«Пунктуальна, как всегда», – подумала Яна, выходя из дома после звонка Евгении, прозвучавшего ровно в одиннадцать.

Девушка не стала уточнять у нее, какую форму одежды предполагает их вечерний выезд, и следует ли брать ноутбук или ежедневник: интуиция подсказывала ей, что поездка предполагается неформальный, – но всё же она облегченно вздохнула, увидев, что ожидавшая ее около автомобиля Евгения одета, как и помощник, в джинсы и легкую ветровку.

– Ты без водителя? И без Алекса? – поразилась Яна, заметив, что салон «волги» совершенно пуст.

– Ага.

Девушка удивленно подняла брови, заметив в голосе Евгении хулиганские нотки. Это было настолько несвойственно Ольховской, что Яна испытала эмоции, подобные тем, какие ощутил бы реставратор картин Брюллова, внезапно обнаруживший под поверхностным слоем краски в изящной руке его «Всадницы», кроме поводьев, еще и тлеющий сигаретный бычок.

Евгения, тем временем, села в автомобиль, и Яна поспешила присоединиться.

– Ух ты! – девушка сказала это абсолютно искренне, в неподдельном восхищении проводя руками по панели, обивке двери, сиденью.

– Эта машина – моя слабость, – доверительно сказала Евгения, поворачивая ключ зажигания. – Ее дорабатывали не один месяц.

К тому времени, когда Яна огляделась, они успели проехать несколько городских улиц. Девушка посмотрела вперед: через несколько десятков метров освещенный участок дороги, по бокам которой торчали редкие новостройки, заканчивался, и дальше расстилалась темнота, казавшаяся непроглядной из-за пасмурной беззвездной погоды. Словно прочитав ее мысли, Евгения переключилась на дальний свет и сразу заметно прибавила скорость. Через полминуты они промчались мимо перечеркнутой таблички «Эмск», и скорость увеличилась еще сильнее.

Яне был незнаком этот выезд из города и стало любопытно, куда они едут, но Ольховская отстраненно молчала, и девушка предпочла ничего у нее не спрашивать. Они миновали развилку с указателями, надписи на которых девушка не успела прочесть, и резко свернули направо. Если до этого им изредка попадались машины, то этот участок трассы был совсем безлюден. Через пару километров от поворота они миновали несколько стоявших на обочине машин, и здесь Яна невольно вздрогнула, потому что до сих пор молчавшая аудиосистема ожила, переливаясь разноцветными огоньками, и салон наполнился глубоким громким звуком.

Темными вихрями вниз и вверх взмывали скрипки, под вой ветра и шум бури мотивы валторн и фаготов нервным пунктирным ритмом отбивали бешеную скачку и топот коней. Исподволь возник и величаво разросся героический мотив, и Яна вспомнила, как давно, в другой жизни, маленькая девочка восхищенно смотрела из темноты зрительного зала на высокого седовласого дирижера в черном фраке, творящего чудеса за своим пультом, на сидящих по левую руку от него скрипок, чьи смычки стремительно летали вверх и вниз по грифу, на важно раздувавших щеки трубачей…

Вернувшись в настоящее, девушка оказалась полностью захваченной ощущением скорости, а Евгения все прибавляла, и Яне начало казаться, что они сами – валькирии, бешено несущиеся в Валгаллу.

Внезапно вдали показались красные огоньки автомобиля, который они, впрочем, быстро догоняли. Евгения, не сбавляя скорость, вырулила на встречную полосу и начала обгон. Дорога шла по склону, и неожиданно полыхнувшие галогеном фары встречного автомобиля заставили Яну нервно вскрикнуть, но ее крик оказался неразличим в творящемся вагнеровском безумии.

– Тормози, уходи вправо! – не то подумала, не то прокричала Яна, цепенея от ужаса.

Евгения не сделала ни того, ни другого, словно имея целью протаранить мчащийся навстречу автомобиль. Они поравнялись с машиной, которую обгоняли. Теперь, казалось, уже ничто не могло их спасти от лобового столкновения на бешеной скорости, но за какую-то долю секунды, когда до встречного автомобиля оставалось буквально несколько метров, тот внезапно свернул куда-то вправо, черт его знает куда – там и дороги-то никакой не было.

Евгения завершила обгон и невозмутимо вернулась на свою полосу, слегка снижая скорость и по-прежнему расслабленно опираясь на подголовник. Финальные аккорды вагнеровской лирической картины перекрыло возмущенное «эй!», с которым Яна обратилась к своему боссу.

Евгения остановила машину на обочине и повернулась к девушке. Яна смотрела на нее, испытывая сложную гамму чувств, но основная нота этой гаммы звучала как…

– Ты что, совсем чокнутая?! Ненормальная, да? Мы же могли разбиться! Погибнуть! Ты это понимаешь?!

Не дожидаясь ответа, она трясущимися руками отстегнула ремень безопасности, и, распахнув дверцу, выскочила из машины и встала на обочине, закрыв глаза и обхватив руками свои содрогающиеся плечи. Мимо промчался автомобиль, который они только что обгоняли, и девушка испытала полную иллюзию, что ее давний кошмар продолжается наяву, а обжигающе ледяное ощущение пустоты неотвратимо проникает в реальный слой ее мира.

Она открыла глаза, почувствовав чужие руки поверх своих и чужое дыхание на своем лице. Тучи как раз немного разошлись, и луна повисла издевательским смайликом над Яной и близко придвинувшейся к ней «ненормальной».

– Скажи, а ты знаешь, зачем живешь?

– Что?…

Девушка вглядывалась в освещенное луной лицо Евгении и не сразу поняла, о чем та ее спрашивает.

– Зачем тебе так необходимо жить? Чтобы сделать что?

Яна в немом потрясении посмотрела на едва не лишившего ее жизни человека и осознала, что Евгения совершенно спокойно ждет ее ответа.

– Это… это решать не тебе. Зачем мне жить, когда умирать…

Она опустила голову и снова вспомнила момент рокового сближения, когда, до неизбежной, казалось, аварии оставались доли секунды, и теперь явственно прочувствовала то свое состояние – всей кожей, каждым капилляром, каждой клеточкой: в тот миг, который мог стать ее последним, к доминанте ужаса внезапно добавилось острое предвкушение быстрой развязки. Так бывает, когда чересчур близко подойдешь к краю глубокого обрыва, и одна часть тебя панически уговаривает: «Немедленно отойди», а другая сладко-издевательски шепчет: «Сделай это, прыгни… тебе ведь этого хочется?»

Яна подняла взгляд, чтобы посмотреть на своего мучителя, и, запинаясь, устало произнесла:

– Хотя наверное, да, мне незачем жить… И… наверное, это ошибка, что я все еще живу… что не разбилась восемь лет назад в автомобильной аварии вместе со всей своей семьей.

– Что?

Взгляд и голос Евгении выражал бесконечное изумление, и Яна ощутила, как дрогнули ее руки, все еще продолжавшие придерживать ее выше запястий.

– Извини… Я не знала, что твоя семья погибла…- голос ее осекся, и она добавила шепотом, – в аварии.

– Неважно, забудь, – Яна отступила на шаг, отстраняя от себя ее руки.

– Не смогу. Я никак не планировала, что это будет так…

Последнюю фразу Евгения проговорила, казалось, больше самой себе, но Яна насторожилась и переспросила:

– Что значит планировала? Ты что, планировала сегодня нас угробить?

Ольховская посмотрела на нее, прикусив губу, потом нерешительно сказала:

– Может, вернемся в машину?

– Нет, – сухо ответила Яна, продолжая настороженно смотреть на нее.

– Хорошо.

Евгения прислонилась к автомобилю, и девушка сделала то же самое, держась, впрочем, от босса на безопасном расстоянии. Поднявшийся теплый ветер гнал тучи на север, стали видны редкие звезды, и луна проливала свой ровный серебристый свет на люпиновое поле.

– Видишь ли, – нарушила молчание Евгения, – мне очень нравится, как ты работаешь…

– И потому ты решила меня убить? – грубо прервала ее помощник.

– У тебя было не больше шансов погибнуть, чем когда ты переходишь дорогу на «зеленый».

– Неужели?

В голосе Яны прозвучал скепсис, но тут она вспомнила, как давно читала в какой-то книжке, что с сумасшедшими лучше не спорить – от этого они делаются более раздражительными и непредсказуемыми. «Надо попытаться сделать вид, что я ей верю, а потом, возможно, удастся заговорить ей зубы и удрать», – подумала она.

– Расскажешь об этом подробнее? – сказала девушка вслух.

Евгения вздохнула.

– Это трудно объяснить. Но поверь, этот эпизод был полностью инсценирован. За рулем машины, которую мы обгоняли, сидел Алекс, а навстречу ехал Панин. Мы все в прошлом году занимались экстремальным вождением. А у меня это вообще когда-то было самым сильным увлечением… Обочина с левой стороны дороги широкая и гладкая, просто ночью этого не видно, и в том месте, где мы поравнялись с Сергеем, широкий заезд.

– Это звучит как безумие! – не выдержала Яна. – А если бы это оказался не Панин? Дорога ведь не частная?

– Не частная, но мало популярная, особенно ночью. И потом, мы подготовились: с обоих концов отрезка в двадцать километров были инсценированы ДТП – таким образом, чтобы никто не проскочил в течение тех пяти-семи минут, что были нам нужны.

– Те машины на обочине, – вспомнила девушка.

– Да, – ответила Евгения. – Сразу после того, как мы проехали мимо, они перегородили проезд. И то же самое с другой стороны. Никаких боковых съездов, развязок на этом участке нет, все было вполне безопасно.

– Безопасно, – автоматически повторила Яна. – Безопасно? Да мы с ним разминулись на ладонь! Разве это можно просчитать?

– Как видишь, можно, – в голосе Ольховской появилась грустная усмешка.

Яна повернулась и посмотрела на нее: девушка стояла, опираясь руками о крыло автомобиля и низко опустив голову, пряди длинных волос свисали, закрывая лицо. Что-то было нелогичное, странно дикое во всей этой ситуации, но какой задать еще вопрос, чтобы небо и земля снова вернулись на свое привычное место? И тут все ее недоумение и шок внезапно сами собой выразились в двух простых словах:

– Но зачем?!

Евгения медленными рассеянными движениями заправила пряди волос за уши и обернулась к помощнику. При первом же ее движении Яна резко отступила на шаг, и Евгения замерла в той же позе вполоборота к девушке, одной рукой чуть опираясь на машину.

– Видишь ли, я уже сказала, что ты мне нравишься…

– Что? Не помню…

– Да? А, ну да, нет… То есть… да, но…

Обе девушки, совсем запутавшись, настороженно посмотрели друг на друга.

«Она слишком правильная, чтобы покупать медицинскую справку… Но как тогда ей удалось пройти психиатра? А может, у нее вообще нет водительского удостоверения?», – самостоятельно текли мысли Яны, пока она смотрела, как ее визави нервно теребит кончики волос, подыскивая нужные слова. Наконец, Евгения произнесла:

– Я уже говорила вот это: мне нравится, как ты работаешь. Я долго за тобой наблюдала, присматривалась, но кадровое агентство не ошиблось: ты действительно прекрасный сотрудник. Не было ни одного поручения, которое бы ты не сделала вовремя и абсолютно безупречно. А ведь я поручала тебе дела, которые не каждому хорошему менеджеру по зубам. И еще прекрасный кофе – всегда к моему приходу… я помню, кому этим обязана.

Яна недоверчиво кивнула, ожидая продолжения.

– Мне очень бы хотелось, чтобы ты стала частью моей команды. Чтобы я могла на тебя во всем положиться, доверять тебе.

– Ты можешь полностью доверять мне, – Яна постаралась, чтобы это прозвучало не очень лицемерно.

Евгения сделала неопределенный жест рукой и тут же замерла, заметив, как девушка вновь инстинктивно отшатнулась от нее подальше.

– Яна, пойми… мне все нравится в твоей работе. Но я не понимала твоего поведения, когда мы ездили, например к детишкам в Рыбинское или к нашим старикам… Ты сразу делалась такой отстраненной, чужой. Тебя как будто все они очень злили, особенно эти несчастные, беспризорные дети. Я не могла понять, в чем дело, и знала лишь один способ это преодолеть.

– Какой же? Убить меня? – в голосе девушки прозвучала холодная насмешка; хотя она уже почти успокоилась, внутри нее только начинала по-настоящему разгораться злость.

Евгения смотрела на нее, как казалось, расстроенно, и остерегалась от совершения каких-либо движений.

– Попытаться сместить твою «точку сборки».

– Что?

«Так, все понятно, она наверняка что-то нюхает… или курит?», – с этими мыслями Яна внутренне подобралась, готовясь при необходимости резко отпрыгнуть в сторону. Не замечая ее напряженности, Евгения воодушевленно продолжила:

– Я подумала, что небольшой шок поможет тебе осознать цель и ценность жизни… своей, этих стариков, детей, бездомных… Ради чего мы живем? Чтобы как крысы, бегать по кругу в поисках лучшего куска сыра? Или все-таки ради того, чтобы помочь ближнему? Чтобы хотя бы попытаться кого-то спасти?

«Нет, это не наркотики, а скорее, секта… и как я раньше не поняла… даже название подходящее – «Свет»… хорошенький «небольшой шок», – Яна почти перестала слушать то, о чем говорила ей темноволосая девушка, и сконцентрировалась на наблюдениях за ее движениями. Тем временем, та продолжала:

– Яна, мне очень хочется, чтобы ты была в моей команде, стала одной из нас. Но дело в том… в ней могут быть только те люди, которые разделяют мои ценности. Мне… было очень странно, как холодно ты реагируешь на все это… на человеческую боль. Так не должно было быть! Тем более… – тут Евгения замолчала.

– Тем более что?

После паузы Ольховская будничным голосом сказала:

– Так ты не поедешь дальше со мной? Я могу позвонить Панину, и он отвезет тебя домой.

Яна молча наблюдала, как она достает мобильник, хмурится, ищет номер в списке контактов, а сама продолжала думать. Первые сильные эмоции улеглись, и она старалась оценить эту ситуацию с точки зрения своей настоящей работы. «Да, она ненормальная, и я определенно рискую жизнью, находясь рядом. Но разве кто-то обещал, что квест пройти легко? Я точно попрошу Егора удвоить мое ежемесячное вознаграждение… Агдамов был просто невинный ягненок по сравнению с этой чокнутой», – мысли пронеслись в ее голове стремительно, как рой пчел, и на выходе получилась удивившая ее саму фраза:

– Я поеду с тобой. Но ты должна пообещать, что потом научишь меня делать настоящий полицейский разворот.

Евгения замерла, затем очень серьезно ответила:

– Обещаю.