования из-за плохой проходимости, снежных бурь и холодов с морозами до 30–35 °C. Ураганные ветры в Цайдаме валили с ног не только людей, но и вьючных лошадей и яков, составлявших караван экспедиции. Однако именно эту часть горной страны, прилегающей с северо-востока к Тибету, В.И. Роборовский покрыл наиболее густой сетью маршрутов.

Когда Роборовский достиг урочища Юнгы-чунак в самых верховьях тибетских истоков Хуанхэ, в ночь на 28 января 1895 года у него случился инсульт. 5 февраля экспедиция выступила в обратный путь, испытав вскоре боевое столкновение с большой бандой тангутов. Роборовский, с трудом передвигаясь, продолжал вести наблюдения на пути в Люкчун. Все работы были завершены. Экспедиция вернулась в Россию 21 ноября 1895 года, оставив за собой путь длиной в половину земного экватора.

Как отмечает биограф В.И. Роборовского академик Б.С. Соколов, «Ни одна из прошлых экспедиций не была столь результативной. Этот подвиг Роборовского был отмечен Константиновской медалью – высшей наградой Русского Географического общества. Но окончательно восстановить здоровье Всеволоду Ивановичу так и не удалось. Тем не менее, несмотря на продолжающиеся припадки и болезни, он с непреклонным мужеством продолжал работать над собранными материалами и опубликовал в трех томах результаты своей выдающейся экспедиции. Значительная часть материалов обрабатывалась и после его кончины, но часть ботанических и зоологических коллекций не обработаны до сих пор».

 

Тот самый Обручев

Обручев Владимир Афанасьевич (1863–1956), советский геолог и географ, писатель, общественный деятель, академик АН СССР, Герой Социалистического Труда. Исследователь Сибири, Центральной и Средней Азии. Автор научно-популярных и научно-фантастических книг («Плутония», «Земля Санникова», «В дебрях Центральной Азии», «Золотоискатели в пустыне» и др.) Лауреат Ленинской и двух Государственных премий СССР. Его именем назван минерал обручевит, а также горный хребет в Туве, гора в верховьях реки Витима, ледник на полярном Урале, подводная возвышенность в Тихом океане у берегов Камчатки, оазис в Антарктиде и другие географические объекты.

При упоминании имени В.А. Обручева многие сразу вспоминают эти его замечательные произведения – романы «Плутония» «Земля Санникова», не зная даже, что их автор был геологом, знаменитым учёным и путешественником.

В.А. Обручев родился в семье армейского офицера. Получив после окончания Петербургского горного института звание горного инженера, В.А Обручев принял участие в экспедиции, проводившей геологические исследования вдоль трассы строящейся Закаспийской железной дороги. Пересекая пустыню Каракумы, он впервые установил, что пески сюда принесены реками, а не являются морскими отложениями, как утверждалось ранее. Эти сухие русла, отмеченные цепочкой горько-соленых озёр, оказались древними речными долинами, по которым много тысячелетий тому назад текли реки. Результаты этих наблюдений вошли в книгу «Закаспийская низменность».

Известно, что профессия геолога (равно как геодезиста, топографа, океанолога и т. д.) естественным образом делает человека путешественником. Правда, далеко не все путешественники во время своих странствий делают географические открытия. Однако геолог Обручев оказался именно таким. Авторы «Очерков по истории географических открытий» И.П. Магидович и В.И. Магидович, рассказывая об экспедициях Г.Н. Потанина, описанию четвёртой из них дали заголовок «Путешествия Обручева». Но ещё до участия в экспедиции Потанина Обручев уже проявил себя как учёный и путешественник.

В 1889 году Обручев был назначен геологом Иркутского горного управления. Владимир Афанасьеви исследует полезные ископаемые региона, изучает геологическое строение берегов реки Лены до устья Витима. Обручеву принадлежит и новое слово о Байкале. Он опроверг мнение о том, что впадина Байкала – результат продолжительного размыва и медленных складкообразных движений земной коры. «Слишком она глубокая, – писал Обручев, – слишком обширна и слишком круты и обрывисты её склоны. Такая впадина могла быть создана только перемещениями участков земной коры по разломам и трещинам и создана сравнительно недавно, иначе её крутые склоны были бы уже сглажены размывом, а озеро его продуктами». Выводы Обручева о древних и молодых участках долин Ленского золотоносного района, происхождении золотых россыпей и их распределении были подтверждены последующими исследователями.

Предложение от Русского географического общества принять участие в экспедиции известного путешественника Г.Н. Потанина в Центральную Азию Обручев принял без колебаний. «Сбывались мои мечты, отказаться от участия в этой экспедиции – это значило похоронить их навсегда. Я ответил немедленно согласием, хотя экспедиция резко меняла все планы будущего», – писал он в книге «Мои путешествия по Сибири».

В эту экспедицию он был зачислен в качестве геолога и получил самостоятельное задание. По богатству собранного материала и широте охвата территории путешествие Обручева по Центральной Азии остаётся до сих пор непревзойдённым. За два с небольшим года он со своим отрядом – на лошадях, мулах, верблюдах и пешком – прошёл свыше 13 тысяч километров, из них почти половину по тем местам, где ещё не ступала нога европейца. В пути он вёл подробный дневник географических и геологических наблюдений, маршрутную съёмку на протяжении 9 тысяч километров. В более чем 800 точках произвёл инструментальное измерение высот. Было собрано несколько тысяч образцов горных пород и отпечатков ископаемых животных и растений.

Своими исследованиями В.А. Обручев опроверг принятую в то время гипотезу, будто пустыня Гоби в далёкую геологическую эпоху была морским дном. По найденным останкам вымерших животных и растений Обручев доказал, что здесь была суша с богатейшим растительным и животным миром. Он выяснил происхождение лёсса как продукта выветривания горных пород Центральной Азии, которые в виде пыли переносились ветром в Северный Китай, образовав за миллионы лет мощные толщи.

Обручев заполнил на карте Центральной Азии многие «белые пятна», определил основные черты строения рельефа Восточной и Центральной Монголии, Северного Китая и других районов, о чём до него практически ничего не было известно. В системе Наньшаня Обручев открыл несколько новых хребтов и назвал их именами И.В. Мушкетова (известного учёного-геолога, своего учителя по институту), П.П. Семёнова (будущего Семёнова-Тян-Шаньского) и Русского географического общества. Наконец, как географ изучал культуру и быт населяющих Центральную Азию народов.

После этой экспедиции Обручева его имя получило мировую известность. Об итогах экспедиции он написал несколько научных работ («Центральная Азия, Северный Китай и Нань-шань», «Природа и жители Центральной Азии и его юго-восточной окраины» и др.), завоевавших признание как в России, так и за рубежом. Обручев был признан одним из выдающихся исследователей Азии. До сих пор при изучении природных ресурсов своей страны китайские геологи пользуются научными материалами В.А. Обручева.

В 1895–1898 годах В.А. Обручев возглавлял крупные геологические исследования в Сибири. В связи со строительством Великой Сибирской железнодорожной магистрали он организовал планомерные геологические исследования в южном и юго-восточном Забайкалье и изучал природу юго-западного Забайкалья. Эти исследования послужили материалом для монографии о Селенгинской Даурии. В научных трудах этого периода Обручев доказал, что Сибирь, как и европейская часть России, была в своё время покрыта ледниками, что современный рельеф азиатской части Евразии сравнительно молодой, он образовался в последнюю геологическую эпоху.

Весной 1898 года В.А. Обручев переехал в Петербург и в течение трёх лет детально обрабатывал материалы своих предыдущих экспедиций. В 1901–1912 годах Обручев работал деканом горного факультета в Томском технологическом институте (ныне – Политехнический университет), а с 1912 года – в научно-исследовательских и учебных заведениях Москвы, совмещая педагогическую деятельность с научно-исследовательской работой.

В летние месяцы 1905, 1906 и 1909 гг. он выезжал исследовать бассейн р. Бодайбо, Ленские прииски, Джунгарию, степи Казахстана от Семипалатинска до границы с Китаем, берега Енисея севернее Красноярска, Алтай. Результаты этих исследований были впоследствии опубликованы в монографии «Пограничная Джунгария» и в обзорах в журнале «Платина и золото». Труды по этим золотоносным районам выдвинули Обручева как крупного специалиста по геологии золоторудных месторождений.

В 1914 году Обручев предпринял экспедицию на Алтай. Опубликованная по материалам экспедиции работа «Алтайские этюды» положила начало новым представлениям о палеогеографии этой горной области. Исследования на Алтае позволили также собрать значительный материал, на базе которого учёный впоследствии создал новую ветвь геологии – неотектонику.

С 1921 года Обручев – член-корреспондент, а с 1929 года – действительный член Академии наук СССР. В 1929–1933 годах Владимир Афанасьевич возглавлял геологический институт АН СССР, и одновременно с 1930 года он – председатель академической комиссии по изучению вечной мерзлоты (с 1939 года – Институт мерзлотоведения). В годы Великой Отечественной войны Обручев – академик-секретарь Отделения геолого-географических наук АН СССР, проводившего крупные работы оборонного значения. В 1947 году Обручев был избран почетным президентом Географического общества СССР.

 

П. К. Козлов и открытие Мертвого города

Козлов Пётр Кузьмич (1863–1935), русский советский исследователь Центральной Азии, академик АН УССР. Участник экспедиций Н.М. Пржевальского, М.В. Певцова, В.И. Роборовского. Руководил монголо-тибетскими и монголо-сычуаньской экспедициями. Открыл остатки древнего города Хара-Хото, курганные могильники гуннов, собрал обширные географические и этнографические материалы.

Петр Кузьмич Козлов родился в городе Духовщина Смоленской губернии. Читать научился ещё до школы, куда был отдан только в двенадцатилетнем возрасте. Зачитывался книгами о путешествиях и приключениях, с большим интересом читал географическую литературу. Это было время всемирной славы Пржевальского. Газеты и журналы постоянно сообщали о его путешествиях и открытиях. Ветер дальних странствий завладел душой подростка, запоем читавшего книги и статьи великого земляка и газетные материалы о его странствиях по Центральной Азии.

Работа в конторе пивоваренного завода, куда Петя Козлов устроился после школы, была скучной и неинтересной. Мечты уводили романтичного конторщика в дебри индийских джунглей, в горы Тибета и пустыни Азии, и это непременно происходило в экспедициях под командованием великого Пржевальского. Но для воплощения мечты в жизнь надо было учиться, и Козлов стал готовиться к поступлению в учительский институт. Однако случилось так, что в один из летних вечеров 1882 года он встретился с Пржевальским. Генерал увидел в молодом романтике серьёзного и надёжного спутника. Он поселил П.К. Козлова в своей усадьбе и помог подготовиться к сдаче экзамена за полный курс реального училища. Имея среднее образование, мало отличавшееся от гимназического, П.К. Козлов поступил на военную службу вольноопределяющимся и через три месяца был зачислен в экспедицию Пржевальского.

За свою жизнь П.К. Козлов совершил шесть путешествий в Центральную Азию, где исследовал Монголию, пустыню Гоби и Кам (восточную часть Тибетского нагорья). Первые три путешествия прошли под руководством Н.М. Пржевальского, М.В. Певцова и В.И. Роборовского соответственно.

Первое путешествие в экспедиции по исследованию Северного Тибета и Восточного Туркестана явилось для Козлова завидной школой странствий и выживания. Он получил не только физическую и духовную закалку, необходимую для путешествия в тяжелых условиях суровой природы Центральной Азии, но и боевое крещение в стычках с численно превосходящими вооруженными шайками разбойников. Возвратившись из первого путешествия (1883–1885), П.К. Козлов поступил в военное училище, по окончании которого был произведён в офицеры.

Осенью 1888 года П.К. Козлов снова отправился в путешествие с Н.М. Пржевальским. Но эта экспедиция, прерванная смертью Пржевальского, возобновилась лишь осенью 1889 года. Козлов проводил исследования районов Восточного Туркестан. Его трудами обеспечена солидная доля богатого географического и естественно-исторического материала, который собрала экспедиция.

Третья экспедиция, участником которой был Козлов, проходила под руководством В.И. Роборовского. В этом путешествии П.К. Козлов самостоятельно, отдельно от каравана, производил обследования окрестностей, проходя по некоторым маршрутам до 1000 км, кроме того, он собрал подавляющее большинство образцов зоологической коллекции. Когда Роборовский тяжело заболел, Козлов принял на себя руководство экспедицией и благополучно, доведя ее до конца, представил «Отчет помощника начальника экспедиции П.К. Козлова».

Свое первое самостоятельное путешествие П.К. Козлов совершил в качестве начальника Монголо-Тибетской экспедиции. В экспедиции 1899 года участвовали 18 человек, из них 14 – казаки конного конвоя. Маршрут начинался от почтовой станции Алтайской вблизи монгольской границы, шел по Монгольскому Алтаю, затем по Центральному Гоби и Каму – практически неведомой для ученых восточной части Тибетского нагорья.

В ходе экспедиции П.К. Козловым были сделаны подробные описания многочисленных физико-географических объектов – озера Кукунор окружностью 385 км, лежащего на высоте 3,2 км, истоков рек Меконг и Ялунцзян (притока Янцзы), ряда величайших гор, в том числе двух ранее неизвестных науке мощных хребтов в системе Куньлуня. П.К. Козлов назвал их именами Дютрейль-де-Рэнса (известного французского исследователя Центральной Азии, погибшего в этих местах) и Вудвиль-Рокхиль, английского путешественника.

Кроме того, П.К. Козлов дал блестящие очерки экономики и быта населения Центральной Азии, в том числе описание сложных ритуалов празднования цайдамскими монголами важнейших событий жизни от рождения до смерти. Он собрал огромную коллекцию фауны и флоры пройденных мест. Во время экспедиции казакам и путешественникам не раз приходилось вступать в сражения с вооруженными отрядами численностью до 300 человек, натравленными на иностранцев местными ламами. Почти два года экспедиция не могла сообщить о себе в Россию, что послужило на родине причиной слухов о гибели отряда Козлова. Экспедиция описана П.К. Козловым в двух больших книгах «Монголия и Кам» и «Кам и обратный путь». За это путешествие П.К. Козлову была присуждена Русским географическим обществом золотая медаль.

В 1907–1909 годах П.К. Козлов возглавил монголо-сычуаньскую экспедицию. Это пятое для него путешествие по маршруту из Кяхты на Ургу (Улан-Батор) и далее в глубь Центральной Азии принесло ему славу выдающегося археолога. Он открыл в песках Гоби мертвый город Хара-Хото, что дало археологический материал огромной ценности. Особое значение имеет обнаруженная при раскопках Хара-Хото библиотека в 2000 книг на неизвестном в то время тангутском языке. Обнаруженная там коллекция ксилографий (досок для печатания книг и культовых изображений) говорит о знакомстве Востока с книгопечатанием за сотни лет до появления его в Европе. До сих пор ни в одной из библиотек иностранных музеев (включая Британский музей в Лондоне) нет подобной по значению коллекции тангутских книг. Открытая в Хара-Хото коллекция печатных бумажных денег ХIII–XIV веков является единственной в мире. Раскопки в Хара-Хото дали также богатый набор статуй, статуэток и всевозможных культовых фигурок и более 300 буддийских изображений, писанных на дереве, шелке, полотне и бумаге. Все находки в Хара-Хото, характеризующие культуру и быт древнего тангутского государства Си-ся, имеют важное историко-культурное значение.

После открытия Хара-Хото экспедиция П.К. Козлова исследовала озеро Кукунор с островом Койсу и огромную территорию Амдо в излучине среднего течения реки Хуанхэ. Из этой экспедиции Козлов вывез многочисленные коллекции животных и растений, среди которых оказалось немало новых видов и даже родов. Пятое путешествие П.К. Козлова описано им в книге «Монголия и Амдо и мертвый город Хара-Хото».

Шестое путешествие П.К. Козлова проходило в 1923–1926 годах по небольшой территории Северной Монголии. В горах Ноин-Ула (130 км к северо-западу от Улан-Батора) он открыл 212 гуннских погребений 2000-летней давности. Это стало величайшим археологическим открытием XX века. В могильниках обнаружены многочисленные предметы, по которым можно восстановить экономику и быт гуннов тех времен – художественно исполненные ткани и ковры эпохи греко-бактрийского царства, которое существовало тогда в северной части современной территории Ирана, в Афганистане и северо-западной части Индии.

Завершив шестое путешествие, П.К. Козлов жил сначала в Ленинграде, а затем в 50 км от Старой Руссы (Новгородской области), в деревне Стречно. Там он организовал кружок юных натуралистов, которых обучал сбору коллекций, научному определению и препарированию добытых животных и растений.

Перу П.К. Козлова принадлежит свыше 60 произведений.

 

Свен Гедин

 

Свен Андерс Гедин (1865–1952), шведский путешественник. Исследовал Тибет, Синьцзян, Монголию, Восточный Туркестан (1893–1935). Открыл Гандисышань.

Свен Гедин родился в Стокгольме, в богатой семье, где царил матриархат – главой была мать, сильная волевая дама. Такими же были и старшие сёстры Свена. Правда, сильные характеры не мешали матери и сёстрам во всём потакать единственному ребёнку мужского пола. Женское семейное покровительство сопровождало Гедина долгие годы. Мечта его – стать путешественником – поддерживалась родными. Юный Свен, готовя себя к дальним странствиям, укреплял тело физкультурой и спортом, а дух – изучением географии и картографии, иностранных языков, в том числе русского и персидского, и чтением биографий великих путешественников. По убеждению Гедина, любое путешествие – это вызов судьбе. И во всех своих странствиях отважный до безрассудства швед доказывал это на деле. С 1893 по 1897 годы он прошёл и проехал огромные расстояния по России и Азии. Как выяснилось при подготовке настоящего издания, книга шведского путешественника «В сердце Азии. Памир – Тибет – Восточный Туркестан» вышла в нашей стране ещё в 1899 году. К сожалению, в наши дни она практически недоступна, и поэтому информация о странствиях знаменитого шведа достаточно скупа.

Гедин писал: «Вспоминая совершенное мною путешествие, я вижу целый ряд русских военных, ученых и частных лиц, перед которыми нахожусь в неоплатном долгу благодарности. Министерства Иностранных дел и Военное оказали мне с самого же начала столько сердечной и реальной помощи… Мне предоставили возможность нанять себе на службу русских казаков, беспошлинно ввести свой багаж в Россию… Ни одному русскому путешественнику не могло быть оказано большего содействия… нежели мне. Повсюду меня встречали, точно я был русским подданным… В Императорском Географическом Обществе, членом которого я уже имел честь состоять, я также нашел покровителей и друзей».

Поездка на поезде от Санкт-Петербурга до Оренбурга заняла четыре дня. Позади остались 2257 км пути по европейской части России. В Оренбурге паровая тяга сменилась конной. Это было 14 ноября 1893 года. «Покидая Оренбург, разом расстаешься со всякой цивилизацией и, углубляясь на восток, оказываешься всецело предоставленным самому себе». В песках Кара-Кум лошадей в тарантасе заменили беговые верблюды. Преодолев еще 2198 км, 4 декабря Гедин въехал в Ташкент. «В Ташкенте я пробыл около семи недель… Генерал-губернатор барон Вревский принял меня с безграничным радушием, я был его ежедневным гостем и имел случаи завязать у него знакомства, которые весьма пригодились мне для моего путешествия по Памиру».

Покинув гостеприимный Ташкент, Гедин с конным караваном 23 февраля достиг долины Исфайрамы. Дальше началось высокогорье. Подъем по северным склонам Алайского хребта вывел к перевалу Тенгиз-бай (3850 м), который в зимнее время бывает невозможно преодолеть. «В ночь на 26 февраля мы послали 8 киргизов с заступами, топорами и кирками вперед проложить дорогу, а затем ранним утром выступил и караван. Около Кара-Кии встретилось первое трудное место, где все еще возились наши киргизы, вырубая ступеньки во льду… Я… совсем изнемог. Поднялись мы на высоту 2850 м. Ночью дала себя знать «горная болезнь»; страшная головная боль и сердцебиение продолжались и весь следующий день…» На перевале было не легче: «…снег… лежал в два метра глубины. В сугробах была протоптана узкая глубокая тропа; идти по ней было все равно, что по узкой перекладине через трясину. Один неверный шаг в сторону – и лошадь совсем погружалась в снег…». После перевала дольше дня длился спуск до Дараут-Кургана в Алайской долине. «Кто знает, что было бы с моим караваном, если бы мы вышли днем раньше и попали под лавину, или днем позже, и нас застал бы ураган».

После дневного привала в Дарауте 2 марта экспедиция продолжила путь на восток по Алайской долине. 6 марта переправились через реку Кизыл-су и свернули на юг. Алай остался позади, впереди высился Памир. «После десятичасового перехода мы сделали привал среди этого царства смерти и холода, где не видно ни былинки, ни следа жизни… Мороз стоял 26°… Поздно вечером была, наконец, разбита юрта… Только в час утра в лагере… водворилась тишина. Набилось нас… как сельдей в бочонок, и все-таки температура в юрте понизилась к утру до –24°…».

При подъеме на Заалай остановились на дневку в урочище Бордоба. «Утром 9 марта все мои киргизы пали на колени в снег, вознося Аллаху мольбы о счастливом перевале через опасный Кызыл-арт… Но мы счастливо достигли гребня (4271 м)… На самом перевале… киргизы мои опять упали на колени и возблагодарили Аллаха…». Два мартовских дня экспедиция Гедина провела на льду огромного горько-соленого озера Каракуль, лежащего к югу от Заалайского хребта. 18 марта отряд Гедина спустился в долину реки Мургаб: «В некотором расстоянии виднелось небольшое русское укрепление; на северо-западной башне развивался русский флаг «на крыше мира». Мы приблизились; 160 солдат и казаков выстроились на стене и приветствовали нас громким ура. Около ворот меня сердечно встретил комендант, капитан Зайцев с шестью офицерами». Это был Пост Памирский – самый передовой форпост Российской империи в Средней Азии. Сейчас там, в восточной части Горного Бадахшана, таджикский город Мургаб.

Гедин позволил своему отряду блаженствовать в Посту Памирском до 7 апреля. «Отношения между офицерами и командой наилучшие. Тридцать человек солдат за отбытием срока службы должны были вернуться в Ош, и трогательно было видеть, как при прощании офицеры, по русскому обычаю, трижды целовались с каждым из уходивших нижних чинов. С ружьями на плече, с ранцами за спиною солдаты бодро отправились пешком в 45-тимильный путь, через плато Памира, в теплую желанную Фергану».

Далее экспедиция Гедина продвигалась на северо-восток, к меридиональному хребту Сарыкол, который является природной и политической границей между Таджикистаном и Китаем. Пройдя перевал Джагатай (4730 м высотой), на следующий день Гедин столкнулся с представителями китайских властей. Опасаясь, что европейские путешественники могут оказаться агентами русского царя, они максимально затруднили Гедину дальнейшее продвижение. Даже бумаги, полученные в Петербурге от тамошнего китайского посланника, не произвели впечатления на бдительных стражей. И хотя Гедин всё-таки получил разрешение (с рядом ограничений) на путешествие в Кашгар через район Музтаг-ата, отряд всю дорогу ощущал на себе пристальное внимание китайских властей. А местным киргизам они запретили снабжать экспедицию бараниной, топливом и другими необходимыми вещами.

Вскоре Гедин увидел вершины семитысячников китайского Памира: «Вокруг нас расстилался чудный вид. Прямо на восток, по другую сторону маленькаго озера Булюн-куля, виднелась мощная гора, окутанная вечным снегом. Это Ак-тау – «Белая гора» (ныне – Конгур, прим. авт.), северное продолжение Мустаг-аты. Налево от нее открывалась долина Гез, направо широкая долина Сары-кол». Остановившись в маленькой крепости Субаши на высоте 3756 м, Гедин записал: «Вооружение гарнизона Су-баши состоит из полдюжины английских и стольких же русских ружей и затем из луков и пик. С европейским оружием солдаты обращаются дурно, и оно обыкновенно в плохом состоянии. Я видел, как двое солдат, перепрыгивая через ручей, опирались на свои ружья, воткнутые дулами в грязное месиво…как сам комендант, так и весь гарнизон, день деньской ровно ничего не делают, только курят опиум, играют на деньги, едят, пьют и спят».

«Моим намерением было, если возможно, добраться до самой вершины горы и исследовать ее геологическое строение, ее ледяной покров и гигантские ледники, – писал путешественник. – Поэтому мы снарядились, как в настоящий поход, решившись во что бы то ни стало одолеть великана. Мы положили подстерегать минуту, т. е. благоприятной погоды, в каком-нибудь укромном местечке и тогда сразу взять его приступом. Решено было разбить третий лагерь на возможно большей высоте, а оттуда уже производить рекогносцировки и наступление… Что же касается киргизов в Субаши, то они менее пессимистически относились к подъему на Мустаг-ату, нежели их соплеменники на Памире. Все соглашались сопровождать меня и стараться до последнего, но думали все-таки, что экспедиция не удастся».

Действительно, высота в 7,5 км оказалась тогда недостижимой. 17 апреля караван Гедина устремился наверх. Кроме самого Гедина, в восхождении участвовали шесть киргизов в теплых бараньих тулупах и с посохами в руках, девять больших черных яков и два барана. Первый лагерь разбили выше языка ледника на высоте 4439 м. В этих местах до них побывал в 1889 году польский геолог К.Богданович с группой.

На следующий день погода ухудшилась, но путешественники продолжали восхождение. На этот раз взяли всего трех яков. Проводники шли пешком. Первый привал сделали на высоте 4850 м (как отметил Гедин, «выше всех европейских гор»). На высоте 5336 м ураган страшной силы остановил восходителей, и после попытки переждать непогоду они повернули вниз. Ураган не прекращался несколько дней, Гедина поразила снежная слепота, и после нескольких дней ожидания 25 апреля караван вернулся в Булун-куль. Гедин решил на время прервать исследование массива Музтаг-ата и долиной Гез-дарьи 1 мая пришел в Кашгар.

В июле экспедиция вернулась к Музтаг-ате, и после детальной подготовки 6 августа Гедин повторил попытку восхождения. На этот раз к середине дня им удалось добраться до высоты 6300 м. Остановились на привал: «Достали хлеб, чай, топливо, чтобы развести костер, но стоило нам взглянуть на еду, чтобы нас затошнило; так никто ничего и не взял в рот. Нас только мучила жажда, и мы все глотали снег; даже яки проглатывали большие комки. Вид с высоты 6300 м был поистине восхитительным и величественным. Нам открывалось, через хребет Сары-кол, все пространство до самого Заалайского хребта… в хребте Мус-таг, северном продолжении Мустаг-аты, есть несколько вершин, которые мало уступают самому «отцу ледяных гор». Гедин имел в виду Кашгарский хребет (высшая точка, Конгур, в действительности выше Музтаг-аты более, чем на 150 м). «Мы стали держать военный совет. День клонился к концу, и становилось холодно (+0,7° в 4 ч. дня); киргизы были так изнурены, что не могли идти дальше; яки пыхтели, высунув языки; мы находились как раз у подошвы куполовидной возвышенности, которая постепенно переходит в плоскую макушку вершины… С грустью решился я вернуться, и мы быстро заскользили вниз по старым своим следам».

Гедин понял, что за один день дойти до вершины не удастся, и единственно верным средством будет разделить восхождение на два дневных перехода, переночевать в юрте первую ночь на значительной высоте, а на следующее утро со свежими яками и с легким багажом продолжать путь до вершины. Третья попытка была предпринята 11 августа. «Нам предстояло подняться на высоту приблизительно 6000 метров, ночевать там, а на следующий день продолжать подъем и достигнуть возможно большей высоты, – записал Гедин. – Поэтому мы брали с собой маленькую юрту, четыре больших связки терескена для топлива, шесты, веревки, топоры, тулупы и продовольствие; все это было навьючено на 9 сильных яков». Припасы на два дня не потребовались: в первый же день восхождения, на высоте 5800 м, группа попала в зону трещин. Стали проваливаться яки, а затем и люди, с трудом удерживаясь на краях трещин. Было решено более не рисковать и спуститься.

Запасы истощались, но Гедин предпринял еще четвертую попытку восхождения по старому пути. 16 августа отряд начал новый подъем, имея запасов на два дня. На ночевку встали в той же самой наивысшей точке, которая была достигнута ранее, – на высоте 6300 м. Выровняли площадку, поставили юрту, закрепили ее арканами на двух глыбах сланца, обнесли снежным валом. Развели в юрте костер (!) из терескена и ячьего помета и, страдая от едкого дыма, смогли отогреться. Огонь разжигали еще дважды за ночь, но каждый раз холод брал верх. Холод и горная болезнь… «Казалось конца не будет этой долгой, тяжелой ночи. Как мы ни ежились, упираясь коленами в самый подбородок, невозможно было сохранить теплоту тела… Никто глаз не сомкнул во всю ночь… Люди мои стонали, точно на ложе пытки, и не столько от холода, сколько от все усиливавшейся головной боли».

На следующий день юго-западный ветер перешел почти в ураган. Прождав до полудня, Гедин отдал приказ к отступлению. «Итак, я четыре раза неудачно пытался взойти на вершину Мустаг-аты, – писал он в дневнике, – но не могу сказать, чтобы это было абсолютно невозможно… За крутым выступом, которого мы достигли 18 апреля, 6 и 16 августа, не виднелось никаких непреодолимых препятствий к подъему. Оттуда… можно добраться до северной вершины, однако, не самой высокой в группе Мустаг-аты, но соединяющейся с таковой отлогим гребнем. Между этими вершинами и под ними простирается огромное фирновое поле ледника Ямбулака».

Больше Гедин к Музтаг-ате не возвращался. Но можно понять комментатора его книги С.Калмыкова, который пишет: «Невозможно, однако, просто так закрыть и отложить в сторону этот, первый, том описания его путешествия. Заглавия не отпускают: «Глава XXI. В пустыню. Глава XXIII. Царство могильной тишины. Глава XXIV. Воды нет! Глава XXV. Караван распадается и гибнет. Глава XXVI. Пять суток пешком по бесконечным пескам. – Вода. – Спасены. Глава XXVI. Ислам-бай спасен». Углубившись в начале 1895 г. в пески пустыни Такла-Макан к востоку от Кашгара, Гедин попал в безводную зону. «Это была моя вина… я нес ответственность за все ужасные мгновения, за все страдания и муки и людей и животных моего каравана!..сцена эта стояла перед моими глазами, и я не мог отделаться от нее, она давила меня кошмаром по ночам, не давала спать». Проводник экспедиции сильно недооценил расстояния, которые предстояло пройти. Колодцы оказались сухими… От жажды и изнурения погибли двое из четырех местных киргизов, спутников Гедина. Погибли даже животные: собаки и 7 из 8 верблюдов каравана. Сам Гедин, оставив умирающий караван, в одиночку дошел до берега Хотан-дарьи, напился сам, набрал воды в свои, сделанные шведскими мастерами, походные сапоги, и в одних носках шагая обратно по пустыне, принес ее своему находившемуся в агонии спутнику. Чуть позже удалось спастись еще одному.

 

Первая Тибетская экспедиция

Это путешествие Свена Гедина было кратко описано им самим в послании королю Швеции и Норвегии Оскару, который немало способствовал его организации и снабжению. Вот некоторые отрывки из этого письма, напечатано в популярном русском журнале «Нива» (№ 10 за 1902 год).

«17-го мая я выехал из Чархлыка в сопровождении только двух казаков, одного ламы и нескольких мусульман, перешел северные отроги тибетского плоскогория, направляясь по совершенно до сих пор неизвестному пути, т. е. по глубокому ущелью реки Чархлык, и лишь у большого озера Кум-Кэлль я встретился с своим караваном. Этот караван, самый большой из всех, какие я когда-либо имел, состоял из 39 верблюдов, 30 лошадей, 7 мулов, 70 ослов, стада овец и 7 собак! Из этих животных теперь еще живы: 9 верблюдов, лошадь, 6 мулов и 4 собаки – все другие мало-помалу околели, когда мы поднялись в горные области, где уже не было пастбищ.

Из людей при мне были, кроме моих четырех казаков и монгольского ламы из племени Калха (совр. Халха – авт.), четырнадцать мусульман, и большей частью из Лопа, и десять погонщиков ослов. Ослы должны были везти запасы маиса для верблюдов и лощадей, а по истощении запасов – вернуться в Чархлык. Однако, как я уже говорил, лишь очень немногие пережили этот переход.

Первая невзгода ждала нас при переходе через Арка-таз, главную цепь системы Куэньлунь. Здесь нас застигла губительная снежная буря; пять верблюдов пало в теснинах, а многие другие получили настолько тяжкие поранения и увечья, что уже но могли поправиться. В эту пору года (половина июня) верблюды были совсем без шерсти и потому очень чувствительны к зимней стуже, в которую мы так внезапно попали; не помогли даже надетые на них белые войлочные попоны.

К югу от Арка-таз расстилается неприветливое тибетское плоскогорье, перерезанное бесчисленными, идущими с запада на восток, горными цепями. Для каравана, направляющегося прямо на юг, это орографическое строение почвы крайне неудобно: приходится перебираться через каждую цепь по горным ущельям, более или менее убийственных для животных… Зато нет недостатка в дичи. Казаки усердно охотились на яков, куланов, антилоп, гусей, уток и куропаток, Удалось застрелить также несколько волков и медведей. Благодаря удачной охоте, мы в изобилии имели мясо даже после того, как стада овец были съедены

Тем временем состояние здоровья верблюдов все более и более ухудшалось; когда число безнадежно больных достигло двенадцати, я решил, что каравану нужно разделиться. Я отделив этих 12 верблюдов и 10 лошадей и оставил их, в заведование одного казака и четырех мусульман, в хвосте каравана, чтобы они медленно шли по нашим следам. С остальным караваном я пошел скорее, пока мы не добрались до северного района тибетских охотников на яков. В одном месте, где имелись довольно обильные пастбища, мы расположили свое становище; здесь караван должен был ждать моего возвращения из Лхассы: поездка туда, по моему расчету, должна была занять две недели.

Переодетый бурятом и в сопровождении только одного бурятского казака и ламы, я двинулся в путь 27-го июля, взяв из каравана несколько лучших лошадей и мулов. Наш багаж, сведенный до минимума, состоял из нескольких хорошо припрятанных инструментов и немногих предметов монгольского обихода.

Уже на вторую ночь на нас напала шайка разбойников, причем мы потеряли двух лучших лошадей. После того мы уже установили строгий ночной караул. Каждый из нас должен был бодрствовать ночью по три часа – долгие трудные часы для того, кто не привык стеречь лошадей и мулов в глубоком мраке и под проливным дождем. Было дождливое время года, и дождь непрерывно лил день и ночь; чем дальше мы подвигались к югу, тем становилось хуже. Грунт совсем размяк и сделался непроходимым; зачастую мы чуть не тонули в жидкой грязи. Наконец, мы добрались-таки до населенных мест, где у входа в долину виднелись черные палатки кочевников, а пастбища, вследствие меньшей абсолютной высоты, были лучше; здесь мы расспросили о кратчайшем пути в Лхассу (лама бегло говорит по-тибетски и уже был в Лхассе).

После долгих дневных переходов мы раз вечером были задержаны тремя начальниками местного племени, которые, явившись в нашу палатку, категорически объявили, что мы их пленники и не смеем сделать отсюда ни шага – попытка к бегству будет стоить нам жизни. Прежде всего мы должны были дождаться прибытия «бомбо», или наместника провинции Нактью, который был уведомлен о нашем приближении…Из Лхассы (пять небольших дневных переходов) пришел приказ не брать с нас никакой платы и относиться к нам как можно внимательнее.

37 вооружённых с ног до головы етражников стерегли нас день и ночь, по ночам их дымные костры окружали нашу палатку, мерцая сквозь пелену тумана. Мы не без тревоги заметили, что уже на второй день отовсюду собрались 53 конных солдата, с длинными черными ружьями, и густо сплоченной толпой направились в ту сторону, откуда мы приехали. Я боялся, что они затевают нападение на наше становище, потому что для умерщвления нас трех, вероятно, не понадобилось бы стольких людей.

Прошло пять дней ожидания, и наконец приехал «камбо-бомбо» из Нактью. Через своего монгольского переводчика он тотчас же пригласил нас в свою палатку; но я велел ему передать, что я знать его не хочу, и что, если он желает меня видеть, пусть придет ко мне. Следствием этого было то, что он вскоре действительно явился в нашу палатку, окруженный блестящим штабом из 67 офицеров и солдат. Все были одеты по-праздничному; сам он – в желтом шелковом одеянии, красном головном уборе и зеленых бархатных башмаках, ехал на сером муле. Он коротко и ясно сказал мне, что я англичанин и должен немедленно ехать обратно; он получил из Лхассы приказ наблюсти за тем, чтобы я ни на один дюйм не подвинулся ближе к этому городу. О движении большого каравана с севера он уже давно был уведомлен охотниками на яков, которые нас видели. Этим объясняется, почему северная граница Нактью так строго охранялась.

Он подарил нам лошадей, овец, провианта, и мы выступили в обратный поход под эскортом 3 офицеров и 22 кавалеристов, довольные тем, что наше приключение не стоило нам жизни.

Нашу главную квартиру, куда мы прибыли 20 августа, мы нашли в полном порядке. После того, как верблюды отдохнули, мы двинулись к SSW, с твёрдой решимостью идти вперёд в этом направлении как можно дальше, т. е. до тех пор, пока тибетцы нас снова не остановят.

Это случилось к востоку от озера Нактсанг-тсо, где нас встретило целое посольство, численностью в 300 человек, с ружьями, мечами и пиками. Я спросил, что они сделают, если мы, несмотря на запрещение, будем продолжать путь к югу.

– Конечно, мы будем стрелять, – ответили они.

Тогда я предложил им действительно устроить между нами маленькую войну, но заметил, что каждый из нас может застрелить 36 тибетцев, прежде чем они успеют зарядить свои неуклюжие ружья. На это предводители отряда ответили, что, по их мнению, для обеих сторон самое лучшее придти к взаимному соглашению без кровопролития. Они были так вежливы и симпатичны, что мы очень скоро завязали с ними наилучшие отношения. Итак, мы снова повернули назад, а они сопровождали нас в течение нескольких недель.

Лично я сделал еще, в обществе одного человека, долгие и крайне опасные экскурсии в моем складном прорезиненном челноке по озерам Нактсанг-тсо и Чаргу-тсо. Во все время пути мы имели эскорт. У озера Чаргу-тсо численность тибетцев возросла до 500 человек в 30 палатках; когда же они увидели, что мы серьезно намереваемся продолжать путь в западном направлении, число их начало убывать и свелось к 100 человекам, потом к 50, и наконец осталось еще меньше. Вьючные животные ежедневно падали; в конце концов мы уже не могли подвигаться дальше своими средствами. Пришлось нанять 30 яков и разгрузить наших верблюдов…

Я с большой охотой поехал бы домой прямым путем через Бомбей; но я должен ехать на Кашгар, чтобы вернуть русским властям моих казаков здравыми и невредимыми. Я написал отсюда подробное письмо генералу Куропаткину и по чистой совести аттестовал в нем моих четырех казаков с самой лучшей стороны, как только можно аттестовать верных, честных, добрых и храбрых людей. Одного из них, Лиркина, я послал отсюда курьером к генеральному консулу Петровскому, и он взял собой девять мусульман, которые мне теперь более не нужны…

В научно-геграфическом отношении это путешествие в 300 шведских миль по Тибету было чрезвычайно успешно.»

 

Открытие Гандисышаня

В 1906 году Гедин направился в Южный Тибет. Как сообщается в «Очерках по истории географических открытий», к этому времени он был уже известен своими исследованиями Центральной Азии и первой экспедицией в Тибет. На этот раз целью было исследование «белого пятна» к северу от верховья Брахмапутры. Караван начал движение от долины верхнего Инда на восток через Центральный Тибет и несколько недель шёл по речным долинам, как по коридору, образованному горными цепями. По мере уклонения этой дороги на юго-восток встречная природа становилась всё суше и пустынней. В конце года истощение провианта и начавшийся падеж вьючных животных вынудили Гедина разбить лагерь у озера Нгангце.

В середине января 1907 года караван двинулся на юг, и вскоре Гедин обнаружил гигантскую стену, отделяющую путешественников от долины Цангпо. Согласно географической литературе того времени, предполагалось, что здесь находится обширное плато с несколькими узкими и длинными хребтами широтной протяжённости. Гедин же увидел с перевала сплошную, как ему показалось, широтную цепь, сложенную из огромных каменных валов. Чтобы проверить свое предположение, он решил пересечь эту цепь и нанести на карту как можно больше подробностей. После полутора месяцев, проведённых в Шигацзе (на реке Цангпо) в конце марта Гедин направился на запад. Несмотря на противодействие китайских властей, экспедиция всё-таки двигалась в западном направлении, лавируя и отклоняясь к югу или северу от долины Цангпо.

В верховьях этой реки Цангпо (местное название Мацанг) Гедин нашёл самый полноводный из трех составляющих ее потоков и, поднявшись по нему, открыл истоки Брахмапутры. Затем он обнаружил, что исток реки Сатледж берёт начало от ледника. Спустившись к озеру Манасаровар, караван стал там лагерем. Здесь Гедин изучал систему озер Манасаровар – Лангак. После этого, пройдя с пятью спутниками к северу, Гедин первым из исследователей осмотрел истоки Синги (одной из составляющих Инда). В конце октября караван Гедина вышел на дорогу, идущую по долине Гартанга.

Оставалось осмотреть «белое пятно» севернее истока Брахмапутры. Предприятие было затруднено тем, что китайские власти запретили посещение этих мест. Однако Гедин, игнорируя запрет, в начале декабря все же направился в путь. Наступление нового 1908 года караван встречал при сорокаградусных морозах, в диких заснеженных горах. Из-за бескормицы начался падёж вьючных животных, не хватало провианта и для участников экспедиции. Однако караван продолжал медленно преодолевать перевалы. Только в начале февраля удалось выйти на хорошее пастбище, а в марте пополнить продовольствие и приобрести яков. В начале апреля Гедин, пройдя еще раз горную страну до долины Цангпо, завершил её исследование.

Восьмикратное пересечение этой неизученной высокогорной местности позволило Годину выявить горную систему, которую он назвал Трансгималаями (Гандисышань). Эта система простирается непрерывной полосой почти параллельно Гималаям к северу от них. Она служит водоразделом рек бассейна Индийского океана и многочисленных бессточных тибетских озер. Гедин проследил Трансгималаи на 700 км и оценил их длину в 2300 км, существенно преувеличив истинную величину (1600 км). Вершины Трансгималаев ниже гималайских, но перевалы выше в среднем на 500 м. Гребни их более плоские, а межгорные котловины шире гималайских и менее глубоки.

 

Сложный жизненный маршрут

Отношение наших отечественных учёных к Свену Гедину претерпевало значительные изменения. Причины кроются как в характере самого Гедина, так и в политических ситуациях его времени. С юности зная русский язык и испытывая симпатии к России и её народу, шведский путешественник пользовался благожелательным отношением к нему российских властей. Он был дружен с генеральным консулом России в Кашгаре Н.Ф. Петровским, с известными русскими учёными Козловым, Ольденбургом и Обручевым. Император Николай II лично покровительствовал Гедину, гарантировав ему свободное передвижение по железным дорогам России и снабдив охраной из четырёх казаков, сопровождавших путешественника вплоть до границ Индии, находившейся под британским владычеством.

Однако, будучи убеждённым шведским националистом, Гедин время от времени позволял себе антироссийские (как и антибританские) выступления в печати. Это привело к перемене в отношениях с российскими властями и исключению из Русского географического общества по инициативе его вице-президента П.П. Семёнова-Тянь-Шанского.

В первые годы советской власти, когда царская Россия была официально объявлена «тюрьмой народов», а её внешняя политика – «империалистической и экспансионистской», Советское правительство распахнуло Свену Гедину дружеские объятия. С ним поддерживали отношения нарком иностранных дел Чичерин и глава Наркомпроса (фактический министр культуры) Луначарский. Шведский учёный отвечал новым властям России взаимностью.

Но в середине 1930-х годов политическая обстановка в мире серьёзно обострилась. В Германии пришли к власти национал-социалисты во главе с фюрером. Адольф Гитлер был исключительно талантливым психологом и организатором. Заявив, что Свен Гедин всегда был его кумиром, он завоевал не только симпатии шведского националиста, чьё мировоззрение было близко к идеям об особом предназначении нордической расы. Тесное сотрудничество пожилого учёного с нацистской Германией, показавшей себя врагом рода человеческого, резко опустило его авторитет в глазах советской и мировой общественности. Заклеймённый этой позорной политической связью и почти забытый миром науки, Свен Гедин умер в 1952 году. И лишь спустя десятилетия авторы географической литературы (в том числе знаменитых «Очерков…»), отделив в биографии учёного «зёрна от плевел», вновь внесли его в анналы истории великих путешествий.