Велисарий считал усилия императора пустой тратой времени и сказал об этом Ситтасу. Конечно, очень тихо сказал. Даже бесстрашный полководец Велисарий не был настолько смел, чтобы громко критиковать Юстиниана на официальном императорском приеме.

— Бесспорно, пустая трата времени, — прошептал Ситтас. — Всегда, кроме приема варваров. И что? Юстиниана это не волнует. Он любит свои игрушки, в этом-то все и дело. Думаешь, он упустит шанс поиграть в них?

За этими словами — конечно, произнесенными шепотом, себе под нос — последовали грубые замечания о придурках-фракийцах и их детском восторге от безделушек и погремушек. Широко улыбаясь, Велисарий весело их проигнорировал.

По правде говоря, Велисарий сам не так далеко ушел от фракийской деревни. Его, несомненно, нельзя было назвать неотесанным деревенщиной и придурком — как он считал, эти слова очень неточно описывали и императора, — но он, как и император Юстиниан, получал много радости от игрушек.

На самом деле игрушек.

Имелись, например, «летающие троны». На них Юстиниана и Феодору поднимали высоко над толпой. Троны поднимались и опускались в соответствии с настроением императора. В настоящий момент, судя по тому, что трон висел высоко, Юстиниан чувствовал себя отделенным от огромной толпы, собравшейся в зале.

Также имелись и львы, окружавшие троны, когда те стояли на полу. Животные были сделаны из золота и серебра, но их ценность заключалось в другом: по желанию императора они могли дико рычать. Рык напоминал гром. А желание, судя по количеству рыков за полчаса после появления Велисария и компании на приеме, возникало довольно часто.

И, наконец, самые любимые игрушки Велисария: украшенные драгоценным камнями металлические птицы, сидевшие на металлических деревьях и фарфоровых фонтанах, установленных неподалеку от места нахождения императора. Полководца умиляло их металлическое воркование. Больше всего ему нравилась одна птичка на краю фонтана, которая время от времени наклоняла головку, словно для того, чтобы выпить воды.

На самом деле игрушки.

Но, думал он, на этот раз — пустая трата времени и сил. Ни индусы, ни аксумиты не были тупыми варварами, чтобы их удивили и ослепили такие вещи.

Велисарий вначале рассмотрел представителей малва. Выделить Венандактру сложности не представляло: не только потому, что он стоял в центре группы индусов, но и по манере держаться. Он был одет богато, но не кричаще, как и полагалось тому, кто называл себя торговым представителем.

Эта предполагаемая скромность — тоже пустая трата времени, подумал Велисарий, поскольку, как и говорила императрица, Венандакатра вел себя так, словно правил Вселенной.

Велисарий улыбнулся. Показной прием в богато убранном зале специально для Венандакатры был не очень тонким намеком, избранным Юстинианом, чтобы ясно показать малва: римского императора не обманула легенда, преподнесенная индусами. Простого торгового представителя заставили бы ждать несколько недель перед тем, как какой-нибудь бюрократ среднего уровня опустился бы до того, чтобы удостоить его аудиенции в какой-нибудь конторе. Никогда ни одного настоящего торгового представителя не принимали официально в главном зале Большого Дворца перед собравшейся знатью Константинополя.

Велисарий поднял голову и посмотрел на огромную мозаику, украшавшую стену напротив. Он почти ожидал увидеть шок и непонимание на лицах изображенных там святых. Эти святые глаза на стене привыкли смотреть вниз на победоносных полководцев, высших чинов церкви, украшенных драгоценностями послов из Персии, но никак не ничтожных торговцев, да еще пользующихся дурной славой!

Велисарий усмехнулся и снова занялся рассматриванием «торгового представителя» малва.

Кроме надменности, в Венандакатре не было ничего примечательного. Смуглое лицо по византийским стандартам определенно выглядело иностранным. Но оно не выделяло его из толпы. Константинополь считался самым многонациональным городом в мире, свободным от национальных и расовых предрассудков. И его обитатели давно привыкли к экзотическим посетителям. Если человек правильно себя ведет, одевается в византийской манере, говорит по-гречески — все в порядке. Возможно, он и язычник, но цивилизованный язычник.

Венандакатра был мужчиной средних лет, среднего роста. Тонкие черты лица доходили до остроты, что подчеркивалось глубоко посаженными темными глазами. Глаза показались Велисарию такими же холодными, как у рептилии, даже на расстоянии. Паутинка морщинок создавала впечатление чешуи.

Как предположил Велисарий, от рождения Венандакатра склонен к худобе, но на тонких костях накопился значительный жирок. Венандакатра производил странное впечатление: необычная комбинация сдержанной ярости, насыщения и неутоленного голода — как у змеи, заглотившей и не переварившей добычу.

На лице полководца появилась холодная, варварская улыбка. Он вспомнил видение. В другом времени, в будущем, которое Велисарий надеялся изменить, этого подлого человека убивает худенькая девушка. Его побеждают ее мелькающие ручки и ножки, и из его горла, разрезанного его собственным ножом, вытекает кровь.

— Прекрати, Велисарий, — прошептала Антонина.

— Пожалуйста, — подключилась Ирина. — Не следует показывать клыки на приеме в императорском дворце. Ты ведь пытаешься произвести хорошее впечатление, если помнишь.

Велисарий поджал губы. Снова бросил взгляд на Венандакатру, потом отвернулся.

«Ведь на самом деле Подлый».

Потом он перевел взгляд на аксумитов, и мышцы его лица тут же расслабились.

Чисто внешне аксумиты казались гораздо более впечатляющими, чем индусы. И определенно чужестранцами. Во-первых, их кожу даже нельзя было назвать смуглой — только черной. Они оказались черными как нубийцы (а судя по чертам лица Велисарий решил, что один на самом деле нубиец). С другой стороны, если волосы индусов были длинными и прямыми, у аксумитов — короткими и курчавыми, причем в мелких завитушках. Наконец черты лица индусов — если отбросить смуглый цвет — не отличались от греческих (или по крайней мере армянских), лица же аксумитов имели все африканские черты. Это особенно относилось к тому, кого Велисарий принял за нубийца. В чертах других аксумитов имелось что-то арабское, несмотря на черноту. Лицо старшего в группе — по предположению Велисария — советника Гармата — походило на орлиное.

Велисарий знал, что Аксумское царство и южная часть Аравийского полуострова давно контачат друг с другом. Глядя на аксумитов и вспоминая некоторых арабов со слишком темной кожей, которых ему довелось встречать в прошлом, он решил, что связи между двумя нациями часто имели и более интимный характер.

Они явно выглядели в большей мере чужестранцами, чем индусы, — и по привычкам, и внешне. Велисарий тихо рассмеялся, глядя, как неуютно себя чувствует принц в странном для него византийском костюме, положенном на таком приеме.

— Да, это несколько смешно, — тихо согласилась Ирина. — Думаю, он привык носить гораздо меньше одежды, в его-то климате.

— Жаль, он не приехал сюда пару веков назад, — добавила Антонина. — Когда римляне все еще носили тоги. Думаю, в ней он чувство вал бы себя гораздо комфортнее.

— И я тоже, — пробормотал Ситтас. Он недовольно опустил взгляд вниз, на подол тяжелой накидки, украшенной вышивкой и доходящей до колена. Накидка со всеми причиндалами по весу почти не уступала доспехам катафрактов.

— Как только мы оказались в таких нарядах? — застонал он. — Вместо удобных тог?

— Позаимствовали у гуннов, — прошептала Ирина. — А они, в свою очередь, у китайцев. Ситтас аж поперхнулся.

— Ты шутишь! — и снова с ненавистью посмотрел на свое одеяние. — Ты хочешь сказать, что на меня надета одежда проклятых гуннов?

Ирина кивнула, улыбаясь.

— Вот так и развивается цивилизация, — заметила она. — Это не ваша вина. Я имею в виду солдат вообще, не лично тебя и Велисария. Когда все с ума сходили по кавалерии, воины настояли на том, чтобы носить штаны, как гунны. — Она усмехнулась. — Почему вы настояли на том, чтобы также носить и верх их костюма, для меня остается тайной.

— Откуда ты столько знаешь, женщина? — проворчал Ситтас. — Это неподобающе.

— А я не провожу целые дни, попивая вино и жалуясь, что мне нечего делать.

Ситтас гневно посмотрел на нее.

— Будь проклят женский ум. Им никогда не следовало позволять учиться читать. Есть все-таки кое-что хорошее и у фракийцев. Их бабы ходят босиком и читать не умеют.

— Это так, — прошептала Антонина. — Велисарий позволяет мне надевать обувь только на особые мероприятия, подобные этому. — Она с удовольствием посмотрела на собственные ноги, обутые в нечто немыслимое на высоких каблуках, на которых мужчина не смог бы долго удержаться. — И, конечно, еще когда я пляшу голая у него на груди с хлыстом в одной руке и холодным шербетом в другой.

— Покажите мне бабу с умом, и я покажу вам бабу с чувством юмора, — пробормотал Ситтас. — Естественно, все шуточки у нее будут насчет мужчин. — Он обвел взглядом большой зал, на мгновение останавливаясь на каждой женщине и пронзая ее гневным взглядом. Хотя на самом деле большинство из них не казались ни особо умными, ни обладающими чувством юмора.

Велисарий не участвовал в обмене колкостями. Он уже давно смирился с выводящими мужчин из себя шуточками жены. На самом деле они ему даже нравились. Хотя, глядя на этот ужас на маленьких ножках Антонины, он почти содрогнулся, представив, как каблуки разрывают ему грудь.

Он снова обратил внимание на аксумитов. Их было только пятеро. Как он слышал, на прием пришли все, кто приехал в Константинополь. Полководец вновь взглянул на индусов и улыбнулся. И если дипломатическая миссия Аксумского царства состояла всего из пяти человек, индусы, представлявшиеся обычными торговцами, привезли больше двадцати.

Улыбка исчезла. Кое-кто из этих двадцати здесь просто для украшения, но определенно не все. Может, один или два на самом деле интересуются торговлей, но Велисарий не сомневался: по меньшей мере десять индусов — шпионы.

Словно читая его мысли, Ирина прошептала:

— Я слышала, что по меньшей мере десять индусов объявили о своих планах надолго обосноваться здесь. Говорят, для укрепления торговых связей и расширения контактов.

— Несомненно, — пробормотал полководец. — В этом городе всегда был хороший оборот обмана и предательства.

Ирина наклонилась поближе к нему и прошептала еще тише: — Видишь того, что стоит крайним слева? И плотного, ближе к середине, в желтой одежде с черной вышивкой?

Как заметил Велисарий, она даже не смотрела в их сторону. Сам он бросил лишь один беглый взгляд на представителей малва.

— Да, вижу…

— Того, что слева, зовут Аджатасуфа. Плотного — Балбан. Я уверена: Аджатасуфа — один из главных шпионов малвы. Насчет Балбана не так уверена, но также его подозреваю. И если мои подозрения насчет Балбана верны, то он, вероятно, и возглавляет шпионскую сеть.

— Не Аджатасуфа?

Ирина настолько незаметно покачала головой, что Велисарий этого практически не заметил, скорее почувствовал.

— Нет, он слишком выпячивается. Слишком много показного.

Странным, почти таинственным образом Ирине удавалось читать его мысли. И вот опять…

— Это плохая затея, Велисарий. Никогда не следует убивать известных тебе шпионов и начальников шпионских сетей. Их просто заменят на других, которых ты не знаешь. Лучше держать их под наблюдением и тогда…

— Что тогда?

Она улыбнулась и легко пожала плечами, даже не глядя в сторону индусов.

— Что угодно, — прошептала. — Возможности безграничны.

Антонина толкнула Велисария локтем.

— Думаю, пора познакомиться с аксумитами. Я наблюдала за Феодорой, она с нетерпением и недовольством смотрит на нас.

— Вперед, — сказал полководец.

Он взял жену под руку и повел через зал, прокладывая путь сквозь шумную толпу. Аксумиты стояли как бы в стороне, там, где люди уже не толпились. Даже для Велисария, редко посещавшего такие мероприятия, стало очевидно: их намеренно игнорируют.

Аксумиты заметили их по мере приближения. Старший, которого Велисарий считал советником Гарматом, никак не отреагировал. С другой стороны глаза молодого принца заметно округлились. Можно было бы даже сказать, что он уставился на Велисария как на диковину, пока высокий мужчина за его спиной — тот, кого Велисарий считал нубийцем — не толкнул его локтем. Тогда принц оторвал взгляд от приближающихся людей и посмотрел куда-то в зал. Спину держал прямо, словно кол проглотил.

По мере приближения Велисарий встретился взглядом с нубийцем. Высокий чернокожий мужчина тут же расплылся в широкой улыбке, показав зубы, затем эта улыбка так же быстро исчезла.

Велисария человек удивил. Чем занимался советник Гармат, было ясно. Два других члена миссии явно солдаты. Личное окружение принца, люди, подобные его собственным пентархам Валентину и Анастасию. Опытные, через многое прошедшие воины, которым около тридцати — или чуть меньше, или чуть больше. Достаточно молодые, чтобы подходить физически, и достаточно взрослые, чтобы не бросаться с головой в омут и не совершать необдуманных поступков.

Тогда в какой роли тут нубиец? Каковы его функции? Более того — почему нубиец? А что это так, Велисарий почти уверился, подойдя к небольшой группе. Чертами лица высокий мужчина отличался от аксумитов, в них не было ничего орлиного, только чисто африканские черты.

Но Велисарий скоро узнает точно. Он остановился в нескольких футах от группы и вежливо поклонился.

— Меня зовут Велисарий, — объявил он. — Я…

— Лучший римский полководец! — сказал самый старший в группе. — Такая честь! Я — Гармат, советник принца Эона Бизи Дакуэна. — Он кивнул на молодого человека, стоявшего рядом с ним.

Велисарий внимательно осмотрел принца. Тот, как подумал полководец, оказался очень симпатичен — экзотическим образом. Юноша не отличался высоким ростом, но был определенно хорошо сложен. Под тяжелой вышитой накидкой, подозревал Велисарий, скрывается мускулистое развитое тело.

Принц кивнул, очень легко, почти невежливо. Высокий мужчина, стоявший за принцем, тут же пихнул его локтем, причем довольно сильно, и произнес несколько слов на языке, которого не знал Велисарий. Двое воинов-аксумитов, стоявших по бокам, что-то пробормотали. Судя по интонации, Велисарий понял: это слова одобрения.

Происходило что-то странное. Язык был полководцу неизвестен, но… Велисарий почти понял значение слов. Странно.

Велисарию показалось, что принц, несмотря на черноту кожи, покраснел от смущения. Молодой человек выпрямился еще сильнее (если такое возможно) и поклонился. На этот раз очень низко и уважительно. Высокий мужчина за спиной принца опять сверкнул улыбкой и произнес на греческом с очень сильным акцентом:

— Я ему сказал: «Прояви уважение, мальчишка! Он — великий полководец, проверенный в битвах, а ты только молокосос». — Снова широкая улыбка. — Конечно, я говорил на нашем языке, чтобы не смутить молодого глупого принца. И не дал ему подзатыльник по этой же причине. Но теперь считаю: я должен перевести, чтобы не оскорбить знатных гостей.

— А ты кто, если я могу спросить?

Высокий мужчина улыбнулся еще шире.

— Я? Я — никто, великий полководец. Несчастный раб, только и всего. Самое низшее существо на земле, унижаемое вне всякой меры.

— Не мог бы ты представить нас своей очаровательной жене? — перебил Гармат.

Велисарий извинился и представил присутствующих друг другу. Гармат был опытным и искусным дипломатом и умудрился осыпать комплиментами красоту и шарм Антонины, причем таким образом, что никто не смог бы заподозрить малейшего личного интереса в его словах. У принца так хорошо не получилось. Он говорил очень вежливо, но был явно сражен красотой женщины.

Высокий мужчина за его спиной опять что-то сказал резким тоном. Воины снова выразили одобрение.

Но на этот раз Велисарий понял значение слов — не понимая, как ему это удалось.

— Идиот! Бегай дома за пастушками, если тебе так хочется! Нечего пялиться на жен великих иностранных полководцев!

Велисарий ничем себя не выдал. Или по крайней мере ему так казалось.

— Ты говоришь на нашем языке, — объявил Гармат.

Велисарий думал с минуту, затем покачал головой.

— Нет. Я могу понять некоторые слова, и это все. Но я не могу говорить. А как он называется?

— Геэз.

— Спасибо. Прости мне мое невежество. Я очень мало знаю про Аксумское царство. Как я уже упоминал, я не могу говорить на вашем языке, но немного его понимаю.

Гармат очень внимательно смотрел на него.

— Думаю, больше, чем немного.

Советник взглянул на высокого мужчину за принцем.

— Тебя удивляет поведение Усанаса, — это было скорее утверждение, чем вопрос.

Велисарий посмотрел на высокого мужчину.

— Это имя?

Усанас ответил, опять на греческом:

— Это мое цивилизованное греческое имя, полководец Велисарий. На моем родном языке меня зовут… — последовало несколько непроизносимых слогов.

— Ты нубиец, — сказал Велисарий.

Усанас улыбнулся от уха до уха.

— Нет! Ужасные люди, эти нубийцы. Очень любят воображать из себя невесть что, притворяются египтянами. Чихал я на них!

Гармат перебил его:

— Римляне очень часто ошибаются. На самом деле он родился гораздо южнее Нубии. Он из земли между великими озерами, которая совсем неизвестна людям Средиземноморья.

Велисарий нахмурился.

— Значит, он не из Аксумского царства?

— Нет! — воскликнул Усанас. — Ужасные люди, эти аксумиты! Любят воображать о себе невесть что, притворяются потомками Соломона.

Снова улыбка.

— Однако на Аксумское царство я не чихал. Иначе сарвены, — он показал большим пальцем вначале на одного воина, потом на другого, — побьют наглого раба.

Двое сарвенов утвердительно кивнули.

Велисарий сурово нахмурился. Гармат улыбнулся.

— Тебя, как я понимаю, удивляют некоторые наши обычаи.

— Это что, такой обычай? — с сомнением спросил Велисарий.

Гармат закивал.

— О, да! Очень старый обычай. У любого ребенка мужского пола, родившегося у царя, — а иногда и у девочек, если нет наследников-мужчин, — есть особый раб. Он прикрепляется к ним в возраст десяти лет. Раб всегда иностранец, ну… в некотором роде. Его называют давазз. Его работа — особого рода. У принца есть советник, чтобы обучать его управлению государством, которым царь должен править как следует, — тут Гармат показал на себя. — Ветераны из его полка обучают его военному искусству, он должен владеть оружием, чтобы остаться у власти. — Гармат показал на двух солдат. — А затем, что самое важное, у него есть давазз. Который учит его, что разница между рабом и царем не так уж велика.

Усанас улыбнулся.

— Гораздо лучше быть рабом! Никаких беспокойств.

Антонина мило улыбнулась.

— Я полагаю, тебя должно беспокоить, что сделает принц, если когда-то займет трон? — спросила она. — И вспомнит давазза, оскорблявшего и обижавшего его бессчетное количество раз?

Улыбка с черного лица не сошла.

— Чушь, госпожа. Принц будет благодарен. Осыплет верного давазза подарками. Предложит ему престижный пост.

Антонина улыбнулась в ответ.

— Может быть. В особенности, если давазз был добрым человеком, мягко укорявшим принца, и то только в редких случаях.

— Чушь! — воскликнул Усанас. — Давазз такого рода бесполезен!

И он дал принцу подзатыльник, причем очень тяжелый. Принц и глазом не моргнул.

— Видите? — спросил Усанас. — Хороший принц. Очень сильный и выносливый, с твердой головой. Если он когда-то станет царем, арабы затрепещут.

Велисарий был зачарован.

— Но… давайте представим на мгновение… я имею в виду…

Гармат перебил его:

— Тебя интересует, какими мотивами руководствуется давазз, проявляя такую суровость? Когда, как указала твоя жена, всегда есть риск, что царь будет вспоминать прошлое, причем самые его неприятные моменты?

Велисарий кивнул. Гармат повернулся к Усанасу.

— Что случится, Усанас, если ты будешь игнорировать свои обязанности? Не сможешь правильно воспитать принца и показать ему истинное положение вещей?

Улыбка исчезла с лица Усанаса.

— Саравит очень рассердится, — он посмотрел в одну сторону, потом в другую. — Очень раздраженные, очень злобные сарвены. — Улыбка вернулась. — Принц — ничто. Царь — почти ничто. Саравит — очень важен.

Солдаты одобрительно кивнули.

Гармат повернулся к Велисарию.

— По нашей традиции, когда принц садится на трон или достигает совершеннолетия — что у нас наступает в двадцать два года, — то его сарв выносит постановление по даваззу. Если решают, что давазз хорошо выполнил свою работу, ему предлагают членство в сарве. И обычно высокий ранг. Или, если он того хочет, он может вернуться домой, с благословением сарва и, конечно, множеством даров от бывшего принца.

— А если сарву не понравится, что он сделал?

Гармат пожал плечами. Из-за его спины Усанас пробормотал:

— Очень плохо.

Солдаты одобрительно кивнули.

Велисарий почесал подбородок.

— А давазз всегда с юга?

— О, нет! — воскликнул Гармат. — Давазз может быть из любой чужой страны, при условии, что его народ считается храбрым и сам он известен своим мужеством. Например, давазз царя Калеба был арабом, бедуином.

— А что с ним произошло?

Гармат кашлянул.

— Ну, на самом деле он сейчас стоит напротив тебя. Я был Даваззом Калеба.

Велисарий с Антониной уставились на него. Гармат виновато кашлянул.

— Моя мать, боюсь, не славилась целомудрием. Ей особенно нравились симпатичные молодые эфиопские торговцы. Как видите, в результате одного такого союза получился я.

— А как тебя схватили? — спросил Велисарий.

Гармат нахмурился. Он, казалось, не понял, о чем его спрашивают.

— Кто схватил?

— Аксумиты — когда они взяли тебя в плен, поработили и сделали даваззом Калеба?

— Никто никогда не захватывает давазза! — воскликнул принц. — Если человека можно взять в плен, то он не подходит на роль давазза!

Это были первые слова принца. Голос Эона оказался приятным, хотя и необычно низким для такого молодого человека.

Велисарий покачал головой.

— Я совсем не понимаю. Как тогда вы кого-то делаете даваззом?

— Делаете даваззом? — переспросил принц. Он в замешательстве посмотрел на советника. Гармат улыбнулся. Солдаты хмыкнули. Усанас рассмеялся.

— Никто никого не делает даваззом, полководец, — пояснил Гармат. — Это очень большая честь. Люди приезжают из всех мест, чтобы участвовать в конкурсе. Когда я услышал, что аксумиты собираются выбрать нового давазза, я проехал половину Аравийского полуострова. А затем я обменял великолепного верблюда на весельную лодку, чтобы пересечь на ней Красное море.

— Я шел пешком через джунгли и горы, — сообщил Усанас. — Я ничего не менял и не продавал. Мне нечего было продавать, кроме своего копья, которое мне самому требовалось.

Он приподнял рукав и показал очень мускулистую руку, которую искажал ужасный шрам.

— Получил от пантеры по пути, — улыбка вернулась. — Но шрам того стоил. Благодаря ему я участвовал только в последнем раунде. Не пришлось тратить время на глупые первые конкурсы.

— Усанас — самый великий в мире охотник, — объявил Эон, с гордостью в голосе.

Усанас тут же дал ему подзатыльник.

— Молодой дурак! Самый великий охотник — это львица где-нибудь в саванне. Надеюсь, ты с ней никогда не встретишься. И не будешь думать о своей ошибке, сидя у нее в животе.

— А ты, Гармат? Ты тоже был великим охотником? — спросила Антонина.

Гармат пренебрежительно махнул рукой.

— Ни в коем случае. Ни в коем случае. Я… как бы это выразиться? Давайте скажем, что аксумиты были рады выбрать меня. Одним ударом они получили давазза и избавились от самого беспокойного предводителя бандитов в Хадравмате, — он снова пожал плечами. — Я порядком устал от бесконечной череды набегов и попыток уйти от преследователей. Мысль о стабильном положении пришлась мне по душе и… Он помедлил, оценивающе оглядывая стоявших перед ним двух римлян.

— И мне всегда нравились люди, из которых происходил мой отец, — продолжил он. — Кто бы ни был мой отец, я никогда не сомневался, что он аксумит.

На мгновение лицо советника стало суровым.

— Меня воспитывали, как араба, и я не забыл этой части своего наследия. Арабы — великие люди, во многом. Но они были очень суровы к моей матери. Насмехались над ней, обижали. Только по той причине, что ей нравились мужчины.

Он отвернулся, оглядывая шумную толпу, собравшуюся в зале.

— Она была хорошей матерью. Очень хорошей. Конечно, когда я получил власть, насмешки прекратились. Но ее никогда по-настоящему не уважали. Так, как нужно. Поэтому я забрал ее с собой в Аксумское царство, где другие обычаи.

— А как они отличаются? — спросила Антонина.

Гармат снова посмотрел на нее оценивающе. На этот раз смотрел дольше. Велисарий знал: сейчас принимается важное решение.

— Давайте просто скажем, Антонина, что аксумиты не станут шептаться о женщинах, стоящих у власти, несмотря на их сомнительное прошлое. Даже как здесь шепчутся, среди образованных греков.

Антонина замерла на месте. Гармат уныло улыбнулся.

— Да и оснований для такого шепота не будет — среди аксумитов. Проституция среди них неизвестна. Кроме портовых городов, где она существует для иностранных моряков. Над которыми потом смеются: ведь они заплатили немалые деньги за то, что могли бы получить бесплатно. Ну то есть за шарм, ум и хорошую беседу.

В разговор вступил Усанас, вначале, правда, скорчил ужасную гримасу:

— Аксумиты все выставляют напоказ. Это хорошо известно! Я был поражен, когда впервые услышал об этом, в моей отдаленной маленькой деревне на юге. Конечно, мои люди отличаются высокими моральными качествами. — Его лицо стало печальным. — О, да! Я был шокирован такими новостями! Тут же отправился проверить лично, чтобы прекратить такие ужасные слухи. — Опять широкая улыбка. — Жаль, но слухи оказались верными. Конечно, я бы сразу же убежал, но к тому времени, как я узнал…

— В день прибытия, — вставил один из солдат.

— …оказалось слишком поздно. Уже был выбран даваззом. И что я мог поделать?

Антонина и Велисарий рассмеялись. Гармат развел руками.

— Видите? Даже наши священники, боюсь, слишком терпимы по вашим стандартам. Но нам нравятся наши обычаи. Даже негуса нагаст не особо беспокоится насчет отцовства своих сыновей. Да и какую роль играет их кровь? В конце концов значение имеет только одобрение саравита.

Солдаты одобрительно кивнули.

Советник посмотрел на Велисария, ею глаза были очень внимательными.

— Тебе следует лично приехать к нам, — заметил он.

— Только со мной, чтобы я могла за ним следить! — воскликнула смеющаяся Антонина. Затем, вспомнив об их цели, резко осеклась и замолчала.

Гармат тут же заметил фальшь. Но до того, как он смог что-то сказать, Велисарий откашлялся.

— На самом деле, Гармат…

Его перебил звук фанфар. Велисарий резко дернулся. Трубили в трубы, которые обычно использовались в битвах. Таким образом римские полководцы передавали приказы во время боя. Велисарий был непривычен к их использованию в мирной жизни.

Троны Юстиниана и Феодоры подняли на максимальную высоту. Толпа в зале прекращала разговоры, наступала тишина. Было ясно, сейчас прозвучит важное объявление.

— Я должен перед вами извиниться, — быстро прошептал Велисарий Гармату. — Я так увлекся нашей беседой, что забыл о времени. Объявление…

Гармат положил руку ему на плечо.

— Давай послушаем объявление, полководец. Потом мы обсудим все, что требуется обсудить.

Когда объявление было сделано, Велисарий заметил три вещи.

Первое. Он отметил изменение отношения толпы и к нему самому, и к аксумитам. Если раньше их игнорировали, сейчас стало очевидно их в самое ближайшее время окружат собравшиеся в зале.

Второе. Он даже на расстоянии заметил очень кислое выражение лица Венандакатры. И быстрое перешептывание среди его окружения.

Третье. Тройственная реакция аксумитов. Гармат, даже с большим опытом царского советника, не мог не выглядеть довольным. Эон, с малым опытом молодого полного энергии принца, с еще большим трудом скрывал неудовольствие. А давазз, как и всегда, выполнял свою работу под внимательным взглядом сарвенов.

— Нас не поставили в известность! — рявкнул принц.

Усанас тут же дал ему подзатыльник.

— Тупой молокосос! Если лев приглашает тебя пообедать, ты должен принять приглашение. Или ты сам предпочтешь стать обедом? Тупой младенец!

Солдаты одобрительно кивнули.