– Я не понимаю, что ты хочешь сказать!

Зеленые глаза метали искры, но Яна не отводила взгляд. Ей хотелось навсегда запомнить Евгению, в том числе и такой, какой она была сейчас, потрясающе прекрасной в своей ярости.

– Ян, ну ведь все хорошо: Алекс идет на поправку, Панин с Элей позвали нас на свадьбу, ну что случилось? – попыталась урезонить ее Евгения. – Ты, наверное, расстроилась из-за Вадима?

«Что же это такое, даже сейчас, когда я пытаюсь бросить эту женщину и говорю ей ужасные вещи, она думает только обо мне и пытается меня защитить». Яна невесело усмехнулась. Похоже, Ольховская не нуждалась в лекции Карпова, она и сама прекрасно знала, как поступают взрослые люди.

– Не то что бы я мечтала стать убийцей… Но все же нет, я не расстроилась, что Вадима не стало, – сказала она вслух.

– Тогда в чем дело? Еще вчера все было нормально… И ночью… ночью тоже было хорошо, ведь так? – тихо добавила Евгения

Яна подошла к аквариуму, автоматически вспомнив, что впервые увидела Евгению, когда та кормила золотых рыбок. Она сделала вид, что очень увлечена рыбками, хотя на самом деле просто искала повод, чтобы больше не смотреть Евгении в глаза. Эта ночь… девушка твердо решила, что она была у них последней. Откладывая этот разговор, она только делала хуже. Каждый день они все глубже врастали, вплетались друг в друга, договаривали друг за другом фразы, целовались при каждом удобном и не очень случае. Пару раз Евгения даже пыталась заговорить с ней о будущем, но Яна тут же соблазняла девушку на немедленное занятие сексом, и вербальное общение естественным образом заканчивалось. Яна понимала, что у нее осталось очень мало решимости, чтобы прекратить отношения с Ольховской. И тем самым отказаться от самого прекрасного, что случалось с ней в жизни. Но это необходимо было сделать. Совершенно очевидно, что если раньше Евгению не привлекали девушки, то рано или поздно она встретит мужчину, который ей понравится. И который будет во всех отношениях гораздо более удобным партнером для Ольховской, чем могла бы стать она. Но как же было горько Яне от собственного решения…

– Видишь ли, я никогда не пробовала жить самостоятельно, – сказала, наконец, Яна. – Сначала был родительский дом, потом Егор всегда указывал мне, что делать, а теперь…

– Яна, я не Егор! Как ты можешь нас сравнивать!

– Да, конечно, извини… Мне просто хотелось сказать, что я, словно маленькая планета, всегда попадаю в притяжение более крупной и начинаю вокруг нее вращаться, жить по ее законам. Но ведь так я не смогу понять, кто я на самом деле и никогда не найду свой собственный путь в галактике.

– Яна, но «Свет» – это и есть целая галактика. Не хочешь быть моим замом, хочешь проявить самостоятельность – я могу назначить тебя заместителем директора, а через год и директором на любой свой завод.

– Нет, так не пойдет, ведь все равно это твоя галактика. А мне нужна моя. Как ты не понимаешь? Иначе я буду в точности как эта чертова золотая рыбка в твоем чертовом аквариуме!

Яна повернулась. Она готовилась к этому разговору долго и думала, что готова, но было что-то, к чему – она сейчас уже поняла – подготовиться было невозможно. Эта боль снова десятибалльной штормовой волной плескалась в любимых зеленых глазах, и – по ее, Яны, вине. Но девушка подавила желание подойти и утешить Евгению: она понимала, что так им будет еще тяжелее расстаться.

– Ночью было не просто хорошо. Было замечательно. Ты…- медленно выговаривая слова, сказала Яна. – Но я не могу. Женя, ты должна отпустить меня. Я вернусь в Петербург. Постараюсь сама чего-то добиться в жизни, Попробуй понять меня. И поручи, пожалуйста, кадрам поскорее выдать мою трудовую книжку.

Она выбежала из кабинета, не оставляя побледневшей Евгении шансов успеть ей ответить.

Потом Яна часто вспоминала этот их последний разговор. Поводом могло послужить что угодно, например, аквариум в кафе, где она обедала, или просто, как сейчас, острое ощущение потери. Оно приходило ниоткуда и обессмысливало всё, чем она наполняла свои дни. Тогда девушка словно со стороны смотрела на собственное существование, и сама удивлялась, чем занимается.

Сейчас она торопилась домой после курсов французского языка. На работе вполне хватало и ее английского с немецким, но она не знала, что делать с вечерами. Спорт оставлял голову свободной, и в ней поселялись тяжелые мысли. Французский немного помогал с ними справиться.

Яна с трудом нашла место, где можно припарковаться, и выбралась из автомобиля. На улице было очень холодно и безлюдно, и девушка поспешила войти в подъезд. Обычно она поднималась на свой четвертый этаж пешком, но сегодня чувствовала себя слишком усталой. Приехавший лифт с лязгом раздвинул свои двери. Яна посторонилась, чтобы дать проход стоявшему там мужчине в темной вязаной шапке. Но тот, вместо того, чтобы выйти, вдруг выбросил вперед руки и, зажав ладонью ей рот, втянул Яну внутрь кабины. Ошеломленная девушка даже не сопротивлялась. «Молчи, сука, – упреждающе прошипел он, – не то прирежу». И что-то твердое уткнулось ей в бок. Краем сознания Яна заметила, что он нажал кнопку четвертого этажа. «Открывай дверь. Живо!» – скомандовал бандит, по-прежнему крепко придерживая ее за пальто. Яна достала ключи и вставила их непослушными руками в замочную скважину. Понаблюдав секунд десять за ее бесполезными попытками, он сам отрыл замок и грубо втолкнул ее в квартиру.

– Что вам нужно? – тихо спросила Яна. – У меня и взять-то особенно нечего. Сами можете посмотреть.

Мужчина молча запер дверь и повернулся к ней. Черты его лица показались Яне смутно знакомыми. Она удивленно рассматривала его. Тот снял шапку. Грубая пересекающая лоб вертикальная морщина, коротко стриженые русые с проседью волосы… Она определенно его знала. Видела это лицо десятки, может, сотни раз. Но сумела вспомнить, только когда он заговорил.

– Ну, привет, Лариса. Так смотришь, будто не рада мне.

– Валерий… Борисович, – ошеломленно произнесла Яна, не сводя с него глаз.

– Ловко ты облапошила меня, ничего не скажешь, – ухмыльнулся он. – Где же заработанное непосильным горизонтальным трудом? Может, вернешь хотя бы часть?