– Бунин? – переспросил Трюмо. – Знавал я этого Бунина в Грассе. Все писал чего-то.

– – Он самый.

– – Бывало, пишет, пишет… И чего, думаю, пишет? Раз не удержался, заглянул через плечо, а там – «Жизнь Арсеньева».

– – Если можно, чуть подробнее, – сказал Красноперов.

– – Этот Бунин все на родину стремился. Зимою глянет из окна, вздохнет и скажет: «А на Орловщине сейчас, поди, июнь. Малиновки поют, цветы благоухают…»

– Красноперов прослезился. Дебоширин всхлипнул.

– – Однажды, – продолжал Трюмо, – Ивану Алексеевичу было сновидение. Как будто Успенский собор покрасили целиком зеленой гуашью. Проснулся Бунин, ногами затопал, едва успокоили.

– Красноперов записал все это. Потом сказал:

– – Меня, собственно, интересуют архивы Бунина. Переписка с Муромцевой, черновики «Темных аллей», фотоснимки.

– – Что может быть проще?! – сказал Трюмо. – Архивы находятся в Грассе. Там письма, черновики, фотографии, личные вещи, обувь… Завтра садимся в машину и едем.

– – Чудесно, – сказал Красноперов, – замечательно. В своей диссертации я использую термин «духовная репатриация Бунина». Я хочу доказать, что нотки архаизма в творчестве Бунина заведомо обусловили судьбу эмигранта. Но, хотя физически Бунин скончался в Грассе, морально он принадлежит России.

– – Пропаганда? – встрепенулся Трюмо. – Отказываюсь ехать!

– – То есть?

– – Не покажу дороги.

– – Господа, – вмешался Дебоширин, – что я слышу? Опять политика? Давайте лучше выпьем и рванем к «Максиму». Там новое ревю.

– – Я не поеду, – испуганно сказал Красноперов, – у меня дела.

– – Какие?

– – Баня, стирка.

– – Вы не романтик, – сказал Дебоширин, – это грустно. Быть в Париже и не заглянуть к «Максиму»!, . Это все равно что посетить Союз и не увидеть мавзолея…