Мелодия продолжала звучать, пока Яна сонной рукой нащупывала на тумбочке телефон и наугад нажимала на нем кнопки.

– Ох, правду говорят: хочешь возненавидеть песню – поставь ее на свой будильник. – Яна открыла глаза, приподнялась в кровати и села, чуть покачиваясь.

– Да заткнись уже, – ей удалось, наконец, выключить сигнал.

Девушка сладко потянулась, с минуту покрутила шеей, потом со вздохом встала и поплелась в ванную. Шестое утро она вставала полседьмого утра, шестое утро ее будил Рой Орбисон, и шестое утро она обещала себе вечером лечь спать пораньше. Мельком глянув на себя в зеркало сквозь щелочки опухших глаз и прошептав: «Конечно, красотка, кто бы сомневался», – девушка полезла в душ.

«Опять не могу толком проснуться, – лениво думала она, чуть ежась от прохладных струй. – Хотя если ложиться раньше двух часов, то все придет в норму… Ох, черт бы побрал Ольховскую с этой ее показушной благотворительностью! Чтобы ехать в субботу рано утром в какой-то детский дом в глубине Эмской области после напряженной рабочей недели – надо быть действительно чокнутой…»

Дорога заняла у нее чуть больше часа. И городские улицы, и трасса были совершенно безлюдны в это хмурое мартовское утро. Шоссе летело вперед, как стрела, без резких поворотов и сложных развязок, и Яна ехала совершенно автоматически. Ее мысли то и дело возвращались к прошедшей неделе. В целом она прошла неплохо. Каждый день помощник генерального директора появлялась на рабочем месте в семь тридцать, просматривала составленный накануне вечером список вопросов и план назначенных совещаний, а затем погружалась в текучку.

В ее обязанности входили не только организация встреч и оформление к ним протоколов, но и вообще все, что вздумалось поручать её боссу. Девушке казалось, что Ольховская испытывает ее, каждый день добавляя к запланированным делам новые неожиданные поручения, но, как ни странно, ей это нравилось. Евгения пока ни разу вслух не одобряла результат ее труда, но и замечаний никаких не высказывала. Яна чувствовала, что к ней присматриваются, и старалась изо всех сил. Работа не казалась ей очень сложной, скорее, интересной; с основными задачами она справлялась быстро, но некоторые заставляли ее изрядно помучиться, поэтому помощник редко уходила домой раньше десяти вечера.

Всю неделю, кроме пятницы, сотрудники соблюдали дресс-код и выглядели очень аккуратными и подтянутыми, а такого элегантного сисадмина, какой трудился в Группе «Свет», Яна не встречала более нигде. Но тем ярче на контрасте выглядел отрыв, в который «световцы» пускались в пятницу. Рваные джинсы, расшитые пайетками мокасины, майки с полуприличными надписями и картинками были пятничной нормой, и девушка даже ненадолго потеряла дар речи, увидев на обеде сисадмина Эдика в костюме джедая, состоящего, как и положено, из туники и робы с глубоким капюшоном, обвязанной оружейным поясом.

Но никаких показательных выступлений, подобных увиденному девушкой в первый рабочий день, разыграно не было.

Ее отношения с новыми коллегами складывались неплохо, даже с Элей они окончательно потеплели. Поразмыслив, Яна решила забыть о первоначальной неприязни второго секретаря, так как не могла теперь понять ее причину и, казалось, проще было выбросить все это из головы.

Записи Яны каждый день скрупулезно пополнялась информацией о новых людях и их характеристиками, хотя человек, который по понятным причинам интересовал ее больше остальных, то есть ее босс, пока оставался для нее загадкой. Девушка каждый день встречалась с нею утром, они часто пили вместе кофе, обсуждая предстоящие днем встречи, затем она наблюдала за ней в течение дня, но все-таки, кроме того, что Евгения талантливый и демократичный руководитель, помощник ничего уверенно сказать о ней не могла.

Хотя кое-что ей удалось узнать, правда, совершенно случайно. Во вторник Яна записалась в фитнес-клуб, который оказался недалеко от ее дома. Небольшая анкета, необходимая для оформления клубной карты, содержала строчку для указания места работы, и Яна не нашла причин скрывать правду.

– О, вы работаете у Блаженной? – тут же воскликнула администратор, едва взяв анкету в руки, одновременно теряя маску профессиональной равнодушной приветливости.

– Я недавно живу в Эмске, и не знала, что моего босса так называют. А почему? – Яна смотрела удивленно, но с полуулыбкой, поощряя дальнейший разговор.

Уже через пять минут она знала все, что в городе говорили о Евгении, и, хотя она подумала, что большая часть рассказов является мифом, все же определенная доля правды, как ей показалось, в этих сплетнях была.

«А уж с прозвищем они и вовсе попали в яблочко», – мрачно хмыкнула Яна, сворачивая налево после указателя «Рыбинское».

Около детского дома уже стоял автомобиль Евгении, заслоненный грузовиком, из которого два крепких мужика выгружали упаковки с продуктами.

Как только Яна остановилась, зазвонил телефон.

– Ян, привет, ну ты где? – спросил Панин.

– Привет. Подъехала к детскому дому, а что?

– Так давай скорее, заходи!

Яна нажала отбой и вышла из машины, чувствуя, как внутри закипает гнев. «Если здесь Панин, то какого черта нужна еще и я?» – девушка вошла внутрь и, никого не встретив, пошла по длинному коридору, ориентируясь на шум, состоящий преимущественно из детских голосов.

Ее первой ассоциацией, когда она вошла в просторную комнату, был магазин в первый день распродаж: распотрошенные коробки, кучи разложенного товара, суетящиеся посетители. Только этими посетителями в основном являлись дети от шести до двенадцати лет.

В дальнем от двери углу островком спокойствия над этим детским морем возвышались Евгения, Алекс, Сергей Панин и какая-то неизвестная полная дама лет сорока, «очевидно воспитатель или директор детдома», – подумала Яна.

Она подошла, поздоровалась, была представлена даме, которая и впрямь оказалась директором, а потом замолчала, как и все, потому что разговаривать в этом гвалте было невозможно. В коробках были игрушки – много игрушек, а еще краски, фломастеры, альбомы, книжки, диски с мультиками и много чего еще – всякой всячины, которая могла стать сокровищем даже для вполне благополучного ребенка.

На лицах взрослых были улыбки, но при этом они внимательно наблюдали, чтобы дозволенный грабеж имел цивилизованные рамки, и, когда маленький вертлявый мальчик лет восьми оттолкнул своего более неуклюжего ровесника от приглянувшейся обоим детям игрушки, то Алекс отреагировал профессионально быстро: обиженный был мгновенно поднят на руки, подброшен над толпой, затем телохранитель покрутил его в воздухе – так, что выступившие было от обиды слезы смазались с детских щек, и мальчишка звонко рассмеялся. Дети тут же побросали игрушки, подбегая к неожиданному аттракциону, и Алекс подхватил еще одного мальчика, затем еще очень маленькую чернокосую девочку, и тоже покрутил их высоко в воздухе. Очередь росла, и Панин поспешил на помощь, взяв часть детей на себя. Он был не так силен, как телохранитель, но высокого роста, и когда кружил детей, то вызывал у них не меньше искренней радости, чем тот.

Некоторые дети заняли очередь второй раз, другие подбежали к Евгении, без робости обнимая ее, а какой-то мальчик лет шести с бойкими синими глазами, одетый в серый трикотажный костюмчик, который становился уж мал ему, остановился в шаге от Яны. Его светлые короткие волосы после катания на руках у Панина растрепались, на лице еще лежал отсвет восторга от пережитых приятных впечатлений, а синие глазенки доверчиво смотрели в карие глаза девушки. Яна почувствовала, что в следующую секунду он подойдет ближе и, возможно, прижмется к ней, как жались к Евгении гурьбой уже полдесятка детей, и растерянно моргнула. Мальчик по-прежнему стоял рядом, его взгляд стал вопросительным. Девушка облизала внезапно пересохшие губы и еле слышно прошептав: «Извините», – быстрыми шагами покинула комнату.

Она почти бегом преодолела длинный коридор, выскочила на улицу и прошла немного вдоль дома. Остановившись в простенке между окнами, она прижалась спиной к кирпичной стене и прикрыла глаза. Ее всю колотила дрожь, как при рыданиях, но глаза оставались сухими. Постояв так пару минут, Яна попыталась глубоко дышать, и почувствовала, что странное состояние понемногу отпускает ее. Но все равно она не могла заставить себя вернуться в ту комнату, где остался стоять в недоумении от ее побега синеглазый мальчик. Он смотрел на нее с этой трогательной смесью мальчишеской застенчивости и доверия, совсем как… Девушка помотала головой, чтобы отогнать от себя мучительный образ, и в тот же миг почувствовала, как на ее плечо легла чья-то рука.

– Яна, успокойся, все нормально, – Ольховская пристально вглядывалась в ее лицо, близко придвинувшись к ней.

Девушка прикусила губу, чувствуя себя не в силах ни отвернуться, ни продолжить еще хоть секунду выдерживать странный немигающий взгляд зеленых глаз. Видимо, почувствовав это, Евгения успокоительно провела пальцами вниз по ее руке, опуская глаза.

– Я в порядке, – соврала Яна.

– Ты уверена? Мне показалось, Алик чем-то расстроил тебя.

Значит, мальчика звали Аликом.

– Не то что расстроил… – Яна хмурилась, потому что подходящая ложь, способная объяснить ее поведение, никак не придумывалась.

– Можешь ничего не объяснять мне, – тихо сказала Ольховская. – У тебя доброе сердце, но ты привыкла подавлять свои эмоции, так? – зеленые глаза снова уставились на нее.

«У меня?! Доброе сердце? Да знала бы ты о вещах, которые я творила! И которые еще сотворю… в том числе и с твоей компанией», – возмутилась про себя Яна.

Это помогло ей собраться.

– Евгения, спасибо за… понимание, – сказала девушка вслух. – Я теперь успокоилась, правда.

– Хорошо… Пойдем?

Яна посмотрела вниз: как странно, она даже не заметила, когда они сцепили руки.

– Да, пойдем.