В ответ Фелисити снова стала царапать ногтями ненавистное лицо. Сержант чертыхнулся, вытащил из-под платья руку и сильнее навалился на девушку. Проведя пальцем по своим обвисшим полуседым усам, он вдруг резко отдернул руку – с пальца капала кровь.

– А, мятежная шлюха! Сейчас я покажу тебе, что происходит с такими, когда за дело берется союзная армия!

Фелисити, закрыв глаза, по возможности отвернула лицо, и последнее, что она видела, был занесенный над нею грязный кулак.

Удара, однако, не последовало.

Наоборот, отвратительная тяжесть вдруг исчезла, и сквозь полуприкрытые веки девушка увидела недоумевающую физиономию свалившегося с нее сержанта.

– Дивон, – едва слышно выдохнула Фелисити, увидев над головой янки взметнувшийся кулак капитана.

Впрочем, наслаждаться освобождением было еще рано, ибо потная рука сержанта все еще крепко держала ее ногу, и чтобы избавиться от омерзительного прикосновения, девушка, рванувшись, отползла подальше.

Сержант, огорошенный ударом сзади, неожиданно быстро пришел в себя. Оглушительно рыча, он, как таран, бросился на Дивона, и мужчины покатились по полу. Дрались они остервенело и долго, пока капитану, оказавшемуся сверху, не удалось прижать колено к горлу противника.

Лицо сержанта стало багровым от натуги и гнева, он злобно махал руками и сыпал непристойнейшими ругательствами. Увернувшись от удара, Дивон сам тут же обрушил на северянина мощнейший хук справа. Охнув, сержант осел, и Дивон уже было схватился за пистолет, чтобы пристрелить негодяя, как собаку, но вовремя одумался, не желая привлекать внимания звуком выстрела.

Вместо этого он нанес рукояткой пистолета еще один удар в голову, после которого нечестивец замертво растянулся на затоптанном полу. Взяв его за грудки, Дивон отшвырнул безжизненное тело к стене и, казалось, перестал обращать на него внимание.

Расправившись с противником, капитан позволил себе посмотреть на девушку. Она сидела, прислонившись к стене, и ее лицо смутно виднелось в мерцающем неровном свете. Приглядевшись, он увидел, что почти все лицо Фелисити заплыло от ударов, но глаза, целые и широко раскрытые, доверчиво смотрят на него.

– С тобой все в порядке? – Грудь Дивона все еще тяжело вздымалась. Подъехав к дому, несколько минут назад потайной тропинкой среди деревьев, капитан Блэкстоун был взбешен, обнаружив на коновязи лошадь под федеральным седлом. Итак, его худшие опасения оправдались! Мисс Фелисити шпионка, да еще назначившая явку в его собственном доме… И пока трепетавший от гнева Дивон крался к сараю, который вычислил по проникавшей из-под дверей полоске света, план в его голове был уже готов. Оказалось достаточно лишь одного беглого взгляда на происходящее, чтобы кардинально поменять ход мыслей.

– Фелисити? – Дивон склонился над девушкой. – Он… Он успел?

– Нет, – рыжие кудри закрывали ее обезображенное лицо. Еще немного – и проклятый сержант действительно успел бы… – Со мной все в порядке, – добавила она.

– Ты уверена?

– Да, – Фелисити ласково посмотрела на капитана. – А вы?

Рубашка его была разорвана так, что едва держалась на плечах, лицо и руки в синяках и ссадинах, сапоги и брюки – мокрые и в грязи.

– Со мной дело получше. – Дивон встал и еще раз приподнял сержанта за отворот мундира. – Правда, в тумане я напоролся на патруль, который рыскал в поисках моей персоны где-то по соседству.

– И как же вы?.. – Фелисити тоже встала и принялась отряхивать с платья солому.

– Скакал, как бешеный, разумеется, – улыбнулся капитан, сам того не желая. Было в этой женщине нечто, заставляющее его покровительствовать ей. Он почувствовал это с самого первого момента, в гавани, когда бросился на ее защиту и заработал себе сломанные ребра и разукрашенную физиономию. О том, что было бы с ней в этот раз, опоздай он на несколько минут, капитан старался не думать.

Фелисити же мирно улыбалась, чуть кривясь от боли в разбитых губах. Взгляд ее упал на сержанта, которого Дивон держал на вытянутой руке, другой уперев револьвер прямо в выпирающий живот.

– Что… Что вы собираетесь с ним сделать?

Дивон передернул плечами, как от озноба.

– Пока что свяжу. Посмотри, нет ли поблизости веревки.

– Я не один, как вам известно, – прохрипел очнувшийся сержант и сплюнул на солому кровью. – Скоро меня хватятся и примчатся сюда.

– Как вы думаете, он прав? – робко спросила Фелисити поглядывая в сторону конюшни.

– Чертовски прав, малышка! Союзная армия обрушится на это место, как птичка на майского жука. Тогда-то ты пожалеешь, что не приласкала старого сержанта Пуле!

– Возможно, – оборвал его Дивон, поигрывая спусковым крючком. – Но только вас здесь не будет, чтобы посмотреть на это. – И он презрительно усмехнулся в неожиданно посеревшее лицо янки.

– Неужели вы… – Фелисити проглотила комок. – Хотите его убить?

– Это тебя не касается. Веревку нашла?

– Немного бечевки, – и девушка протянула капитану спутанный клубок. – Но его нельзя просто расстрелять, он такой гадкий, презренный, он хотел… – Фелисити вздрогнула при мысли о том, что он хотел с ней сделать. – Нет, я не могу его…

– В этом нет необходимости – я все сделаю сам, а пока давай веревку и, ради Бога, не подходи к нему близко!

Но предупреждение прозвучало слишком поздно. Не успевшая понять, что происходит, Фелисити мгновенно оказалась в душных объятиях сержанта, и холодное лезвие ножа уткнулось в ее нежную шею под ухом.

– Брось свою игрушку, сука, а не то твоя плутовка умоется кровью!

Девушка почти теряла сознание; голова ее была запрокинута к плечу северянина, но Дивона она видела. Он колебался, и на секунду Фелисити представила себе, что произойдет, если он действительно согласится отдать пистолет. Оружие с глухим стуком упало на земляной пол.

– Ты послушный парень, гляди-ка! А теперь ногой отбрось его подальше, да смотри, аккуратней!

Дивон, не сводя глаз с отточенного ножа, прижатого к белой коже, носком сапога отодвинул пистолет к соломе.

– Ближе, ближе, ты же знаешь, что отсюда я не могу достать его! – Сержант притиснул Фелисити ближе к себе, не слушая ее стонов. В ту же секунду Дивон швырнул револьвер прямо к ногам янки, и тот, оттолкнув девушку, неуловимым движением нагнулся, чтобы поднять его. Не успел он разогнуться, как был сбит с ног молниеносным ударом капитана.

Противники снова сцепились врукопашную.

Фелисити пришла в чувство от ноющей боли в бедре. Осторожно приподнявшись, она с удивлением обнаружила, что жива, что подлый сержант не убил ее, а только, как она поняла, проведя пальцами по шее и вытерев несколько капель крови, слегка поранил. Слезы заливали ей глаза, но она горячо благодарила Бога за столь неожиданное спасение.

Потом ее внимание поглотила продолжающаяся на полу драка. Фелисити завертелась на месте, выискивая какую-нибудь возможность помочь капитану.

Неожиданно на глаза ей попался злополучный револьвер.

Наполовину закрытый соломой, он торчал вверх деревянной рукоятью, так и манившей взять ее в руки. Она подползла к нему на коленях и решительно выхватила из вороха грязных сухих стеблей. До сей поры Фелисити всего лишь раз держала в руках оружие… да и то малодушно положила его на столик в библиотеке. Сейчас же задача была посерьезней, и целиться приходилось осторожно из-за постоянно меняющегося положения катающихся по полу противников.

Да и сможет ли она выстрелить?

– Пожалуйста, Дивон, пожалуйста, победи! – молила она, не в силах нажать на курок. Но сержант не сдавался и до сих пор держал в руке нож, хотя и постоянно отводимый железной рукой Блэкстоуна. Наконец янки, хрипя, откинулся назад, ловким движением вывернул руку и замахнулся.

Просвистевшая пуля отбросила его к стене, и кровавое пятно стало медленно расползаться на темно-синем федеральном мундире. Через секунду он уже не двигался.

Фелисити стояла среди поднимавшихся клубов порохового дыма, не понимая происшедшего, пока теплая ладонь не легла ей на голову, а затем мягко вынула револьвер из ее занемевших пальцев. Девушка подняла глаза и увидела над собой смуглое и прекрасное лицо капитана Блэкстоуна.

– О нет… нет! – Случившееся оглушило ее сильнее, чем кулак сержанта Пуле. Она стреляла, может быть даже убила человека! С безумным криком Фелисити упала на грудь Дивона и зашлась в истерических рыданиях, становившихся тем громче, чем крепче обнимали ее горячие капитанские руки. – Я не хотела… Не хотела убивать его! – всхлипывала она, пытаясь справиться с душившими ее слезами. – Я думала, он хочет… он собирается… ножом… он… мертв?

Ответ на этот вопрос Дивон знал с самого начала: судя по расположению алого пятна, пуля Фелисити попала сержанту в самую смертельную точку; таких ранений, заканчивающихся почти мгновенной смертью, Блэкстоун повидал немало на этой страшной войне.

– Это… так? – голос девушки снова звенел на грани нервного срыва, и Дивон вынужден был солгать, впрочем, в ту же минуту раскаявшись в своем обмане: правду она раньше или позже все равно узнает, а времени, чтобы долго ее успокаивать, у него нет. Необходимо успеть еще многое, и, чем скорее, тем лучше…

– Скорее всего, он все-таки мертв, Рыженькая. Ты сделала то, что было необходимо, не расстраивайся. – Дивон нежно перебирал ее спутанные кудри. – Он все равно не оставил бы своего намерения убрать меня… А затем и тебя тоже. И может быть, кого-нибудь из дома, кто, на свою голову, проходил бы мимо.

Девушка отшатнулась и сквозь текущие ручьем слезы посмотрела на человека, уверенно обнимавшего ее за плечи.

– Вы действительно так думаете?

– Конечно.

По лицу Фелисити разлилось умиротворение и спокойствие, и Дивон ощутил непреодолимое желание не выпускать этих нежных плеч, баюкать спасенную им девушку. Он непременно рассказал бы ей о том, как он рассердился и безумно обиделся, когда увидел привязанную вражескую лошадь, а самое главное, как смертельно испугался, обнаружив насильника. А потом… а потом он стал бы целовать ее сам, сладко и долго, и показал бы ей ту огромную разницу, которая заключается между похотью этого животного и настоящей высокой страстью.

Но времени оставалось в обрез. Каждая минута промедления ввергала их самих и всех обитателей плантации в пучину невероятной опасности.

– Зачем вы уходите? – Несмотря на мягкое тепло южной ночи, Фелисити снова затряслась в ознобе, стоило лишь Дивону оторвать от нее свое жаркое мускулистое тело. Стараясь не глядеть на окровавленный труп у стены, девушка опухшими от слез глазами наблюдала за вновь покидавшим ее капитаном. Дивон осторожно выглянул из распахнутой двери и тщательнейшим образом снова запер ее.

– Этот парень мог действительно сказать правду, что он здесь не один.

– Да, этим утром их здесь было много, – Фелисити не сводила глаз с Дивона. – Очень много. Они забрали всю еду и людей. Правда, я не думаю, что все они были, как этот.

Последнее замечание Дивон пропустил мимо ушей.

– Ничего удивительного – янки кишат по всей округе.

– Они были посланы за едой и рабочими для судоверфи в Хилтон-Хед, посланы своим командованием. Ваши же люди пошли с ними добровольно. Я говорила лейтенанту, что вы всех освободили, но он предложил им деньги. Я думаю, что они… Что вы делаете?! – глаза девушки округлились от ужаса, когда она увидела, что капитан низко склонился над трупом.

– Избавляюсь от тела. – Дивон крякнул, ощутив на своем плече стылую тяжесть мертвеца. – Черт, он кровоточит, как недорезанная свинья! Погаси-ка…

– Подождите же, подождите! – почти закричала Фелисити, и, когда ее просьба не возымела действия, бросилась к дверям и загородила собой выход. – Вы не можете так просто от него… избавиться! Надо позвать кого-нибудь! Нужно вызвать власти!

Дивон поморщился и перекинул сержанта поудобней.

– То есть – янки?

– Наверное, да. Лейтенант, бывший здесь утром, очень разумный молодой человек, и, если мы все ему объясним, то есть что сержант Пуле намеревался сделать…

– О, разумеется, мисс Уэнтворт! Не сомневайтесь, зная все эти обстоятельства, бравый лейтенант насовал бы нам полные штаны медалей! Хватит! Быстро гасите проклятый свет, а не то мы окажемся нос к носу со всей союзной армией, черт побери! – С этими словами капитан, оттолкнув Фелисити и вышел на улицу.

– Вы что же, меня не слышите? – шипела девушка, едва поспевая за Дивоном. – То, что вы делаете, неправильно, незаконно!

Тот неожиданно резко остановился и, перебросив труп на другое плечо, обернулся к Фелисити. Лунный свет падал прямо ей на лицо, не давая возможности видеть его выражение; впрочем, Дивон и не сомневался в том, что оно было искренним.

– Незаконно?! Итак, вы считаете незаконными именно эти мои действия? Дьявольщина, вы что, не видите? Незаконно все вокруг! Все! Но мы вляпаемся в куда более незаконную ситуацию, если не избавимся от этого… этого… – Несмотря на долгие годы службы во флоте, капитан никак не мог придумать подходящего определения для лежащего у него на плече мертвеца. – А теперь, делай, что я велел, и поживее!

Выбора у Фелисити не оставалось. Разрываемая противоречиями, она еще минуту постояла во дворе, решая, как же ей поступить, но, в конце концов, тряхнула головой и помчалась обратно в сарай гасить предательски мерцавший фонарь.

В небе играл и плескался серебряный свет луны, то выглядывающей, то прячущейся за облаками, но, выбежав из сарая, девушка не обнаружила вокруг никого и ничего, за исключением мрачной громады дома. Капитан с трупом исчез. У Фелисити перехватило дыхание – неужели он снова ее бросил?

– Дивон! – Тихо произнесенное имя, казалось, загрохотало во влажном густом воздухе.

– Здесь.

Звук его голоса подсказал Фелисити, что капитан стоит, прижавшись вплотную к теневой стороне дома, и она скорей поспешила туда, к широким ступеням старомодного крыльца. Блэкстоун стоял подле привязанной лошади, которую, увидев приближающуюся девушку, он ловко и быстро отвязал, а затем, перекинув сержанта лицом вниз через седло, погнал животное подальше от дома.

– Живо в дом! – приказал он. – Я скоро вернусь. Команда была отдана столь безоговорочным тоном, что спорить не имело смысла, но Фелисити это не остановило.

– Еще минуту, – задержала она капитана. – Убила его я! – И девушка, превозмогая отвращение, указала на подпрыгивающее поперек седла тело. – И отвечать за содеянное буду тоже я!

Торжественное это объявление не вызвало никакой реакции со стороны Дивона, тем более такой, на какую Фелисити надеялась, – капитан просто продолжал уходить от дома, а в словах его, когда он снова попросил девушку зайти в дом, явственно прозвучала усталость.

– Я не пойду! – упрямилась Фелисити, следуя за Дивоном по тропинке, которая привела их в Ройял-Оук два дня назад. Или всего день? – Послушайте же меня, капитан. Я ничуть не сомневаюсь в том, что лейтенант знает, каков субчик был этот сержант Пуле, и он непременно поймет нас.

– Он поймет только одно: его сержант убит, и убит южанином.

– Вы неправы, – девушка схватилась за виноградную лозу, хлестнувшую ее по лицу, когда она догоняла капитана. – Мне он поверит!

– Не надо быть столь наивной, – Дивон сошел с тропы, руководствуясь в большей степени воспоминаниями детства, чем разумом или зрением.

– Наивной? – под ногами глухо зачавкало болото. Фелисити стремилась не отставать от Дивона, опасаясь, как бы провалившаяся под ней земля не утащила ее вниз. – Я вовсе не наивная! – Девушке очень хотелось, чтобы слова эти были правдой, но, увы, она сама понимала, что ее бестолковое путешествие на юг может быть расценено капитаном лишь как величайшая наивность. Правда, после встречи с детьми она была готова совершить подобную авантюру и во второй раз.

Но убивать человека?

Фелисити отбросила эту мысль и снова принялась уговаривать идущего впереди Дивона:

– Вы просто меня не понимаете.

– Нет, это вы, кажется, не в состоянии понять самые простые вещи! – Земля под их ногами с каждым шагом становилась все мягче и ненадежней. – Эта война, Рыженькая, а мы находимся на оккупированной территории. – Подлесок почти полностью сменился тростником, и жесткая трава исчезла. – Здесь не бывает ни цивилизованных отношений, ни справедливых судов.

– Это вы так говорите, а я все-таки хочу испробовать свой шанс. – Ведь действительно, если она забрала чью-то жизнь, то должна понести хотя бы минимальное наказание.

– Это ваше дело. Но я не хочу подставлять под удар ни себя, ни плантацию, ни безвинных людей на ней.

– Но…

Капитан настороженно остановился перед нешироким ручьем, змейкой перерезавшим их путь. Вода в нем была темная, заросшая болотной травой, она не сулила ничего хорошего.

– Если янки только заподозрят, что их человек был убит здесь, то они сожгут все поместье дотла – то есть сделают то, что еще, благодаря какому-то дьявольскому везению, не сделали до сих пор. Большинство плантаций в округе больше не существует… Кроме того, они замучают всех, кого обнаружат поблизости, не различая, белый он или цветной. – Дивон крепко ухватил сержанта за ремень. – Этого вы хотите, мисс Уэнтворт? Думаю, что сама преисподняя не сможет сравниться с тем, что они могут натворить.

Такого поворота событий Фелисити не хотела и потому молча смотрела, как Дивон подтащил труп к ручью и толчком отправил его по течению. Тело заколыхалось, медленно погружаясь в черную мутную воду. Все было кончено.

Фелисити не могла оторвать глаз от сомкнувшихся вод, на которых блеснул свет вновь появившейся луны. Из груди девушки вырвался глубокий вздох.

– Мы… ничего над ним не скажем?

Дивон вытер руки об изорванную и окровавленную рубашку и лишь после этого посмотрел на испуганную Фелисити.

– Если вам так невмоготу – скажите. – Капитану Блэкстоуну по долгу службы приходилось хоронить немало солдат как своих, так и чужих, и для каждого из них у него всегда находилось несколько слов; к этому же человеку он не чувствовал ничего, кроме презрения. Вряд ли что-нибудь доброе могла сказать о нем и Фелисити.

– Может быть – «покойся с миром»? – предложила она и сменила тему: – А что теперь?

– Выкинуть седло. – Дивон умело освободил животное от лишней тяжести, взял седло и седельную сумку и все швырнул в ручей. – Лошадь надо будет спрятать до утра, покуда мы не отправимся.

– Отправимся? – Фелисити поспешила за капитаном, твердой рукой ведущим лошадь обратно. – Но мы не можем ехать так скоро! Сисси все еще очень слаба!

– В таком случае, ее мы оставим.

– Но я…

Дивон обернулся так резко, что девушка с размаху уткнулась ему прямо в грудь.

– Завтра же, с утра, янки начнут разыскивать своего сержанта. Дай Бог, если поначалу они подумают, что он просто пропал. Но нам на это рассчитывать нечего: скорее всего, мерзавец успел поделиться своими гнусными планами с кем-нибудь из товарищей, и утром они непременно нагрянут в Ройял-Оук. И для плантации, и для ее обитателей будет лучше, если к утру нас здесь не будет.

– Вы правы, – тихо откликнулась девушка.

– Что-о-о? Неужто я не ослышался? Неужто вы действительно со мной согласны?

Фелисити, которая не могла видеть в темноте капитана, ничуть не сомневалась в том, что сейчас на его лице играет знаменитая наглая усмешка, и, подняв повыше голову, не оборачиваясь, она зашагала к виднеющемуся вдали лесу.

– Рыженькая, эй! – Ненавистная кличка заставила ее прибавить шагу, и лишь горячая властная рука остановила это слепое движение. – Дом в противоположной стороне, слышишь?

Зловонное дыхание и грубые руки душили ее, и, сколько Фелисити ни билась и ни кричала, вырваться она не могла. Тогда она стала умолять, просить, но напрасно: человек лишь смеялся и все глубже втягивал ее в водоворот переплетенных рук и ног.

– Нет! Нет! Пожалуйста, не надо! – кричала и не могла докричаться Фелисити.

Неожиданно ее подняли горячие сильные руки, и даже сквозь страх и сон девушка узнала знакомый и желанный запах того, кто ее держал.

– Рыженькая. Рыженькая, проснись, это только дурной сон!

Голос был спокоен и ласков, он давал уверенность и негу. Фелисити отчаянно вцепилась в обнимавшие ее руки.

– Не отпускай меня, пожалуйста, не отпускай!

– Я и не собираюсь. Лучше сама прижмись ко мне покрепче.

И Фелисити обхватила руками его шею, наслаждаясь тем, что он нежно, как ребенку, поглаживает ей спину и волосы. Ночью она капризничала и хотела сразу же пойти спать, но Дивон заставил ее прежде замыть кровь в сарае, на что Фелисити очень обиделась и стала уверять его, что ночной инцидент ее больше совершенно не волнует. Но теперь капитан – увы! – знал правду, ибо ее крики разбудили его, спавшего в соседней комнате.

– Не позволяй ему больше приходить ко мне, – затихая, всхлипывала она.

– Не позволю, не бойся, малышка. Ты в полной безопасности. – В такой безопасности, в какой может находиться человек посреди вражеского лагеря. Впрочем, вероятно, она не станет упрекать его в этой невинной лжи и не захочет разрушить слабую иллюзию спокойствия – на волшебных просторах ночи ничто не кажется невозможным.

Однако следующие ее слова доказали капитану, что Фелисити еще сохранила ощущение реальности; откинувшись, чтобы видеть его лицо, она спросила:

– Я убила его? Да, убила, – сама себе ответила девушка, и голос ее прозвучал спокойней, чем он ожидал.

– Ты спасла мне жизнь. – Дивон, улыбаясь, оправил ее бледное лицо в рамку густых золотистых волос. – У тебя не было иного выбора, – добавил он чуть настойчивей. – Не было.

В комнату заглядывала луна, заливая все вокруг призрачным серебристым сиянием, а Дивон, как в первый раз, видел в этом сказочном свете ее большие глаза, окаймленные мокрыми ресницами, маленький нос и щедрый припухший рот с дрожащей нижней губой. Руки его сжали белые хрупкие плечи.

– А теперь скажи мне, что ты все поняла.

– Поняла, – прошептала девушка, – все поняла.

Ответ этот, казалось, удовлетворил его, и, осторожно наклонившись к заплаканному лицу, Дивон языком начал слизывать соленые теплые слезы с ее щек. Это длилось бесконечно, а Фелисити, как завороженная, все не могла закрыть глаз.

Лицо его было рядом, как и тогда, когда он успокаивал и баюкал ее, но сейчас на нем застыло выражение безумия, заставившее девушку одновременно задрожать от жара и ледяного холода. Пространство в несколько дюймов, разделяющее их лица, дышало напряжением, как тот последний миг перед началом летней грозы. Неожиданно руки его разжались, и у Фелисити пересохло в горле и остановилось сердце. Сознание мучительно-сладко покидало ее, и, как в тумане, видела она, что Дивон сидит на ее кровати голый до пояса и ничто, кроме тонкой ночной рубашки, обжигавшей ей кожу, не отделяет его мускулистую грудь от ее тела.

Рот капитана как-то странно кривился, и Фелисити могла поклясться, что он просто прочитал ее мысли. Впрочем, ей было уже все равно. Она неумело протянула обнаженные руки и, путаясь в жестких зарослях его волос, коснулась его мощного торса. Все в этом мужественном теле обещало наслаждение плоти… как искупление тех ужасных воспоминаний.

Как только пальцы Фелисити коснулись его кожи, Дивон замер и лишь колоссальным усилием воли остановил желание немедленно опрокинуть девушку на себя. Острый ноготок ее, то ли случайно, то ли намеренно, царапнул его широкий темный сосок – и капитан застонал.

Фелисити мгновенно отдернула руки.

– Тебе больно? – Щеки ее запылали, и она была бы рада сейчас с головой зарыться в пуховую пышную перину.

Признанная королева Нью-Йорка была абсолютно несведущей в искусстве обольщения.

– Фелисити.

Было странно услышать из его уст свое настоящее имя, ведь он всегда звал ее только Рыженькой. Девушка промолчала, и голос раздался снова:

– Посмотри на меня. – Фелисити со страхом подняла ресницы. – Коснись меня.

Слова эти оказались ключом, открывшим все доселе бушевавшие в ней страсти. Не было больше стыда, не было запретов! Задохнувшись от желания, Фелисити прильнула к чужому телу. Кожа его была горячей и влажной от пота, она сводила с ума и сжимала внутренности. Гладя Дивона по ключице, девушка, еще боясь самой себя, осторожно перевела руку на грудь, затем еще ниже… Сомнений у Дивона больше не оставалось. Он открыл глаза и приблизил свое лицо к Фелисити.

– Ты понимаешь, что делаешь? – Его жаркое дыхание, казалось, тоже ласкает ее.

Отвечать было бессмысленно, ибо Фелисити знала только одно: если он сейчас не поцелует ее, то она разорвется на тысячу мелких кусочков, и, словно защищаясь от этой опасности, девушка судорожно притянула капитана к себе. Губы их встретились – и реальность покинула разграбленную комнату старого дома.

Рот капитана был жаден и властен, ее – покорен и сладок, ликующее желание звенело в их напряженных, кипящих кровью венах. Дивон, не помня себя, опрокинул девушку на подушки и накрыл своим изнемогающим каменеющим телом. Оторвавшись от ее губ, он принялся чертить огненные следы по ее плечам и шее, а когда раскаленный цветок его рта добрался до грудей, Фелисити, как в мучительном припадке, выгнула свое тело дугой, словно подставляя укусам и поцелуям затвердевшие, ноющие какой-то глубинной болью соски.

– Боже, как я мечтал об этом! – прохрипел Дивон и опытной рукой сорвал смятую рубашку, чтобы насладиться всей роскошью ее округлых грудей. Отросшая за день щетина на его лице царапала ей кожу и приводила девушку во все большее возбуждение – она, изнывая, корчилась на сбившихся простынях.

– Скажи мне, если больно, – прошептал он и посмотрел на Фелисити: в лице ее смешались страсть и забвение, и оно уже не было лицом той девушки, полчаса назад плакавшей в его руках от ночных кошмаров. Капитан отнюдь не хотел своими действиями напомнить бедняжке о том, что собирался сделать с нею сержант. Наоборот – наслаждением, которое они могли бы испытать вместе, он намерен был заставить ее забыть об этом.

Больно? Фелисити недоумевала: как можно говорить о какой-то боли, если ей еще никогда в жизни не было так хорошо? И она, беззвучно рассмеявшись, вновь привлекла его к себе, отвечая на каждый страстный поцелуй еще более страстным. В этом они были равны.

В любовной игре Фелисити оказалась способной ученицей, и уже скоро ее язычок играл с его, флиртовал и заманивал все глубже, пока он не овладел ее ртом, как полагается властному мужчине; руки его тем временем уже срывали с девушки последние одежды.

Наконец, задохнувшись, он отшатнулся, но лишь для того, чтобы увидеть ее всю и затем вновь припасть к ее набухшим покрасневшим соскам, гладкому животу, заканчивающемуся золотым манящим треугольником.

Первое погружение его воспаленного языка было почти агрессивным, и, несмотря на то, что по ее вздрогнувшим на его плечах рукам Дивон понял – девушка готова к самому последнему шагу, он продолжал крепко держать ее тугие бедра, вонзая язык снова и снова, с каждым разом нежнее и мягче, обильно смачивая горячей слюной животворно налившуюся почку. Тело ее на секунду расслабилось, затем напряглось еще сильнее, и стоны Фелисити зазвучали для капитана подобно пению сирен.

Первые волны наслаждения сотрясли ее тело, и девушка закричала в голос, заломив руки, а затем вонзила ногти в напрягшиеся плечи Дивона. Мучительный и жаркий экстаз красной темнотой окутал ее сознание.

Никогда еще капитан не испытывал ничего подобного и, уже не отдавая себе отчета, освободил ту часть своего тела, которая требовала немедленного и полного удовлетворения.

Больше ждать он не мог.

Ее оргазм был свободен и дик – тело Дивона жаждало того же. Его единственным желанием стало полное погружение себя в бездонные влажные глубины, уже почти раскрытые для него. Припав к ее губам, Дивон осторожно обвил ногами девушки свои бедра.

Его первый толчок был силен и всепроникающ – и слишком поздно Дивон понял, что страстность лежащей под ним девушки исходила отнюдь не из ее опытности. Тонкая преграда девственности уступила жаркому мужскому порыву, и он вошел в непорочное тело, уже не успев остановиться.

Фелисити чуть заметно охнула, но уже через секунду двигалась вместе с ним, приближая заветный миг. Оргазм Дивона был мощным и полным; стеная и выгибаясь, он постепенно успокаивался, все еще лежа на девушке, а в голове у него непрерывно стучала лишь одна мысль: если бы он знал… если бы она сказала…

Но ведь с самого начала он считал ее шпионкой или женщиной, продающей свое тело на утеху мужчин, и потому вряд ли поверил бы такому ее признанию. И вот он – первый.

Дивон поднял голову, чтобы заглянуть ей в глаза, но Фелисити лежала такая умиротворенная и невинная, что он почувствовал себя последним мерзавцем.

– Рыженькая… Фелисити… Я даже не знаю, что сказать.

– Я тоже. – Но не прошло и минуты, как ужасающая реальность навалилась на девушку, повергая ее в беспросветный мрак. – Я… я не думаю, что Иебедия поймет это, – только и прошептала она.

– Да, такие вещи понять трудно, – начал, было, капитан, но, осознав ее ответ, резко приподнялся на локте. – Да кто такой, черт побери, этот Иебедия?!