Тарритаун, Нью-Йорк, был тем самым местом, где Вашингтон Ирвинг создал свою «Легенду о Сонной Лощине», так что странные события здесь – это обычное дело. Вниз по течению от Оссининга, где располагалась печально известная тюрьма «Синг-Синг», число посетителей увеличилось за год в два раза, впрочем, как и заключенных. Китти туда не попадет, если ее осудят, потому что она не мужчина.

Скорее всего она закончит свои дни в изящном маленьком селе под названием Бедфорд-Хиллз, в котором содержали только очень опасных женщин – особо охраняемое учреждение для женщин штата, – или это Дана подумала, что так может произойти, хотя никто за столом не горел желанием это обсуждать.

Они собрались в «Калабрии» через день после слушания дела Китти. Они уселись в укромном уголке, как и просила Кэролайн.

– Мы ведь не виноваты? – сказала Бриджет до того, как должна была прийти Китти.

– Что Китти убила мужа? – спросила Кэролайн. Мимолетное пренебрежение обозначилось в ее голосе, словно укор: как это Бриджет может спрашивать подобные вещи?!

– Что Китти якобы убила Винсента, – поправила Дана.

– А мы-то тут при чем? – спросила Кэролайн.

– Потому что мы degout снобы, – продолжила Бриджет. – Китти – наша подруга, но ее бросил Винсент, и мы все поступили точно так же.

Кэролайн от комментариев воздержалась.

Дана тоже. Ведь только вчера она напоминала себе, что они и в самом деле снобы. Вместо того чтобы что-то сказать, она оглядела ресторан. Декор был выполнен в красно-зеленых, итальянских цветах. Столы были уставлены бутылками кьянти со свечным воском на горлышке. На стенах были изображены портовые сценки, и выглядели они так, словно их рисовали по номерам, одну за другой.

В общем и целом это место казалось достаточно ветхим для того, чтобы сократить до минимума число клиентов, которые могли бы их узнать. Кроме того, они же были в Тарритауне.

Бриджет оказалась права, подумала Дана. Они были degout снобами.

Кэролайн выбрала вино и сказала официанту, что они подождут, пока не подойдут все, а потом закажут еду.

– Ну вот, теперь Китти опаздывает, – добавила Бриджет, сканируя пространство взглядом. Женщины Нью-Фоллса никогда не опаздывали, каким бы незначительным ни было событие. Может, они и были снобами, но примадоннами себя не считали, по крайней мере в том, что касалось времени.

– Я просила ее прийти в час, – произнесла Кэролайн. – Я хотела поговорить с вами обеими до того, как она придет.

«Ты говорила с нами обеими – вроде бы – вчера по телефону», – хотела сказать Дана. Но она заподозрила, что вино и обстановку Кэролайн выбрала не случайно. В конце концов, она всегда все планировала заранее. Вот как ей удавалось совмещать посещение такого количества советов директоров.

– Я присмотрела адвоката для Китти, – сказала ока, засовывая руку в свою сумочку от Гуччи и извлекая оттуда визитку. – Пол Тобин, – сказала она. – Работает в Уайт-Плейнз. Ей назначено в понедельник в одиннадцать.

Дане показались подозрительными две вещи: во-первых, то, что Кэролайн «присмотрела» адвоката не из Манхэттена, а во-вторых, что она вручила визитку ей.

Она попыталась вернуть ее назад.

– По-моему, ты должна сама передать ее Китти, – сказала Дана.

Кэролайн была хорошей подругой все эти годы, но в последнее время она начала раздражать Дану. Благотворительность, повестки дня, погоня за совершенством… Боже, разве Кэролайн еще не само совершенство? Взгляд Даны переместился на ее губы. Она не смогла скрыть короткой улыбки.

– Я не могу остаться на обед, – сказала Кэролайн. – Вообще-то, если сказать по правде, я не могу участвовать во всем этом. Я нашла этого Тобина и заплатила ему аванс. Но это все, что я могу сделать для Китти.

Улыбка сошла с лица Даны. Она заплатила аванс?

– Как щедро с твоей стороны! – восхитилась Бриджет прежде, чем Дана успела спросить, что могло внушить Кэролайн мысль заплатить тысячи долларов, чтобы помочь подруге, которую она списала со счетов.

Принесли вино; Кэролайн поднялась.

– Приятного аппетита, – пожелала она, поправляя своего «Гуччи» на плече. – Официант все запишет на мое имя. И кстати, – с прохладной улыбкой добавила она, – прошу вас, скажите Китти, чтобы она мне больше не звонила.

Подходящая фраза, чтобы уйти, и она не упустила шанс.

Стивен приехал этим же вечером, на два дня раньше срока.

Дана сидела на двухместном диванчике, положив ноги на кофейный столик и обдумывая обед, на котором никто не притронулся ни к еде, ни к напиткам. Она думала о Бриджет и Китти и странном поступке Кэролайн, когда в дверь вошел муж.

– В пятьдесят восемь еще рано уходить на пенсию? – Он бросил свой чемодан на пол и приземлился на диванчик рядом с ней.

Из всех мужей ее подруг Стивен сохранил свою внешность лучше всех. Он не был похож на голливудского красавца, никогда не наводил марафет, и вряд ли при встрече с ним Рэдфорд или Питт упали бы замертво. Но Стивен был высоким и с хорошей осанкой, с сияющими серыми глазами и сильными скулами, немного лысеющий, и еще его очки в тонкой оправе придавали ему искренности. А искренность – это то, что надо для человека, который специализировался на поглощениях и захватах.

Вряд ли кому-нибудь пришла бы в голову мысль убить его.

Но хватало ли у них денег, чтобы он мог уйти на пенсию? После сегодняшнего дня Дана особенно осознавала параллели между состоятельностью и тем, чтобы быть degout снобом. Она никогда не задумывалась о том, чтобы быть легкомысленным, обычным снобом, потому что никогда не принимала этого всерьез. Но, послушав Бриджет, можно было сделать вывод, что они такие, как бы сказать, отвратительные.

– Неужели твоя поездка была такой изматывающей? – спросила Дана, а потом добавила: – Не хочешь выпить? – Все-таки это был долг жен Нью-Фоллса – уважать и служить, даже если речь шла всего лишь о бурбоне.

Стивен махнул рукой:

– Нет. Не сегодня.

Она была благодарна, что не надо вставать с дивана.

– Ты рано. Что-то не заладилось?

Потирая макушку рукой (наверное, чтобы волосы совсем не росли), он сказал:

– Вообще-то сделка прошла хорошо. Быстро. Мы со всем управились в рекордное время.

– И ты устал.

– Да. Ненавижу эти поездки.

– Тогда иди на пенсию.

Муж засмеялся:

– И что я буду делать?

Дана пожала плечами:

– Ну, играть в гольф. Ходить под парусом. Я не знаю. Что делают другие?

Он снова засмеялся, пропустив ее замечание мимо ушей.

– Скажи мне: чем ты занималась, пока меня не было? Ты выглядишь задумчивой. Что-то случилось?

Издав тяжелый вздох, Дана рассказала ему, что Винсент Делано убит, Китти арестовали, Бриджет считает, что все ее подруги снобы, а Кэролайн ведет себя как-то странно.

– Кэролайн Мичем всегда вела себя странно, – сказал Стивен, – это не новость. А вы, должно быть, и в самом деле снобы, и что тут такого?

Дана засмеялась и ткнула его ногу, которая теперь тоже лежала на кофейном столике, своей ногой.

– Ты ничего не сказал насчет Винсента и Китти.

– Перевариваю.

– Стивен, это убийство, а не куриный бульон.

– Кстати, что у нас сегодня на обед?

– Стивен!

Теперь настала его очередь вздыхать.

– Ну, я не удивлен. Плохо, что Китти арестовали, но разве ее можно винить?

– Винить? Ты об Иоланде?

– Иоланде? Парикмахерше? – Стивен фыркнул. – Какой там! Что ты скажешь насчет твоей подруги Лорен?

Дана побелела.

– Что? Что насчет Лорен?

Он снова потер макушку.

– Я тебе не говорил, что видел их?

– Кого?

– Их. Давно. Несколько месяцев назад. Может, год. Не знаю. Я думал, я тебе сказал.

Дана выпрямилась в струнку.

– Стивен, – сказала она, – выкладывай.

– Мы с Эдом Кенноном из Англии собирались выпить. Когда же это было? Может, прошлым летом? Ну, не важно. Мы пошли в бар Гарри, но там все было забито. Нет. Не летом. Это было весной. Где-то… Точно! Пятнадцатого апреля. Вот почему там все было забито. – Он улыбнулся так, словно он гений.

Дана едва сдержалась, чтобы не спустить на него собак.

– Я решил подождать Эда в холле. Ну, в «Хелмсли», ты знаешь…

Она прекрасно знала, что бар Гарри находится в «Хелмсли».

– Вот тогда-то я и увидел, как Лорен и Винсент выходят из лифта. Они так были поглощены друг другом, как будто только что воспользовались одним из номеров.

Если бы муж сказал, что земля разверзлась и поглотила Манхэттен, в этом и то было бы больше смысла.

Лорен и Винсент?

Их Лорен и ее, Китти, Винсент?

Стивен убрал свои длинные ноги со стола и медленно поднялся.

– Пойду налью себе чего-нибудь все-таки. Тебе принести?

Но Дана сидела безмолвно, ошарашенная до такой степени, что не могла ни двигаться, ни дышать.

Если бы не Люк, Бриджет отменила бы свою поездку в Прованс и Эйми полетела бы домой одна. Она бы пошла на встречу с адвокатом Полом Тобином вместе с Китти и Даной и помогла организовать подпевки, добавила бы свой альт к сопрано Китти. Очень плохо, что эти женщины снобы. Но они хотя бы умеют держаться вместе.

Бриджет была так раздражена тем, что Кэролайн так явно отшила Китти, что сделала бы что угодно, лишь бы помочь бедняжке. Но конечно, только не отменить свое путешествие.

Вернувшись в гардеробную Эйми, Бриджет снова стала пересчитывать и складывать свитера и думать, почему она позволила ей скопить у себя все эти признаки богатства, которое она начинала ненавидеть.

Ее отец был французским пастухом. Бриджет росла в Камарге, что на юго-западе Прованса, посреди белых лошадей, розовых фламинго и цыган, которые собирались весной. Она посещала школу «Сан-Мари де ля мер» – там, куда Мария Магдалина, по преданию, ушла после распятия Иисуса, – где Пти-Рон впадает в Средиземное море, где в избытке водились омары, а оливки и фиги привозили с холмов. Она молилась в церкви девятого века, перестроенной монахами в оборонительное сооружение города.

Это было милое, спокойное, полезное для здоровья место, в котором можно было расти даже в шестидесятые и семидесятые, когда весь мир раздирали протесты, мятежи и войны.

Когда ей было одиннадцать, Бриджет влюбилась в Люка, такого же пастуха, как и ее отец, хотя ему было всего тринадцать. В семнадцать Люк сражался с черными камаргскими быками на средневековой арене во французском стиле, где быков не убивали.

Они были предназначены друг для друга, Бриджет и Люк.

Когда ему исполнилось двадцать, они поженились. Когда ему исполнился двадцать один год, а Бриджет девятнадцать, у них родился сын, Ален, которого назвали в честь ее отца. Когда Люку исполнилось двадцать четыре, а Бриджет двадцать два, его пронзил бык. Он не мог больше ходить, но пенис был по-прежнему в норме, хотя депрессия у него была такая, что он почти не думал о сексе.

Даже такое идиллическое место, как «Сан-Мари де ля мер», не могло воодушевить Люка.

Он хотел, чтобы она уехала, забрала Алена с собой, чтобы у нее была лучшая доля, которой она заслуживала.

Но Бриджет осталась.

У них было мало денег; они съехались с ее родителями; когда умерла ее мать, они остались с отцом, и Бриджет ухаживала за всеми. Ален был единственным звеном, которое их связывало, очаровательный маленький мальчик с чувствительной душой своего отца и именем своего деда.

И вот однажды после школы пятилетний Ален бродил где-то на болотах, наверное, пошел за дикими лошадьми. Его нашли на следующий день, он захлебнулся в трясине, его прекрасное маленькое тельце уже раздулось.

Следующий год был как долгий ужасный сон, время проносилось, как скоростной поезд от Марселя до Парижа, и вид из окна был слишком размытым, чтобы можно было испытывать какие-то эмоции. В следующий момент Бриджет поняла, что работает официанткой недалеко от Сорбонны, женщина, которая потеряла своего ребенка, чей муж стал грустным и нелюбящим и с которым она развелась.

«Жизнь в Камарге больше не для меня», – сказана она Люку, когда прощалась. Он не стал спорить.

Шесть лет спустя, когда Бриджет уже была замужем за Рэндаллом пять лет и жила в Нью-Фоллс среди богатых американцев, умер ее отец.

Она приехала на похороны. Бриджет соблазняла Люка, она хотела вернуть его. Бывший муж отверг ее: у него была теперь другая жена, другой ребенок. Наверное, его депрессия прошла.

Бриджет не испытывала боли после этого, с ней осталась только призрачная, мучительная память об утрате, которая не покидала ее никогда: ни зимой, ни весной, ни летом, ни осенью. Ее жизнь проходила рядом с Рэндаллом, но ее сердца не было рядом с ним.

Когда родилась Эйми, Бриджет решила, что у ее дочери будет все, чего не было у нее самой, что ее жизнь станет лучше, чем жизнь в Камарге с белыми лошадьми. Но шло время, Люк так и не ушел из памяти Бриджет, и прошлой осенью она вернулась в Прованс под предлогом того, чтобы отдать свою дочь во французскую частную школу.

Она видела его тогда, хотя и была не одна. Рэндалл все же поехал с ней. Бриджет представила Люка как старого друга семьи, протеже ее отца, в прошлом пастуха.

На Рождество она убедила Рэндалла позволить ей пересечь Атлантику, чтобы привезти Эйми домой. Откуда ей было знать, что Люк уехал на праздники в Париж?

«Может, на сей раз, – подумала Бриджет с улыбкой. – Может, я увижу его, и я скажу ему, что больна, и тогда он вернется ко мне».

Ее мечтания прервал звук шагов ее мужа по ковру в спальне.

– Так и думал, что найду тебя здесь, – сказал Рэндалл. Он был меньше ростом, чем большинство мужчин, и носил парик, в котором его стилист уже начал делать седые пряди. У него были добрые глаза и доброе сердце, и он заслуживал кого-то получше, чем она. – Слышал о Винсенте Делано.

Бриджет кивнула.

– Cest terrible, – сказала она.

– И о Китти. Твоей подруге.

– Она его не убивала.

– Ты уверена?

– Non.

Он указал в сторону чемодана.

– Я поеду за ней, – заявил муж. – Ты останешься в Нью-Фоллс. Я думаю, ты нужна Китти.

Какое-то время Бриджет пыталась понять, что он сказал.

– Что?

– Я сказал, что сам поеду во Францию и заберу нашу дочь. Не надо меня благодарить, я и сам хочу это сделать.

Рэндалл повернулся и ушел из гардеробной Эйми, а Бриджет так и осталась стоять с «Ральфом Лореном» в руках.