– О, какой стыд, какой по­зор, что ты не берешь с собой ни одно из тех пре­красных платьев, над которыми мы так потруди­лись, – причитала жена коменданта. – Это самые прелестные в Англии наряды, и все они ос­танутся здесь, и носить их будет некому, и никто не оценит их красоты, девушка, никому не пойдут они так, как шли тебе!

Леди Друсилла смотрела, как двое рыцарей сносили по лестнице маленькую корзинку с веща­ми Идэйн, чтобы передать солдатам, ожидавшим, когда девушка спустится. К вещам жена комен­данта присовокупила все, что необходимо для пу­тешествия, – пищу и вино, теплое одеяло и попо­ну из овчины, чтобы накинуть ее на седло.

Леди Друсилла в отчаянии сжимала руки.

– Ничто, увы, ничто не пригодится тебе, бедное дитя, – рыдала она. – Там, куда ты от­правляешься, модные платья не нужны. Это все, что мне сказал комендант замка!

Идэйн знала это. Всему замку было известно, в какой гнев пришел король. Ходили слухи, что с ним приключился один из его пресловутых при­ступов ярости, когда он катался по полу и изрыгал проклятия.

Король Генрих не поверил тому, что она ска­зала о его старшем сыне принце Генри. Он швыр­нул окровавленную шахматную фигурку через всю комнату, отрицая все сказанное ею и называя ее пророчество самым зловредным вздором. Тамплиеры обманули его, бушевал король. Было прискорбной ошибкой подниматься к ней в башню и слушать эту чепуху.

Это произошло сутки назад. И больше не имело значения, потому что из Франции прибыл курьер с известием, что молодой король, принц Генри, который должен был править вместе с от­цом, но вместо этого поднял против него открытый мятеж, умер от дизентерии.

Кое-кто шептал: «Яд». Однако слухи эти ни­чем не подтверждались. Во Франции верные Ген­ри люди горько его оплакивали, города Ле Мэн и Руан, поддержавшие Генри против его отца, чуть не передрались из-за права погребения его воз­любленного трупа. И в наследных землях короле­вы Элинор Аквитании образ его был увековечен в песне «Плач по молодому королю». Песня эта была сочинена трубадуром Бертраном де Борном. О королеве Элинор, запертой в своем замке-тем­нице, слышно ничего не было.

Многие дни город Честер и замок Бистон были переполнены людьми, которые оплакивали принца. Приближенные короля говорили, что он погружен в безутешную скорбь и предается бес­пробудному пьянству. Несмотря на все раздоры, на все несогласия, несмотря на предательство юного Генри, король любил своего сына. Совет­ники и близкие друзья Генриха Роберт Бомон, граф Лестер и Джилберт Фолиот, епископ Лон­донский, не могли привести его в достаточно трез­вое состояние, чтобы он мог отправиться назад в Лондон. На севере исход войны оставался неясным: король Уильям Шотландский потерял в мо­лодом принце союзника.

Замок Бистон бурлил слухами и сплетнями. Графы Херфорд и Норфолк выступили со своими армиями в надежде напасть на шотландцев, пока те не оправились еще от смятения, в которое по­вергло их известие о смерти молодого Генри.

Все дороги были запружены. И тем не менее от короля прибыли рыцари с приказом немедлен­но увезти из Бистона девицу Идэйн.

Управляющий замком – кастелян – явился сообщить ей, что король Генрих решил не сжигать ее на костре и не пытать на дыбе по обвинению в колдовстве и даже не заточил в донжоне замка Бистон. Из уважения к церкви было решено пре­проводить ее в ссылку в ее родной монастырь Сен-Сюльпис. Да отправится она туда нищей, ка­кой пришла, и в той одежде, что была на ней.

За Идэйн прислали рыцарей и дали ей на сбор считанные минуты. Никакие просьбы дать ей хоть немного времени не могли их смягчить. Идэйн могла взять с собой только плащ, подби­тый мехом, гребень, зеркало, немного нижнего белья – все это было связано в узелок и брошено в корзинку.

Жена коменданта бродила, ломая руки: ведь пол в комнате Идэйн был усеян разбросанными нарядами, которые они смастерили. Идэйн взяла леди Друсиллу за руку и отвела в сторону.

– Я прошу вас передать весточку Магнусу фитц Джулиану. Вы сделаете это для меня? Я знаю, он здесь, в замке Бистон. Я видела его во время празднества по случаю прибытия короля. Ах, леди Друсилла, пойдите к нему, – умоляла она, – скажите ему, что я возвращаюсь в монас­тырь по приказу короля Генриха! Если бы я могла поговорить с ним хоть минутку, на сердце у меня стало бы легче!

Почтенная дама бросила на нее изумленный взгляд.

– Ты говоришь о молодом сыне графа де Морлэ? Разве он только что не обручился с доче­рью графа Лестера?

Идэйн отпрянула. Она об этом не слышала и высказала свою просьбу под влиянием импульса, не задумываясь. Магнус обручен?

– Ах, девушка! – При виде выражения ли­ца Идэйн леди Друсилла обняла ее. – Не смотри так! Я привязалась к тебе и не могу видеть тебя такой печальной. – Она отстранилась и вытерла глаза. – А теперь, дорогая, попытайся забыть о печали и посмотреть на вещи с другой стороны. По крайней мере тебе сохранили жизнь, тебя не сожгли!

В двери стоял рыцарь и делал им знаки.

Идэйн взяла свой плащ. Итак, Магнус обру­чен! Он ни разу не пришел к ней, не попытался найти ее. Все еще оцепеневшая, она смогла только прошептать непослушными губами:

– Да, это верно, по крайней мере жизнь мне оставили.

Она последовала вниз по ступенькам за леди Друсиллой. Шел мелкий холодный дождь. Учи­тывая, что дороги запружены меняющими дислокацию войсками, им понадобится целый день на то, чтобы выбраться из города и попасть на север­ную дорогу.

У подножия лестницы Идэйн ждал эскорт – двое конных рыцарей из королевской гвардии Генриха Второго и оруженосец с белыми, как лен, волосами. Сердце ее подскочило в груди при виде третьего всадника в темном плаще, под которым было обычное одеяние тамплиера – белое с крас­ным крестом.

– Сэр Асгард!

Когда тамплиер спешился, Идэйн подбежала к нему и схватила за руку. Пальцы его были хо­лодны.

– Как ты себя чувствуешь? – крикнула она. Ей хотелось заключить его в объятия. – Я тебя не видела с той ночи… с тех пор, как король… – Идэйн осеклась.

То, что случилось, было слишком ужасно, чтобы это можно было выразить словами и об­суждать даже с Асгардом, который при атом при­сутствовал. Она пыталась догадаться, знает ли он, что она говорила спонтанно, не зная заранее, что скажет, не задумываясь о последствиях. С той ночи Идэйн уже сотни раз пожалела о том, что король пришел к ней. Теперь челядь в замке сплет­ничала, что именно она доконала короля Генриха.

Тамплиер подвел ее к лошади, предназначен­ной для дамской верховой езды, и сказал, понизив голос:

– У меня есть добрая весть. Король почти оправился и скоро отправится в Лондон. Лорд Лестер, находящийся при нем и прислуживающий ему, говорит, что он не держит на тебя зла. Он желает только, чтобы ты немедленно вернулась в свой монастырь, где будешь под надежной защитой.

И где никогда, никогда больше не попадешь­ся ему на глаза. Но этого он вслух не произнес.

Посмотрев в его яркие, будто наполненные светом голубые глаза, Идэйн поняла мысль там­плиера: она должны оставаться в этом монастыре до конца дней своих.

– Сэр Асгард, – спросила она, – ты бу­дешь сопровождать меня туда?

На мгновение ей показалось, что на губах его заиграла едва заметная улыбка.

– Да, благородная девица, – ответил он, не добавив больше ни слова.

Идэйн вздохнула, благодарная уже за это. Как ей справедливо напомнила леди Друсилла, ее не замуровали в каменный мешок. И не осудили как колдунью.

Тамплиер подсадил ее на маленькую лошадку. Идэйн смотрела на него сверху вниз, прекрасного, как всегда.

Но ее мятежное сердце внезапно закричало: «Магнус!»

Как могла она оставить его, только мельком увидев в последний раз за высоким столом в пир­шественном зале? И помнить при этом, сколь ог­ромное расстояние разделяет его, сына влиятель­ного вельможи, и ее, сироту без роду и племени? Отчаянным усилием воли Идэйн подавила тоску, разрывавшую сердце. По крайней мере, го­ворила она себе, поворачивая свою лошадку, что­бы последовать за Асгардом, при ней есть чело­век, которому она может доверять, друг, который, несомненно, доставит ее в монастырь Сен-Сюльпис.

Она повернулась в седле, чтобы помахать ле­ди Друсилле, которая, вся в слезах, стояла у входа в башню.

К концу дня дождь превратил дороги, веду­щие из Честера, в непроходимую грязь. Армии двигались медленно, и опередить их было невоз­можно. Несколько постоялых дворов, располагав­шихся вдоль дороги, были заполнены до отказа. Асгард вел свою маленькую группу в арьергарде армии графа Норфолка, двигаясь за отрядами ры­царей из болотистых земель на юге Англии.

Речи, которые вели между собой рыцари гра­фа Норфолка, были невеселыми, даже мрачными. Принц Генри был популярен в Англии так же, как во Франции, и смерть его была окутана покровом тайны. Говорили об исходе приграничной войны и о том, будет ли ее продолжать Уильям Лев после смерти принца Генри и подавления мятежных ба­ронов, врагов короля Генриха.

Идэйн ехала на своем коньке следом за Ас­гардом и слушала разговор двух королевских ры­царей, сопровождавших их.

– Следующий претендент на трон – принц Джеффри, – сказал кто-то. – Спасибо этой старой кобыле, королеве, что она наплодила достаточно королевских отпрысков. А если что слу­чится и с Джеффри, то есть еще юный Ричард, а за ним следует маленький Джон, которого прозва­ли Безземельным.

– Нет, никто не может сравниться с принцем Генри, – ответил второй рыцарь. – Джеффри всегда находился в тени брата. Как говорят труба­дуры, в Генри мы потеряли доброго короля: он унаследовал красоту матери и смекалистую голову отца.

Асгард осадил коня, чтобы ехать рядом с Идэйн.

– Как твое здоровье? – осведомился он. Идэйн подняла капюшон, чтобы лучше видеть тамплиера. Мелкий дождь осел на его плаще, би­серинки воды сверкали на доспехах. Он знал, что она прислушивалась к разговору рыцарей.

По правде говоря, Идэйн проголодалась и хо­тела спросить, когда они остановятся на ночлег, а также подумал ли он о постоялом дворе, где бы можно было переночевать. Они уже ехали много часов и все еще тащились в арьергарде. Все, начи­ная с рыцарей и кончая маленьким толстеньким оруженосцем, промокли и озябли. Но Идэйн не хотелось жаловаться. Их положение было не луч­ше и не хуже, чем у шлепающих по грязи солдат. – Я чувствую себя сносно, сэр Асгард, – ответила она.

На мгновение она углядела, как в его блестя­щих голубых глазах полыхнул, будто молния, какой-то свет. Потом он кивнул и, пришпорив коня, поскакал вперед, чтобы присоединиться к осталь­ным. У Идэйн вырвался вздох.

Ей повезло, что в монастырь Сен-Сюльпис ее сопровождал именно Асгард. Идэйн знала: он не допустит, чтобы ей причинили зло. В конце кон­цов, разве не приходил он к ее двери в замке там­плиеров в ту ночь и не он ли обещал защитить ее? Идэйн этого не забыла.

В этот день у нее возникла причина еще раз поблагодарить короля Генриха за эскорт. С пол­дюжины рыцарей, пытавшихся догнать войско графа Норфолка, поравнялись с ними. Сразу ста­ло ясно, что им пришлось нагонять войско, потому что они задержались в какой-нибудь харчевне или винной лавчонке и слишком увлеклись. Самый младший был так пьян, что едва сидел в седле.

– О, да здесь тамплиер! – крикнул один из них, оглядывая Идэйн. – Далеко же ты заехал от Святой Земли, а?

В этом месте дорога была узкой и вела к бро­ду через маленькую речку. Идэйн и ее эскорт ока­зались в окружении пеших солдат графа Норфол­ка, недавно набранных в армию из вилланов се­верной Англии, вооруженных только пиками и копьями. Они топтались на берегу ручья, собира­ясь снять обувь, прежде чем перейти его вброд, потому что большинство из них были сельскими жителями и хорошо представляли, каково это – топать в мокрой обуви.

Асгард не ответил пьяным рыцарям графа Норфолка. Его красивое лицо под шлемом оставалось бесстрастным, и он повел свою группу вброд через реку. Другие рыцари понукали своих лошадей и галопом перемахивали через речку.

– Эй! – крикнул один из них, хватая за узду коня Асгарда. – Мы с тобой разговарива­ем, тамплиер! Это та девица, о которой идет молва?

Второй схватил лошадь Идэйн под уздцы, а третий дотянулся до капюшона Идэйн и откинул его. При виде ее белоснежного лица и рассыпав­шихся по плечам золотых волос они заулюлюкали.

– Да, это она! – крикнул один из них. – Этот тамплиер не такой святой, если сводничает для старого короля Генри!

Их предводитель пришпорил коня.

– Куда ты ее везешь? – крикнул он. – У нас есть серебро. Дай нам часок позабавиться с ней и…

Он не закончил свою речь. Почти небрежно Асгард выбросил вперед руку в металлической перчатке и ударил его в живот. Движение было молниеносным, и рыцарь оказался распростертым на травянистом берегу ручья.

Его спутники, слишком пьяные, чтобы дейст­вовать быстро, осадили своих лошадей, в то время как первый из норфолкских рыцарей, шатаясь, пытался подняться на ноги. Он бранился и сквер­нословил. Один из королевских рыцарей из эс­корта Идэйн вытащил из ножен меч и снова ловко уложил его ударом плашмя.

Асгард напал на двух других. Одного он схва­тил за руку и, рванув, выбросил из седла. Сила Асгарда была огромной, и тот шлепнулся прямо в ручей. Рука Асгарда в металлической перчатке, усеянной для большей мощи шипами там, где находились костяшки пальцев, поднялась и нанесла удар по голове второго нападавшего, и, несмотря на шлем, удар оглушил его. Молодой рыцарь упал головой на шею своей лошади.

Все закончилось мгновенно, без кровопроли­тия. Королевский рыцарь спрятал меч в ножны, а Асгард свой даже не вынимал.

Один из рыцарей эскорта взял коня Идэйн под уздцы и повел через ручей. Она не вскрикну­ла, старалась сдерживать свои чувства, но теперь, когда все миновало, не могла унять дрожь. Рыца­ри предлагали за нее серебро. Их слова все еще стояли у нее в ушах. Они, все трое, предлагали деньги за право провести с ней всего час. Именно это сказал их предводитель. И им было известно, что она в Честере у короля. В армии слухи рас­пространяются быстро.

Когда они выехали на дорогу, Асгард при­шпорил коня и поравнялся с ней. Склонившись и заметив ее бледность и то, что плечи ее трясутся, он посадил Идэйн впереди себя.

Сидеть на боевом коне Асгарда было все рав­но что ехать на живой горе. С минуту Идэйн не могла перевести дух. Потом со вздохом прильнула к его груди. Даже сквозь белый плащ тамплиера и сквозь металлическую кольчугу она чувствовала трепет его сильного поджарого тела.

И постепенно она перестала дрожать.

Приют на ночь они нашли у фермера, заломившего непомерную цену за право переночевать у него на сеновале над амбаром. Сейчас на дороге было не так людно. По слухам, войска Уильяма Льва проникли далеко в глубь английской терри­тории, и армия сделал рывок на восток от Честе­ра, чтобы перехватить их.

Идэйн, не привыкшая к столь длительной вер­ховой езде, очень устала. Тело ее так затекло, что она с трудом смогла идти, когда Асгард помог ей спешиться. Жена фермера, пожиравшая глазами прекрасный плащ Идэйн, предложила ей соломен­ный тюфяк у огня на кухне, но девушка отказа­лась: она была не против того, чтобы спать рядом с рыцарями, если среди них был Асгард. Люди короля были анжуйцами, как и большинство са­мых надежных и преданных слуг Генриха Плантагенета, и предпочитали держаться особняком. Идэйн знала только их имена – Жискар и Дени. После того как они отведали горячей стряпни хо­зяйки, состоявшей из похлебки, и закусили хлебом и сыром, все отправились на покой. Беловолосый оруженосец зарылся в солому на сеновале, свер­нулся клубочком и тотчас уснул.

Стемнело, дождь прекратился, но поднялся влажный и теплый ветер, в котором уже чувство­валось дыхание весны. Идэйн лежала, завернув­шись в плащ, прислушиваясь к шуму ветра в вет­вях деревьев. Недалеко от нее, между оруже­носцем и другими рыцарями, Асгард преклонил колена в вечерней молитве. Свет на чердаке был тусклым, потому что жена фермера не позволила им взять наверх свечу. В этом сумеречном свете Идэйн могла различить только белый плащ и тем­ный крест да бледный ореол волос Асгарда.

Он молился долго. Лежа на боку и глядя на него, Идэйн размышляла, о чем он мог так пла­менно и долго молиться, а также что за удоволь­ствие нашел в суровой монашеской жизни столь красивый мужчина.

Должно быть, удовлетворение. Да, это было самое подходящее слово. Уж, конечно, не счас­тье – в этом безупречном лице с тонкими чекан­ными чертами не было радости. Да она и не дума­ла, что монахи, даже такие воинственные, как он, созданы для радости.

Наконец Асгард закончил молиться, поднялся с колен и снял тяжелые доспехи. Старательно рас­правил латы и положил на солому рядом с мечом и поясом. Потом и сам лег на спину и завернулся в свой синий плащ.

– Сэр Асгард! – окликнула его Идэйн, прежде чем он закрыл глаза. Асгард тотчас по­вернулся к ней. Когда эти ярко-голубые глаза встретили ее взгляд, Идэйн опешила и замолчала.

Что она хотела ему сказать? – недоумевала Идэйн. Что хотела бы стать его другом? Она вспоминала все дни, проведенные рядом с ним, когда он лежал раненый, как меняла ему повязки и одежду, мыла его и приносила ему горшок для удовлетворения его естественных нужд. Могла ли она ему сказать, что, несмотря на безупречный образ рыцаря и тамплиера, она чувствовала, что он очень одинок?

Как и я, подумала Идэйн. Ей хотелось поговорить с кем-нибудь о том, что она возвращается в монастырь и будет теперь навсегда отрезана от мира. Ее жизнь так сильно изменилась. Король изгнал ее, потому что она воспользовалась магией, чтобы сказать ему о смерти сына. Но по-своему он был добр к ней. Даже в глубокой скорби он не назвал ее «ведьмой». И оставил ей жизнь.

Наконец Идэйн сказала:

– Я, думаю, здесь, в сене, есть мыши. Асгард поднял голову, опираясь на локоть и хмурясь.

– Благородная девица, я пойду к фермеру и попрошу у него кошку. Все фермеры держат ко­шек.

– Нет-нет, благодарю, все обойдется.

Ей следовало знать заранее, что он попытает­ся что-нибудь предпринять.

Разочарованная, Идэйн снова легла. Разговор с Асгардом ничего ей не дал. Ей нужен был Маг­нус. Где он сейчас?

Он обручен, с горечью твердила она. Идэйн представляла, как он проводит время, болтая и танцуя со своей невестой. Он говорил ей, что не пропускает рыцарских турниров и что он поэт. Возможно, он пишет стихи и читает их ей в саду замка или в другом укромном месте. Возможно, участвует в турнире, сражаясь с другими рыцаря­ми, чтобы показать ей свою удаль и воинскую доблесть.

Но и эти занятия не удержат его долго в сто­роне от войны на границе, думала она злорадно и сама стыдилась своих мыслей. Шотландские армии движутся на юг, и ему придется покинуть Честер вместе с армией своего отца. И двинуться на вос­ток. Все дальше и дальше от нее.

Идэйн отвернулась. Асгард все еще смотрел на нее, ожидая, когда она заговорит снова. Идэйн поворочалась на своей подстилке, потом поверну­лась к нему спиной. И закрыла лицо руками, что­бы скрыть слезы.

К северу от Уигана на дорогах было совсем пустынно, и им удалось остановиться на ночлег в гостинице, двухэтажном строеньице с общей ком­натой, предназначенной для благородных гостей, и другой – для лучников, вилланов и гуртовщи­ков. Асгард заплатил за дополнительные удобст­ва – несколько скамеек и одеял.

Наверху была еще общая комната для жен­щин, где стояли две широкие постели, одну из ко­торых Идэйн пришлось делить с женой мельника и двумя дамами, родственницами местного барона, направлявшимися в Лондон.

По мере приближения к монастырю Сен-Сюльпис они встречали все больше и больше лю­дей, слышавших о ней. Монахини словно обезуме­ли, когда Айво де Бриз так внезапно и бесцере­монно забрал ее из монастыря, поэтому новость эта быстро распространилась далеко за пределы их округи.

Жена мельника, направлявшаяся с мужем в Честер, сказала Идэйн, что слышала о девушке из монастыря, которую держали в замке Бистон, когда там гостил королевский двор, и о том, что она привлекла внимание самого короля. Но мель­ничиха и две почтенные дамы хотели узнать не столько об Идэйн, сколько о смерти молодого прин­ца Генри и о том, как король Англии принял это известие.

– Все изменилось, – заявила одна из дам, – с тех пор, как король заточил в темницу ее вели­чество королеву. Говорят, Элинор Аквитанская умела обуздать Генриха, но она горько просчита­лась. Если бы король разрешил мальчику править вместе с собой, как обещал, молодой Генрих ос­тался бы дома, в Англии, и прожил бы все эти годы мирно и счастливо, вместо того чтобы вое­вать в Нормандии против отца.

Другая почтенная дама нетерпеливо ждала, пока ее сестра закончит свою речь.

– Верно, – пискнула она, – то, что они го­ворят? Что молодого короля отравили?

Идэйн покачала головой. Она все еще не мог­ла об этом говорить. Мысль о собственном учас­тии в этой истории, о том, что она предсказала смерть принца, сковывала ее, что-то поднималось к горлу и начинало душить. Увидев выражение ее лица, тетки барона обменялись многозначитель­ными взглядами.

– А куда ты направляешься теперь? – по­желала знать одна из них. – Следуешь за нашим благословенным королем Генрихом? Говорят, что то, что во Франции его не любят, помешает ему поехать на похороны сына. Вместо этого он пойдет сражаться с шотландским королем. На мгновение Идэйн закрыла глаза. Как и все, обе дамы воображали, что она одна из фавориток короля. Сделав над собой усилие, Идэйн ответила:

– Я возвращаюсь в монастырь Сен-Сюльпис. Туда, где я прежде была воспитательницей в классах для девочек.

Все три женщины уставились на бархатное платье, в которое она была одета, и на ее оторо­ченный мехом плащ и не проронили ни слова. Но когда Идэйн выходила из комнаты, она услышала, как одна из них сказала:

– Красивая девушка, но ясно, что она ему не угодила. Я отдала бы целое пенни, чтобы узнать, почему король отослал ее от себя.